270

Рисунок 98г: Тонкий букет


                ***

Разум всюду чертит линии, но жизнь бесконечно вариативна, «всё возможно» и потому можно каждую из этих линий, использовав ее как позвоночник, хребет, раздуть в целое тело и жаль, что «рациональный человек» умертвляет все эти возможности, живет жестко, с душой, худосочной как линия и слепой как точка...


                ***

Оба имели фазу - вот почему при одной из встреч вдруг потек и в голову ударил ток любви. Сразу как приклеились друг к другу, стали неразлучны, как в притче, где слепой ведет слепого - птицы не боятся упасть в яму. Уже в блаженном полусне пребывая, он сказал ей еще в самом начале:  «Мы с тобой, любимая, не будем гулять как приятели или как кавалер с дамой - жарко, я хочу кушать сливочное мороженое (губ твоих)...»


                ***

«...А молодого командира несут с разбитой головой» - все веселы,  устремлены почти как облака на свежем ветру и вдруг этот  крик  - и сразу сверху донизу, напополам разорваны и небо, и души - и вся земля в оврагах и  рытвинах стала…

(Это «князя Андрея» несут, Толстого, оценившего всю  прелесть сияющего мира на границе с темным миром смерти…. И расслабленному, и рыхлому, и нагловатому..., всем слабоватым и порченым смерть нужна, чтобы стать человеками. Но кого она не вылечит, тех убьет...)


                ***

«Со мной ты споришь и ссоришься, а с ним разговариваешь по-приятельски, но на самом деле он не ценен для тебя, потому что тебе подобен и ты приятельствуешь почти с самим собой, со своей линялой копией и своим подпорченным двойником. И их вообще-то масса, двойников; просто, когда ты  купил уже стол,  все остальные столы  тебе ни к чему...»

                ***

Опять ничего не состоялось, потому что вчера вечером, после тусклого (солнечного, лесного) дня, меня какой-то мрак одолел. При мысли о рисовании я не испытывал почти никакого энтузиазма, меня ничто как-то странно не трогало. «Всё же дела уже не могут быть самым главным. Только ради людей  буду наращивать качество в них…»

Лег в кровать в большом унынии, в безнадежности-усталости и потому она тут же поехала вниз, в черную бездну - безопасную мне по причине моего безразличия. Там я так болел, что текли целые  реки из несогретой, белой воды, а тело и дух, утонув, желали растечься по дну навсегда… - и утром непонятно было, какой рыбак выудил меня на поверхность - где я мгновенно выздоровел, вот только тот рыбак и многие другие рыбаки схватили меня и стали жарить на сковородке... (Пока она не накалилась,  стоял и рассеянно щупал себе мешки под глазами, а потом  стал прыгать, бегать и кричать - все выше, дальше и сильнее)


                ***

Черт знает (Бог - тем более) что вокруг, а я сохраняю спокойствие. Попал в незнакомый дом, где увидел 122 незнакомых предмета и трех людей, а потом свет погас. Кстати, я непонятно на чем сидел. И где моя обувь теперь, понятно не более. Пойти в носках? - пол какой-то странный. Да и где дверь - непонятно. Ни одного окна точно нет; а двери, возможно, кругом - столько ветров дует, непонятных, конечно. Неясно, кто дом строил, но спокойствие  сохраняю, как было сказано выше. Схватил и держу. Правда, выпускал его, кажется, на полтекста – но эту часть я уже выкинул...»