Экранизация литературного произведения Л. Андреев

D

И случилось это на седьмой год его благополучия, в знойный июльский полдень: пошли деревенские ребята купаться, и с ними сын о.Василия, тоже Василий и такой же как он, черненький и тихонький. И утонул Василий. (Природа «замерла» - гладкая поверхность реки, словно зеркало, нет движения реки, вода застыла; в воздухе ни ветра, ни шума; на берегу реки видны люди; у воды стоит молодая женщина, рядом с ней стоит голый мальчишка, она гладит его по голове и смотрит в воду, в воде плавает белое тело мальчика, около женщины спиной к реке стоит мужчина, обнаженный по пояс, он выжимает рубашку, около него одеваются двое мальчишек, оглядываются на женщину и тело в воде, сверху берега бегут несколько людей – женщины, мужчины, навстречу им медленно поднимается человек в черном одеянии)Молодая попадья не выдержав горя, не пережив боль утраты, запила, и с тех пор, в доме о.Василия в солнечные дни наглухо закрывали ставни…

Дрогнули, но не поддались сомкнутые железные челюсти: скрипнув зубами, поп с силою развел их, -  и с этим движением уст его, похожим на судорожную зевоту, прозвучали громкие, отчетливые слова:

- Я – верю.

С великой радостью принимайте, братия мои, когда впадаете в различные искушения.

Прошло время, не затянувшее раны в рубцы, боль сочилась из раны вперемешку с водкой, солнце не проникало в наглухо закрытую душу попадьи. Как-то к ночи попадья напилась, и тогда началось для о.Василия то самое страшное, омерзительное и жалкое, о чем он не мог думать без целомудренного ужаса и нестерпимого стыда. В болезненной темноте закрытых ставен, среди чудовищных грез, рожденных алкоголем, у его жены явилась безумная мысль: родить нового Василия. И страсть попадьи побеждала целомудренного попа…. На крещение, ночью, благополучно разрешилась от бремени мальчиком, и нарекли его Василием. В безумии зачатый, безумным явился он на свет….

И далеко за селом, за много верст от жилья, прозвучал во тьме невидимый голос. Он был надломленный, придушенный и глухой:

- Я – верю, - сказал невидимый голос.

Зная, что испытание вашей веры производит терпение.

Прошел еще один год в тяжком оцепенении горя, и когда люди очнулись и взглянули вокруг себя – над всеми мыслями и жизнью их господствовал страшный образ их нового сына – идиота. В среду на страстной неделе, о.Василий принял исповедь калеки, и в открыто спокойном зловонии его тела, в паразитах, липко ползавших по его голове и шее, как сам он ползал по земле, попу открылась вся ужасная, не допустимая совестью, постыдная нищета этой искалеченной души. И рассказал калека, как десять лет назад он изнасиловал в лесу подростка-девочку и дал ей, плачущей, три копейки; а потом ему жаль стало своих денег, и он удушил ее и закопал.

- Правда это? – глухо спросил о.Василий.

- Ну, ей-Богу, правда. Ну вот провалиться мне…

- Так ведь за это же ад! – крикнул поп. – Ты понимаешь, ад!

- Бог милостив…

Терпение же должно иметь совершенное действие, чтобы вы были совершенны во всей полноте, без всякого недостатка.

Три месяца отдыхала их душа; и снова вернулась в их дом потерянная радость и надежда. Двадцать седьмого июля, вечером, о.Василий с работником возил с поля снопы, еле слышный звон, со стороны села, странный своей неурочностью, принес новое горе. О.Василий быстро обернулся: там, где темнела среди ветел крыша его домика, неподвижно стоял густой клуб черного смолистого дыма, и под ним извивалось, словно придавленное, багровое, без свету пламя. День был безветренный, и сгорел только поповский дом. Дочь Настя и идиот уцелели, а попадья сгорела в пламени, словно в огне ада. Он пал на колени, потом приник лицом к залитому полу, среди клочков грязной ваты и перевязок – точно жаждал он превратиться в прах и смешаться с прахом. И с восторгом беспредельной униженности, изгоняя из речи своей самое слово «я», сказал:

- Верую!

Блажен человек, который переносит искушения, потому что был испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его.

Он думал, что там, где он видел хаос и злую бессмыслицу, там могучею рукою был начертан верный и прямой путь. Через горнило бедствий, насильственно отторгая его от дома, от семьи, от суетных забот о жизни, вела его могучая рука к великому подвигу, к великой жертве. Всю жизнь его Бог обратил в пустыню, но лишь для того, чтобы не блуждал он по старым, изъезженным дорогам, по кривым и обманчивым путям, как блуждают люди, а в безбрежном и свободном просторе ее искал нового и смелого пути. Он избран.

- Какой подвиг? Я не знаю. Но разве смею я знать? Вот надумал я родить сына – и чудовище, без образа, без смысла, вошло в мой дом. Вот думал я покинуть свой дом – а он раньше меня покинул, сожженный огнем небесным. Он знает. Он дал мне много: он дал мне видеть жизнь и испытать страдание; он дал мне почувствовать великое ожидание и любовь к людям. Пожалел нас господь, настал для нас час милости божьей!

«Равви, кто согрешил: он или его родители, что родился слепым? Не согрешил не он, ни его родитель, но это для того, чтобы на нем явилось дело Божие»

Под Троицу, под светлый и веселый праздник весны, брали красный песок, чтобы посыпать дорожки. Работали двое: псаломщик Никон, бравший песок для церкви, и работник старосты, Семен Мосягин. Яма, из которой еще накануне брали песок, истощилась, и Семен решительно плюнул в нее.

- Ну, тут немного накопаешь. Разве там поковырять? – посмотрел он на низенькую полупещерку, и решительно направился к ней.

Псаломщик посмотрел на пещерку, подумал: «А ведь завалится», - но ничего не сказал.
 Послюнявив ладони, Семен взял лопату, и когда только второй раз ткнул ею, - что-то слабо хрустнуло, вся стена беззвучно скользнула вниз и накрыла его. Хоронили Мосягина в понедельник, на духов день, и начался он зловещий и странный, точно смуте среди людей отвечала тяжелая и бесформенная смута в природе. Началось отпевание. Читал тот самый псаломщик Никон, что узрел смерть Мосягина. Среди сгустившейся тьмы свечи горели ярко, как в сумерках, и многие заметили этот быстрый и необыкновенный переход от дня к ночи – когда все еще был день. Почувствовал тьму и о.Василий, закинув голову, подняв руки в горе, как Моисей, узревший Бога, он хохочет беззвучно и грозно. Остановился, поднял повелительно правую руку и торопливо сказал разлагающемуся телу:

- Тебе говорю, встань!


Было смятение, и шум, и вопли, и крики смертельного испуга. О.Василий возгласил вторично, с торжественной и царственной простотой:

- Тебе говорю, встань!

Он медленно опускает руку и ждет.

- Ты обмануть меня хочешь?

И молчит, потупив глаза, точно ответа ждет.

- Ты! Проси Его! Проси! – обращается к молчаливо разлагающемуся телу и приказывает с гневом, с презрением.

- Так за чем же я верил? Так за чем же Ты дал мне любовь к людям и жалость – чтобы посмеяться надо мной? Так за чем же всю жизнь мою Ты держал меня в лену, в рабстве, в оковах? Все одним Тобою, все для Тебя. Один Ты! Ну, явись же – я жду! Отдай ему жизнь! Бери у других, а ему отдай! Я прошу!

О.Василий открывает ослепленные глаза, поднимает голову верхи и видит: падает все, медленно и тяжело клонятся и сближаются стены, сползают своды, бесшумно рушится высокий купол, колышется и гнется пол, и тогда с диким ревом он бежит к двери. О.Василий упал в трех верстах от села, упал он ничком, костлявым лицом в придорожную пыль и в своей позе сохранил он стремительность бега – как будто и мертвый продолжал бежать.

Что пользы, братия мои, если говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? Может ли эта вера спасти его?

Что есть наша жизнь – череда случайностей, подвластная желанию и поступкам человека, или закономерность движения, обусловленная милостью Божьей? Что же такое вера человеческая в Бога? Следование, смирение, терпение или возможность выбора? Мы властны или подвластны? Движение жизни – хаос закономерный или хаос случайный? Все заранее прописано, и мы только исполняем или все зависит от наших желаний, мыслей, поступков? Мы заложники своей жизни или с рождения мы наделены свободой, в виде права выбора. Для себя тему рассказа Л.Андреева «Жизнь Василия Фивейского», я обозначаю так: «Так за чем же я Верил?». А идея  состоит в том, что бы понять в кого мы верим: в себя или в Бога; в свои силы или в Божью милость; в себе как в Человека или в «тварь Божью»? И еще  понять то, когда мы верим в Бога и когда разочаровываемся в своей вере, что влияет на эти изменения.
Не изведанное, от того не понятное; не увиденное, от того не ощущаемое; не объяснимое, от того мистическое; не под властное, от того величественное; не уничтожаемое, от того безграничное; не постоянное, от того закономерное; не земное, от того человеческое….

Пилат сказал Ему: что есть истина?