Происшествие в Сьене в 1647 году глава 12

12

Грациан и Энлиль сдержали слово. В течение несколькольких дней они ни разу не подошли к Маригюрду де Веру. Все необходимые больному услуги оказывал Джилмоури Дубтар, который приходил три раза в сутки. Хотя Дубтар иногда бросал красноречивые взгляды на гордых друзей, однако он не произнес ни единого замечания. Также мало он разговаривал с раненым.
Обстановка в комнате была невыносимой. Энлиля не покидало нервное возбуждение при мысли о том, как, должно быть, треплют его имя и имя его сестры придворные. Гнев его не утихал, и от этого юноша ощущал физическое отвращение от близости виновника всех его бед. Грациан тоже впал в тоску, целыми днями валялся на кровати и жаловался.
Проснувшись однажды рано утром, Энлиль увидел, как Маригюрд потянулся за кружкой с водой, стоявшей на деревянном табурете, придвинутом к кровати. Он искал кружку наощупь и неосторожно смахнул ее. Кружка упала на ковер без особого шума. Вода расплескалась и, быстро впитавшись, образовала темное пятно.
Маригюрд не мог видеть своих соседей, так как их кровати стояли возле окна, Энлилева у стены, а Грацианова – под самым подоконником. Его же кровать стояла возле противоположной стены, ближе к двери. К тому же он лежал головой к соседям, поэтому Слейтон имел возможность беспрепятственно наблюдать, что будет дальше. Он и не подумал помочь де Веру, ощутив какой-то приступ мстительного удовлетворения и затаившись. Грациан спал «без задних ног», так что он мог дать волю своим чувствам, постыдность которых в глубине души признавал. Энлилю не было видно лица Мригюрда. В поле его зрения находилась только рука, свисавшая с кровати. Рука сделала несколько слабых и безуспешных попыток потянуться за кружкой, а потом повисла.
Вскоре Энлилю надоело наблюдать за всем этим, и он попытался уснуть, однако через некоторое время он поймал себя на мысли о том, что постоянно думает о Маригюрде. Эта мысль вызвала у него раздражение. Его злило, что он постоянно думает о жажде, которую, возможно, чувствует де Вер, и что он вынужден будет оказать услугу человеку, одна мысль о котором вызывает у него отвращение. В конце концов, Энлиль встал, подобрал кружку, налил в нее воды и, присев на край кровати Маригюрда, обратился к нему раздраженным голосом, в котором слышалась плохо скрытая язвительность:
- Окажите честь, господин де Вер, позвольте помочь вам напиться.
- Спасибо, я не хочу, - ответил Маригюрд, отвернувшись и глядя в стену.
- Вы брезгуете водой из моих рук?
- Я вам сказал, господин Слейтон, я не хочу.
- Но вы явно хотели. Ведь кружка валялась на полу, а сама она упасть не могла, значит, вы ее сшибли, когда тянулись за ней.
Маригюрд молчал.
- Вам угодно разыгрывать из себя жертву, господин де Вер, - холодно заметил Энлиль. – Вы хотите, чтобы я оказался виновным в ваших страданиях, жестоким к вам, чтобы меня осуждали, а вас жалели. Но нам не поменяться ролями. Пейте, я знаю, что вы хотите пить.
- Не хочу, - буркнул Маригюрд.
- Пейте, черт возьми! – закричал Энлиль. – Я не могу тут стоять до вечера.
- Никто вас не просит, господин Слейтон, уходите.
- Вы издеваетесь надо мной?
Молчание.
- Я вас заставлю пить!
Энлиль силой попытался повернуть его лицо и влить жидкость через сжатые зубы. Вода текла по подбородку, на подушку и за шиворот рубашки. Внезапно по лицу Маригюрда пробежала судорога, сопротивление ослабло. Энлиль понял, что сделал ему больно. Ему стало так отвратительно, словно он ударил ребенка. Увидев бессильные слезы, мелькнувшие в глазах де Вера, Энлиль сам почувствовал клубок, подкатившийся к горлу. Он рассердился на себя, стукнул кружкой о табурет и ушел.
Весь день думал Энлиль, как будет стыдно, если Маригюрд расскажет об этой отвратительной истории Джилмоури, однако тот промолчал. Он с трудом сдерживал раздражение по поводу пустых разглагольствований Грациана. Срыв был неминуем, но в самый острый момент, когда Слейтон ждал только повода для начала ссоры, Виоль вдруг нащупал у себя под подушкой нечто, что заставило его лицо расцвести от счастья. Это был обыкновенный ключ, тот самый, от калитки на заднем дворе, которая помогла когда-то молодым людям сбежать в театр.
- Смотри-ка, у нас есть ключ! – воскликнул Грациан. – Мы можем незаметно улизнуть в город! В Сьене как раз сегодня начинается карнавал по поводу праздника святой Митрохии! Улицы всю ночь будут освещены и заполнены танцующими и поющими жителями в масках, а харчевни открыты! Короче в городе будет происходит то, что нам больше всего сейчас нужно!
- За углом в коридоре стоит стража, - напомнил Энлиль.
- А зачем нам угол? В коридоре, направо от нашей двери есть окно, и оно вполне годится для того, чтобы из него вылезти наружу! Я давно это заметил, просто без ключа не имело смысла болтаться вокруг дворца.
Энлиль почувствовал облегчение и бросил нетерпеливый взгляд на окно их комнаты, ставни которого были закрыты снаружи. В щель между ними пробивался луч предзакатного солнца.
- А кто это такая, святая Митрохия? – спросил Слейтон.
- Она была дочерью какого-то языческого жреца и жила в Римской империи, когда были гонения на христиан. Когда кто-то донес, что она христианка, то, как водится, святую Митрохию схватили и под страхом смертной казни стали добиваться у нее отречения, а также требовать, чтобы она поклонилась идолам. Естественно, Митрохия отказалась. Тогда ее бросили зверям, но львы к ней так и не приблизились. Гонители решили силой заставить святую отказаться от Христа и пригрозили ей пытками, но она снова устояла. Сестра Митрохии, Юния Мамея, принесла ей в тюрьму зелье, выпив которое, человек делался нечувствительным к страданиям. Однако святая с достоинством выставила ее за дверь, не желая ничего принимать из рук язычницы, а Юния Мамея была язычницей, а также решив полагаться только на помощь бога. На следующий день Митрохию пытали, но за ночь все ее раны чудесно исцелились. Пытку повторили, но с тем же успехом. Тогда ей отрубили голову, - закончил Грациан.
- А почему устраивается карнавал? – поинтересовался Энлиль.
- Сто или двести лет назад в Сьене была чума, которая унесла полгорода. Одна бедная женщина, потерявшая почти всю семью, не смотря на то, что она молилась всем святым и не жалела милостыни нищим, увидела сон, в котором ей явилась святая Митрохия и сказала, что если жители города поставят ей часовню у западных ворот, чума прекратится. Утром она рассказала свой сон, но ей мало кто поверил. Однако бедная женщина и еще несколько горожан сложили оставшиеся у них средства, начав закладку часовни. Вскоре после начала работы чума прекратилась. Поэтому каждый год в день памяти святой Митрохии начинается карнавал, который длится неделю. Жители носят страшные маски, чтобы отпугнуть чуму и нечистую силу, поют псалмы и славят святую. Ты не представляешь, как нам повезло! Ура! Да здравствует святая Митрохия! Ты слышишь, как звонят колокола в церквях?
Энлиль кивнул. Он уже забыл свою злость на Грациана, потому что теперь его главным врагом стало слишком медленно текущее время. Он мечтал о свободе, как узник, проведший долгие дни в заточении и вдруг получивший надежду. Остававшиеся до темноты часы сделались невыносимыми: он то мысленно уносился в город, то опасался, что все сорвется. Энлилю казалось, что Дубтар, принесший вечером еду, сидит на постели Маригюрда целую вечность, а солнце над верхушками деревьев висит неподвижно и не думает закатываться.
Наконец наступила благословенная ночь. Две тени благополучно вылезли из окна и, никем не замеченные, пересекли двор.