Забытая мелодия слов

Багряный блюз.
Подуставшее за лето солнце лениво касалось своими бледными лучами бесчувственной поверхности земли. Багряная, мокроватая после дождя опавшая листва, беспомощно комкалась под сотнями ног прохожих. Деревья постепенно теряли свои последние жёлто-красные наряды, и оставшиеся листья висели на них как ошмётки, готовые упасть ниц перед любым порывом сырого осеннего ветра.
Проехавшая мимо по совершенно пустой дороге, асфальт которой уже давно превратился в полоску разбитого щебня, машина, смачно плюхнувшись передним колесом в свежую лужицу, обрызгала Павлика до самых карманов куртки. Он приостановился и посмотрел вслед машине, уносящейся вдаль улицы. В голове пронеслось много чего из лексикона гопнической субкультуры, но вслух Пашка тихо произнёс только «Бллллин!», и продолжил шагать по направлению к дому.
«Родной двор. Хм… Родной… Что я вкладываю в понятие «родной»? Мне не нравится эта старая еле живая лавочка с горой окурков рядом, не нравится этот куст рябины с вечно валяющимися под ней раздавленными кроваво-красными ягодами, меня бесит это пластмассовое ведро вместо урны, которое при сильном ветре летает по двору, извергая из себя весь скопленный за месяцы сор. Меня раздражает пружина в двери, так туго натянутая, что едва успеваешь забежать в подъезд, чтоб она тебя не убила в затылок. Меня угнетают эти глупые бессмысленные надписи на стенах подъезда, демонстрирующие безграмотность как русскую, так и англоязычную. Ну и не без бескультурья. В этом дворе мне неоднократно приходилось махать кулаками, а один раз я здесь даже напился до беспамятства. Вспоминать тошно. Однако… Двор всё равно родной. Наверно потому, что я живу здесь уже двадцать семь лет. И всё. Только поэтому. Это как телефон: походил три года с Сименсом, а потом купил Моторолу, но долго не мог к ней прикипеть, потому что с Сименсом слишком много связано. Много связано… Да. Это именно та мысль, которую я искал. С этим двором меня многое связывает. Плохое, хорошее – не важно. Оно просто есть. В памяти. Навсегда».
Дверь подъезда как обычно припечатала  спину Павлика так, что удар раздался во всём его теле, кульминацией отдав неприятным тупым уколом в позвоночнике. «Бллллин!», - снова выдохнул молодой человек, и двинулся к лифту.
 
Хмурое эссе.
«Интересно, тот идиот, который придумал запускать людей через переднюю дверь автобуса, а выпускать через среднюю и заднюю, наблюдал свой «проект» в действии?», - раздражённо думала про себя Сашка, уже минут сорок стоя на остановке в очереди к передней двери автобуса.
Хмурое, обычное для этого мрачного города утро давило на череп, как будто на голову надели тиски для эксперимента «Интересно, откуда в первую очередь полезут мозги, если начать медленно сжимать черепную коробку?». Агрессия вспыхивала локально то тут, то там. Любая досадная мелочь делала из человека нечто похожее на миссис Мансон из мультфильма «Kid VS Kat».
Возле автобусов вообще творилось что-то страшное: семь утра, восемьдесят процентов населения, во-первых, без собственного авто, а во-вторых, спешащее попасть на своё рабочее место, образовывало возле передних дверей общественного транспорта такие столпотворения, что казалось, там бесплатно раздают пиратские диски с полным шестым сезоном «Доктора Хауса». Толпа затаптывала детей, стариков, инвалидов и беременных. Водители растягивали удовольствие, высчитывая каждую сдачу на калькуляторе, и получая возможность вдоволь поматериться в ответ на вопли возмущения и негодования граждан.
Через час Саша, наконец, втиснулась в третий автобус. Проторчав на остановке ещё двадцать минут, он дёрнулся, и пустился в путь по своему маршруту, в западный конец города. «Хорошо, что вышла за два часа до нужного времени», - облегчённо подумалось девушке.
А за окном мелькала осенняя серость. Разбитые тротуары накапливали в своих выбоинах мокрую пыль, которую прохожие месили, словно миксером, своими подошвами в грязь, зловеще чавкающую, и поблёскивающую на едва бросающем унылые лучи солнце. Нагие деревья, старые, блёклые, «еле дышащие» стены зданий, «колючий» холодный ветер, посылаемый хранящей память о многих исторических событиях рекой, свирепые, надменные лица, проносящиеся за стеклом – всё это в целом угнетало и добивало последние потуги позитива взять верх над перипетиями жизни вне дома.
«Почему он так со мной?.. Так далеко от меня, и способен делать так больно, как будто он совсем рядом. Я каждый день скучаю, и жду вечера, когда услышу его голос за тысячу километров. Его заразительный смех. Услышу в его голосе тоску по мне. Я ловлю каждое его слово. А потом, когда кладу трубку, ложусь на кровать, обняв плюшевого мишку, которого он подарил в нашу единственную встречу, и снова прокручиваю весь разговор в голове. Пытаюсь расшифровать каждую интонацию, смысл каждой фразы.. Зачем?... Наверно потому, что хочу найти в его словах признание в любви. Он ни разу за год не сказал «Я люблю тебя». Но я знаю, что любит. И мне больно. В последнее время он всё чаще холоден. Думала, что мне просто кажется. Но сейчас я точно уверена. Бывает, за весь разговор ни одного тёплого слова. Одни формальности. Спросит, как дела, как с учёбой, что делаю, что нового… И всё. И до свидания. А я перед сном тихо плачу в подушку. Я уже научилась делать это бесшумно, чтобы не проснулась моя соседка по комнате. Чувствую себя такой одинокой. Просто интересно, за что? После стольких месяцев снова открыть душу, впустить в неё человека, чтобы и он тоже воткнул в сердце перочинный нож.. Но раз сама позволила с собой это сделать, значит сама и виновата. И жалеть себя – это лишнее. Надо что-то делать с этим. Иначе я уже никогда не смогу доверять… Никому».
В музыкальной школе как всегда было необычайно шумно. Безумные «подготовишки» скакали по рекреации как стадо лосей, заглушая своим визгом охрипших родителей, пытающихся их успокоить. Из хорового класса доносилось нестройное пение не выспавшихся детей и недовольный по этому поводу рёв их преподавателя, бьющего в приступе бешенства нотами по древнему пианино «Десна».
До урока оставалось пятнадцать минут. Сашка сняла куртку, повесила её в шкаф на тремпель. Потёрла друг о дружку озябшие ладони. Села на стул. Достала из сумочки тетрадь, где старательно записывала поурочные планы. Пролистала её до последней страницы, и ручка в руке сама начала выводить на листке буквы, складывающиеся в слова, фразы, предложения, фиксируя мысли, льющиеся беспрерывным потоком прямо из самих недр души:

Серый ландшафт.
Небо цвета «металлик».
Скучными кучами тучи вовсю рассекают, как волны при штиле,
Черепашьим пробегом
Сквозь пыль и туманы,
Сквозь кроны деревьев
С нагими ветвями на шпилях.
И стонут,
И воют мотив заунывный
Машин вереницы
Под писк светофора фригидный.

Мрачные будни
Как рок судьбоносный
В мозгах нависают,
И давят на лобную кость.
Равномерно
Идут чередою
Часы и минуты,
Мгновенья.
И кажется,
Нету терпенья.
Ветров дуновенье
Срывает застывшие маски на лицах прохожих,
Похожих
На серые стены, сковавшие город.
И холод
Пронзает бесплотную города тень.

День серебрится багряным рассветом
Из листьев опавших,
Собравшихся в сотни осколков мозаики.
Корка подошв отражается в лужах.
И стужа уж скоро
Готова сковать стены каждого здания.
Мания.
Переедание.
К чёрту старания, бег по утрам и зарядка.
А вдруг без остатка
Уйдёт наше прошлое в лету.
И канут рассветы, закаты, любовь, предрассудки…

За сутки усталость,
И малость захочется спать.
И плевать,
Что вокруг нет друзей и подруг.
Этот замкнутый круг разорвать нет желания.
Плотность страдания выше.
И завтра опять суета.
И она навсегда.
Снова сны, города.
Он один.
Ты одна.
 
Банановый этюд.
«Её опять нет дома», - пронеслось внутри горьким разочарованием. Павлик закрыл входную дверь, устало опустил рюкзак на пол, и медленно разулся. Неторопливо сняв куртку, он повесил её на вешалку и поплёлся на кухню – после работы жутко урчало в животе.
«Мда.. Я сейчас начну сочинять японские трёхстишия.
Кухня. Стою не побритый, в семейках,
Любуюсь на свой холодильник – он как в день покупки!
Иду на работу голодный.
Что я делаю не так? Я недостаточно внимателен? Вроде нет. Я недостаточно нежен? Вроде нет. Может, я недостаточно красив? Она никогда не ставила такие вещи в начало списка. Может быть, я мало зарабатываю? Нет, с этим полный порядок. Мы не нуждаемся…
Вру себе. Я же знаю, в чём дело. Всё уже давно катится в пропасть. Просто жалел себя. Не хотел принять этого. Любил. Вернее, думал, что люблю.
Красавица. Весёлая. Умная. Временами бесшабашная. Иногда безумно романтичная. Самая ласковая. Самая любимая. С ней каждый день был новой мелодией света, пьянящими пассажами страсти.. Но любила ли она меня когда-нибудь? Или просто поспешила, не узнала меня как следует, а потом подумала, что ничего страшного, сможет сделать из меня того, кто ей был нужен на самом деле? А потом… долгое время она пыталась «ломать» меня. Ей казалось, что перед ней кусок пластилина. Она никак не желала замечать крепкий стальной стержень, каковым я являюсь..
И вот всё закончилось. Её изменой. Опять жалею себя, и не хочу принимать эту правду. Не хочу пускать в сердце гранулы беспощадной ядовитой боли. Хотя мозг уже отреагировал как надо. Не могу больше так жить. Может, я прагматик.. Но я ощущаю дискомфорт. Те вещи, которые раньше радовали меня, дарили счастье, больше мне не интересны. Моё существование превратилось в сплошной мыслительный процесс, который невозможно остановить или замедлить. Я теряю основную нить, связывающую меня с жизнью. Я становлюсь живым равнодушным трупом.
Моя душа хочет жить. И сегодня я подарю себе шанс. Нам обоим. Я отпущу её».
Пашка тяжело рухнул на диван. Рука дотянулась до тумбочки. Пальцы схватили книгу Маркеса «Сто лет одиночества». Он открыл книгу там, где была заложена закладка, и дал своим мыслям на некоторое время проникнуть в атмосферу времени Аурелиано Буэндии и Банановой компании.
Около полуночи всё было кончено. Складывая свои вещи в рюкзак, Пашка вдруг замер. Уголки его рта немного приподнялись. «Отпустило. Значит, правильно поступил. Внутри так спокойно. Никаких сожалений. Начинаю новый этап жизни. Вещи собраны. Прошлое демонстративно рыдает на кухне. Маркес дочитан».
Входная дверь хлопнула. Ключ в последний раз прощёлкал два оборота. На лестнице послышались лёгкие удаляющиеся шаги.

Повесть солёных слёз.
Саша сидела на кровати, прижав колени к груди, и обняв их руками. Был пасмурный выходной. За окном повисли хлопья тяжеловесного сырого тумана. Старушка в доме напротив, несмотря на противно моросящий дождь, упорно развешивала свои панталоны советского производства на балконе.
Уже третий день глаза девушки не высыхали от слёз. «Ну почему всё так?... Почему так больно?... Зачем надо было надо мной так издеваться? Я же душу раскрыла. Я же поначалу доверяться не хотела. Но он был настойчив. Клялся, что ему можно доверять. Что никогда не обидит. Никогда не сделает больно. И сделал так больно, что внутри теперь зияющая дыра. Пустота. И я не жалею себя сейчас, мне просто очень плохо. Папа всегда говорил: «Слушай интуицию, она никогда не ошибается». И он был прав. А я опять сглупила и получила теми же граблями в лоб в ту же шишку.
Но самое обидное то, что он любит до сих пор. Только не говорит правду. Не говорит, зачем так поступает со мной. А у меня больше нет ни сил, ни желания теряться в догадках. Я сдаюсь».
Сашка медленно опустилась на подушку, подтащила к себе плюшевого медведя, обняла его, и начала перебирать в памяти воспоминания.
«Его первая фотка в mms. Помню, я ожидала худшего, примерно представляя, как выглядят кавказские парни. Но это mms в два часа ночи разбудило меня не зря. Красивый молодой человек. В спящем режиме. Ещё и могучей спиной к объективу. Пускает слюни на подушку…
Его первый звонок из далёкого города. Меня аж в холод бросило, когда я увидела, кто мне звонит. Мы тогда часа четыре болтали. С незнакомым человеком. Шутили, смеялись, собирали по крупицам всё то общее, что между нами было. Потом эти звонки стали ежедневными, и иногда продолжались с полуночи до семи утра…
Его первые признания в симпатии были так милы. Он боялся спугнуть, боялся, что я не так пойму. Они вызывали у меня улыбку и огромное желание поверить в существование искренности. Корка льда, сковавшая сердце, постепенно трескалась, и прозрачные кусочки по одному в день отваливались, истаивая в полёте.
Его приезд изменил мою жизнь. Он проехал тысячу километров, чтобы, наконец, увидеть меня. А я всё ещё не верила, что он существует. В те два вечера я была по-настоящему счастлива впервые за двадцать два года. Я обняла его тогда впервые, как будто он был единственным человеком на земле, знающим меня истинную, от и до. В его бездонных глазах я видела себя беззаботной нимфой, кружащей босиком по мокрому от росы полю в солнечный день. Я видела любовь. И сама отражала любовь. Облака над головой были так близко, что мы могли их потрогать.
Хотя… сейчас я начинаю осознавать, что любовь эта была не так сильна. Если в отношениях есть хоть какие-то сомнения, хоть соразмерные с атомом, - это, по всей видимости, означает, что люди не уверены. Либо друг в друге. Либо в себе. Не расстояние было причиной начала конца. Расстояние всегда можно преодолеть. Причиной были сомнения. Я не могла принять его веру ради него. А он не мог от неё отказаться ради меня. Неделю назад я была готова сделать этот шаг, значивший для меня отречение от себя и своих родных. Но не успела даже сказать ему об этом. Он уже всё разрушил».
Слёзы с новой силой градом хлынули на покрывало. Руки крепче прижали игрушку к груди, словно пытаясь защититься от ножниц, разрывающих швы прежних ран.

Матричное кантабиле.
В сквере было тихо и почти безлюдно. Очередная осень оказалась на редкость тёплой и солнечной. Ярко-красочная сочная листва умиротворённо порхала вниз с оголяющихся ветвей деревьев и кустов, словно укрывая землю пуховым одеялом.
Павлик сидел на скамейке в расслабленной позе. В наушниках, массажируя натянутые нервы, спокойный мужской голос читал рассказы о Ежи и Петруччо. Левая рука размеренно поставляла в ротовую полость горячий пирожок с вишней. Правая рука держала мобильный телефон с включённой на нём аськой.
*Я не считаю Гессе сложным для восприятия. Просто мне необходимо определённое состояние, чтобы прочесть, например, «Степного волка». Во время депрессии Гессе вряд ли сыграет положительную роль…*
*Тебе всё ещё больно?*
*Уже нет. Просто грустно. Это такая, знаешь….светлая грусть. Знаю, что правильно поступил, но в душе немного жалею.*
*Жалеешь, что у вас ничего не вышло?*
*Нет. Жалею, что не сделал этого раньше. Потерял время. Потерял цель. А теперь неизбежно страдаю от своей глупости. Хотя мозг наоборот. Просто холодно анализирует случившееся.*
*Только не закрывайся от новых отношений. Это будет несправедливо. В первую очередь, по отношению к себе. Знаю, что теперь трудновато полностью довериться кому-то, но нужно пробовать. К тому же, ничего не происходит просто так. Всё это было нужно.*
*Я не закрываюсь. Я всё так же плыву в лодке по течению. Но уже держу наготове вёсла )) Ты всё ещё не хочешь рассказать мне о своём горьком опыте в этом плане? Мы же друзья. Ты сама сказала) *
*Пока не хочу. Ты ни при чём… Просто… Я жду финала своей истории.*
*Она ещё продолжается?*
*Отчасти да. Мне нужно понять, почему. Как только я пойму, ты будешь первым, с кем я поделюсь )) *
*… «Come and save me… take my hand and feel me in» (с)*
* «Эрго Прокси»?*
*Тоже смотришь?*
*Да. А ты, случаем, не флиртуешь со мной? ;-) *
* )) Нет.*
Немного.
Да, но стараюсь этого не показывать )) *
* :-D *
*На самом деле, ты мне нравишься. Как человек. Я давно не встречал таких. Я наконец-то вижу мысли. Я вижу человека, который не боится жить. Я не видел тебя никогда, но чувствую, что все твои слова имеют под собой осмысленную основу. Я тебе верю. И это происходит само собой, словно я знаю тебя всю жизнь, и по-другому просто не умею. Как-то так..*
*Хм… Либо ты читаешь мысли, либо.. мы и правда знакомы с песочницы, и ты от меня это скрываешь ))) *
*Ага, значит, сомневаешься во мне, да?*
*Видимо, я не очень удачно сделала комплимент :-D *
* :-D *
«Я уже живу в этом телефоне. Матрица поглотила мою нервную систему. А может и не матрица».
Молодой человек улыбнулся. Откусил очередной кусок пирожка.
«Странно. Общаемся всего месяца два. Когда я успел так привязаться? Почему улыбаюсь только тогда, когда вижу её ник в сети? Блин.. Это как-то по-детски. Я постоянно подтрунивал над подобным общением, когда дело касалось друзей и знакомых. Виртуальный мир… Бред. Но почему тогда сейчас для меня это обрело смысл? Может, я что-то упускаю? Может… может, знак? Судьба меня куда-то подталкивает? Может, не нужно сопротивляться?.. Не знаю. Никогда не верил в судьбу, как во что-то обособленное, совершенно не зависящее от человека. Тогда, исходя из этой моей теории, получается, что я… я сам своим внутренним желанием вызвал появление этой девушки в моей жизни. Но стоит ли придавать этому такое значение?.. Странно…».
*Мне пора идти. Я уже доел пирожок ) *
*Работа?*
*Угу.*
*Завтра на том же месте в тот же час?*
*Да. Буду ждать как всегда возле полки с овсянкой с 23:00 до 01:00 – в это время в гипермаркете скидки ;-) *
* :-D До встречи. Уже скучаю, дружище ) *
«Я тоже…..люблю…..тебя»
Павлик удивился своим внезапно возникшим мыслям, и на несколько секунд замер. Потом улыбнулся, отряхнул руки от крошек, подхватил свой рюкзак, и бодро зашагал вдоль сквера, иногда поддевая носками кроссовок опавшие листья.

Строчки любви.
Сашка сидела в тихом уютном кафе со своей подругой, похлёбывая маленькими глоточками тёплый зелёный чай. За огромными окнами куда-то по своим делам спешили машины, люди. Кто-то кого-то ждал. Кто-то кому-то звонил. Декабрь никак не хотел разродиться в полную силу, поэтому на улице стояла всё та же осенняя слякоть. Только прохладнее стало.
- Ты меня осуждаешь? – с тревогой спросила Карина.
- Совсем нет. Просто у меня есть своё мнение по этому поводу, и его суть делает твои доводы для меня неприемлемыми, - мягко улыбнулась Саша.
- То есть, … осуждаешь? – нахмурилась подруга.
- Да нет же, я всего лишь не могу принять такой стиль отношений. В смысле, для себя не могу. Но тебя вовсе не осуждаю. Совсем не обязательно, что я живу правильнее всех, и все должны жить как я, чтобы я считала так же, как все они. Вот, - попыталась конкретизировать Александра.
Карина задумчиво опустила взгляд в чашку, взяла ложку, и начала медленно размешивать чай, словно пытаясь упорядочить услышанное в голове.
- То есть,… ты не смогла бы отдаться мужчине до загса не потому, что это осуждается обществом, а только потому, что это вызывает у тебя внутри некий… ээээ… интуитивный протест? – рискнула предположить Карина.
- Хм. Это я и хотела сказать, - засмеялась Саша.
- Я просто хочу понять, почему, - смутилась девушка.
- Что «почему», Карин?
- Почему это вызывает в тебе протест. Что тут такого? – она, наконец, посмотрела Саше в глаза.
- Во-первых, конечно, мне такое отношение к любви было внушено ещё в детстве, и скорее всего намертво, - улыбнулась Сашка. – Во-вторых, я вижу, чем оканчиваются такие отношения, и нет никакого желания переживать подобное. Ну и в-третьих… это просто грязно. Не в смысле животного инстинкта или общественного мнения. Нет. Дело в другом. Вот, например, образовалась пара. Девушка и молодой человек. У девушки никого не было до этого молодого человека. А у молодого человека было много девушек до этой девушки, и всё это происходило в одном городе. Каково ощущать, что примерно двадцать в среднем девушек твоего города знают, как твой молодой человек выглядит без одежды? Каково осознавать, что примерно двадцать в среднем девушек твоего города знают, как твой молодой человек занимается сексом? Каково мучить себя мыслями о том, что он ласкал их так же, как ласкает сейчас тебя, что он шептал им на ухо те же слова, которые шепчет сейчас тебе? Каково при встрече с одной из его бывших почувствовать на себе её насмешливый взгляд? Или испытать чувство обиды, когда представишь, что в момент их «привет-привет» у них в головах проносятся мгновения их совместного интимного, личного прошлого, принадлежащие только им двоим? А дальше – упрёки, обиды, недоверие, которые могут убить даже настоящую любовь.
Карина снова опустила глаза в свою чашку с чаем. Сашка не надеялась, что подруга поймёт её позицию, но в принципе это было не важно.
- Знаешь…, - начала Карина, - если бы мне это сказал кто-то другой, не ты… я бы просто усмехнулась. Но из твоих уст эти слова прозвучали так, что аж мурашки по телу. Я понимаю, что на моё поведение в этом вопросе влияет что-то серьёзное. Может мои комплексы, может ещё что. Не знаю. И я понимаю, что ты права. Но… я такая, какая есть. Я не смогу как ты. Поэтому нет желания даже пытаться. А может быть, меня отчасти просто устраивает то, что у меня есть.
- Каждому своё, - облегчённо вздохнула Саша. – Комфорт – дело сугубо индивидуальное. Жить нужно своей жизнью, а не чьей-то.
Карина улыбнулась ей, и как будто обрела в миг душевный покой.
Звук смс прервал полёт их мыслей, и Сашка полезла в сумочку за телефоном. Подруга с интересом наблюдала за её реакцией.
- Мама?
- Может быть. А может…и не быть, - неуверенно ответила Саша, щёлкая по кнопкам телефона.
- Ну что там? – нетерпеливо поинтересовалась девушка, ёрзая на стуле.
- Кажется, я подъехала к своей последней остановке, - загадочно проговорила Сашка, пробежав глазами по тексту смс.
Карина почесала затылок.
«Выходи за меня замуж» - застыло у Саши в глазах, и она больше ни о чём не могла думать.

Поэтическая соната счастья.
Они сидели за столом на кухне. На столе остывал ароматный чай с барбарисовым запахом. За окном им улыбалось прозрачное голубое небо, сквозь которое отдельными параллельными прямыми в землю били тёплые лучики расцветающего майского солнца.
- Тебе подлить ещё? – спросил Паша, нежно улыбаясь.
- Нет, пожалуй достаточно, - ласково ответила Сашка, и инстинктивно поднесла чашку ко рту, сделав один глоток.
Молодой человек снова улыбнулся, и умиротворённо опустил глаза в книгу Марты Кетро «Три аспекта женской истерики».
«Вот он, ЗАМУЖ. А все говорили «конец жизни». А на самом деле оказалось, что это только начало. Начало чего-то нового. Надо сказать, что о штампе в паспорте я вспоминаю только когда меня спрашивают о том, не беспокоит ли меня штамп в паспорте.
Год прошёл уже со дня свадьбы, а у меня такое ощущение, что мы до сих пор встречаемся. Романтика, сюрпризы, чтение мыслей, безумства, и, что самое приятное – никакой бытовухи, которой пугают в каждом свадебном тосте. Честно говоря, я даже не могла мечтать о таком человеке. Подруги мозгодробительные страсти рассказывали о грязных носках под подушкой, о вечернем пиве с друзьями, о футбольном культе, о «три минуты секса  - и спать», о «я устал», о «мама лучше готовит (стирает, убирает, гладит по головке)», и о других подобных интеллектуальных апендиксах. Я уже было начала сборы в ближайший монастырь. Но встретила ЕГО…»
- Дочитал до первой главы? – спросила Саша, оторвавшись от своих мылей.
Пашка поднял голову:
- Ага. Хочешь обсудить? – подмигнул он ей.
- Чуть позже, - хихикнула Саша. – Как только добью главу о лорде Кармине и Духах Ада.
- Окей, - снова подмигнул Пашка, чем вызвал очередной смешок жены.
«Как она красива. Сама не знает об этом. Точнее, знает, но боится принять это. Ну ничего, это мы исправим…
Впервые за всё время во мне нет ни сомнений, ни колебаний в стороны. Я как будто летал по незаданной траектории, отталкиваясь от отпружинивающих точек моего жизненного пути, приобретая опыт, приобретая и теряя спутников, пробуя на вкус события, вещи, чувства, ощущения, эмоции.. И в какой-то момент одна из таких точек отпружинила меня в лунку, в которую я попал бы намного раньше, если бы летел прямо, а не вилял в стороны. Но так было задумано. Я с первого слова знал, что мы будем вместе. Она сомневалась, она сама говорила. Но я – нет.
Она непростая, но и не сложная. Она безумная в своей страсти женщина с глазами наивного ребёнка. Она интроверт, но иногда может стать звездой шоу, затмив самых гламурных и пафосных. Она поэтична, но с толикой пошловатости. Она жаждет справедливости, но первый шаг даётся ей с тяжелейшим трудом. Она непредсказуема, и иногда обижается, что я не угадываю её желания, но быстро отходит, потому что понимает – я не умею угадывать желания. Я изменился благодаря ей. Я не стал лучше или хуже. Я стал собой. С ней пропадает моя социопатия, с ней мне спокойно и нет никакого напряжения, нет страха, что она в какой-то момент исчезнет вдруг…»
- О чём думаешь? – отвлекла его от приятных раздумий Сашка.
- О тебе, - Пашкины глаза светились бездонным счастьем. – Ты когда маленькая была, ты думала о семье? Как себе представляла свою семью?
- Ты меня в ступор ввёл, - почесала голову Саша, как будто ей этот жест должен помочь вспомнить подобное.
- Ну хоть примерно, - попросил муж.
- Хм…, - она уставилась в потолок, потом произнесла: - Ты знаешь, когда я видела или слышала слово «семья», перед глазами неизменно представали родители. Они для меня всегда будут идеалом семьи наверно.. Конечно, абстрактно я чего-то такого мечтала себе, типа, у меня будет муж-красавчик…
- С этим не повезло, - засмеялся Пашка.
- Да ладно, с возрастом начинаешь понимать намного больше, так что муж у меня что надо, - и она, улыбнувшись, показала ему язык. – Вот. Я вообще, знаешь ли, и представить не могла, что смогу с мужем говорить о том, о чём мы с тобой говорим иногда.
- О чём, например? – спросил молодой человек, отхлёбывая чай из стеклянной чашки.
- Ну, например, ты не смотришь на меня как на носорога, когда я говорю тебе, что религия – всего лишь способ подчинить свою жизнь каким-то моральным рамкам, когда самоконтроль находится на очень низком уровне; что стереотипы губят индивидуальность и превращают общество в однородную массу; что настоящих подруг и друзей не бывает, бывают бескорыстные люди, которые тебя понимают. Ну и так далее. Другие реагируют совсем по-другому, воспринимают меня как аборигена.
- Это потому что по ряду вопросов, процентов на 96%, наши с тобой мысли совпадают, - объяснил ей Пашка. – Мы оба не любим выдавливать улыбку на лице ради корысти; оба никогда не будем делать ради денег то, что нам не нравится; оба воспринимаем деньги не как средство выживания; оба стремимся к саморазвитию; оба видим в любой ситуации намного больше, чем остальные, потому что смотрим не на поверхность, а вглубь; оба знаем, что любовь есть. И много ещё чего такого.
- Но это ещё не значит, что мы идеальная пара, - засмеялась Саша.
- Мы не пара, мы единый организм с того самого момента, как первое слово моего первого сообщения было прочитано тобой в аське, - поправил её Паша и добавил: - И я полагаю, про идеальные пары ты думаешь то же, что и я.
- Идеальных пар, да и людей тоже, не существует, - согласилась с ним молодая жена. – В каждом из нас есть тёмное и светлое, иначе человек не был бы таким гармоничным существом.
Пашка немного помолчал, любуясь её добрыми, бездонными глазами. Нежная улыбка не сходила с его лица.
- Паш?
- М?
- Спасибо тебе.
- За что?
- За то, что подарил мне возможность быть самой собой до конца жизни, за то, что могу озвучивать всё, что приходит в голову вместо того, чтобы изливать это в дневнике или в блогах. За то, что всегда честен, и всегда готов обсудить мои мысли и поделиться своими.
- Тебе спасибо. За то, что позволила войти в свою жизнь и за то, что ты такая. Я всегда знал, что мы будем вместе.
- А почему ж раньше не сказал? – добродушно съязвила Саша.
- Не хотел спугнуть судьбу, - весело подмигнул ей Пашка.
- Да лааааадно, - подмигнула ему девушка. – Просто дал мне время стать достойной себя.
- Это кто ещё кому дал, - рассмеялся муж.
- Нет, правда, - успокоившись, сказала Сашка. – Я думаю, что люди находят друг друга только тогда, когда они достигают уровня друг друга. Когда девушка набирается опыта настолько, чтобы быть достойной своего молодого человека. И когда молодой человек споткнётся о грабли столько раз, чтобы стать достойным своей девушки. Это я на себе испытала. В моей жизни произошло немало случаев, которые помогли мне начать воспринимать некоторые вещи либо более спокойно, либо как данное, либо более скептически, отрицательно. Это восприятие сохранилось до встречи с тобой. И сейчас я понимаю, что настоящее моё восприятие тех самых вещей совпадает с твоим. В итоге мы с тобой близки настолько, что ощущаем себя единым организмом.
Паша широко улыбнулся.
- Что? Я глупость сморозила, да? – смутилась она, потупив взгляд.
- Ну что за привычка делать скоропалительные выводы, - шутливо нахмурился он. – Я хотел сказать совсем другое.
- Что я слишком много думаю? – засмеялась девушка.
- Что я люблю тебя и такую, - Пашка придвинул к ней стул, и обнял Сашу так, как будто в руках у него билось сердце его жизни.
- Я люблю тебя, - прошептала она, уткнувшись носиком в его шею, и обняв его так, словно он ток, без которого движение её вен замрёт навсегда.