Пятая часть от сотни

- Значение дроби не меняется, если числитель и знаменатель поделить или умножить на одно и то же число…
Сентябрь. На улице еще пока очень тепло. Деревья лишь желтеть начали. Я сижу в классе на задней парте. Я не двоечник, но и особыми талантами не блещу. Рядом со мной приятель, Саша Ястребков. Похоже, он урок тоже не слушает. Какая мне разница, изменится или не изменится! Кому нужны эти дроби! Мух считать можно и без дробей.
У нас уже третья учительница по математике. Первая, молодая, которую мы более или менее любили, вышла замуж и уехала из поселка с мужем на север. Вторая легла в больницу с сердечным приступом, и мы были отчасти в этом виноваты. Она к нам больше не вернулась. Третья, пожилая учительница, хорошо известная в поселке, пришла к нам из другой школы, и начались строгости. Чтобы в тетради было чисто, чтобы черновик был. Я люблю писать слова, предложения, но не цифры.
Конечно, есть два, есть пять. Пять много лучше, чем двойка. Но зачем уметь считать до миллиона? Хватит и до ста.
Сто рублей у нас в доме – огромные деньги. Миллиона нам за всю жизнь не увидать. Сторублевую бумажку с водяным портретом Ленина можно рассматривать часами, и страшно жалко, когда ее уносят в магазин. Зато мама или бабушка приносят иногда даже печенье и немного конфет вместе с двумя булками горячего хлеба. Корочка у него хрустит. Я сразу же срезаю краюху и жую всухомятку.
- Так почему, Коля, дробь не меняется? Я испуганно вскакиваю и смотрю на новую учительницу, приоткрыв рот.
- Мне про тебя учителя говорили, что ты умница. Что же не слушаешь? – пытается она наладить разговор.
- А я дробей дома не вижу. Не бывает их, – иду я ва-банк. Так и так, возьмет да двойку поставит.
- Что, дробей дома не видывал? А мама пироги дома печет?
Удивлению нет предела. Причем тут пироги?
- Печет, бывает.
- И сколько вас в семье?
- Трое. Мама, я и бабушка.
- Ну, и на сколько частей пирог режете? На три?
- На три.
- Вот ты и съедаешь одну третью часть.
- Нет, - кричу я обрадовано. Я съедаю не одну третью часть. Мне всегда больше дают! Почти две третьих. Мне еще бабушка немного оставляет. Или мама.
- Ну, ты все равно увидел третью часть. А еще какие части видел? Доску пополам пилил?
- Ну, получаются две половины.
- Скажи правильно, получается дважды по одной второй.
А рубль - одна сотая, догадываюсь я.
- Почему это, Коля?
- Потому что у нас дома сто рублей есть. Поэтому рубль - одна сотая.
- Вот не зря говорили, что ты молодец! – хвалит меня учительница. Ее зовут Валентина Николаевна. Хорошая учительница!
Сосед Сашка смотрит удивленно. А с чем пироги? – спрашивает он, когда я сажусь на место.
- С картошкой. В них масла много. Корочка снизу ужасно вкусная.
Мы дружно сглатываем слюну.
Осень. Идет повторение учебного материала за прошлый год.

Сегодня после школы мы собираемся на Уфу. Будем ловить пескарей и жечь костер. Урок математики второй, значит, будет еще три.
Вокруг одни цифры. Но я люблю слова. И предложения. Будет русский, литература. А на физкультуре нас наверняка отпустят домой. Потому что урок последний. Мы – детишки сельские, и движений нам хватает. Физкультуру мы не любим, потому что в школе нет спортзала. Иногда уроки проходят в коридоре, иногда прямо в классе. Направо, налево, кругом! Как в армии. А бегать, прыгать, скакать в коридоре нельзя, потому что в других классах идут занятия. Мы сами слышим, как занимаются физкультурой старшеклассники. Как слоны топают.
Но планам моим на сегодня не суждено было сбыться. Произошло нечто чрезвычайное, что запомнилось мне на всю жизнь.
Наш поселок такой же, как и сотни других в наших краях. Рабочий поселок, который возник лет двести назад, когда стали строить на Урале заводы. Все дома деревянные. На главной улице есть несколько двухэтажных домов, построенных еще до революции семнадцатого года. Купеческие особняки. Низ из кирпича, верх деревянный. Дома, часто очень добротные, иногда даже пятистенные (то есть с разделяющей стеной посередине), принадлежат жителям. Это потом, много позже, стали строить большие дома с государственными квартирами. А из двухэтажных - поселковый совет, магазины, какие-то учреждения. Милиция, к примеру.
Один из одноэтажных домов занимает лесничество. Это знаменитый среди ребятишек дом. Во-первых, там лесники. Мы все уверены, что если встретит тебя лесник в лесу, а ты с топориком идешь (особый шик - идти по лесу с топориком), то он тебя на лошади догонит и кнутом по спине огреет. Чтобы в лесу деревья не рубил. И топорик отберет. Правда, никто из наших в такую переделку не попадал, но то, что все так и будет, сомнений не вызывало. Во-вторых, дом этот единственный в поселке с ярко-зеленой крышей. Почти все дома в поселке стоят под железными крышами, и крыши покрашены суриком в коричневый или рыжий цвет. А этот дом под зеленой крышей. И крупно на крыше написана буква "л". Лесничество, значит.
Когда мы возвращаемся из школы, мы проходим мимо этого дома. Обычно мы идем ватагой и говорим обо всем. Мы знаем все поселковые новости. Кто из старших ребят с какой девчонкой ходит (никто из нас не говорит, дружит), и кто из больших парней жениться собирается. Это особенно интересно. Мы все жениться будем, только вот никто еще не решил даже, кто с кем дружит. Конечно, мы с девчонками дружим, но не ходим. Ходить и дружить – большая разница.

На этот раз я шел из школы почему-то один. Дежурил, что ли, пол в классе мыл. Ребята ушли, ждать не стали. И вдруг, когда я шел по улице, прямо на меня откуда-то с неба вынырнул кукурузник. Были тогда, в нашем детстве, легкомоторные самолеты, зеленые как кузнечики. Небольшие, либо с одной парой крыльев, либо с двумя, - одна над другой, - стянутых раскосинами. Они иногда пролетали у нас над поселком. Надо сказать, что тогда в помине не было радиотелефонов. С борта самолета нельзя было связаться с землей. Так вот, самолет летел прямо на меня, снижаясь и делая круг. Это меня сильно перепугало. Вот он сделал второй круг, мне даже был виден летчик в кабине, его лицо, и в этот момент с самолета вниз полетел какой-то странный мешочек с привязанной к нему белой ленточкой. Он, мешочек этот, плюхнулся невдалеке, но не взорвался. И я вспомнил, что это сообщение для лесничества. Так сообщают о лесном пожаре. Я со скоростью пули перелетел через ограду чужого огорода, подбежал и поднял этот мешок. Его надо срочно отнести лесникам. Я шел с драгоценной ношей, а мне навстречу уже бежали лесники.
- Ну, парень, повезло тебе, - захохотал один из них. - Тому, кто сообщение нашел и принес, полагается премия. Пойдем к лесничему.

Лесничий – это главный лесник. Мы зашли к лесничему вдвоем. Он был в зеленой форме с золотыми блестящими дубовыми веточками на воротнике. Я держал мешок.
- Парню премия, - начал смешливый лесник. В огороде с картошкой нашел. Нам бы век не найти, подмигнул он мне.
- Ну, премия, так премия. Как зовут?
Я назвался.
А–а-а, мать знаю. У тебя отца-то нет?
- Нет.
- Выпишу тебе премию. Десять рублей хватит?
Я молчал, проглотив язык от смущения.
А молодой лесник вдруг сказал – Двадцать, пожалуй, хватит.

И мне выписали двадцать рублей. Огромные деньги на меня с неба свалились Мама мне на них ботинки хорошие купила и еще что-то.

Куда ж без математики! Я сразу понял, что двадцать рублей – это пятая часть. От сотни.

--------------------