Парадоксальность

                П А Р А Д О К С А Л Ь Н О С Т Ь

   Целых два дня и две ночи меня донимала боль в левом ухе. То – ничего-ничего, а то начиналась такая стрельба, что хоть бейся, как говорится, о стенку. Самолечение не помогало, и с утра я пошел в поликлинику.
   На лестничной площадке я встретил соседа, Степана Бердяева, шустрого говорливого мужичка, моего возраста. Он тоже запирал свою дверь.
- Здорово, Сергеич!- Бердяев поздоровался первым и сразу стал рассказывать о чем-то своем.- Понимаешь, совсем загребла меня эта головка!..
- Не понял. Какая головка?- спросил неосмотрительно я и тут же окунулся в бурный словесный поток.
- Головка! Заводная головка часов! - пояснял торопливо Степан.- Часы, понимаешь, швейцарские, дорогие как память от деда! Ходят отлично, а заводить не могу: шлицы у головки сточились на нет!.. И нигде такую головку подобрать не могу! Швейцарскую сейчас не достанешь, а наши, которые вроде бы по размерам подходят, совсем никудышные – уже третью придется выбрасывать!  Бегу сейчас еще в одну мастерскую – обещали там что-то придумать…
   Мы с ним вместе стали спускаться к подъезду.
- Понимаешь,- говорил все так же торопливо Степан,- в часах есть и другие детали, которые поважнее головки: шестеренки, там, анкер, маятник, пружина. А мне теперь кажется, что в часах самое главное это – заводная головка!
   Выйдя на улицу, мы направились в разные стороны: он к автобусной остановке, а я – в поликлинику. Голова моя почему-то вдруг стала занята  размышлением над словами Степана. Я шел и думал: «Как точно подметил он очень тонкую вещь: ценнее всего нам всегда кажется то, что в данный момент нас волнует! Какая глубокая мысль!.. Такое же происходит и в отношениях к людям: того, кто добросовестно выполняет свои дела и работу, того мы не ценим, и даже не замечаем, а вот лентяй, бракодел, пустомеля – те постоянно находятся в поле внимания, и не всегда в отрицательном поле! Когда забулдыга, к примеру, на месте и в надлежащем порядке – ему начинают воспевать дифирамбы: надо же, какой молодец – он трезвый второй уже день! Надо же – вчера он работу сделал без брака!.. Какую емкую мысль обозначил Степан мимоходом: даже пустышка, подонок, пройдоха в какой-то определенный момент может стать и дорогим, и желанным!»
   Я, конечно же, сильно преувеличивал, считая редкой находкой эту хрестоматийную истину: почти две тысячи лет назад на нее указал сам Иисус Христос в одном из своих нравоучительных откровений. Он говорил: «Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти незаблудившихся».
   Думая над словами соседа, я замечал их второй, дополнительный смысл, это меня увлекало: возникшая вдруг одна конструктивная мысль тянула за собой другую, третью и пробудила во мне целую гирлянду мыслей о парадоксальности всех наших цен и оценок. Разбираясь в этой гирлянде, я перестал даже чувствовать боль в своем ухе и не заметил, как перенесся в  не такое уж и далекое прошлое. Опять оказался в эпохе, когда  славолюбивые до неприличия зодчие  награждали сами себя орденами и колдовали над заливкой фундамента нового, идеального общества, общества социально-экономической справедливости – голубой мечты  всех времен и народов. На пути к утопической цели они не гнушались ни какими средствами и даже презрели ими же открытый закон о жестких условиях, необходимых для плодотворной смены общественных образований. В новом фундаменте был использован только один оказавшийся в наличии ингредиент, и жизнь подтвердила ненадежность такого фундамента: все, что удалось воздвигнуть на нем, само собой вместе с ним развалилось…

  Незадолго до развала Союза я работал в должности начальника проектно-сметного бюро управления местной промышленности. Тогда при каждом областном управлении существовали подобные организации.  В основном, для двух целей: для престижа – дескать, и мы шагаем в строю научно-технического прогресса, и для сохранения поголовья мелких служащих. Центральные власти то и дело начинали борьбу за сокращение административного аппарата, устанавливали проценты, выполняя которые, управленцы давно должны были исчезнуть как элемент, а в самих управлениях должны оставаться только крайне необходимые должности: сторож, уборщица, бухгалтер, кассир и начальник. Но такого не наблюдалось никогда и нигде  - мелкие управленцы  сохранялись и множились. Из безвыходного, казалось бы, положения был найден замаскированный выход: поскольку на категорию ИТР сокращения не распространялись, местные отраслевые начальники создавали организации типа НИИ, КБ, ПСБ, якобы для ускорения прогресса, и своей властью подлежащих сокращению управленцев формально переводили в штаты этих организаций, но все якобы сокращенные люди оставались сидеть в своих якобы пустующих кабинетах и продолжали заниматься своей рутинной работой. Такая игра в дурачков была всем известна, она казалась наивной, но она продолжалась, и только часть ИТР была занята действительно нужным для модернизации экономики делом.
    В нашем бюро тоже была экспроприация кадров: больше половины работников управления числилось в нашем штате, однако мы все-таки свое предназначение исполняли, и были даже на хорошем счету.   
   Но вот оказалась вакантной должность инженера – сантехника. Занимал эту должность неприметный мужичок по фамилии Белкин, все-то он делал в срок, делал качественно, я не помню ни одного замечания по его разработкам, и особого внимания я на него как-то не обращал. 
   По какой-то причине этот Белкин уволился. И тогда оказалось, что сантехник-проектировщик очень ценная в нашем регионе специальность. Заведений, выпускающих специалистов сантехников в нашем городе нет, а в каждом проекте раздел сантехники есть, и его надо выполнить.  В любом проекте имеются, конечно, и другие разделы, не выдашь проект без технологической, строительной, электротехнической части, эти части нередко сложнее, важнее, чем сантехническая, но такие специалисты в нашей организации есть, а вот сантехника – нет!.. Чтобы не останавливать выпуск проектов, можно было обращаться к шабашникам, а мне обращаться к ним не хотелось, во-первых, потому, что далеко не каждый шабашник одновременно и  порядочный человек. Иной слепит кое-как работу, получит деньги, а если  возникнут претензии – его уже не заставишь исправить им же допущенный брак. Во-вторых, на того, кто привлекает шабашников, часто смотрят с подозрением: наверняка он и сам  при этом что-то кладет в свой карман. Я не хотел, чтобы на меня косились, но своего сантехника не было. Я мучился без сантехника.
   Поделился своей проблемой с коллегами, а они надо мной посмеялись: да ты что, разве не знал?! В нашей области сантехник – самая значимая специальность! На вес золота!.. Я обращался в бюро трудоустройства – там  только разводили руками: нет никаких перспектив! У нас за сантехниками громадная очередь...  Сантехник стал сниться мне по ночам!
   И вот однажды, когда положение стало совсем уж безвыходным, когда выпуск проектов совсем прекратился, когда за одного сантехника я был готов отдать оптом всех своих специалистов, мне позвонил Антошин, один из моих давнишних знакомых, и спросил:
- Ну как ты, сантехника себе еще не нашел?
- Не сыпь мне соль на рану! – простонал я.
- Ты Тимофеева помнишь?.. Учился с нами до третьего курса?..
   Передо мной тут же возникла круглая ушастая голова бывшего однокурсника, студента механического факультета. Вечно какой-то сонный, унылый, вечно с хвостами. Он отстал от нас после третьего курса, и с тех пор о нем ничего я  не слышал.
- Ну, вспомни!- требовал в трубку Антошин.- Охламон такой был… Он еще, когда нас в колхоз посылали, половину арбузов переколол.
   Антошин напоминал об идиотском поведении Тимофеева на погрузке арбузов. Он тогда стоял последним в цепочке, по которой мы передавали арбузы к машине. В цепочке было человек восемь, арбузы большие, тяжелые, и вот, когда семь человек понянчили в своих руках тяжеленный арбуз и передали его Тимофееву, чтобы он выполнил последнюю операцию – перебросил арбуз  ребятам в кузове, арбуз выскальзывал из рук Тимофеева, падал на землю и разлетался на куски кровавого цвета. Сначала, вероятно, у него так вышло случайно, из-за его неуклюжести, и все засмеялись. Тимофееву это ужасно понравилось – он оказался в центре внимания, он сам заливисто захохотал и стал разбивать таким образом  арбуз за арбузом. После третьего или четвертого показательного уничтожения результатов тяжелого труда многих людей, в том числе – нашего, Тимофеева обозвали болваном и переставили в начало цепочки.
   Этот случай я помнил, но никак не мог уловить связь между должностью сантехника, с которой начал разговор мой знакомый, и ушастым студентом по фамилии Тимофеев с редким по тем временам именем - Альфред.
- Да помню я его! – сдался я перед настойчивыми требованиями   вспомнить о нашей студенческой жизни.- Помню даже, как он  наблевал в твою новую шапку!..
   Этот случай был тоже из категории незабываемых. После зимней сессии Антошин и Тимофеев пошли обмывать свои результаты в столовую, пронесли туда  водку и так накачались, что Тимофеева стало мутить. Он моментально схватил шапку приятеля и освободил в нее свой желудок.  Это напоминание было для Антошина, наверное, не из приятных, и он  что-то долго молчал.
- Чего ты вдруг вспомнил о нем?- поторопил его уже я.
- Он тот, кого ты ищешь во всех уголках города,- сказал, наконец, мой знакомый.- После того, как его вышибли из нашего института, он учился в строительном техникуме на сантехническом отделении, а после - несколько лет работал в таком же, как у тебя ПСБ... Правда, я слышал, что он все также слабоват насчет алкоголя, его  даже пару раз в ЛТП оформляли… Но лучшего ты не найдешь: нет сейчас безработных сантехников!.. Записывай адрес…
   Я записывал адрес Тимофеева, а сам  думал: «Еще алкашей здесь у меня не хватало!» К алкашам у меня было сложное чувство – одновременно: и омерзение, и жалость.
- Подумаю,- сказал я в трубку.- Но ты еще про кого-нибудь вспомни…
   Разговор этот состоялся в конце рабочего дня, а утром я застал перед дверью своего кабинета невзрачного сутулого мужика. По единственным во всем мире ушам я узнал в нем Альфреда Тимофеева.
   Он выглядел не по возрасту старым. Лицо его стало похожим на куриные тушки, которые часто лежат на торговых прилавках: посиневшее, и все в глубоких, морщинах. Одет он был в заношенный, лоснившийся на локтях и коленях, однако чистый костюм, голубую рубашку, галстук. На ногах его были начищенные коричневые ботинки, в руках – видавший виды портфель, и от всего этого исходил резкий запах цветочного одеколона. Было заметно, что Альфред тщательно готовился к нашей встрече, но меня, узнавшего, что он алкоголик, эта парадность не привела в умиление. Наоборот, она пробудила чувство опасности. Дело в том, что я уже встречался с такими вот начищенными и наодеколоненными алкашами. Этот лоск у них до первой стопки. Потом их костюмы за время запоя, превращаются в рубища, а лица, разящие сейчас дешевым одеколоном, обрастают серой щетиной и становятся угрюмыми, злобными, с тяжелым неприязненным взглядом.
   Я посмотрел на Альфреда, как на незнакомого мне человека. Он тоже не выдал ни чем нашего прежде знакомства, и это мне, признаюсь, понравилось. Но не на столько, чтобы сразу растрогаться.
- Вы ко мне?- спросил я, открывая дверь кабинета.
- Мне вчера Антошин сказал, что вам нужен сантехник,- скромно произнес Тимофеев.- Я сейчас, правда, работаю, но могу перейти…
- Где работаете?..
   Тимофеев назвал проектное бюро при управлении лесного хозяйства, которое  было малоизвестным в нашей полупустынной области.
   Информация о Тимофееве как о специалисте – окончил строительный техникум, работал по специальности в проектной организации – вполне устроила бы меня, и я сразу бы принял его на работу, будь на его месте незнакомый мне человек, но это был Тимофеев! Институтские его похождения еще не стерлись из памяти, и я решил не рисковать: не торопиться с его зачислением в штат, решил, не обязывая себя ни к чему, проверить, какой он есть специалист, и каким он стал человеком.
   Я пригласил Тимофеева в кабинет, и, когда следом за мной он вошел,  я сказал:
- Специалист по сантехнике мне действительно нужен. Прямо сейчас есть работа: нужно сделать привязку типового проекта механической мастерской. У вас, чтобы не ждать отработку перед увольнением: вас же не сразу, я полагаю, отпустят, есть возможность выполнить привязку проекта во внеурочное время...  Можете поработать дома, вечерами?..
- Да я договорюсь! Меня без отработки отпустят!- заговорил возбужденно Альфред.
- Я вам сейчас покажу этот проект,- сказал я, как бы не замечая такого порыва.- Работу надо выполнить срочно, за неделю, а после мы продолжим наш разговор. Мне тоже надо этот вопрос как-то согласовать.
   Алкаши, как известно, неплохие психологи. Поняв, что большего он сегодня добиться не сможет, Альфред угодливо закивал головой.
   Я пригласил к себе главного инженера проекта и велел ему ввести Тимофеева в курс задания. Они вышли, но ненадолго – минут через пять оба опять появились в моем кабинете. ГИП доложил, что с проектом и условиями его привязки он Тимофеева ознакомил, Альфред кивками головы подтвердил его слова.
- Ну, как? Беретесь?- спросил я его.
- Можно,- почему-то вальяжно ответил Альфред.- Дело привычное.
- Условия?..
   Меня интересовали сроки и сумма.   Тимофеев заерзал на стуле, запыхтел, у него порозовели щеки, и на лбу появилось пятно. Было видно, что о чем-то он крепко задумался.
   Я с интересом наблюдал за внешними признаками этого мыслительного процесса. Альфред молчал и как-то странно смотрел на меня. Я с удивлением перевел взгляд на ГИПа, тот по-своему понял меня и сказал:
- Ну, я пойду. Если буду нужен, я тут..
   После ухода ГИПа Тимофеев стал приходить в норму, и на мой повторный вопрос об условиях он развязно ответил:
- Да, ничего, договоримся… потом.
   Меня это несколько озадачило. Когда мне раньше приходилось привлекать к работе шабашников, те в первую очередь просили оформить трудовое соглашение с указанием суммы оплаты. Такой подход устраивал и меня: расставлены были все точки. Так, насколько я знал, поступали и другие. Тимофеев вносил что-то новое в установившийся порядок взаимоотношений между работодателем и наемным работником, и это меня беспокоило.
- Почему – потом? Вы не можете сумму сразу назвать?.. Хорошо, посидите, прикиньте, у нас есть необходимые ценники…
- Не в этом дело,- замялся Альфред.- Обмозговать надо, конечно. Так, чтобы мы оба в интересе остались… Тебе сколько не жалко? Чтоб и самому что-то иметь?
   Меня покоробил и переход на «ты», и откровенно грязное предложение - выходит, Тимофеев считает меня за кого-то из тех, кто греет на шабашниках  свои руки, тех, кого я презирал за это и презираю, тех, кто поддается на приманку шабашников, а потом бывает вынужден  безропотно принимать их халтуру.
   Кого-то другого я сразу бы выгнал, но с Альфредом я не решался этого сделать: все-таки бывший сокурсник. Я молчал, соображая, как правильней мне поступить, и Альфред стал активней.
- Работа, конечно, не емкая, но сотен на пять потянет,- произнес он тоном торговца на рынке.
- На пять?! Ее за три дня выполнить можно…
- Можно,- согласился Альфред.- Можно и раньше, но шабашки должны иметь свою выгоду. Здесь работы на сотню, а остальные – нам с тобой пополам… 
   Мне стало противно продолжать разговор, но другого выхода не было.
- Давайте сделаем так,- сказал я, демонстративно не принимая его панибратского тона,- то, что вы мне сейчас насчитали, сразу отбросим, считайте, что вы со мной расплатились. Работа – сто рублей. Это вы так сказали. Согласен и с тем, что шабашка должна быть выгодней, чем простая работа – еще полсотни прибавим. Итого – сто пятьдесят. Срок – две недели. Согласны?
   Тимофеев уныло кивнул головой. Было видно, что он огорчен.
- Пишите заявление,- предложил я.- Дату не ставьте - зачислю задним числом. Как только сдадите работу, в этот же день получите полный расчет. Идет?..
   Тимофеев опять молча кивнул головой. Вид у него стал задумчивым. Под мою диктовку он написал заявление о приеме его на временную работу, потом убрал в свой портфель альбомы санитарно-технической части типового проекта и стал прощаться.
- Вы мне скажите, как вам звонить?- спросил я, опять чувствуя непонятное беспокойство.
- У нас телефон стоит в другой комнате, а они не зовут,- уклонился Альфред от ответа.- Я сам позвоню, когда сделаю…
- В течение двух недель?..
- Обязательно,- сказал он, и его сутулая фигура скрылась за дверью.
   Я вызвал ГИПа.
- Ты ему  дал все исходные данные?..
- А как же!
- Как он по-твоему?..
   ГИП пожал неопределенно плечами:
- А кто его знает?.. Слушал не очень внимательно, может, все слету схватил? И такое бывает...
- На ста пятидесяти рублях сторговались…
- Дешевле сейчас не найдешь… Своего сантехника надо иметь, тогда будет дешевле…
- Просится он к нам на работу… Думаю, проверить его на этом задании…
- Как же проверишь его на привязке типового проекта? – удивляется ГИП.- Такой-то проект я и сам мог привязать.  Вдвое дешевле.
- Так чего же молчал?..
- Но вы же не мне предложили…
   Помню, я возмутился :
- Не предложили!.. Куча объектов лежит незаконченных, любой выбирай, чего предлагать-то? Выбирай, делай! На любых условиях!
- Ну, я все же не спец по сантехнике. Я - строитель,- смутился ГИП.- А нам действительно нужен сантехник… Но этот проект я смог бы привязать не хуже любого сантехника…
- Ну, значит, сам виноват… Не побегу же я теперь отнимать у него. Надо было раньше думать!
   По искрометному взгляду ГИПа я понял, что такой же совет он мысленно адресует и мне.

   Прошла неделя, другая… Заказчик просил ускорить выпуск проекта - у него появились проблемы: деньги ему на строительство дали, а финансирование без проекта не открывают. Я как мог его успокаивал, говорил, что объект в работе, что работа большая и сложная, и придется еще чуть-чуть подождать. Табель на Альфреда, я передал в бухгалтерию, и мне сказали, что кто-то уже интересовался по телефону: какую сумму начислили Тимофееву.
   В день зарплаты (у нас была бухгалтерия, объединенная с бухгалтерией управления) по телефону мне сообщили, что к кассе подошел Тимофеев, и спросили можно ли выдавать ему деньги.
- Пока нет!- встревожился я.- Пришлите его ко мне!
   Тимофеев не пришел ни в этот день, ни на следующий. Я был не на шутку обеспокоен: пропущен оговоренный срок, не понятно было и его появление у кассы. К тому же оказалось, что ГИП выдал ему все альбомы типового проекта и оригиналы исходных данных.
   Я разыскал по телефону Антошина, того, кто рекомендовал мне Альфреда.
- Да я и сам не знаю, где он, - ответил Антошин.- Я с ним почти не встречаюсь. Он тогда случайно был у меня, и я тогда вспомнил, что тебе нужен проектировщик, вот и позвонил, прямо при нем. Больше его я не видел.
   Антошин что-то темнил: не мог же он при своем приятеле говорить, что он алкоголик, и про другие нелицеприятные факты. Но я не стал выяснять с ним эти детали – не до них, мне срочно нужен был Тимофеев!
   Я позвонил в управление лесного хозяйства, узнал номер телефона  его ПСБ, и там мне сказали, что этот субъект уже давно у них не работает, уволен за прогулы и  пьянство.
   Я был в растерянности: сорван срок договора с заказчиком проекта, угнетала возможность потери исходных данных, в руках у Альфреда были все альбомы типового проекта, и не было даже возможности перепоручить его привязку кому-то другому.
   С большим облегчением увидел я следующим утром в приемной сутулую фигуру Альфреда. Вид у него был другой – на грани к падению в бомжи. В руках у него бы уже не портфель, а сумка из брезентовой ткани, из нее выглядывал угол альбома типового проекта. Это меня несколько успокоило.
- Вы меня извините,- хрипловато произнес Тимофеев.- Припоздал я немного со сроками. Непредвиденное произошло: ездил к сестренке в Саратов – вызывала по неотложному делу… Потом – приболел…
- Сделали?!- прервал я это вранье.
- Сделал, сделал. Пожалуйста, вот…
   Он здесь же, прямо в приемной полез в сумку за чертежами.
- Пройдемте в мой кабинет,- остановил его я.- Не здесь же мы будем смотреть.

   Первый же взгляд на работу Альфреда давал понять, что она –  халтура чистой воды: не все, что должно быть исключено из проекта, зачеркнуто, не все, что нужно было добавить, добавлено, графика – безобразная, на уровне школьной работы, как будто он все линии проводил  своей дрожащей рукой, не пользуясь ни линейкой, ни циркулем.
- Пояснительная записка? Расчеты?- спросил я, обдумывая ситуацию.
- Я расчеты не делал. Все - по интуиции: у меня же большой опыт…
- Ну, как же можно обойтись без расчетов? Мы делаем теплый пристрой, добавляются нагрузки на отопительную систему. Диаметры труб необходимо проверить расчетом…
- Все будет тип-топ. Не сомневайтесь. Я – отвечаю…
- А вот здесь вообще у трубы не указан диаметр,- сказал я.- Здесь не указано количество секций у батареи…
   Ошибки серьезные, и Тимофеев склонился над чертежом.
- Действительно. Как же это я так?- пробормотал он.- У вас карандашик найдется?
   Трясущейся рукой он поставил на чертеже какие-то цифры и подвинул альбом ко мне.
- Вот… Упустил… Когда на работе загрузка, да дома работаешь, иногда случаются промахи.
   Я не стал уточнять о работе. В лесном ПСБ он уже не работает, вряд ли где-то устроился, но он, наверно, не догадывается, что я знаю об этом. Я смотрел на его исправления и чувствовал, как во мне закипает злость: мне нахально хотят всучить непотребное!
- Как же так, Альфред Георгиевич?- говорю я, стараясь не проявлять свои чувства.- Вы вот здесь указали диаметр трубы в сорок миллиметров, а перед  этим участком он только двадцать? И секций у радиатора поставили целых двенадцать, тогда как в комнате рядом, такой же по объему и площади, их только четыре.
   Тимофеев озадачено смотрит то на меня, то на свою работу, словно не понимая чего-то. Потом как будто его осенило:
- Да что ж это я?!.. Вот вам, вот вам! – хлопает он себя ладонью по пальцам, будто наказывая их, как наказывают нашалившего малыша.- Как же вы так намарали?!..
   Он быстро зачеркивает только что написанные цифры и ставит рядом другие.
- Мазня получается,- говорю я, смотря на загаженный лист.- Надо стереть лишнее.
   Тимофеев просит резинку и послушно стирает.
   Я просматриваю чертежи уже более тщательно и вижу еще и еще примеры халтуры. Их так много, что исправлять нужно долго – просчитывать и исправлять. Тимофеев же сразу хватается за карандаш и вопросительно смотрит мне в глаза, будто спрашивая, какая цифра меня может устроить.
   Меня могла устроить только правильная, расчетная цифра, и я ему говорю:
- Вы возьмите все это домой, и еще раз просмотрите, обоснуйте расчетами.
- Хорошо,- соглашается он.
- Сколько времени надо на доработку?
- Завтра все сделаю.
- Завтра не надо. Сделайте все внимательней, просчитайте… В следующий понедельник жду вас.
   Разговор этот был в среду, и Тимофеев сказал:
- Это даже много – до понедельника. Раньше все сделаю… А как бы с авансом?..
- Как сделаете, получите все. Деньги ваши – в кассе уже…
   Я сел в свое кресло, а Тимофеев вздохнул, как незаслуженно обиженный человек, и засунул чертежи в свою сумку. Но не уходил, задержался. «Наверно, совсем без денег сидит,- подумалось мне.- Сейчас будет клянчить. Не дам!»
   А он произнес как-то не к месту:
- Отличная у вас чернильница… Откуда такая?.. Антиквариат?...
   Чернильница  и впрямь была интересной: из бронзы, в виде большого медведя, поднявшегося на задние лапы над соразмерным бочонком с верхним донышком на миниатюрных петлях. В бочонке были чернила. Сейчас, в век авторучек, чернильницы не нужны, но я не убирал ее со стола, потому что уборщица, тетя Наташа, жившая рядом и работавшая здесь второе десятилетие, называла ее талисманом. Она время от времени продолжала подливать в медвежий бочонок чернила из бутылки, стоявшей за сейфом.
- Можно мне ее посмотреть?- спросил Альфред вкрадчиво.
   Он подвинулся поближе к столу, нагнулся к чернильнице, и в глазах его сверкнул алчный огонь, то ли ценителя антиквариата, то ли бродяги, подумавшего, что такую вещь можно выгодно сбыть.
 - Так, значит, мы с вами договорились?..- прервал я вопросом его чрезмерное любопытство.
   Тимофеев опять надолго исчез, и я ругал себя за доверчивость и беспечность – надо было забрать у него и проект, и исходные документы! Я посылал несколько раз рассыльную по адресу, который Альфред указал в заявлении, но его дома не было ни в рабочее время, ни вечерами.

   Его новое появление в бюро я воспринял за великое счастье. Я рад ему был, наверное, больше, чем тот мифический овцевод, который вновь обрел свою пропадавшую живность.
- Наконец-то!- воскликнул я с  чувством, будто встретил закадычного друга, и даже хотел предложить ему чай или кофе, но потом спохватился.
- Ну, как?!.. Закончили все?!..
- Все, все… Все вот туточки.- Альфред  суетливо доставал чертежи из той же затрапезной брезентовой торбы.- Пожалуйста…
   Я сразу увидел, что вопросы, которые возникли при первом просмотре, были исправлены, но как-то очень небрежно.
- Вы бы стерли, что ли то, что было ошибочно,- сказал я ему, подавляя восторженность.- Зачем оставлять здесь такие помарки?!..
  И Альфред в моих глазах стал опять тем, кем он, по сути, и был – жалким бесцветным ничтожеством.
 - Сейчас, сейчас,- забормотал он униженно.- У вас  резиночка есть?.. Спасибочки…
    Непослушными пальцами алкоголика он держал резинку, блохой скакавшую по листу, и старался убрать следы своей старой погрешности.
   Я просматривал чертежи, опасаясь увидеть новые ошибки, и увидел, да не одну, и какие!
- А это что здесь такое?!..- я показал на канализационный выпуск из здания, который был соединен с водопроводным колодцем.
- Батюшки!- всплеснул руками Альфред.- Да как же это я так?!
   Он скорчил такую плаксивую рожицу, что ему можно было бы  посочувствовать, если не знать, на что способны такие артисты.
- Вот что, мой дорогой!- сказал я, решив больше не церемониться с этим лопоухим халтурщиком.- Я сейчас уезжаю на совещание, а ты сиди здесь и все исправляй. Приеду, проверю каждую запятую!.. Исправишь – сразу в кассу, и – до свидания!.. Такой ты мне больше не нужен!
- Хорошо, хорошо,- согласился Альфред.- Можно, я  за вашим столом поработаю?
- Можно. Работай.
   Я предупредил секретаршу, что оставил в кабинете человека исправлять чертежи, и выехал в управление. Вернулся почти сразу – совещание не состоялось. Кабинет мой был пуст.
- А где этот? – спросил я, увидев, что к чертежам Альфред не притронулся.
- А он следом за вами ушел,- ответила секретарша, и смущенно добавила:   
- Вот, посмотрите… Я только после заметила…
   На паркетном полу блестели мелкие чернильные пятна, похожие на головастиков. Они начинались из моего кабинета, и там, возле стола, мы обнаружили самое большое пятно. На столе чернильницы не было. Было понятно, что Тимофеев похитил ее, выплеснув чернила прямо здесь, на пол. Было также понятно, что и с полом, и с разработкой проекта – хана! Но мне почему-то вдруг стало жалко не всех этих досадных потерь и предстоящих серьезных расходов, а только чернильницу, ту самую вещь, пребывание которой на своем рабочем столе я часто считал неуместным, и которая на нем оставалась только из уважения к старой сотруднице – уборщице тете Наташе.

    На этом мои размышления и воспоминания прервались – я вошел в поликлинику. У двери в нужный мне кабинет был народ. Я занял очередь, сел на скамейку, и боль в моем ухе вновь разыгралась.
   Стиснув зубы от адских прострелов, я  абсолютно искренне думал: «Что, там сердце, легкие, печень и прочая требуха! Вот ухо – это, действительно, ценность!»

   Январь 2010 г.