Письмо Наталье Сергеевне

Доброй ночи, уважаемая Наталья Сергеевна:
мир Вашему дому и здоровья Вашему сердцу,
покоя уму и радости душе.

Я давно собирался Вам написать, но каждый раз откладывал свои намерения, поскольку помню, как Вы поступили с моим первым письмом. Я написал Вам тогда, ничего не утаив ни о себе, ни о Ваших родных, а Вы ничего не поняли, возмутились и вернули моё письмо назад. Я долго терпел, что Вы в своих письмах до сих пор игнорируете меня, будто Ваша дочь живёт не с живым конкретным человеком, а с пустым местом. У него, по Вашему мнению, нет ни души, ни сердца, оно не способно, ни любить, ни страдать, и потому на него не стоит обращать внимания, поскольку его вроде бы и нет. А на нет, как Вы и сами знаете, и суда нет.

Недавно Ваша дочь получила очередное Ваше письмо, полное сожаления и разочарования по поводу собственной дочери, которая, выражаясь Вашим языком, живёт не по уму. Ну, конечно, она прописала в своей квартире, как возмущаетесь Вы, совершенно чужого человека – «какого-то проходимца, который сидит на шее Вашей девочки», а собственных детей выгнала из дома. Выражаясь Вашими словами, этот изувер, т. е. я, незаслуженно сидит на всём готовом, а бедные и несчастные дети, Ваши внуки, страдают и мучаются в России, брошенные и забытые своей матерью.

Единственно, я понял, что обо мне и былых событиях, Вы рассуждаете не своими словами – Вас же не было здесь в ту пору, отчего Вы не стали свидетелем той или иной ситуации, не узнали её причины. Вы опираетесь на мнения и версии отдельного человека, который говорит об этом с пренебрежением, с брезгливостью и ненавистью, или просто опираетесь на собственные представления о мужчинах. Прямо запутанный клубок.

Но начнём постепенно распутывать этот клубок. Вы можете принять к сердцу эти известия (версии), а можете отказать им – это Ваше право. Даже сам Бог не в силах приневолить Вас.

Итак, с Вашей дочерью и Вашими внуками я познакомился в 1996 году -  тогда мне было очень тяжело, но я всё же не терял самообладание и силу воли: не ломался сам и старался помочь другим. Три года я жил без прописки в квартире Вашей дочери, работу в Душанбе не мог найти. Где-то год подрабатывал в редакции дивизионной газеты «Солдат России» и, можно сказать, и жил там, не забывая о семье Вашей дочери – помогал им деньгами. В то время я чувствовал себя ещё не совсем сносно: только-только отошел от депрессии.  Чтобы, хоть как-то оправдать своё проживание и чем-то помочь Вашей дочери, стал готовить, стирать, убираться, плохо или хорошо заниматься с детьми. Ваши внуки, особенно старший, невзлюбили меня. Впрочем, я их понимаю, поскольку моё появление в родительском доме сделало невозможным возращение в семью их отца. Но это не было ни моим капризом, ни моей прихотью – так решила и распорядилась их мать, имея на то свои основания и причины. Сами дети прекрасно знают об этих причинах (я не стану их называть), но им было удобно винить меня во всех своих бедах и несчастиях. Я стал для них «примаком» и «приживалой», который примазался к их матери и стал соперником их отцу. (Это мнение продолжается до сих пор, хотя и прошло столько лет.)

В начале 1999 года Ваша дочь получает письмо, из которого становится известно, что Вы себя плохо чувствуете. Ваша дочь не на шутку испугалась. Вместе с ней испугался и я. Чтобы хоть как-то помочь Вашей дочери и в её глазах доказать серьёзность моих отношений я дал согласие на продажу своей двухкомнатной квартиры. Я искренно полагал, что люди, для блага которых я решился на этот шаг, поймут меня и оценят по достоинству мой поступок. Но этого не случилось. Впрочем, я несколько забегаю вперёд.

Ваша дочь подхватила эту идею и приняла активные действия по продаже моей квартиры. Спустя время, квартира была продана, и Ваши близкие – дочь и внуки – смогли приехать к Вам. Правда, за квартиру выручили не много. Более того, половину суммы я отдал своему отцу, так как он был основным квартиросъёмщиком, а другую половину отдал Вашей дочери. Только денег всё равно не хватало, и залез в долги. В ту пору я уже работал корреспондентом в солидной газете Таджикистана тех лет – «Бизнес и политика». Одновременно, я был донором страны – два раза в месяц давал кровь на плазму (в течение полутора лет), пока не надорвал свой организм – не «посадил» печень, отчего страдаю по сей день. Также почти на общественных началах работал в Детском доме и в Доме-интернате. Словом, все деньги шли в семью, и я, как понятно, уже не был лишним человеком, продолжая смотреть за домом и детьми, как умел и знал. Конечно, были ссоры, были стычки, столкновения и разногласия, но чаще всего они случались из-за упрямства Ваших внуков, которые упорно не желали меня принимать и видели во мне врага.      

Ваша дочь и внуки  уехали и после вернулись домой, а я остался без квартиры и после рассчитывался с долгами со своей зарплаты. В конце 1999 года Ваша дочь прописала меня в своей квартире, но положение моё по-прежнему оставалось шатким, благодаря предвзятости старшего внука. Он называл меня «проклятием родительского дома», откровенно меня игнорировал и, в тоже время, прекрасно пользовался всеми моими услугами – как-то приготовить, постирать, убраться. Правда, и внуки принимали посильное участие в ведении домашнего хозяйства – мыли полы, носили воду, помогали в работе, если чинился диван, стулья, электрическая проводка, установка антенны и телефона, бра и люстры или наряжалась новогодняя ёлка; помогали устраивать праздничные столы.

Чтобы оправдать свою прописку, как известно, я полностью впрягся в телегу домашних дел. Спасибо, что Ваши внуки помогали делать покупки в магазине и на базаре – ходили чаще с матерью, иногда я, вместе с ними. В эту пору я уже начал работать в Республиканском детском подростковом центре психического здоровья, где уже год работала Ваша дочь. В этот Центр я устроился работать воспитателем, продолжая работать корреспондентом (внештатным) в различных газетах – где-то платили за статьи, а где-то «забывали». Работал в детской школе искусств и в Детском доме-интернате для инвалидов. Повторяю, появились деньги в семье Вашей дочери - пусть не большие, но постоянные. Стало уже немного легче – Ваши близкие несколько лучше стали питаться, одеваться и прочее. А в Центре на сегодня я уже работаю десятый год – осенью этого года исполнится 10 лет моей работы: юбилей!

Отдельно хочу сказать о том, что их отец активно вставал между своими детьми и мной (ему в этом я не препятствовал – не имел права) и перетягивал детей на свою сторону – я привечал их отца, а Ваша дочь меня постоянно ругала за это. Он, в стороне от нас, Вашей дочери и меня,  то устроит для них (для двоих!) «шикарный обед», то сделает «скромный подарок», то даст деньги «на карманные расходы». Например, как-то случился тяжёлый период, почти не было денег. Ваши внуки (инициатива старшего) втайне от всех собирали деньги, а после купили магнитофон. Затем с пеной у рта доказывали, что мне всё это показалось и померещилось.  Мозги-де у Вас не в порядке – машина ударила Вас десять лет назад, вот и мерещатся магнитофоны!

Если же в двух словах рассказать о моём отце, то родитель мой, побыв малое время в доме Вашей дочери, сразу после продажи нашей квартиры нашёл себе жильё и спустил все деньги. Порой он навещал дом Вашей дочери, приходя ко мне, помогал понемногу всем нам и мальчишкам (надеюсь, они не станут отрицать, хотя могут – свидетелей нет в России). Не смотря на собственный гений строительного дела, мой отец много пил. В 2002-ом году он уехал на заработки в Астраханскую область, где и пропал без вести. Я писал письма в передачу «Жди меня», отправлял Интернетом, но безуспешно. В прошлом году отцу исполнилось 70 лет (я верую, что он жив). Когда он уезжал, то звал меня с собой, говоря, что я не нужен семье Вашей дочери, как человек, а нужен лишь, как средство для жизнеобеспечения – не более того. Но я не согласился с ним, ибо верил, что я нужен и Вашей дочери и Вашим внукам. И отец уехал один.

Пишу о своём отце, чтобы показать: я не озлобился против Ваших внуков, уважаемая Наталья Сергеевна, – ни по потере своей квартиры (ради блага Ваших родных!), ни по потере своего отца. А ведь мне в те дни было куда труднее, чем Вашим внукам. Кто-то из них понимал, а кто-то не считал нужным.

Так продолжалась до 2004 года. К этому времени в Россию успел уехать Ваш младший внук – его никто не гнал и не заставлял. Мальчик сам так решил. Впрочем, в отличие от своего старшего брата, он более благосклонно относился ко мне – он и я, мы оба находили общий язык, и мне было грустно расставаться с ним. Я чувствовал, что, разлучаясь с ним, теряю что-то близкое и дорогое. Детей своих у меня никогда не было, и я всеми правдами и неправдами старался быть для Ваших внуков своим человеком – да, совершал ошибки, был неправым, но больше же было хорошего. Ваша дочь, да и сами мальчишки практически не принимали в этом никакого участия, и чаще всего были бесстрастными зрителями и судьями, которые судили обо всём на собственный лад.

И вот случилось. Ваш любимый старший внук однажды не выдержал распирающей его ненависти и возмущённо заявил, что ему надоел мой «тупизм». Под «тупизмом» он понимал мою работу в Центре, работу в газетах, моё прикладное (оригами – это японское искусство складывания поделок из листа бумаги) и литературное творчество – весь мой душевный мир и внутренний уклад. В тот день между нами завязалась ссора. Он сказал, да и раньше не скрывал этого, что никто не просил меня продавать свою квартиру (на моём месте он бы точно так не поступил – так глупо и смешно). Никто не просил меня давать свою кровь на плазму и надрывать своё здоровье. Никто не просил меня помогать его семье и прочее, в том же духе. Ему просто наплевать на все мои старания, потому что я делаю это не для него лично, а для его матери, а поскольку он приходится сыном этой женщины, с которой я живу, то он имеет полное право, как должное, пользоваться моими услугами.

Эта ссора едва не стоила мне жизни (если у Вашего старшего внука достанет мужества и решимости, то он сам расскажет, как оно было на самом деле). Я решил уйти из дома Вашей дочери, поскольку стало страшно. Столько вложил в этих людей, не жалея себя, времени и средств (здоровья), а ты для них так и остался чужим. Так думал я в тот день.

Но как бы там ни было, я извинился перед лицом Вашего старшего внука и его друга, жившим в те дни в его комнате по разрешению матери, хотя не был перед ними виноватым. Да и Ваша дочь не совсем поняла, что стало причиной нашей ссоры. Я могу рассказать, но это, как любит говорить Ваш старший внук, «будет лишь моей версией». Хорошо, я  согласен. Пусть это «будет моей версией». Но  старший внук должен согласиться и с тем, что если он изложит Вам причины той ссоры, то и это «будет лишь его версией». Для полноты картины необходимо встретиться ему и мне и рассказать Вам,  как на духу – глаза в глаза, без крика и взаимных оскорблений.

Я ушёл от Вашей дочери, едва познакомившись с другой женщиной, а Ваша дочь быстро выписала меня из своей квартиры – в отместку. Ведь я стал для неё «посторонним человеком». Старший внук, конечно, получил огромное моральное удовлетворение. Ведь он привык жить только для себя, привык всегда быть в центре внимания, считая себя непогрешимой величиной – этаким сверхчеловеком. Ему все должны, а он подумает – обращать внимание или нет на это «домашнее существо», отказывая «существу» в имени и человечности, в уважении и душевности. Разве у «домашней скотины» может быть душа? «Домашней скотиной» надо уметь пользоваться, чтоб было удобно тебе. В глазах широкой публики (например, студенческая аудитория) можно быть великодушным, внимательным, заботливым и, если хотите, гуманным человеком, а в собственном доме можно презирать, ненавидеть «домашнюю скотину» и не видеть в ней человека – зачем утруждать себя лишними заботами. Каждый получает то, чего он достоин и заслуживает, и Ваш старший внук искренно полагал и полагает до сих пор, что я не заслуживаю и не достоин того, чтобы называться человеком. Он как-то признался, что не признаёт меня не потому, что я беден или богат, зол или добр, а потому что я – другой.

Итак, я ушёл от Вашей дочери. Но случилось, что через восемь месяцев, к великому неудовольствию Вашего внука, я вернулся назад, и Ваша дочь приняла меня. Старший внук не мог понять, что происходит и не хотел ослушаться воли матери: если ей надо, то надо и ему. К тому же, через полтора года он собрался уехать в Россию. В России он начнёт новую жизнь, чтобы не выслушивать долгих, досужих и глупых нравоучений от «домашней скотины» о том, как следует вести себя настоящему человеку – ему никто не будет указом. Тогда мне казалось, что такими открытыми беседами он сможет понять меня и принять. Всё это время я жил без прописки, работал в Центре и в газетах, приносил домой деньги, и они шли на семью, а Ваш старший внук собирал деньги на дорогу, как делал это привычно по другим случаям, и продолжал ненавидеть меня. Ни мой пример, ни мои поступки, ни доброжелательное отношение к нему не могли растопить холодное сердце Кая.

Спустя время, Ваша дочь и Ваш любимый внук уезжают в Россию, а меня выставляют вон из дома, и я четыре месяца живу в рабочем кабинете по месту работы (в Центре); прописки не было – главный врач организации пошёл мне на встречу и помог с временным обустройством. Когда Ваша дочь вернулась, я пришёл к ней, и мы помирились. Вскоре она прописывает меня, и я поныне живу здесь. Такова боле менее подробная история моей прописки в квартире Вашей дочери. Так что, считайте сами, уважаемая Наталья Сергеевна, по праву я нахожусь в этой квартире или нет. И, пожалуйста, прекратите эти разговоры – научитесь верить другим людям, а не только любимому старшему внуку (Вы же в детстве так много вложили в него, окружая заботой и вниманием). Ведь и другие люди – например, я – не так мало сделали и делают для семьи и дома Вашей дочери, а? С этим должны согласиться и Вы, и Ваш старший внук.

Я тоже инвалид (2-ая группа, бессрочная) по общему заболеванию. Дело в том, что в 1986 году меня сбил автомобиль. Почти 20 дней я провёл в коме. Мне предрекали смерть, а моему отцу советовали искать место на кладбище. Но я, благодаря Небу, усилиям врачей, стараниям отца, своей девушки, с которой не пришлось даже поцеловаться, и собственному неосознанному желанию жизни, стал постепенно возрождаться. Сначала вернулась жизнь, но физическая. После вернулся разум. Я стал учиться заново ходить, читать, писать, думать и разговаривать – этому учился, когда мне было 21 год (я родился 19 марта 1965 года). Вскоре выписался из больницы и обнаружил, что меня оставили прежние друзья, что не нужен я отцу. Я не озлобился на весь мир, не затаил в своей душе обиды и ненависти, считая себя ущербным и убогим человеком. Я спешил к тем, кому было трудней, чем мне. Так я, спустя годы исканий и мытарств (через 13 лет) познакомился с Вашей дочерью и её детьми. Подумайте сами, уважаемая Наталья Сергеевна, достоин ли я, заслуживаю ли я доброго отношения к себе.

Я до сих пор работаю внештатным корреспондентом в двух-трёх газетах (чаще ради того, чтобы «не потерять» мастерство), провожу выставки оригами-дизайна, по-прежнему работаю в Центре, где работает и Ваша дочь, и занимаюсь с больными детьми. Пишу и издаю книги (три из них я уже Вам прислал, скоро выйдет в свет четвёртая книга, «Жемчужина», и пишу пятую, «Дорога к сыну»). Дома поздними вечерами работаю за собственным компьютером (подарили друзья), делаю распечатки на домашнем принтере – например, набираю текст этого письма (со временем, хочу купить сканер и ксерокс), выхожу в Интернет от домашней телефонной точки по встроенному модему (скорость небольшая, но мне для работы достаёт), на авторских страничках Стихи.ру и Проза.ру публикую свои произведения.  Словом, живу полной и счастливой жизнью одарённого творческого человека. Разве можно меня назвать «случайным листком» в квартире Вашей дочери, что я не по праву занимаю жилую площадь?

Что касается Вашего любимого старшего внука, то я всегда уважал его и ценил, как уважаю и ценю до сих пор – он сам подтвердит верность моих слов. Я неоднократно говорил ему об этом и говорю ныне Вам, что восхищаюсь его целеустремлённостью, уважаю верность принципам, хотя не всегда принимаю их и не всегда соглашаюсь с ними, ценю его упорство и стремление до всего дойти самому. Не взирая на столкновения, он проявлял ко мне участие – например, когда Ваша дочь и я, мы оба оказались в инфекционной больнице, Ваш старший внук вкладывал свои деньги в покупку лекарств и неоднократно ездил к матери, а после и ко мне, с продуктами. Я до сих пор благодарен ему. Было и так, что вместе солили капусту, чинили мебель, и он помогал мне подготавливать мои оригами-композиции.

Но всё же, как говорят в народе, «мы не сошлись характерами». Судя по всему, он и я, мы оба обладаем сильными характерами, большой силой воли, и воли нашей не занимать. Только перед каждым стояли и стоят свои цели и задачи, и каждый из нас стремился и стремится к ним собственным путём. А верен тот путь или нет – остаётся на совести каждого из нас. Лишь поныне не могу понять, почему Ваш любимый старший внук до сих пор продолжает меня так упорно ненавидеть и презирать? Даже когда он звонит по телефону – недавно как вчера, поздно вечером 26 января – никогда не обращается по имени, а сразу требует позвать маму. Впрочем, живя в доме матери, он и здесь избегал обращаться ко мне по имени, широко пользуясь обращением «Вы»: «Вы сходите туда…», «Мама просила Вам передать…» и прочее. С одной стороны – безусловно, уважение (якобы), а с другой?..

Когда ваша дочь оказалась в больнице, я принял все меры, чтобы помочь ей и быстрее «вытащить» её домой живой и здоровой. Я вышел в отпуск – на работе пошли мне навстречу и выдали отпуск за 2 года (деньги обещали выдать в конце ноября – сумма не малая: 1100 самони (1000 российских рублей – 145 самони). А деньги нужны были срочно – особенно, после 13 ноября, когда ей сделали повторную операцию. Ваша дочь легла в больницу 20 октября, и первую операцию сделали 26 октября, и до тринадцатого числа ничего не предвещало беды, и у нас ушло, в общей  сложности, 300 самони (я как раз успел занять у своих знакомых 600 самони). Зато после 13 ноября, в течение 10 дней, ежедневно тратил на лекарственные препараты по 200 самони (200 на 10 = 2000 самони). Эти деньги вынь да положь. А где их взять? Я стал снова бегать по своим знакомым и собирать деньги. Кто-то отказывал, кто-то помогал (помог и мой друг, Владимир, - он передал на руки 800 самони). Дело в том, что требовались очень дорогие лекарства – например, одна ампула «Гордокса» в наших аптеках стоит 40-50 самони, а таких ампул потребовалось 10 штук, специальные питательные растворы – 80 самони (Ваша дочь некоторое время была под капельницей); 200 грамм эритроцитной массы  - 150 самони, 300 грамм плазмы – 150 самони. Всё это требовалось срочно купить, требовалось также срочно найти деньги. Помощи от родных и близких ждать не приходилось.

Ваши внуки в конце октября отправили 2 тыс. российских рублей простым почтовым переводом, и деньги пришли только через месяц. Правда, в декабре, когда Ваша дочь была уже дома, её младший сын самостоятельно банковским электронным переводом отправил матери ещё 2 тысячи. Вы и Ваш сын в это же время также банковским электронным переводом отправили 10 тыс. российских рублей. Ваша дочь и я, мы благодарим вас за эти деньги – они как раз кстати. Но приди они куда раньше, то были бы гораздо нужнее. Но что случилось, то случилось. А пока Ваша дочь была в больнице, я каждый день по 2-3 раза ездил к ней – привозил одежду, продукты, лекарства, деньги. А она ждала новостей и помощи, но помощи не было, как не было ни писем, ни телефонных звонков – у всех были свои важные дела и заботы. В эти тяжёлые дни для Вашей дочери я оказался единственным нужным человеком, который и за домом присмотрит, и постирает, и приготовит и поможет, если надо. (Я даже обращался с письмом на свою авторскую страничку Проза.ру – Ваш сын и Ваша внучка смогут найти это обращение, если захотят; об этом обращении знают Ваши внуки). А когда Вашей дочери стало гораздо лучше, Вы начинаете выражать сожаление по поводу того, что она, по глупости своей, прописала не того человека, когда её дети зазря мыкаются в России. Мол, прогони этого мужика, поскольку он нам – чужой. Попользовалась им, дочка, и будет – выгони его, и делу конец. Зато дети будут при тепле и доме, при деле и работе. А справедливо ли это, Наталья Сергеевна?

По совести сказать, я не претендую на квартиру Вашей дочери. Когда возникла критическая ситуация, и Ваша дочь оказалась при смерти, все врачи всполошились и спросили меня, как я буду дальше, то я честно ответил, что никак. Если она умрёт – не дай Бог! – сказал я, то не стану претендовать на квартиру супруги (мы же «гражданские супруги» - полюбовники, что ли). Об этом я сказал Вашей душанбинской сестре, тёте Вашей дочери, и та всплеснула руками: да разве можно так – ты столько сделал для неё! Звонил Вашим внукам и сказал, что наступила тяжёлая полоса неизвестности – никто не знает, каков будет итог: выдержит сердце Вашей матери борьбу за жизнь или нет. Если случится печальное, сказал я Вашим внукам, то Вы всё равно держитесь и не падайте духом – вы будете знать, что она любит вас; а пока сжимайте кулачки! А по поводу квартиры… Чуть что, так я сразу вам позвоню, и вы тотчас приезжайте и делайте со своей квартирой, что вам заблагорассудится. Я НА НЕЁ НЕ ПРЕТЕНДУЮ, И ВСЕ ЧЕРДАКИ И ПОДВАЛЫ, ПАРКИ И ЗООПАРКИ – МОИ! Я здесь не вру – можете спросить у своих внуков или у своей душанбинской сестры.

Как я понимаю, теперь после моих слов Вы должны успокоиться, поскольку не собираюсь глумиться над Вашей дочерью, злорадствовать над бедами Ваших внуков – я всем желаю только добра, здоровья, счастья и достатка, в том числе, и Вам! Я знаю, что не найду справедливости в лице Вашего любимого старшего внука (он будет только радоваться, если узнает, что я умер), как не находил участия и раньше. Сможет ли он по достоинству оценить мои действия и поступки, когда я помогал его матери во дни её болезни. А где были они, Ваши внуки? А где был лично он, Ваш любимый старший внук?  Ведь я не ждал от них денег, а лишь просил почаще звонить, а старшего внука – почаще писать электронные письма (у него есть такая неограниченная возможность), так электронные письма приходят гораздо быстрее, чем «бумажные», писанные от руки. Но не было ни частых звонков, ни частых писем (я решил, на свой страх и риск познакомить Вас, уважаемая Наталья Сергеевна, с полной версией электронной переписки – между мной и старшим внуком), и я был предоставлен самому себе, чтобы своими силами помогать Вашей дочери. Я не пил, не воровал, не обжирался и не гулял по женщинам – об этом знает только Небо, а помогал и помогал Вашей дочери, как умел и знал. Я выполнил свой долг перед Богом, перед Вашей дочерью, перед Вами, перед Вашими внуками – Ваша дочь и мать жива и здорова, и я надеюсь, она проживёт под счастливым солнцем земного бытия ещё 20 лет: дай Бог ей здоровья! Теперь пришёл Ваш черёд, господа, выполнить свой долг – прогнать меня из жизни Вашей дочери, сестры и матери и устроить счастливую жизнь её детей. Против детей Вашей дочери я ничего не имею и, повторяю, желаю благополучия, здоровья и счастья. Только прошу не судить огульно о людях с чужих слов, приправленных предвзятостью и презрением, обидой и завистью, злобой и ненавистью. Только прошу поступать по-христиански – Ваш любимый старший внук, как мне помнится, одно время носил нательный крестик и считал себя православным христианином. «Возлюби ближнего своего, - говорится в одной из заповедей Христа, а в другой: - Научись прощать!» Так вот, нательный крест ничуть не мешал Вашему старшему внуку презирать меня и ненавидеть, ибо у него были собственные счёты со мной, неподконтрольные Богу. Старший внук любил и уважал людей избранно – именно тех, кто был, по его меркам, достоин его любви и уважения. Я же не входил в этот «золотой круг».

Только прошу поступить со мной по-человечески, и я ваше решение приму с благодарностью, поскольку ваши слова станут Вашей правдой и вашей сутью, а моя правда на этой недели, 29 января этого года, завершает курс облучения и, вполне вероятно, через несколько дней выйдет на работу. Со своей стороны я постараюсь сделать всё возможное и невозможное, чтобы Ваша дочь смогла продать свою квартиру, чтобы она смогла соединиться со своими детьми и помочь им, приехать к Вам и помочь своей матери. Видимо, с ней, с Вашей дочерью, буду и я. Конечно, Ваши внуки, особенно любимый старший внук, будут не в восторге от подобной идеи собственной матери. Впрочем, не им об этом судить. Они же не думали о матери, когда ей было плохо, когда она нуждалась в их словах любви и поддержки, во внимании и заботе (хотя бы на расстояние). Они во все тяжёлые дни были нужны ей, Вашей дочери, и в кризис, и когда кризис миновал – первое, что она спросила, когда пришла в себя: «Как чувствуют себя мои дети? Они звонили?» - но дети не звонили и не писали. Дети нужны Вашей дочери и сейчас. Но только нужна ли она собственным детям, Вашим внукам? Конечно, это не моё дело, но я рассуждаю, как человек, хотя Ваш любимый старший внук упорно отказывал мне в этом понятии, - как человек великодушный и ответственный, откровенный - что им нужны лишь деньги, которые можно выручить от продажи матерной квартиры. А мать? А что мать, как рассуждает старший внук, она своё прожила, а ему ещё жить – в этом году только исполнится 28 лет: сок жизни и молодости! А этого «примака» и «приживалу» можно прогнать взашей, поскольку никто за него (т. е. меня) не заступиться. Все примут сторону Вашего любимого старшего внука по той причине, как рассуждает он, что в эпоху государственной, общественной и нравственной модернизации необходимо избавляться от такого «балласта», как я. Но поживём-увидим, ведь Ваш любимый старший внук «не единственный разумный и здравомыслящий человек на свете». Хочется верить, есть и другие разумные и здравомыслящие люди, которые рассуждают иначе, нежели Ваш любимец.

А пока на этом я заканчиваю своё пространное и откровенное письмо и говорю, что по возвращению домой Ваша дочь прочитает полный текст этого письма. Я сохраню на компьютере, запишу на диск, отправлю на свою страничку (Проза.ру), ибо живу в мире людей и открыто общаюсь с ними, не боясь показаться смешным, и сделаю распечатку, которую Вам и отправлю обычной почтой. Более того, полную электронную версию письма отправлю на электронный адрес Вашего любимого старшего внука, ибо не умею за чужими спинами плести интриги и наводить напраслины на человека. Тем более, я искренно полагаю, что он ничуть не удивиться этому письму. Я могу также откровенно сказать, что у Вашего любимца «всё будет в шоколаде», когда он научится быть человечным человеком – научится любить и прощать не для того, что это обещает выгоду, а потому, что так надо – просто так. Когда он научится ценить и уважать людей, даже за малое проявление их участия в его нелёгкой судьбе, то он, по сущности своей – уже возвышенной и прекрасной, обретёт всё то, что желает другим. До той поры, пока он таит зло и обиду в сердце своём, обеляя себя самого и игнорируя людей, то зло и обида возвращаются к нему: что посеешь, то и пожнёшь!

Прошу Вас, уважаемая Наталья Сергеевна, я нисколько не злорадствую по отношению к Вашему любимому старшему внуку – у меня сегодня нет никаких претензий. Если раньше и были какие-то обиды, была досада и боль, то ныне всё прошло и быльём заросло. Не питаю сегодня к нему ни отмщения, ни другой напасти, а искренно желаю ему добра и счастья, свершения его замыслов на благо ему и окружающим его людей – родным и близким. А так подробно пишу, чтобы Вы имели возможность сами во всё разобраться. Не считайте меня пустым и никчемным человеком, который без зазрения совести пользовался Вашей дочерью и её квартирой. Ради которого она, якобы, бросила своих детей.  Всё это враки, и нам обязательно надо встретиться, чтобы Вы смогли увидеть меня и мои глаза, услышать мою исповедь из моих уст и, возможно, почувствовать мою былую боль.

Относительно Вашей дочери хочу сказать, чтобы Вы зря не ругали её за случившиеся недостатки. В этом нет её вины, ибо она делала всё, чтобы помочь детям и помочь себе, как человеку, почему она и приняла решение оставить меня. Только Вашим внукам это было не по носу, ибо они хотели, чтобы мать поступала по их желаниям. Но этого не было, и они потихоньку бузили – когда открыто, когда скрытно. Повторяю, всё это прошло и боле ворошить не стоит.

Также с письмом отправляю Вам номер республиканской газеты «Народная газета», где Вы найдёте статью «Радость жизни». Это Ваша дочь выражает благодарность врачам, которые спасли её от смерти. Электронную версию этой статьи я уже отправил электронной почтой Вашим внукам, скоро отправлю и газету.

Было бы здорово, если бы Ваш сын и его дочь решились бы наладить у себя Интернет. Тогда бы Вы через них имели бы более дешёвую, простую и деятельную и доступную связь – можно было бы обмениваться письмами каждый день. Это гораздо лучше разговора по телефону, гораздо лучше бумажных писем. К тому же, например, сегодня Вы или Ваша внучка набрали бы текст, сохранили бы его в файле, а после тут же отправили бы его по адресату, и мы бы получили бы Ваше послание в этот же день или на следующий.  Эту ситуацию я объяснял Вашим внукам, но они, как Ваш сын, не загорелись этой идеей – то ли дорого, то ли неудобно работать. Не знаю. Впрочем, позвольте откланяться и пожелать Вам доброй ночи, уважаемая Наталья Сергеевна.

Да хранит Вас Бог, Ваших родных и близких!


С любовью и уважением к Вам, Андрей Сметанкин,
г. Душанбе, Республика Таджикистан,
25-27.01. 2010 г.