Мастер без имени

МАСТЕР БЕЗ ИМЕНИ

Где-то посреди мира проснулся человек.  Было  темно,  только  светили
звезды. Они были прекрасны и они были впервые. Человек встал и  потянулся.
Это было приятно и тоже впервые. Человек огляделся вокруг и пошел. Он  не
знал куда, зачем, просто шел куда глядели глаза да несли ноги, потому  что
каждый шаг приносил ему что-то свое, особенное и весь мир казался новым  и
полным еще не разгаданных тайн, хотя на самом деле новым был сам человек.
     Некоторое время спустя он устал (и это ощущение тоже было впервые)  и
уселся отдыхать. Неожиданно из темноты перед ним вышло  какое-то  странное
существо.
     - Ты кто? - спросил человек.
     - Я - твой сон, а вот ты кто?
     Вопрос поставил человека в тупик. Действительно,  а  кто  он?  Он  не
знал. Это было неприятно – словно бы потерял частицу себя.
     - Не знаю, - человек честно пожал плечами.
     - То есть как это?
     Сидя на пне человек развел руками.
     - Да я бы сам не прочь узнать.
     Сон почесал в затылке.
     - Ладно, - наконец сказал он. - Посмотрим,  что  тут  можно  сделать.
Надо же знать, кому снишься! - И, сказав так, Сон исчез в темноте.
     А человек остался и, сидя на  пне,  любовался  новеньким  с  иголочки
миром, которому на самом деле было много миллиардов лет. За спиной у  него
медленно взошла Луна и в мире появилась тень. Тень протянулась от деревьев
и камней, от ветвей и листьев, а тень человека вдруг, вздохнув, оторвалась
от него и  обрела  собственную  жизнь.  Вытянувшись  вверх,  она  бесшумно
обратилась прекрасной женщиной в ниспадающем серебряном  платье.  Рядом  с
ней стоял Сон.
     - Кто Вы? - спросил человек.
     - Не бойся меня, Мастер, и добро пожаловать в наш мир, - ответила та.
- Я - Леди Серебристых бликов, Повелительница Теней и я  не  причиню  тебе
зла. Я пришла лишь потому, что мне необходимо знать твое имя.
     - А почему ты назвала его Мастером? - спросил Сон.
     - Что ж я, по твоему, не вижу? - ответила Леди Серебристых бликов.
     - А зачем Вам знать мое имя? - спросил человек, которого  только  что
назвали Мастером.
     - Неужели ты и вправду все забыл, Мастер? Как же  Тени  оставаться  в
тени, если она не знает кто ее отбрасывает?
     - Но я действительно не знаю своего имени.
     Леди лишь улыбнулась в ответ и заглянула ему в глаза. Лицо  ее  стало
вдруг беспомощным и детским.
     - Воистину, - прошептала она. - Это так, ведь нельзя же держать тайну
от собственной тени. Но если Мастер не знает своего имени, значит так было
предначертано самой  судьбой.  Здесь  я  бессильна  помочь  или  что  либо
изменить, - и она грустно покачала головой. - Ах, как это плохо!
     - А чем это плохо? - спросил человек.
     - Тем, что будь ты кем угодно другим, твоя тень была  бы  мала  и  ее
можно  было  бы  не  принимать  в  расчет.  Но  ты  Мастер!  И  не  знаешь
собственного имени! Что же делать? - здесь она надолго задумалась.
     -  Наверное,  мы  сделаем  так.  Я  попрошу  Сон  время   от   времени
наведываться к тебе. Бывает, что сны понимают что-то лучше,  чем  те,  кому
снятся. Сон, ты слышал?
     - Угу.
     - Я надеюсь, ты будешь время от времени  наведываться  и  ко  мне,  -
сказала Леди Серебристых бликов и, войдя в тень деревьев, растаяла
     Луна спряталась за облако.
     Человек  остался   один.   Огляделся.   Человеку   здесь   нравилось.
Улыбнувшись, безымянный Мастер решил, что тут он останется жить.
     Довольно легко он отыскал себе пещеру,  натаскал  туда  сухой  травы,
чтобы было где спать, выложил камнями очаг, чтобы было где греться и жизнь
потекла своим чередом. Воду ему давал струившийся рядом родник,  огонь  он
научился добывать трением, а грибов да ягод в округе хватило бы  на  сотню
мастеров забывших свои имена.
     Так прошел месяц, а может быть год, впрочем, какая разница.
     Однажды к Мастеру без имени вновь  пришел  Сон.  Постоял  на  пороге,
помялся прежде чем войти.
     - Вот, значит, как ты теперь живешь.
     - Да, вот, живу, а что?
     - Ну, при такой жизни вряд ли найдешь свое Имя.
     - Что же мне тогда делать?
     - Вот уж не знаю. Но что знаю то знаю - нельзя найти свое имя сидя ко
всему миру спиной.
     - Но ведь не зная собственного имени, я могу натворить немало бед.
     - Жить, не  причиняя  никому  вреда  можно  только  не  родившись,  -
философски возразил Сон и растаял в воздухе (сны всегда так уходят).
     Безымянный же Мастер собрал на следующий день все что у него было  (а
по сути дела у него ничего и не было) и навсегда покинул свою ставшую  уже
такой привычной и уютной пещеру.
     Легкой походкой человека еще не  встречавшего  зла  он  прошел  вдоль
отрогов великих западных гор с юга на  север,  переправился  через  добрый
десяток рек пока однажды на центральных равнинах его  не  остановил  отряд
всадников. Тот из них, на ком были самые роскошные одежды и самые  большие
украшения подъехал к не имеющему имя.
     - Я - Владелец здешних земель! Все земли, какие ни есть окрест -  мои
и все что ни есть на них - мое же, и потому я имею право  и  желаю  знать:
кто ты такой и что тебе здесь нужно?
     - Я - Мастер без имени, - был ответ. - Я искал свое имя на  западе  и
на севере, а теперь хочу попытать счастья на юге.
     Всадник усмехнулся:
     - Ну, этому горю я могу помочь. Хочешь, я дам тебе имя?
     - Хочу, - искренне ответил безымянный.
     - Отныне ты будешь мастером-пахарем. Иди за нами, я тебе покажу,  где
пахать.
     Так Мастер без имени стал Пахарем. У него было поле, из  старого  пня
он сделал себе соху, а для того, чтоб было  где  жить,  он  построил  себе
шалаш. Время  от  времени  заезжал  Землевладелец  и  увозил  урожай.  Так
продолжалось довольно долго, так могло бы продолжаться значительно дольше,
если бы однажды к Пахарю не зашел бы Сон.
     - Привет, - сказал Сон.
     - Привет, - ответил Пахарь.
     - Ну как, нашел свое имя? - спросил Сон.
     - Да.
     Сон вопросительно посмотрел на Пахаря.
     - Меня зовут Мастером Пахарем!
     - Что-то я сомневаюсь, чтоб это было твоим истинным именем.
     - Почему это? - обиделся Пахарь.
     - Ну, понимаешь... От Мастера, от него польза должна быть.
     - Так от меня есть польза. Я вот тут урожай собрал недавно.
     - Так ведь польза должна быть всем, а не только... -  Сон,  вздохнув,
махнул рукой и развернулся к выходу. - Ты подумай над этим.
     Сон ушел, а пахарь сел в своем шалаше и глубоко задумался. И пока  он
так думал, имя Пахарь сползло с него и, обиженно ворча, зарылось  назад  в
землю, откуда оно когда-то и выползло.
     На следующий день Мастер без имени сжег свой шалаш, а пень, служивший
ему сохой, посадил в землю  и,  дождавшись  того  момента,  когда  на  нем
зазеленели листья, поднял свой узелок и пошел прочь от поля. Он отошел  не
так далеко, когда на дороге ему вновь повстречался Землевладелец. Тот  как
раз ехал за очередным урожаем.
     - Эй, постой-ка! Пахарь! Куда это ты направляешься?
     Мастер улыбнулся в ответ:
     - Я как раз хотел Вам сказать, что я больше не  пахарь.  Прощайте,  я
ухожу навсегда!
     Суровая вертикальная морщина легла между бровей Землевладельца.
     - Никуда ты не пойдешь! Как пахал так и будешь пахать! Слуги! Взять!
     Мастер никогда и не  думал,  что  умеет  так  хорошо  сражаться.  Ему
удалось выхватить меч у одного из нападавших и дорожная пыль быстро  стала
из серой багровой. Однако в одиночку он бы никогда не справился,  если  бы
не помощь неожиданно подскакавшего воина.
     Когда все было кончено, и стекленеющий  взгляд  удельного  властителя
уперся в небесную твердь, победители наконец взглянули друг на друга.
     - Ты кто? - спросил Мастер, утирая кровь с разбитой губы. - И  почему
помогаешь мне?
     - Я - воин Света! Я видел, как подло на  тебя  напали  и  не  мог  не
прийти на выручку. Назови же мне скорей свое имя, о воин!
     - Видишь ли, - ответил Мастер, - я и сам его не знаю. Иду по  миру  и
ищу его повсюду. Но пока что нигде ни нашел.
     - Я видел, ты прекрасно сражался! Присоединяйся к нам!  -  воскликнул
светлый Воитель. - Не все ли тебе равно, где искать себе имя?
     - А скажи, от вашего дела будет польза всему миру?
     - Конечно! - ответил Воин. - Мы  хотим,  чтоб  всем  на  свете  стало
теплее и на небе, наконец, ярко засияло Солнце! Мы победим злобных  тварей
тьмы!
     Так Мастер стал  воином.  Он  сражался  в  великих  битвах,  разрушал
могущественные заклятия и прокладывал своим мечем  путь  Солнцу.  Те,  кто
знал его близко, так его и называли - Мастер Меч.
     Он сражался без особой злобы, но, в общем, и  спуску  врагу  тоже  не
давал.  Освобождал  великие  западные  горы,  сражался  в  южных  низинах.
Перечислять все битвы, в  которых  участвовал  Мастер  Меч  -  это  займет
слишком много времени. Он был доблестным воином и Тьма бежала пред ним.
     Но однажды на привале Мастер Меч поставил свой шатер чуть  в  стороне
от остальных, а часовой отошел к костру погреться, или  ему  просто  очень
хотелось  спать  (с  часовыми  такое  случается)   и   в   шатер   Мастера
проскользнуло никем не замеченное странное ночное существо.
     - Сон! - обрадовано  закричал  Мастер.  -  Старый  приятель!  Привет,
дружище!
     - Привет, привет... - проворчал  сквозь  зубы  Сон.  -  Давненько  не
виделись, - выглядел он каким-то нахохлившимся и обиженным.
     - Ты мне вообще говоря теперь стал абсолютно не симпатичен. Я к  тебе
так зашел, по старой памяти. Надеюсь, ты меня не прирежешь в честь  давней
дружбы?
     - Ну зачем ты так? - начал оторопевший Мастер.
     - А затем... - буркнул Сон. - Ну как, нашел свое имя?
     - Нашел... Да ты, наверное, знаешь, - Мастер Меч вдруг  почувствовал,
что стесняется собственного имени.
     - Знаю... Ничего себе имечко...
     - Имя как имя. Чего тебе на сей-то раз не так?
     - Имя! - презрительно фыркнул Сон.  -  Ты  же  Мастер!  Ты  создавать
должен! А где ты видел чтоб мечем создавали, а?
     Мастер Меч ничего не ответил.
     - Знаешь, что? - сказал ему Сон. - Говорят, в одной  из  долин  среди
ледяных гор Севера живет Мастер Время. Я, конечно, ничего не  говорю,  но,
будь я тобой, я бы попытался его отыскать. Это совет, - и, сказав так, Сон
приоткрыл полог палатки и неслышно скользнул наружу. Сны,  уходя,  никогда
не прощаются...
     А  на  следующий  день  Мастер  Меч  собрался  и  в   одиночку   ушел
странствовать на север. Многие потом говорили  что  он  устал  от  борьбы,
находились также и такие, кто решался утверждать что  он  струсил.  Он  не
обращал внимания на эти слухи, а может быть и не знал о них.
Там он встретил Мастера Время и тот рассказал ему свой сон:
Тебе никогда не бывало грустно?
   Где-то плещется теплое море, качаются в знойном мареве  ветви  магно-
лий, в зарослях тамариска звенят цикады - а здесь этого нет.
   Где-то на северном небе сияют голубые созвездия, и  мороз  заставляет
людей надевать пушистые одежды - а здесь этого нет.
   Где-то шальной ветер поднимает сверкающую пыль высоко в небо  и  зас-
тавляет тяжело шуметь высокие сосны, роняющие шишки - а здесь этого нет.
   Где-то на берегу синей реки шелестит камыш, блестит  песок,  слышатся
песни с проплывающих белых пароходов - куда они плывут? - а вдалеке вид-
ны снежные вершины гор! Здесь этого тоже нет.
   Здесь есть только ветер, холод, пустынные улицы с одинокими  фонарями
и ночь. Можно ходить по этим улицам, дышать этим ветром  и  смотреть  на
эти фонари. Но зачем?
   Из глубины зеркала смотрел на меня усталый человек с печальными  гла-
зами. Я невольно дотронулся до своего лица, и отражение  повторило  этот
жест, медленный и натянутый. Знакомые глаза, мои глаза бездумно  глядели
мне в лицо, и казалось, что этому человеку трудно даже  удивляться,  так
он устал. Устал бродить по городу, слыша свои затихающие шаги в каменных
двориках, бродить, когда только ветер гонит по асфальту последние  побу-
ревшие листья, и никого больше нет на улицах, да и во всем свете;  и  не
знаешь, куда и зачем идешь. Каждому бывает одиноко.  Никто  не  виноват,
что я очутился в этом унылом городе, где меня мучает бессонница,  что  я
живу во втором этаже этой старенькой незаметной гостиницы, ведь так?
   Было тихо. Черные звезды на улице путались  и  мешались  с  фонарями,
разгоравшимися с наступлением темноты все ярче. В открытое окно залетали
редкие снежинки.
   - Странно, - подумалось мне, - и снег,  и  звезды.  Наверное,  так  и
должно быть: снежные облака закрывают звезды, и поэтому  они  черные.  А
совсем закрыть звезды облака не могут.  Разве  может  кто-нибудь  совсем
закрыть звезды?
   Звезды! Как любил я раньше, теплыми июльскими ночами, лежа  на  спине
где-нибудь на душистом сеновале, смотреть в глубокое темное небо, угады-
вая очертания таинственных созвездий! Никого вокруг не было, и казалось,
сама ночь говорит тысячами звуков; это были голоса вселенной -  далекие,
неясные. И казалось, нет конца короткой летней ночи, а время можно взять
руками, так осязаемо длились эти чудесные ночи.
   Сейчас тоже ночь. Длинная, холодная. И я один на всем  свете,  совсем
один: если я уйду - останется комната, останется окно,  свет  фонаря  на
углу и свет далеких-далеких звезд. И отражение  звезд  на  земле  -  ма-
ленькие колкие снежинки. Среди них нет двух одинаковых, но разве на небе
есть похожие звезды?
   Я не знаю, как она появилась в моей комнате. Может быть, она уже была
здесь, когда я вошел, а я только теперь ее заметил? Наверное, да, потому
что она очень нужна была и звездам, и снежинкам, и старому одинокому фо-
нарю на углу сквера; они все словно притихли, когда я увидел ее.
   Я видел ее тысячу раз, и я не видел ее никогда. Я писал ей свои  луч-
шие стихи и сказки. Но я не знал ее. Это правда. И теперь я не удивился,
увидев ее - наоборот, я понял, что она не могла не прийти, что  она  все
время была со мной и во мне, что она - частица меня  самого,  моя  синяя
птица.
   - Тебе больно? - спросила она, и где-то словно прозвенел колокольчик.
   - Кто ты? - спросил я. Мой голос был ровен и тих.
   - Тебе плохо. Я помогу тебе, - колокольчики снова прозвенели  в  вол-
шебной ночи. - Я всегда прихожу к тем, кому трудно и одиноко. Я говорю с
ними. И, может быть, им становится легче; кто знает?
   - Кто ты? - повторил я.
   - Не знаю! Я не знаю ни кто я, ни откуда. Может,  я  с  этих  далеких
звезд, что дарят нам ночной свет, а может, из этого засыпающего  города.
Мне кажется, я отовсюду и везде. Ведь ты не сердишься на меня за то, что
я здесь?
   Сейчас, когда я вспоминаю ту ночь, я понимаю, что такое случается раз
в жизни, а мне повезло особенно. Я улыбался.
   - Знаю, - сказала она, - у тебя когда-то давно была девушка, ты любил
ее и до сих пор не можешь забыть. А потом она ушла. Ты не осуждал ее, ты
просто написал ей письмо и пожелал счастья. А  сейчас  ты  один  и  тебе
грустно. Но ведь я пришла, а у нас с ней много общего! Иногда  мне  даже
кажется, что я - это она. В мире есть много необъяснимого, но  от  этого
он ничуть не хуже, верно? Пусть море и паруса далеко - но  они  есть,  и
золотые подсолнухи на полях тоже есть, и твои друзья ждут тебя. Еще  все
впереди, и так будет всегда, и ты еще напишешь свою лучшую сказку. А те-
перь я расскажу тебе свою - о Зеркале и Луче. Можно?
   Я слушал. Голос ее завораживал, глаза смотрели мне прямо в душу, сло-
ва то взлетали ввысь, то стелились  туманом  по  полу,  заволакивая  мир
мельчайшими вспыхивающими искорками. И сквозь полусон тихонько и  довер-
чиво приходил ко мне ее голос.
   - Жило-было Стекло. Как у всякого Стекла, у него был кристально  чис-
тый характер. Так говорили друзья - а настоящие  друзья  всегда  говорят
правду.
   Среди друзей был и Луч. Стекло ему давно нравилось, ему нравилось иг-
рать на его гранях, преломляясь радугой и снова становясь  бело-голубым:
ведь он родился на Голубой Звезде. Видишь, вон она!
   Луч ни о чем не думал. Ему казалось, что так будет всегда.  Но  среди
друзей был и Блеск-Амальгама!
   Как это случилось? Верно, судьба. Вот так! А что мог предложить  Луч?
Свое тепло? Вечное стремление куда-то? А куда - он и сам не знал.
   Теперь Блеск-Амальгама и Стекло были вместе. Получилось Зеркало. Зер-
кало отразило Луч. Он последний раз вспыхнул на его гранях и исчез: ведь
это был гордый Луч!
   Никто не знал, где он скрывался. А ему было все равно. Ведь так?
   Шло время.  Блеск-Амальгама  тускнел  и  трескался,  осыпаясь  сухими
блестками. И однажды он услышал слово "уходи" - кривить душой Стекло  не
умело, это ведь было не Кривое Зеркало!
   Стекло осталось одно. И тогда-то оно снова встретилось  с  Лучом.  Он
куда-то торопился - может быть, кого-то согреть. Стекло попалось ему  на
дороге, а он прошел сквозь него и не заметил: ведь у  Стекла  был  крис-
тально чистый характер! Или сделал вид, что не заметил?
   Я не могу судить, кто из них был прав. Знаю только, что осколки Стек-
ла разлетелись по всему свету, и теперь попадают людям в глаза и сердца!
   Ее глаза серьезно взглянули на меня.
   - Вот и вся сказка, - промолвила она. Я взял ее за  руку.  Рука  была
тонкая и легкая; ее ладонь свободно умещалась в моей.
   - Пусти, - проговорила она. - Не надо.
   Серебряная луна заливала светом комнату, и в лунных лучах ее  фигурка
тоже казалась серебряной, такой близкой и бесконечно далекой, что сердце
мое вдруг рухнуло куда-то, отозвавшись щемящей болью в груди.
   - Самое главное - по-новому увидеть, - улыбнулась она. - Это  лучшее,
что может достаться человеку; ты знаешь! Хочешь, я  помогу  тебе  вспом-
нить? Посмотри вокруг!
   Над нами сплетали ветви золотые осенние деревья. Прохладные  георгины
и астры испускали тонкий неуловимый аромат. В лучах вечернего солнца ал-
лея казалась сказочной и манила вдаль теряющейся в золоте  перспективой.
Увлекшийся, пораженный, я сделал шаг - и исчез, и  зазвенели,  зазвучали
мелодии, забытые и прекрасные, и в них затерялся смех,  ласковый,  люби-
мый, ее смех - никто другой в целом мире не мог бы так смеяться.
   Я оглянулся. Она стояла, глядя восхищенными глазами на праздник осен-
него света, как глядят всегда, когда видят  красоту  впервые  -  красоту
умирающей природы, величавую и бесконечно знакомую. Желтые листья падали
и застревали в ее волосах; она была нигде -  и  в  то  же  время  везде,
где-то рядом; она сливалась с листопадом, и мельком брошенный взгляд ло-
вил ее улыбку, легкую и загадочную. Казалось, это она погружает  парк  в
золотой струящийся сон, и под ее ногами шуршат опавшие листья, и задетые
ею кусты тихонько покачивают  багряными  ветками  в  потоках  заходящего
солнца. Эта стена осени, весь мир, умещавшийся в ней и во мне, надвигал-
ся, такой знакомый и желанный, и тревожил память, и тихо кружился в  за-
думчивых ее глазах!
   Это был только сон. Мы снова стояли  под  желтыми  кленами,  и  рыжий
осинник мелко играл листочками под слабым ветерком. Мне показалось,  что
я узнал что-то новое, важное, необходимое, без чего нет и не может  быть
больше мне жизни, чего не выразишь словами, но оно есть, оно будет нужно
постоянно, сколько я ни буду жить, и чем дальше - тем нужнее.
   Вдруг качнулись багровые лучи на ветках,  и  пронзительно-яркая  охра
затрепетала на ветру.
   - Я ухожу, - сказала она. - Мне пора.
   - Останься, - попросил я.
   - Не могу, - ветер ли это прошелестел, зазвенели ли валдайские  коло-
кольцы где-то далеко, не знаю. Грустно и больно было мне.
   - Я не знаю, почему, - как бы в ответ на мои мысли вздохнула  она.  -
Наверное, так надо. Не спрашивай. Голос ее  дрогнул.  Быстрым  движением
она обвила руками мою шею и поцеловала меня -  единственный  раз!  Ветер
трепал и развевал ее волосы, он усиливался, и ее фигурка, воздушный кон-
тур, трепетала, как осенний лист на ветке; я хотел схватить ее за  руку,
но она растаяла, подхваченная порывом воздуха; и я успел увидеть  только
ее глаза, глядевшие прямо в душу, и губы, что-то шептавшие - я не разоб-
рал за шумом ветра.
   А потом все исчезло. Я снова стоял в скверике напротив  дома,  ощущал
на губах вкус ее слез, и снег все падал, а я улыбался и  подставлял  ему
лицо - глупый влюбленный мальчишка. Я знал, что теперь напишу свою  луч-
шую и единственную сказку. О ней.
   Какая она была? Не знаю. Не помню.  Конечно,  красивая.  Разве  могут
быть некрасивыми те, кого мы любим?
   Теперь я часто хожу по улицам больших городов, с их суетой,  троллей-
бусами и неоновым сиянием витрин. Я жду, что может быть когда-то случай-
но повстречаю ее, и навстречу мне распахнутся ее лучистые светлые глаза.
   Кто знает?
– Какой странный сон – плача, сказал Мастер без Имени.
 И три года  провел  он  в  северных  горах.  Никогда  и  никому  он  не
рассказывал о том, что видел там, но по возвращении он закинул свой меч  в
сливную канаву и, следом за мечем, туда же полетело и  имя.  (Кстати,  это
имя и меч там позже подобрал совсем другой человек. Чего только не найдешь
в старой, доброй сливной канаве... Это, впрочем, совсем другая история).
А затем Мастер без Имени встретил Дракона. Тот, зная, что Мастер любит сны,
рассказал ему и свой сон:
 Дракон проснулся под вечер, когда солнце уже почти скрылось за пиками
окрестных гор. Впрочем в его пещере темно было в любое время суток. Солнце
не заглядывало сюда, а языки  пламени,  которые  изредка  испускал  хозяин
пещеры, гасли, погрязая, среди потемневших от многолетней копоти стен.  Да
и испускал эти языки хозяин все реже и реже.
     Вообще-то, проснулась только средняя голова дракона. Правая спала  не
просыпаясь уже года четыре, а левую он потерял давно, много-много лет тому
назад, в битве с другим драконом. Тот, впрочем, потерял все свои головы.
     Средняя голова проснулась от странного чувства, напоминающего  голод,
только побаливало чуть выше и  левее  чем  обычно.  В  последнее  время  у
старого ящера вообще много чего болело.
     От этого непривычного ноющего ощущения где-то в  глубине  чешуйчатого
тела зародилось смутное беспокойство.  Что-то  было  не  так,  вот  только
старый змей не знал, где  искать.  Он  издал  глухой  рев  и  заворочался,
пытаясь устроится поудобнее на своем  лежбище  из  трухи  и  костей,  куда
щедро, как в тесто изюм, было  намешено  золото.  Но  неприятное  ощущение
росло и в конце концов чудовище поднялось и поползло  к  выходу  из  своей
каверны. Старая, обвислая от времени, шкура ящера скребла  по  скале,  так
что на камнях оставались чешуйки, каждая размером с голову хорошего быка.
     Когда старый  монстр  показался  на  поверхности,  уже  почти  совсем
стемнело. Последние лучи солнца прятались на западе, на востоке  в  полную
силу светили звезды. Конечно, никакой девственницы у жертвенного столба не
оказалось, да дракон и не надеялся ее застать - время было не урочное.  По
подсчетам людей, что жили внизу в долине, старому змею полагалось проспать
еще месяца два-два с половиной. В последнее время он  вообще  редко  хотел
есть - наверно, потому что почти не двигался.
     Волоча за собой не желавшую просыпаться голову, дракон медленно вылез
на поверхность и  огляделся.  Далеко  внизу  тусклыми  огоньками  светился
небольшой город. Люди, платившие дракону дань, снабжавшие его  пищей.  Вот
уже триста лет, как змей не видел никого,  кроме  людей.  В  молодости  он
любил погонять их погонять их по пастбищу. Это было весело. Долина внизу и
была его пастбищем, охотничьим угодьем.
     Люди... Дракон даже любил их по своему, конечно, по драконовски,  как
хороший пастух - овец. Они были для него больше чем пищей - жизнью.  Левую
голову дракон потерял подравшись со своим родичем, посмевшим  забраться  в
город, город который принадлежал ему.
     Впрочем, за сто последних лет дракон отвык и  от  людей  тоже,  кроме
тех, разумеется, кого он находил исправно привязанными к жертвеннику.
     Напрягшись, он попытался встопорщить свои спинные пластины. Некоторые
поднялись, остальные  остались  полуопущенными.  Змей  поднял  вверх  свою
среднюю голову (правая бессильно болталась), и издал долгий протяжный рык,
выпустив попутно в небо большую струю дыма. Рык прошел, а Странное чувство
несоответствия осталось. Тогда, поддев спящую голову и взвалив ее  на  шею
здоровой(это было легко, потому  что  за  последнее  время  спящая  как-то
усохла в размере и съежилась), монстр тяжело оперся на когтистые  лапы  и,
переваливаясь, медленно сполз с уступа перед пещерой. Этого ящер не  делал
уже давно.
     Тревога и ощущение чего-то неотвратного, что приближалось, поднимаясь
из глубин чешуйчатого тела, заставили его двигаться. Куда двигаться дракон
не знал и выбрал путь самый простой и верный - вниз, в  долину,  в  город.
Ему, вдруг, захотелось вновь, как в молодости, увидеть людей,  которых  он
привык  называть  своими.  Быть  может,  в   старой   зверюге   заговорила
ностальгия.
     Когда дракон  был  молод,  он  летал.  Со  временем  суставы  крыльев
закостенели и он уже не рисковал подняться  в  воздух.  Теперь  же,  после
долгого безвылазного сидения в пещере, крылья  окончательно  отсохли,  то,
что от них осталось, уже не могло обмануть кого бы то  ни  было.  Так  что
дракон двигался ползком, оставляя жирный, четкий след  -  канаву,  которую
пропахал  собственным  пузом.  Драконы  растут  всю  жизнь  и  никогда  не
останавливаются, поэтому сейчас старый змей стал таким,  что  уже  не  мог
оторвать брюхо от земли. Да он и двигался-то с трудом.  По  краям  траншеи
лежали отслоившиеся чешуйки, нередко - целыми гроздьями.
     Далеко  внизу  забил  колокол.   Это   кто-то   из   стражи   заметил
приближающегося зверя.
     А дракона мучила одышка. За последние несколько сот лет, когда жители
города кормили его, он  отвык  двигаться  и  теперь  буквально  задыхался.
Ноющая боль, которая выгнала чудище на улицу из теплого логова, не  только
что не утихла, стала еще сильнее и перекинулась на лопатку.
     Дракон полз не быстро, он вообще не был способен уже делать что  либо
с должной драконам стремительностью. Но, конечно, людям, следившим за  его
приближением, казалось что монстр мчит к ним со скоростью, внушающей ужас.
Церковные колокола подхватили набат, в городе началась паника.
     Дракон давно перешел с жалкого подобия рыси на шаг. Несколько раз  по
дороге ему приходилось останавливаться, чтобы  отдышаться.  Облезшие  бока
гулко вздымались, как у загнанной кобылы. Последние сотни  метров  он  еле
прополз, так и не заметив  потерявшую  от  страха  сознание  девственницу,
которую городской глава спешно приказал привязать  к  одинокому  дереву  у
развилки. И даже не потому, что поднявшее его чувство в  корне  отличалось
от голода, а из-за того, что вдруг стало противно думать о еде. Он  устал.
Когда до первых  построек  оставалось  метров  сто-сто  пятьдесят,  дракон
грузно опустился на землю и замер, тяжело дыша. Больше он не мог сделать и
шагу: правую сторону его огромного тела разбил  паралич.  "Теперь  я  буду
жить здесь", - подумал он. - "Всегда." Перед глазами пошли круги и  дракон
понял, что умирает. Что-то поднялось в  нем  в  последний  момент,  что-то
похожее на любовь ко всем этим маленьким смешным существам, укрывшимся  за
хлипкими стенами, и дракону захотелось поделиться этим, сказать что-нибудь
такое на прощание о своей пробудившейся любви, чтоб потом люди помнили его
и тоже любили.
     - Дети мои... -  прошептал  дракон,  обращаясь  к  пустынным  улицам,
каменным стенам и соломенным крышам,  которые  уже  начали  тлеть  от  его
близкого дыхания. Глаза его подернулись поволокой. Он умер.
     Прошло не меньше суток, прежде чем городской глава решился,  наконец,
выглянуть на улицу, и еще  полсуток,  до  того,  как  нашелся  доброволец,
который забрался на дракона и, приподняв веко, заглянул тому в глаза.
     - Чудовище мертво! - объявил он.
     Новый день застал людей, пинающих драконью тушу.
     - Мы победили дракона! - кричали люди. - Дракон  мертв,  мы  победили
чудовище!
     Тупыми наконечниками своих копий они громко стучали в безразличную ко
всему чешую.
Мастеру не понравился этот сон, но он все равно выслушал его и пожелал дракону
дальнейших счастливых снов, ведь что наша жизнь как не сон.
Множество живых существ стало приходить к Мастеру и рассказывать ему свои сны.
Среди них был и печальный буревестник, поведавший свой необычный сон Мастеру:
 Есть в мире удивительное место. Говорят, именно там берут свое начало
все бури и ураганы. Это  -  то  место,  где  рождаются  буревестники.  Они
приходят в мир под звуки стихающей бури - сила ее питает их  кровь,  в  ее
прощальном грохоте буревестникам слышится музыка. Та музыка вечно  жива  в
их сердце. Они пробуждаются к  жизни  в  одиночестве  -  некому  учить  их
летать. Они учатся сами, потому что их вечно зовет  ветер  -  наставник  и
приемный отец.  С  рождения  они  ищут  свист  ветра,  и  грохот  тайфуна,
напоминающий им о буре, что подарила им жизнь, приятнее  им  любых  других
звуков. Ураган расправляет им крылья и несет, обучая  искусству  полета  в
бешеной пляске ветров. Они учатся овладевать бурей долго, пока однажды  не
сольются с ней, не станут едины, и тогда они уже не  просто  буревестники,
они управляют ее разрушительной силой, они - Повелители Бурь.
     Но есть среди них один, тот, что родится последним.  Ведь  кто-то  же
должен быть последним. Когда он пробивает скорлупу, его  братья  и  сестры
уже выпили из бури всю ее мощь. Поэтому умирающий ветер  дает  ему  только
жизнь, но не больше. Он слаб. Он не может летать.
     Кому нужен буревестник, который не  может  летать?  Братья  и  сестры
смеются над ним и презирают, они зовут его  нелетом,  слабаком.  Всю  свою
жизнь он проводит на голой скале, с которой во все концы света разлетаются
буревестники. Он одинок.
     Но когда приходит время буревестнику снести яйцо, он летит  к  скале,
где впервые услышал шум бури и оставляет  его  на  попечении  Нелета.  По
всему миру носятся буревестники, под всеми небесами видят их, мчащихся  со
смерчем или тайфуном, но яйца откладывать они несут туда, где их ждет один
на голой скале нелет. Буревестники вечно  спешат  за  бурями,  им  некогда
высиживать яйца.
     Нелет бережно хранит то, что ему доверили, ведь это все, что  у  него
есть. Но он - не буря, всего тепла, что есть в его слабом  и  мягком  теле
хватает лишь на то, чтоб  не  дать  замерзнуть  будущим  птенцам.  Его  не
достанет ни на одну поклевку.
     Ветер, приемный отец буревестников - жестокий отчим. Те, кто не сумел
совладать с ним - погибают. Выживают лишь самые сильные и самые  искусные.
Но рано или поздно, приходит и их черед. Буря бросает их в  волны  или  на
скалы - безразлично. И однажды последний из буревестников понимает, что он
остался один, последний среди  братьев  и  сестер,  самый  сильный,  самый
лучший. Он - чемпион, но нет боле в мире никого, кто мог  бы  оценить  его
искусство и только на далекой скале живет одинокое существо  одной  с  ним
крови. Вот почему возвращается он туда, где когда-то  родился,  где  живет
Нелет. "Взгляни: вот мое могущество!" - кричит он, кружа  вокруг  скалы  и
ему вторит эхо. Его победный крик дробится о скалу. В тот час силой  своей
воли ему дано вызвать бурю, самую могучую,  среди  всех,  что  знает  мир.
Мчась среди  скал,  несомый  сотней  ветров,  Последний  буревестник  поет
отчаянную песнь полную радости, созывая к себе силу ураганов и безжалостно
погоняя бурю. Волны вздымаются выше гор  под  звуки  его  голоса,  а  горы
сотрясаются до самого основания. Скала буревестников  дрожит  под  ударами
бури, а на вершине прижавшись к ней дрожит тот, кто никогда не покидал  ее
- беспомощный, слабый Нелет. Распластав по скале свои  бессильные  крылья,
Нелет старается защитить своим телом оставленные  на  его  попечение  яйца
буревестников: они - все, что у него есть, в них - вся его  жизнь.  В  тот
час он знает, что погиб, ибо есть вещи увидеть которые и остаться в  живых
невозможно.
     Знает об этом и Последний из буревестников, но это знание не тревожит
его, ибо он умирает достигнув зенита своей  силы  и  славы:  какая  другая
смерть будет слаще для буревестника? И когда обезумевший  ветер  перестает
ему подчинятся и швыряет его грудью  о  скалы,  счастливый  победный  крик
вырывается из его горла.
     И тогда бесящиеся дикие ветры подхватывают Нелета,  отрывают  его  от
скалы и от яиц буревестников и швыряют его в  кипящее  небо.  В  первый  и
последний раз в жизни он познает полет. Бешеные  воздушные  потоки  кружат
Нелета и, не в  силах  противостоять  им,  Нелет  растворяется  в  буре  и
сливается с ней. И тогда ее сила вливается в него и он становится одно и с
воем ветра, и с грохотом тайфуна - со всей той силой, которую разбудил его
старший брат. И всю эту силу он отдает тем, кого  он  высиживал  всю  свою
жизнь - своим нерожденным приемным детям.
     Буря стихает, отдавая себя нарождающейся жизни, и вместе  с  тем  как
уходит жизнь из бури, уходит жизнь и из Нелета. Он  умирает,  отдав  своим
детям все, что у него было, в тот момент,  когда  первый  из  его  птенцов
начинает яростно пробивать изнутри скорлупу, и еще  успев  увидеть  первую
поклевку...
     Есть в мире удивительное место. Говорят, именно там берут свое начало
все бури и ураганы. Это  -  то  место,  где  рождаются  буревестники.  Они
приходят в мир под звуки стихающей бури...
Мастеру стало жаль бедного нелета, и в ответ он рассказал ему один из своих
собственных снов: 
Далеко на севере, за горами вечного льда, расположена  небольшая,  но
очень живописная долина. Каждое утро, куда ни брось взгляд,  в  ней  среди
журчания талых ручейков пробуждаются и тянутся к  веселому  голубому  небу
тысячи и тысячи цветов. Днем здесь  царит  лето,  а  вечером  в  долину  с
окрестных гор спускается, оттесненный солнечным светом холод, и с приходом
ночи наступает зима. Миллиарды снежинок носятся тогда над долиной  гонимые
тысячью метелей.
     Посреди долины на  небольшом  холме  стоит  дом.  Будь  он  чуть-чуть
побольше - его можно было бы назвать маленьким уютным замком, будь малость
понаряднее - и его называли бы дворцом. А так - это просто дом. По  крайне
мере снаружи.
     В доме живет тот, кого люди называют Хранителем времени. И потому дом
этот - не просто дом. По крайне мере изнутри. Само время здесь  свернулось
петлями,  закружилось  кольцами  и,   вертясь   гигантским   времяворотом,
образовало то, что люди называют "карманом времени". В него можно  попасть
единственным способом - через одну из дверей дома на холме. Именно  там  -
истинный  дом  Хранителя.  Все  пространство  внутри   домена   занимают
гигантские, размером с небольшую планету, часы. Из сосуда в сосуд капает в
своем бесконечном  беге  вода,  неутомимо  пересыпается  песок  и  мириады
стрелок отсчитывают здесь время на своих циферблатах, каждая - свое.  Ведь
не везде в мире время идет одинаково. Да и вообще – есть ли оно.
     Но самая большая стрелка на самом большом циферблате вот  уже  тысячу
лет стоит на месте. И несмотря на то, что внутри часов  стоит  непрерывный
шум, как будто сотни будильников играют симфонию, и  гонги  вплетают  свою
ноту в их нескончаемую музыку, Хранитель знает, что его часы  не  били  по
настоящему вот уже целую тысячу лет.
     Мало кто бывал внутри этих часов вместе  с  Хранителем,  те  же,  кто
видел их рассказывают удивительные и странные вещи.
     Люди считают будто бы часы эти нужны Хранителю, чтобы точное время было в
любой точке мира. Но это неправда. Гоблины уверены, что часы Хранителя  -
это  огромная  водяная  мельница  на  реке  времени   дающая   возможность
существовать и самому Хранителю и его дому. Эльфы же  склонны  полагать,
что часы Хранителя на самом деле не отсчитывают время, но сами толкают его
вперед. Но и это неправда, или по крайне  мере  не  вся  правда.  Северный
ветер рассказывал мне, что через эти часы само время  проникает  в
наш мир и растекается по нему своими ленивыми огромными волнами.  Я  лично
думаю, что и это - только  часть  истины.  Хранителю  же  известна  вечная
мудрость, и на его устах - печать молчанья.
     Он - летописец. Он знает историю мира и пишет ее по  мере  того,  как
она происходит. Он пишет и эту сказку, и еще тысячи других.
     Раз в год он устраивает праздник. Этот праздник длится ровно сутки  -
день и ночь - от восхода и до следующего восхода.  В  этот  день  (который
где-то растягивается на века, а где-то сжимается до секунды -  ведь  время
везде течет по разному) на Земле наступает мир.  И  тогда  существа  самых
разных рас со всех сторон слетаются, сползаются и  сходятся  в  долину  за
ледяными горами. Весь этот день и всю  эту  ночь  в  долине  зима  и  лето
смешиваются друг с другом  и  переплетаются  причудливым  узором.  Извечные
враги становятся друзьями, и дети света и тьмы проводят вместе этот  день.
Проводники тумана сидят за одним столом с братьями  огня  и  слуги  тишины
сидят вместе с ними.
     Ближе к полудню Хранитель подходит к западному крыльцу  своего  дома.
Он ждет. В тот час, когда солнце находится в зените прямо  от  солнца,  на
лужайку перед домом опускается крылатая повозка. Шесть единорогов и  шесть
львов влекут ее за собой. Когда же  та,  что  приехала  в  этой  колеснице
покидает ее, птицы вокруг начинают петь громче, тепло расходится по  земле
от ее шагов, и цветы стараются прижаться к ней хотя бы одним лепестком. На
ее солнечных волосах горит золотая корона, а глаза светятся добрым  мягким
светом. Это Королева Весны.
     - Здравствуй, Мастер. - говорит она. - Я опять не смогла  удержаться.
Я должна вновь увидеть его. Хотя бы одним глазком.
     - Здравствуй и ты, Королева, - отвечает ей Хранитель.  -  Праздник  в
самом разгаре, все рады тебе. И Королева идет туда, где существа  света  и
тьмы вместе радуются и пируют. В этот день ее глаза дают тепла  поровну  и
тем и другим, сердца детей ночи чуть-чуть оттаивают под ее взглядом.
     Праздник меж тем продолжается. Бруксы и феи играют в лучах  солнца  с
радугой, гномы пируют за одним столом с гоблинами, забыв  вековую  вражду,
эльфы  поют  свои  песни,  и  единороги  пасутся  на  одном   пастбище   с
мантикорами.
     Так потихоньку приходит ночь  и  хозяин  дома  выходит  на  восточное
крыльцо.  Ровно  в  полночь  с  неба  перед  ним   спускается   колесница,
запряженная двенадцатью драконами. Черный плащ развивается за спиною того,
кто правит колесницей, в его волосах, черных как смоль - железная  корона,
его глаза горят неугасимым багровым пламенем - это Владыка Тьмы.
     Изморось ложится на землю там, где  он  ступает  и  призраки  ужасных
чудовищ ластятся к нему, норовя лизнуть ему руки.
     - Здравствуй, Мастер! - говорит он. - Я ждал твоего  праздника  целый
год. Но за багровым пламенем хозяин читает в его  глазах  другое  -  "Быть
может сегодня..."
     Дело в том, что Властелин Тьмы безнадежно влюблен. Вот уже тысячу лет
он любит Королеву Весны и тысячу раз он просил ее руки и тысячу раз он был
отвергнут. Всякий раз когда Королева отвергает его он начинает метаться  в
бессмысленной ярости уничтожения, пытаясь что-то доказать ей и  выплеснуть
собственное отчаяние.
     - Привет и тебе, Светоносный Князь, - отвечает ему Хранитель. - Она давно здесь и
ждет тебя.
     - Я так надеюсь, - говорит Хозяин ночей  и  идет  туда,  где  хаос  и
порядок, смешавшись, мчат вместе  свою  бешеную  карусель,  словно  обретя
вновь давно утерянную и до сих пор не найденную гармонию.
     Сегодняшний день - это единственный день в году, когда  существа  дня
радуются легкому освежающему холоду, который  рождает  в  их  сердцах  его
взгляд. Хранитель остается у своего дома на холме и смотрит вниз - туда  где
словно на гигантской мировой палитре  сливаются  все  краски.  Взгляд  его
счастлив и печален одновременно.
     Меж тем начинаются танцы. Все смешивается в  праздничном  вихре  этой
ночи, прекрасном, ни на что не похожем и похожем одновременно на  все,  от
эльфийских хороводов до ведьминской пляски смерти на Лысой горе.
     Танец постепенно овладевает всеми  пришедшими  в  долину,  его  огонь
разгорается чем дальше, тем больше и  наконец,  под  самое  утро  Королева
Весны и Владыка Тьмы наконец встречаются в одной паре. И тогда пламя  танца
взрывается сверкающей вспышкой и мир исчезает для этих двоих и для них  не
существует больше ничего кроме друг друга.
     В эту ночь  нет  различия  между  теплом  и  холодом,  нет  извечного
противостояния  света  и  тьмы.  Сегодня  эти  двое  свободны  от  бремени
ответственности за Судьбы. Белое и черное сливаются в  многоцветную  гамме
не заботясь о соблюдении цветовых различий.
Впрочем, разве и то и другое – не одно целое.
     Властелин  тьмы  шепчет  ласковые  слова  Королеве,  словно  какой-то
мальчишка, а та прижимается своей  теплой  щекой  к  его  жесткому  плечу,
совсем забыв свое королевское достоинство. Лед и  пламень  танцуют  вместе
как во времена давно забытых дней и они счастливы  тем  счастьем,  которое
одинаково редко выпадает на долю людей и на долю бессмертных.
     Но вот первый луч зари появляется из-за  вершин  гор.  Вместе  с  ним
заканчивается праздник и те кто пришел на него  почти  мгновенно  исчезают
подобно туману или ночному наваждению, разлетевшись каждый в свою сторону.
Посреди равнины остаются лишь две одиноких фигуры. Они еще стоят некоторое
время вместе, но уже не держатся за руки. Потом тот, кто  одет  в  черное,
начинает подниматься по склону холма к  дому  Хранителя.  Лицо  Властелина
Тьмы печально.
     - Праздник был прекрасен, не правда ли, - говорит хозяин .-Но  я  вижу
ты чем-то опечален, князь.
     - Она вновь отказала мне,  -  шепчет  Ночной  Владыка,  и  голос  его
подобен шелесту пепла в прогоревшем  костре.  Драконы  уносят  его  и  его
колесницу на запад,  туда  где  еще  светят  последние  звезды,  прочь  от
надвигающегося рассвета.
     Глаза  Властителя  вновь  горят  мрачным  багровым  огнем,  но   если
приглядеться к ним то можно заметить там и другое: "Быть может в следующий
раз..." читается в этих глазах.
     А драконы, несущие колесницу, страшно ревут  и  воют,  чувствуя  горе
своего хозяина и не понимая его причин.
     Когда же солнце появляется над горами та, что  одета  во  все  белое,
тоже медленно поднимается на холм.
     - Ты опять отказала ему, - тихо говорит ей Хранитель.
     - Да, - так же тихо отвечает Королева.
     - Почему?..
     - Ах, не мучай меня, Мастер. Тебе же известно, что меньше других я...
Но я... Я боюсь... Мне страшно, Мастер. Я не знаю  кто  может  родиться  у
нас, чему он будет служить и что станет с миром  потом...  После  этого...
Прощай, Мастер. В будущем году я не приеду на твой праздник.
     Хранитель времени долго стоит на восточном крыльце и грустно  смотрит
вслед колеснице,  которую  единороги  и  львы  уносят  в  светлеющее  небо
навстречу солнцу.
     Он  знает,  что  ни  смотря  ни  на  что,  когда-нибудь  эта   любовь
осуществится и тогда изменятся сами понятия добра и зла. И он знает что  в
тот день и час, когда это  произойдет  самая  большая  стрелка  его  часов
дрогнет,  придет  в  движение  и  отсчитает  еще  одно  деление  на  своем
бесконечном циферблате. И в ту самую секунду его часы наконец  пробьют,  и
бой их будет означать приход новой эпохи, в которой все будет не так и все
будет по другому.
     И уж кому-кому, а Хранителю-то известно, чему будет служить тот,  кто
родится благодаря этой любви. Но ему открыта вечная  мудрость,  и  на  его
устах - печать молчания.
Сон очень понравился буревестнику и он решил в следующем сне пренепременно
Стать Мастером. Мастер без Имени улыбнулся и сказал, что он никогда и не переставал им быть.
Приходил к Мастеру и великий писатель, с сожалением рассказавший ему свой постоянно
повторяющийся сон:
Жил на свете человечек, который всю жизнь писал Самую Лучшую  В  Мире
Книгу. Жил он впроголодь, ведь  ему  некогда  было  даже  зарабатывать  на
жизнь; все его время занимала Книга. Себя человечек числил в писателях, но
за всю жизнь не продал ни одного рассказа; ему  некогда  было  их  писать,
ведь у него была Книга. Он зарос, неделями не мылся, а в парикмахерской не
появлялся годами. Из-за того, что он нигде не работал и ничего не писал на
продажу, ему приходилось жить на подаяние и питаться тем,  что  не  всякая
собака согласилась бы взять в пасть.
     Человечек считал, что это его предназначение - Самая  Лучшая  В  Мире
Книга, и отдавал всего себя Ей. И Книга брала его себе без остатка. Ему не
хватило совсем чуть-чуть - он не успел поставить последнюю  точку  над  i.
Кровоизлияние  в  мозг  свалило  человечка  и  он  упал   без   стона   на
свежеисписанный лист.
     Новые хозяева, въехавшие в его комнату, спалили старую мебель  вместе
с клопами и замаранными листками бумаги, так и  не  удосужившись  прочесть
накарябанные на них каракули. Такая это странная штука - жизнь.
Мастер посочувствовал ему и посоветовал подумать о слышанных им где-то во сне
странных словах: «Книга для человека, а не человек для книги. Жизнь есть Закон,
а в книгах Закон мертв».  Писатель был очень озадачен этими словами и ушел
задумчивый. Кажется, в следующем сне он стал плотником… или каменщиком…
Не помню точно.
    А потом на невысоком холме безымянный мастер облюбовал себе место и  построил
дом. Дом был такой же как и у Мастера Время,  маленький  снаружи  и  очень
просторный внутри, только совершенно пустой. Пустой настолько, что внутри
не было  даже  Света  и  Тьмы,  один  сплошной  полумрак.  Подолгу  глядел
безымянный Мастер в глубь своего дома, размышляя  чем  бы  заполнить  его.
Однако, решение так и не появлялось.
     За этим-то занятием его и застал однажды Сон.
     - Здравствуй, - сказал Сон. Он выглядел очень обеспокоенным.
     - Здравствуй, - сказал Мастер. - Что это с тобой?
     - Понимаешь, - сказал Сон. - Вот-вот должно взойти Солнце.  Если  его
лучи упадут на меня - я исчезну. Мне бы этого очень не хотелось.
     - Ну так заходи,  -  предложил  безымянный  Мастер.  -  В  моем  доме
достаточно темно.
     - Только я не один, - предупредил Сон.
     - Мой дом большой, - ответил Мастер. - Места хватит на всех.
     - Ты уверен? - недоверчиво спросил Сон.
     - Конечно, - улыбнулся Мастер.
     - Ну смотри! - и, сказав так, Сон засунул себе в  рот  два  пальца  и
громко свистнул. Почти что тут же  весь  холм  вокруг  мастера  заполнился
существами Ночи. Один за другим, они проходили  мимо  Мастера;  Большие  и
маленькие, смешные и  странные,  шипастые  и  не  очень,  одаряли  Мастера
благодарной улыбкой и  скрывались  в  доме.  Со  многими  из  них  Мастеру
доводилось сражаться в прошлом, многих он  считал  достойными  и  опасными
противниками. Но можно ли держать за врага кого-то, кто смотрит на тебя  с
признательностью?
     Каждый из тех, кто с молчаливой благодарностью проходил мимо Мастера,
уносил с собой в дом частицу темноты,  так,  что  когда  за  последним  из
существ Ночи закрылась дверь, небо  посветлело.  А  спустя  еще  мгновение
взошло Солнце и озарило  весь  мир  своим  светом.  Так  мир  узнал  утро.
Радостным криком приветствовал его безымянный Мастер. А Солнце, большое  и
неторопливое, всплыло над горами и отправилось в  свой  бесконечный  путь,
который ему отныне предстояло совершать ежедневно.
     Утро постепенно сменилось днем, а когда Солнце прошло через все небо,
осветив своей царственной улыбкой весь мир, и стало заходить за  горизонт,
Тьма, спрятанная в  доме  Мастера,  начала  потихоньку  искать  себе  путь
наружу, постепенно выдавливаясь сквозь поры в  дереве  и  неплотные  стыки
между бревнами. Небо стало темнеть и вслед за днем  мир  узнал  вечер.  На
небе зажглась первая звезда.
     - Вот это да! - думал глядя на небо Мастер. - Ночь! И получается, что
создал ее я. А завтра вновь взойдет Солнце и будет новый день, а  потом  я
создам новую ночь.
     - Привет! - Сон неслышно примостился рядом с Мастером.  -  Слушай,  я
вчера забыл спросить. Ну, как, нашел свое имя?
     - Кажется, да, - медленно  ответил  Мастер.  -  Кажется,  меня  зовут
Мастер Творец.
     - Знаешь, - сказал ему Сон, -  не  знаю,  что  скажет  Повелительница
Теней, но лично мне нравится это имя.
     Вместе они сидели на ступеньках дома и улыбались, а в небе  над  ними
одна за другой зажигались звезды.