Толща

Он вновь и вновь прокручивал свою жизнь… Мгновение за мгновением, кадр за кадром, случай за случаем. Обрывки жизни то и дело всплывают перед глазами. Хорошие и плохие, радостные и не очень. Обрывки… Капля за каплей текут воспоминания: лица - хорошо знакомые и давно позабытые; события, важные и незначительные, сыгравшие какую-то роль в его жизни. Жизни…

Сейчас это слово звучит смешно.

Смешно?

Да: смешно! Смешно и грустно. Как неудачный анекдот. Как неуместная шутка. Вот только не понять, кто шутит: ты жизнью, или она с тобой. Но в данный момент это, конечно, неважно. А что тогда важно? И важно ли вообще что-то?.. сейчас, или тогда, раньше.

Раньше…

Да. Наверное, есть что-то важное в жизни. Наверняка есть. Да-да, есть. Иначе быть не может. Иначе – зачем все это? Вот только нужно понять ЧТО? Что важно? Хотя, надо ли это понимать? Главное, что оно есть.

А, может, важна сама жизнь? Хорошая или плохая. И не важно, что в ней было хорошо, а что плохо. И не важно, что в ней важно, а что незначительно.

А кстати, может ли жизнь быть плохой или хорошей? Ведь жизнь зависит от нас. От того, какой мы ее делаем. От того, как мы ее живем. Именно живем, а не проживаем. Хотя по большей  части мы ее проживаем. И потому-то она бывает не так уж и важна.

Как сейчас. Как с ним…

…Ему три года. Первое воспоминание его жизни. Первое радостное воспоминание: мама купила ему детский барабан. Как-то он увидел его на витрине «Детского мира», и все упрашивал родителей его купить. Еще толком говорить-то не умел, а что-то просить или требовать – в совершенстве. И вот: упросил.

Это важно. Только теперь понимаешь, что это важно. Не только важно, но и, оказывается, символично: ведь вся последующая жизнь прошла под четкий аккомпанемент  этого барабана. Под четкий, ровный, неизменный бит. Под бой барабана жизни. Потому что, если не ты диктуешь ей свои правила, то она диктует тебе свои. Когда ты диктуешь – ты живешь, когда она тебе – ты проживаешь.

Тогда, в три года, это событие казалось радостным, а теперь сомневаешься: а радостное ли оно? Ведь сам же и помогал жизни бить в этот барабан. Упросил родителей купить последующую пресную жизнь. Жизнь под прессом. В со всех сторон давящих рамках. И смерть, похоже, тоже под прессом. Под толщей миллиардов капель воды. И сопротивляться нет сил. И смысла нет. Да и какой смысл сопротивляться смерти, если не смог сопротивляться жизни?

Но вот еще что важно: не смог или не хотел? Может быть и хотел, да не пытался. Думал: так и надо, так и должно быть. Ведь все так живут. Вот и он – как все. А как иначе? А иначе, видимо, можно. И важно быть иначе. И не живут все, а банально проживают. Спешат куда-то, мечутся из стороны в сторону, барахтаются в толще жизни, пытаются оставаться на плаву. Да только вода-то – мутная, покрытая тиной – болото, а чем сильнее и отчаяннее в болоте бьешь по воде руками, пытаешься выбраться, тем сильнее оно затягивает. И жизнь превращается в простое барахтанье. И вроде двигаешься, вроде вертишься, вроде гребешь, а все в пустую. Ведь в итоге – остаешься на месте.

Но ничего не делать тоже нельзя. А что делать? Звать на помощь? Кого? Кроме таких же безнадежно барахтающихся в трясине и рядом-то никого нет. И каждый из них – в панике. В панике жизни. Можно было бы протянуть руку другому, ближнему, тот в свою очередь – своему ближнему, и так – по цепочке. И общими усилиями можно было бы выбраться. Да нет. Нельзя. Страшно: «А вдруг ближний начнет ко дну идти? И меня потянет. И всех остальных потянет. Нет, я лучше сам как-нибудь ПРОЖИВУ»…

…А вот еще символично. Ему пять лет. Его пятый по счету день рождения. Вокруг радость, веселье, музыка, детский смех. Соседские мальчики и девочки, их родители, все с подарками. Гасится свет – вносится праздничный торт с пятью зажженными свечами. Он набирает в легкие побольше воздуха, дует. Четыре свечи гасятся, одна – никак. Он силится, набирает воздух снова: горит.  Легкие слабые, воздуха не хватает, голова закружилась. Но он упрямый. Его цель – горящая свеча.  Он все выдувает из себя воздух, выдувает жизнь, и как итог – ее гасит. Погасил-таки! Все рады. Он вроде тоже. Но уже тогда, своим пятилетним умом, понимает: зря. Зря погасил. Дальше - жизнь в сумерках, в темноте, в еле просматриваемых лицах. И ему плохо уже. Плохо от съеденного, от радости, от подарков, от дыма свечи. Свечи – его жизни. Пресытился. Пресытился пресностью…   

...А вода вроде соленая, да не та. Тошнит от нее. Или не привык. И ею уже тоже насытился вдоволь. Она – везде. Вокруг него, в нем, над ним и под ним. И из-за нее ничего не видно: ни поверхности, ни дна. Дно… Скорей бы уже. Надоело находиться между. Посередине толщи. Ни вверх, ни вниз. Хотя вниз – вроде не хочется. Вверх – сил нет. Воздуха нет. И вновь бессмысленное барахтанье. Хотя уже и барахтаться сил нет…

А вообще: для чего наверх? Зачем наверх? Куда наверх? Опять в пресность???

Все! Хватит! Хватит думать об этом. Пора на дно. Но… Но что там? Что? Вряд ли там будет лучше. Это, конечно, неизвестно. Но все ж таки, вряд ли. 

Это состояние хуже. Хуже всего. Когда ничего от тебя совсем не зависит. Много было таких случаев там, наверху. И теперь от этого тошно. Тошно от мысли, что не смог изменить ничего. И опять: не смог или не хотел? Нет, скорее думал, что не сможет. Оттого не пытался ничего изменить.

Так что же теперь делать? Ждать? Да, наверное, ждать. Но вот вопрос: чего ждать? Благосклонности от жизни? А есть ли у такой жизни благосклонность? Тогда: благосклонности от смерти? Так это вообще парадокс…

…А вот еще. Семь лет. Первое сентября. Первый звонок. Все – впервые. Все – ново. Все – неизведанно. Новые лица, новые эмоции, новая жизнь. Но это было лишь началом монотонности, пресности. Вначале – 11 лет монотонности в школе. Потом еще 5 – в институте. И никакой радости. Никакого озорства. Только учеба, учеба, учеба…

Конечно, учеба – дело благое. В Святой Книге написано: «Один час, посвященный учению, приравнивается одним суткам, поведенным в молитвах». Но была ли учеба, его учеба, таким благим делом? Чему она его научила? Всему необходимому в той жизни, в толще: лицемерию, хитрости, чинопочитанию, беспрекословному подчинению. Она научила его получать из всего выгоду. И неважно, что это в ущерб кому-то. И все эти знания он с успехом применил на практике позже, на более высоком уровне толщи.

Перешагивая через всех, он переходил с уровня на уровень. Как в компьютерной игре. Каждый раз, перешагивая, получал бонусы. И вот, наконец, добрался до поверхности толщи. До поверхности болота. Глотнуть бы воздуха, да не дают. Не дают те, кто остался там, на других уровнях, через кого перешагнул. Да и воздух над толщей – такой же грязный, еле прозрачный, смрадный.

И это радость? Разве это – радость??? Быть на поверхности гниющего болота? Во главе толщи? Нет, не радость.

Тогда, вообще, была ли радость в его жизни? И, вообще, есть ли она тогда? Что можно назвать радостью? Получается, что ее-то и нет вовсе.

Хотя, нет. Есть. Есть!!! Есть радость. Это единственное радостное событие его жизни: ОНА. Встреча с НЕЙ. Да-да, до НЕЕ – не было радости. Появилась ОНА – появилась радость.

А что ОНА для этого делала? Да ничего! ОНА просто была. Но ОНА была не здесь, не в толще, и даже не на поверхности. ОНА была высоко. Намного выше. Выше чем воздух над толщей.

ОНА пыталась вдохнуть в него жизнь, настоящую. Но он противился этому. Боялся. Наоборот: пытался затянуть ЕЕ в толщу. Иногда получалось. Вернее – однажды получилось. Он приковал ЕЕ к себе прочным золотым кольцом. Не давал подниматься.

Но ОНА была не отсюда. И проживать ОНА не могла. ЕЙ хотелось жить. Жить не в толще, так как это невозможно. И без него ОНА жить не могла. И осталась здесь, в толще. Осталась с надеждой вернуться.

А для него? Что значила ОНА для него? Сложно ответить. Вначале – радость. Но по большей части – ОНА была еще одним элементом, без которого невозможно проживать в толще. ОНА была для галочки. Для галочки дом, для галочки работа, для галочки машина, для галочки ОНА.

Да он сам в толще, на ее поверхности, был для галочки. Сказать, что вот, у нас есть те, кто на поверхности. Он – один из них. Он – как все…

…И вот – ему тридцать три. Он стоит на причале и смотрит на воду. На бескрайний океан. На бескрайний океан жизни. Всматривается в воду, пытается увидеть свое отражение. Но там – совсем другой. Мутный, непонятный, расплывчатый. И он понимает, что это и есть настоящий он – мутный и непонятный. Поднимает вверх голову и видит такое же бескрайнее небо. Там тоже жизнь. Но совсем иная. Не похожая на жизнь внизу. Высокая, возвышенная. Он хочет туда. Хочет быть выше всего этого. Хочет, но не может. Он навсегда застрял здесь, между. Он проклинает себя, свою жизнь и небо, за то, что не может там оказаться.
Не в силах больше смотреть на него, он вновь переводит взгляд на воду, и видит, как она начинает приближаться, медленно его поглощать. И он не противится этому. Он не жалеет себя. Он полностью отдает себя ей…

…А почему ОН? Разве он – это не я? Нет, наверное, не я. Хотя сложно сказать. Нет, все-таки он – не я. Это раньше мы были МЫ. А теперь он – это он, тот старый, под прессом. А мне сейчас легко. Ничего не давит. Нет рамок. Нет границ. Все – безгранично, как океан. Океан жизни, в котором есть свои акулы, свои кораллы, свои осьминоги и спруты. Свои киты, свой планктон.

Он – планктон. Такой же неподвижный. Так, существующий в общей массе мелких водорослей и членистоногих, постоянно ждущий кита, вот-вот готового заглотнуть его огромной пастью. И никто этого не заметит. Потому что он – как все.

А я? Кто же я тогда?

Кит? Нет.

Акула? Точно нет.

Спрут? Не похоже.

Может, это вообще не мое – океан? Может, я здесь по ошибке? Ведь мы – были едины. Я и ОН. Он потянул меня вниз, в глубину, где все давит. Но теперь его нет. Вернее он есть, но вне меня, или я вне него.

И мне легко, свободно.

Так почему бы не подняться? Действительно: а почему нет?! Что меня держит? Он? Да, частица его осталась. Но меня-то больше!

Больше!!! Я – сильнее!

Наверх, скорее наверх! Но… что ждет меня там, наверху? Такое же планктоновое существование? Нет, не должно. А что же ждет?.. Не знаю… Неизвестность.

Страшно.

Страшно, когда не знаешь что ждет, что будет…

Хотя… Ведь так не интересно. Зачем все знать? Привычка. Потому жизнь и была на один вкус, а по большей части – безвкусной, так как знал. И пытался – поменьше соли, поменьше специй, чтобы не было вкусовых сюрпризов. Итог: пресность, безвкусица.

Тогда наверх, навстречу новому, новизне, неизвестному…


*   *   *

Я чувствую: вторая пара легких дышит вместе со мной. Именно со мной, не с ним. Он – там, в глубине, в толще… А я здесь, наверху. Наверху, где волны плавно качают лодку. От этого немного дурно, подташнивает. Слышу крик чаек – это услащает слух. Легкие освобождаются от воды. Дышится свободнее.

На губах – вкус соли.

Соли! Как сладок сейчас этот вкус!   

Вкус соли и чужих губ. Женских губ. ЕЕ губ! Оттого так сладко. Они вдувают в меня жизнь, настоящую, не пресную, соленую, сладкую. И я живу. Чувствую, что живу. Именно живу – не проживаю. И это счастье. Настоящее счастье.

Счастье – жить! Счастье – родиться заново. Странно: оказывается, чтобы родиться заново, надо сперва умереть. Надо, чтобы ОН исчез. Надо научиться жить заново. И получается, что жизнь ничему не учит. Учит смерть…

…Надо мной склонилось небо – ЕЕ глаза. Небо чистое без облаков. А в нем солнце ярко светит – свеча зажглась, горит. Горит ярким пламенем, и нет ветра, который смог бы это пламя задуть. И не будет его больше. И пламя гореть будет, пока воск не иссякнет. Но это уже не так важно. Главное: ЕГО – нет.

Есть Я.

Есть ОНА.

И ОНА – рядом.



26-28. 02. 2008