Одноименные заряды

             Одноименные заряды.

                В шедеврах мировой литературы и в исторических исследованиях время от времени упоминаются так называемые «роковые» женщины и мужчины. Вот что интересно: смотришь на портреты таких личностей, а внешние данные по большей части самые заурядные. Лишь иногда мелькнет действительно красивое лицо. Я думаю, что истинно роковые мужчины и женщины являют собой опасную смесь мощного сексуального обаяния, внешней красоты и ума. Таких единицы на все  времена, очень уж редкое сочетание.
                Зато есть варианты замены или  вовсе исключения ингредиентов этого коктейля. Например (назовем этот вариант первым): красота легко заменяется  внешней привлекательностью. Ум и сексуальность остаются. Тоже не часто встретишь, правда?
       Вариант второй: внешность так себе или даже таит в себе уродство, но ум, но сексуальное обаяние! Так и вспоминается Сирано де Бержерак! Вот, уже и пример нашелся в памяти.
Ну, а если отбросить ум и оставить внешнюю привлекательность и сексуальную неотразимость? (Вариант под номером три) . Уверена, у каждого, читающего эти строки, уже наготове  хотя бы одно имя, и не обязательно  из числа знаменитостей.  Ну, и последний, четвертый  вариант, с ним мы сталкиваемся достаточно часто: ни ума, ни внешности, а от противоположного пола, что называется, «отбоя нет». Вот она, сила отмерянного сверх нормы сексуального обаяния! Кстати, это та черта, которая и является основной составляющей, без нее все остальные теряют смысл.
                Все эти варианты, классифицированные мной, может быть, примитивно, все же имеют отношение (одни - в большей, другие – в меньшей степени) к типу роковых мужчин и женщин. Причем, очень важно, каким характером обладает такая незаурядная личность. От этого зависит размер ущерба, как морального, так и материального, нанесенного потерпевшей в любовной схватке стороне. Если  вариантам «три» и «четыре» умный человек может противостоять без особых усилий, то с номером «два» дело обстоит сложнее. Коль скоро Вам встретился на пути вариант первый – держите себя в руках как можно крепче, ну, а сведет судьба с основным роковым типом (чего в жизни не бывает!) – спасайтесь бегством, иначе потеряете (или приобретете) все! Выстоять в буре страстей способен не каждый. А что будет, если встретятся двое, он и она, принадлежащие к одному роковому типу (ну, скажем, варианту номер «один»)?  Я знаю одну такую историю, и это 


         История моей первой любви.

Глава первая. Юнна.

                Прежде чем перейти непосредственно к рассказу, неплохо было бы объяснить читателю, какой была я и какая обстановка окружала меня на момент встречи с первой любовью.
                Мой папа слыл приверженцем всего оригинального. По этой причине меня и назвали необычно -  Юнна. Скажите, кроме поэтессы Юнны Мориц, вы встречали хоть раз особу с таким  именем? Лично я – никогда. В детском саду мне хотелось быть, как все, и я даже просила маму назвать меня по-другому, Ирой или Светой. А когда подросла, стала стараться соответствовать своему имени – отличаться от других, желательно в лучшую сторону. Семейная жизнь быстро приелась отцу - ценителю редкостей, и он умчался на поиски новизны, поэтому в первый класс меня провожала одна мама.
                В школу ходить я любила: учеба давалась легко, я долго была отличницей, «сползла на четверки» к старшим классам – из-за неспособности к точным наукам. У меня рано проявились незаурядные музыкальные данные, я занималась в Школе искусств по классу фортепиано, но учителя менялись каждый год, и никто из них не мог увлечь меня по-настоящему. Одним из самых любимых занятий для меня всегда было и остается чтение. Мне нравится перечитывать хорошие книги, хочется иметь их в своей библиотеке. До сих пор самый захватывающий отдых для меня – с книгой на диване. Но я отвлекаюсь.
                В нашем классе приоритеты распределились раз и навсегда, еще на первом году учебы. И только повзрослев, мы стали понимать, как глупо и нелепо следовать давно устаревшим традициям.  Например, мы были твердо убеждены (так нам внушала учительница), что дружить следует только с отличниками и хорошистами, а двоечники и троечники не заслуживают внимания. Очень немногие из «недостойных» сумели вырваться из плена стереотипов и доказать, еще будучи школьниками, что человек – это прежде всего личность. (Ох, недооцениваем  мы влияние первых педагогов на нашу психологию и дальнейшую жизнь!)
                Среди наших отличниц были три признанных красавицы. Люба Корабельникова, скромная,  спокойная, с кроткими глазами олененка и копной белокурых вьющихся волос являлась воплощением доброты и справедливости. Заносчивая, язвительная и самовлюбленная Инна Левская, учительская дочка, похожая, как сестра – близнец на молоденькую фигуристку Елену Водорезову, слыла скандалисткой и законодательницей моды. Была еще веселая хохотушка, старшая дочка из дружной многодетной семьи, курносая симпатичная Света Янушкевич, наш математический гений.
                Среди  мальчишек тоже  сформировались лидеры, отличники и хорошисты. Самым достойным был, как я сейчас понимаю, Виталик Соловей. Поздний ребенок из генеральской семьи, он никогда не бравировал тем, что достаток его семьи намного превышал доходы семей одноклассников. Веселый, добродушно-насмешливый, лицом и фигурой он очень напоминал Трубадура из «Бременских музыкантов». Долговязый нескладный Сережа Коваль смотрел на мир распахнутыми ярко-синими глазами и всегда готов был кинуться на помощь любому. Наглый красавец с золотыми локонами и холодными глазами-льдинками звался Андрей Коньков и к старшим классам получил прозвище «Конь в пальто». Мне нравились все эти мальчики по очереди, но сказать, что я в них влюблялась, нельзя: я слишком хорошо понимала, что рассчитывать на взаимность глупо, а страдать зря не хотелось.
                Я в детстве  внешними данными похвастаться не могла: худенькая, меньше всех ростом, с болезненным цветом лица, тонкими мышиного цвета косичками. Всегда с библиотечной книжкой в портфеле, читала на переменах и на уроках под партой. Уверенно отвечала у доски, лучше всех писала сочинения – но, кажется, это и все мои достоинства.
                Хотя… Мама и все наше окружение – родственники и друзья – в один голос твердили, что я необыкновенный ребенок, вундеркинд. Сколько себя помню -  все время считала себя взрослой. Мне было восемь месяцев, когда родители в отпуске отправились на деревенскую свадьбу, оставив меня с бабушкой. Отчетливо помню: белая ночь, в избе светло, пахнет молоком, я рыдаю у бабушки на руках и показываю пальцем то в одну, то в другую комнату. «Туда хочешь? Ну, пойдем, пойдем», - приговаривает бабушка. «Да что она, не понимает, что я к маме хочу?» - возмущенно думаю я. А сказать не умею…
«Юнночка, смотри, это твой двоюродный братик», - мне показывают малыша, который едва научился стоять в кроватке. «Мальчик, а в платьице!» - презрительно заявляю я к восторгу присутствующих. Он и правда в платье старшей сестренки, моей ровесницы, братишка младше нас на год, значит, мне и двух лет нет… В год я говорила предложениями, в три – вела себя в гостях, как положено взрослым воспитанным барышням, в четыре – читала вслух, и довольно бегло.
                Я часто поражала маму не свойственными возрасту суждениями и выводами. Рано начала  читать серьезную литературу. В школьной жизни мое развитие мне не особенно помогало, разве что память была замечательной. Росла я очень самолюбивой, в младших классах была довольно замкнутой. У меня единственной в классе не было папы, и противная  Инка Левская не упускала случая мне об этом напомнить.
                Итак, у каждой из наших красавиц была своя армия поклонников, иногда кавалеры перемещались из одного лагеря в другой, но вот что удивительно: конкуренции между ухажерами не было. Оказывать знаки внимания любой из этих девочек считалось хорошим тоном. Люба и Света относились к своей популярности спокойно (во всяком случае, внешне), а Инна ревниво вела строгий учет и переживала за каждого «своего», как генерал в сражении.
                К восьмому классу признанные красавицы превратились в обычных, даже не особенно привлекательных  девочек. «Изросли», -  сказала бы моя бабушка. Другие же, прежде незаметные одноклассницы, изменились в лучшую сторону, расцвели. Из туповатой двоечницы Тани Штольцерман  выросла очаровательная  кокетка с точеной фигуркой и низким хрипловатым голосом. Ее подруга Мила Невзорова, которой учеба тоже давалась с трудом, стала роскошной красавицей в русском стиле: белокожая, сероглазая, с пшеничной косой, перекинутой на высокую грудь. Миловидная зеленоглазая толстушка Лена Федотова вытянулась и оказалась обладательницей обворожительной, очень женственной фигуры и длинных стройных ног. Мало того, из «унылой троечницы» она выбилась в хорошистки.
           Я тоже стала другой. Вдруг оказалось, что у меня красивые пушистые волосы ниже плеч редкого темно-пепельного оттенка. Я перестала болеть, и цвет лица улучшился. Мамины подруги с удивлением стали замечать, что глаза у меня угольно-черные и блестят, как антрацит. Что мне очень идет улыбка: зубы ровные-ровные и на щеках круглые ямочки. А фигура! Ну просто Людмила Гурченко в фильме «Карнавальная ночь»!        Изменился у меня и характер: обнаружились организаторские способности, и прорезался острый язычок, не сказала бы, что злобный, но достаточно ехидный. Я прочно заняла место постановщика и аккомпаниатора разных школьных мероприятий. Со мной стали считаться, опасались ввязываться в словесные баталии, а мои меткие замечания цитировались направо и налево.
                Выбор у кавалеров был. Что называется, «влюбляйся – не хочу!» Но мальчишки упорно следовали правилам, ими же самими и установленным.  Таню можно было, проходя мимо, безнаказанно обнять за талию или шлепнуть по попке. Правда, когда опьяненный успехом, один из пацанов ущипнул за аппетитный бочок Милу (подруги, значит, одного поля ягоды), то получил в ответ такую увесистую пощечину, что едва устоял на ногах. «Предупреждать надо»,- пробормотал незадачливый ухажер под взрыв всеобщего хохота. У Ленки Федотовой мальчишки клянчили домашние задания. Я была популярна как «свой парень», хотя закрадывались подозрения, что каждый мой сосед по парте (а они менялись постоянно, так как я любила поболтать и могла разговорить даже камень) становился моим горячим, но тайным поклонником. Правила есть правила! У кого хватило бы смелости открыто пойти против общественного мнения?
                Каждое лето я отдыхала в деревне у бабушки, там меня ждали подружки и кавалеры. С некоторыми поклонниками даже были свидания и поцелуи при луне. Но я понимала, что для деревенских парней я представляю интерес, как и все приезжие из другой, городской жизни, это почти с другой планеты, поэтому такой успех ценности в собственных глазах не прибавлял.
                Кумиры одноклассников оставались незыблемыми. Если честно, с Инкой Левской мы еще в детском саду были подружками. К девятому классу, растеряв свою неземную красоту, Лёва научилась вести себя попроще, поумнела (или хитрости прибавилось), и общаться с ней стало легче. В какой-то момент к нам присоединилась Люба Корабельникова. И мы стали дружить втроем. Доверчивая Любочка делилась с нами своими сердечными тайнами, а мы с Инкой были слишком горды и самолюбивы, поэтому старательно изображали, что нам «никто не нравится». Если учесть, что у моих подруг имелось по нескольку кавалеров (а у меня – ни одного), то можно представить, как мне было обидно. Возможно, я влюбилась бы в первого же мальчишку, обратившего в то время на меня внимание, но теперь уже этого не узнать. Потому что на моем пути появился ОН. И не просто появился, а озарил светом всю мою дальнейшую жизнь.

               
Глава вторая. Сашка.

                Я пришла к маме якобы по делу, а по правде говоря – специально посмотреть на нового маминого ученика, о котором она много и красочно рассказывала. Тут требуется очередное отступление, каких  много в моем повествовании.
                Мама преподавала в вечерней школе нашего небольшого северного военного городка русский и литературу и была классным руководителем у подростков. Двадцать человек – считайте, двадцать хулиганов, которых выгнали за поведение из дневной школы и заставили учиться через детскую комнату милиции. (Сейчас-то уже не заставляют, а тогда, в 1979 году, с этим было строго). Исключение составляла моя бывшая одноклассница Нина  Горевакина (перешла по состоянию здоровья), да вот этот Саша (от них ушел отец, и парень пошел работать, чтобы материально помочь матери и  младшей сестре). Учился он неплохо и интеллигентным поведением выгодно отличался от одноклассников.
                Моей маме было тогда 37 лет, а выглядела она лет на 25, не больше. Молодая, симпатичная, модная, с тонкой девичьей фигурой, она была очень обаятельной и, без сомнения, относилась к категории роковых женщин. Тот факт, что она не доводила мужчин до разорения и самоубийства, свидетельствует лишь о ее порядочности и добродушии. В тот момент она  не хотела кружить головы мужчинам, и причина была проста: один из  поверженных в неравном бою молодых воинов (совсем мальчишка!) не так давно пал к ее ногам и удостоился звания мужа, а через положенное время и отца новорожденного сына. Ребенок подрос, и мама с энтузиазмом окунулась в свою работу, которую она просто обожала.
                Мама  умела увлечь любую аудиторию, рассказывая о каждом писателе тепло и задушевно, как о своем знакомом. Секреты русского языка  раскрывала с легкостью доброй волшебницы. Кроме того, она уважала своих учеников, находила даже в отчаянных хулиганах хорошие черты. Если прибавить к этому искрометное чувство юмора и знание психологии подростков, то станет понятно, почему моя мама была любимой учительницей для многих  учеников.
                Мы остановились на том, что я зашла в школу под благовидным предлогом. Рядом с мамой стоял высокий худощавый парень. «Знакомьтесь, Юнна Кудрявцева, моя дочь – Александр Бочкарев, мой ученик»,- весело представила нас мама. «Очень приятно», - чуть смущенно улыбнулся он, заглянув мне в глаза. Многие считают любовь с первого взгляда выдумкой поэтов. «Любовь с первого взгляда существует!» - заявляю со всей ответственностью. Я поняла это, встретившись глазами с мальчиком, которого видела первый раз в жизни.      
                Лицо его поражало своей оригинальностью, непохожестью на другие лица. Он, несомненно, выглядел настоящим красавцем, попирая все законы красоты в ее классических нормах. Уголки больших, зеленых, как ягоды крыжовника, глаз, опущены. Яркий, хорошей формы рот с ровными крупными зубами явно великоват. Большой, широкий, с горбинкой (да что там горбинкой – целым горбом посередине!) нос совершенно не портил смуглого лица, а наоборот, придавал какой-то особый шарм. Сросшиеся на переносице густые брови и  вьющиеся каштановые волосы до плеч – вот и  портрет моей первой любви.
                До Нового года оставался месяц, он прошел в мечтах о принце, у которого теперь было имя – Александр. Я решила пойти на праздничный концерт (с танцами, разумеется!) в вечернюю школу (тем более, Нинка приглашала) и там уже «сориентироваться на местности». Я понимала, что шансов у меня немного, но игра стоила свеч. Действительность превзошла все ожидания: принц – Александр на балу увидел в Золушке - Юнне свою суженую!
    
Глава 3. Юнна и Александр.

                Новогодний праздник (тот самый бал) прошел, как в сладком тумане. Рядом был Он, и все остальное не имело значения. Весь вечер Саша не выпускал мою руку, мы танцевали  или просто стояли рядом, совсем не замечая происходящего вокруг. Нинка плакала в туалете, оказывается, она была влюблена в Сашку и возлагала на новогодний бал большие надежды. Обиднее всего, что сама же меня пригласила! Это уже позднее сообщила мне одноклассница, которая была в тот вечер с нами.
        Мы  вышли из школы с ним  вдвоем, держась за руки, в одних варежках на двоих (моих – потому что свои он где-то потерял). Было очень холодно, мороз – не меньше тридцати градусов. Снег поскрипывал под ногами. Фонари выхватывали из чернильных сумерек островки света, и в  холодных лучах танцевали, искрясь, сухие колючие снежинки. Иней причудливо застыл на ветках деревьев и кустарников, превратив их в целые заросли кораллов.  Мы смеялись и двигались к моему дому короткими перебежками – от одного подъезда к другому. Меня не покидало ощущение, что рядом – родной и близкий человек, которого я знала всегда. Это было наше первое свидание, с него и начался наш роман.
               

       Самое яркое воспоминание из новогодней ночи. Четыре часа утра, мы с Сашкой, не включая свет, пьем на кухне чай, а рядом, в зале, веселится шумная компания во главе с моими родителями, и звучит новая песня. «Так не должно быть, но снова я взгляд твой ловлю», - задушевно выводит дуэт, Он и Она. Мы слушаем и понимаем, что это – про нас. На другой день я сочинила свою первую песню, разумеется, о любви. Песня больше напоминала романс, слова получились наивные и простые, но в ней было главное – чувство, которое я сумела передать. 
                Через месяц после первого свидания я позволила себя поцеловать. Ни о чем большем не могло быть и речи. В то время сексуальная революция еще не достигла пределов нашей страны. Молодежь не имела представления о самых элементарных вещах. Например, считалось, что в результате одного – двух контактов невозможно забеременеть. Купить в ближайшей аптеке презерватив значило ославить себя на весь район. Порядочные девушки не допускали вольностей до свадьбы. Те, которые «побывали в чужих руках», теряли возможность красиво выйти замуж, их «брали», конечно, чтоб потом всю жизнь попрекать. «Ты должна быть гордой. Если кавалер распускает руки, значит, сама виновата, позволила думать, что с тобой все можно», - внушала мне  мама чуть не с пеленок. У меня не было причин подвергать сомнению мамины суждения. Это сегодня примерами для подражания  девушек служат неразборчивые в связях звезды шоу – бизнеса. А для меня идеалом была моя мама: самая умная, красивая и гордая. Страшно подумать, в какой водоворот эмоций попали бы мы, если б эта история происходила сейчас! Можно было бы не выжить… Я бы точно не выжила…
                Нас с Сашкой тянуло друг к другу – и отталкивало одновременно. Мне казалось, я живу только для того, чтобы увидеть его, я считала минуты до встречи. Но не было ни одного свидания, чтоб мы не поссорились, каждый раз уверенные, что расстаемся навсегда. Чаще всего мы мирились уже через час, но бывало и по- другому.
- Мне уйти?- тихо, с еле скрываемой яростью спрашивал он.
- Не смею задерживать, - с ледяной вежливостью отвечала я.
- Значит, ты хочешь, чтоб я ушел?
- Нет, это ты хочешь уйти! Пожалуйста! Я не навязываю тебе свое общество!
- Я ухожу! Но если ты попросишь меня остаться…
- Вот еще! Скатертью дорожка! И можешь больше не появляться!
                Мысленно  я упрашивала: «Останься, я не могу без тебя, не могу жить, мне даже дышать тяжело!» Но только не вслух. Где-то на уровне подсознания  все время чувствовала: он не должен знать, как сильно я его люблю, иначе уже не смогу сопротивляться, подчинюсь полностью, стану рабыней… Вся моя воля и все силы были направлены на то, чтобы мой возлюбленный не понял, насколько он мне дорог. Думаю, что это мне удалось. Хотя бы это…
Глава 4. Главное правило Юнны.

                Чистая правда, что все самое главное в нас закладывается  в детстве. После развода  с моим отцом мы с мамой прожили пять лет вдвоем в небольшой, но уютной однокомнатной квартире. Конечно, за мамой ухаживали мужчины, она ходила в кино, на танцы и в кафе. Иногда кто-то из знакомых мужчин заходил к нам, но никогда мне, ребенку, не пришло в голову заподозрить в ком-то маминого кавалера: ни слова, ни взгляда, ни жеста подозрительного я не замечала. Ни разу не видела маму в чьих-то объятиях, и уж совсем немыслимо представить, чтоб мужчина остался у нас ночевать. Фундамент маминого авторитета, видимо, сформировался уже тогда. Мама  сумела привить мне те качества, которые считала главными в женщине. Когда я выросла, мама призналась: она все время боялась, что во мне будут преобладать гены папы – гуляки и сумасброда, еще и по этой причине нужно было уделять повышенное внимание моему воспитанию. Как бы там ни было, основное правило, которому я следую всю жизнь: «Не давать повода мужчине думать, что со мной можно завести интрижку». Забегая вперед, скажу, что в этой науке я преуспела… Замуж я вышла довольно рано, и как уже догадывается читатель, хранить верность мужу для меня означает следовать своему основному правилу. Долго мне казалось, что моя власть над представителями противоположного пола – плод моего собственного воображения.  Несмотря на то, что время от времени у меня складывалось впечатление, что некоторые мужчины просто тают в моем присутствии.  А когда мне было лет двадцать пять - двадцать шесть, один из друзей моего мужа, перед тем, как перестать бывать у нас, сказал: «Неужели ты не замечаешь, что все окружающие  мужики влюблены в тебя? Конечно, ты не даешь повода рассчитывать на взаимность, но твой взгляд, твоя улыбка способны свести с ума. Чтоб вскружить голову, тебе не нужны никакие уловки: ты просто сидишь за пианино, поешь, и в какой-то момент смотришь прямо в глаза. И все!» Он перестал приходить к нам, и мы оба, я и муж, очень скучали без его общества. Но что можно было сделать? С тех пор я продолжаю петь под фортепиано, но никогда при этом  не смотрю в глаза своим слушателям. А свою власть над мужчинами чувствую до сих пор, и сейчас - не в меньшей степени, чем раньше. Но не пытаюсь проверить ее в действии. Опасно!
 
Глава 5. Барышня и хулиган.

                …Я не представляла, как могла раньше жить. Без него! Саша учился в соседней школе, ходил по тем же улицам, что и я, но мы ни разу не встретились. В нашем городке всего три школы (плюс вечерняя), и молодежь знает друг друга хотя бы в лицо. Тем более, мальчишку с такой выдающейся внешностью трудно не заметить. Но факт остается фактом: прежде мы не встречались. И было удивительно, как я жила без него. Саша работал, а по вечерам ходил в школу. В начале нашего романа он заявился ко мне неожиданно – сбежал с уроков. От счастья у меня кружилась голова. Так хотелось замереть в его объятьях и ни о чем не думать! Но думать было надо, и я стащила себя с небес на землю.
- Если мама узнает, что вместо уроков ты ходишь ко мне -  нам придется расстаться.
- А как она узнает?
- У нас с мамой есть уговор: не врать. И если она спросит, не заходил ли ты, то я отвечу, как было на самом деле.
- Но ты хоть представляешь, как мне тяжело сидеть в школе, зная, что я мог бы в это время быть с тобой!
-  Мне тоже тяжело. Но я не могу позволить тебе запустить учебу. И потом, мы ведь никуда не спешим. У нас жизнь впереди. Правда?
                Он понял, и раз уж все равно нужно было ходить в школу, то решил приналечь на учебу и скоро стал лучшим учеником в классе.
                Однажды Сашка пришел на свидание слегка навеселе. «Немного выпили с ребятами, там у одного день рождения», - объяснил он. Я ответила, что на первый раз прощается, но с пьющим парнем  встречаться не буду. Так же не нравятся мне и курящие. «Все будет так, как ты захочешь», - улыбнулся Сашка.
                Боже мой, какая у него была улыбка! Кроткая, нежная и одновременно мужественная, страстная. Никогда – ни до, ни после со мной не происходило ничего подобного. Он обнимал меня за плечи, и на меня накатывало состояние блаженства; от поцелуев я просто улетала и теряла чувство времени. Он был рядом, и я  физически ощущала невидимые волны, исходившие от него и грозившие штормом. Нельзя было позволить ни себе, ни ему ни одного лишнего движения – унесет в открытое море. Не умеющим плавать нельзя заплывать за буйки, даже если (особенно если!) это море страсти. Подозреваю, что в отличие от меня, Сашка в предыдущих плаваниях за буйки заплывал. Девочки, с которыми он встречался раньше, имели в городке репутацию легкомысленных, мягко говоря.
                Тем труднее было «опытному морскому волку» играть по моим правилам.
Наша пара была классической – «Барышня и хулиган». Все Сашкины одноклассники и приятели представляли собой  городскую шпану. Это была гораздо более безобидная шпана, чем в теперешнем понимании. Самым крупным криминалом считались кражи (например, угон мотоцикла, просто так, покататься) и драки (но дрались «по-честному», один на один, группа поддержки, как правило, не ввязывалась). Конечно, пили, курили, ругались матом, пели блатные песни, обнимались по кустам, прогуливали школу. Мелочь - даже по-сравнению с тем, что творилось в больших городах. Думаю, для Сашки такая компания была формой протеста, вызовом, брошенным не столько окружающим, сколько своему отцу. История их семейной драмы стара, как мир,  я ее узнала от маминой подруги, у которой обнаружились с семьей Бочкаревых общие знакомые. Сашка не любил распространяться на эту тему, не хотел, чтоб его жалели.
                У  Бочкаревых  была хорошая семья, папа – офицер, мама – инженер, двое детей, Саша и Таня, девочка года на три младше. Папу я видела один раз, мельком – Сашка очень на него похож. Красавец, франт и бабник – такое впечатление сложилось у меня о Бочкареве – старшем. Мама же оказалась женщиной очень интересной внешне, хотя красавицей и не назовешь. Высокая, статная, модная. «Стильная», - сказали бы сейчас. Теперь, имея за плечами жизненный опыт, я понимаю, что уход отца из семьи после прожитых вместе семнадцати лет явился громом среди ясного неба не только для детей, которые узнают такие новости в последнюю очередь, но и для жены. Она сломалась. Стала часто выпивать с подругами, куда-то уходить после работы. Сашка бросил дневную школу и прибился к вышеуказанной компании, дома старался только ночевать. Один из дружков нелестно выразился о Сашкиной матери, и Сашка избил его, исступленно, жестоко, вложив в удары всю накопившуюся обиду. Дело могло окончиться тюрьмой, но пострадавшую сторону уговорили забрать заявление. Тем более, что потерпевший не так давно сам выступал в роли обвиняемого.
                Мы были совсем юными – мне шестнадцать, Сашке семнадцать лет.  Никто не знал, что когда-то из нас вырастут роковые мужчина и женщина. Просто находиться рядом - само по себе было счастьем. Романтические свидания представляли собой долгие прогулки по улицам. Зима в нашем краю суровая, снежная, с сугробами в человеческий рост. Берега озера, вдоль которого раскинулся город, с наступлением холодов превращаются в одну огромную горку. Мы ходили туда вечерами кататься на санках. Вернее, каталась я, а Сашка оттолкнет меня с горы – и бежит рядом, страхует. Потом тащит  наверх, одной рукой меня, другой санки. А вокруг такая красота! Сосны и ели в серебристых зимних шубах строго взирают на шумную расшалившуюся парочку. Здорово свалиться навзничь в сугроб, и, раскинув руки, смотреть в темное звездное небо, которое близко–близко! Таинственно светит луна – сообщница всех влюбленных… Поднимешься на горку – засияют огни проспекта Ленина. Будущий покоритель женских сердец катал меня на санках по нашей центральной улице, вызывая улыбки прохожих и зависть знакомых девчонок.
                На восьмое марта  Сашка подарил нам (мне и своей маме) самые дорогие по тем временам духи, купил на свои заработанные деньги. «У меня две любимые девушки, - сказал он. - Ты и мама. А сестренка еще мала, пока без духов походит».
                …Он не пришел в среду  (среда была днем нашего свидания, так как в вечерней школе этот день выходной). По субботам же мы обычно встречались в три часа. Поэтому в субботу ровно в  три я заняла наблюдательный пост у окна и стала ждать. Прошло несколько часов, наступил вечер. Был май – сезон белых ночей. Все вокруг оставалось таким же, как днем, только прохожих становилось  меньше. Погода стояла прохладная и ветреная – в этом году рано зацвела черемуха. Я смотрела на тонкое молодое деревце, которое гнулось до самой земли под порывами безжалостного ветра, осыпая белыми лепестками детскую площадку во дворе. «Держись, черемушка, ветер стихнет, снова вернется тепло…У меня в жизни тоже все будет хорошо, если черемушка выстоит», - загадала я, сознавая, как это глупо и по-детски.
                Я уже давно поняла -  и сегодня Саша не придет, нет никакого смысла вглядываться в каждую мужскую фигуру вдалеке, надеясь, что на этот раз я не ошиблась, но не могла ничего с собой поделать: все стояла и стояла у окна. Конечно, мы, по обыкновению, поссорились и не помирились, как время от времени случалось. Бывало, что уже на следующее свидание он приходил, иногда одно пропускал (чтоб я помучилась), но так надолго обиделся впервые.
                Странно -  я себя совсем не чувствовала виноватой. Мы поругались в прошлое воскресенье на проводах в армию Сашкиного друга. И причина для ссоры была не оригинальная – бешеная ревность моего возлюбленного, которая проявлялась постоянно и по любому поводу. Можно считать, что в этот раз повод имел место. Старший Сашкин товарищ, красавец Игорь Лисовик (по кличке «Лися») рвался что-то секретное сказать мне наедине и намекал, что речь пойдет о моей подруге Ирочке. К Игорю Саша ревновал меня особенно яростно. На мой взгляд, Лисовик действительно был красив, но, как это часто бывает, умом его природа явно обделила. Тем более непонятно, какое отношение к нему имела умная воспитанная Ира. Любопытство взяло верх. Я вышла с Игорем поговорить на лестницу. Парень нес полный бред: он, дескать, видел «эту Ирочку» на танцах, раскрашенную, пьяную. Она вела себя, «как портовая девушка». Задохнувшись от возмущения, я встала на цыпочки и влепила клеветнику звонкую пощечину. В этот момент и увидел нас Сашка. Он схватил меня за руку и буквально потащил  домой. По дороге я попыталась объяснить ситуацию разъяренному  кавалеру, но он не пожелал слушать – ему, мол, и так все понятно. Тут я тоже продемонстрировала характер (не хочешь – не надо), и возле моего подъезда мы в очередной раз «расстались навсегда».   

Глава шестая. Ирочка, или нравы нашего городка.

                Ирочка Савина была моей подружкой по музыкальной школе. Мы вместе ходили на групповые занятия – сольфеджио и музыкальную литературу. Жила Ира неподалеку от меня, и мы с ней возвращались с уроков домой, подолгу  прощаясь у моего подъезда. Смеялись, рассказывали о своих поклонниках. В гости друг к другу не ходили: у каждой своя компания, Ира из другой школы и старше меня на год. Сашка по средам  иногда освобождался с работы пораньше и ждал меня в холле Школы Искусств. Таким образам, они с Ирочкой были знакомы, он считал ее «серенькой мышкой», а она его – выдающимся красавцем.
                Ира действительно не отличалась яркой внешностью. И лицо, и фигура ее были заурядными, лишенными выразительности, изюминки какой-то в них не было. Зато она очень прилично одевалась: была единственной дочерью хорошо зарабатывающих родителей (папа – офицер, мама – товаровед в универмаге, а это многое решало тогда, в эпоху тотального дефицита). Один раз у них дома я все же побывала, и меня поразила роскошь, которой дышало все, начиная от Иркиного наряда (такой атласный халат в сочетании с атласными же туфельками, украшенными пушистыми помпонами, я видела только в кино), заканчивая необыкновенной мягкой мебелью. Конечно, у них была машина, новенькая сверкающая «Волга». Из всех моих одноклассников машина была только в семье Виталика Соловья, и то «Жигули». А тут «Волга»! Даже если бы я очень стремилась, вряд ли Ирины родители позволили бы  нам дружить.  Куда уж мне – мама учительница, отчим сверхсрочник. Не тот круг! Мы с мамой давно нашли свой секрет, как выглядеть современно и привлекательно: купить ткань подешевле, сшить из нее что-нибудь помоднее – вот и вся хитрость! Дружить с Ириной я не собиралась, у меня все  дни были рассчитаны буквально по минутам, мне хватало нашего общения в том объеме, в каком оно было. В чем я была уверена на сто, нет, на двести процентов – что Ира – порядочная девочка из интеллигентной семьи. То, что говорил про нее Игорь, просто не могло быть правдой. Не могло – и все!
                В то время, о котором я пишу, в нашем городке существовали правила, одно из которых гласило: на танцы в Дом Офицеров вход школьникам запрещен. Почему? Кафе и рестораны были дорогим удовольствием, а на танцы ходили все, кто хотел потанцевать, познакомиться, пофлиртовать. Солдаты, сверхсрочники, офицеры, ну и, разумеется, «девушки на выданье», начиная от учениц вечерней школы и местного техникума до матерей – одиночек разного возраста. У входа дежурили учителя. «Засветиться» на танцах означало, как минимум, получить вызов родителей в школу. Если к  мальчишкам – старшеклассникам учителя относились более лояльно (пацаны пробирались в  Дом Офицеров поиграть в бильярд), то девочкам, особенно из «хороших семей» грозили крупные неприятности. Считалось, что школьные вечера (три – четыре раза в год!) вполне утоляют желание старшеклассников потанцевать. Вот такие были тяжелые времена! Теперь вы понимаете, что Ирочка не могла просто появиться на танцах, не говоря уже об остальных обвинениях в ее адрес. Откуда ее знает Игорь и зачем наговаривает на нее, вот в чем вопрос!
                … Сашка не появлялся. Засыпая, я успокаивала себя тем, что завтра он позвонит в мою дверь и возникнет на пороге, обязательно, ведь ничего особенного не случилось. Мне не приходило в голову, что у него могло произойти что-нибудь такое, после чего наши встречи уже невозможны.
Он же любит меня! В этом я не сомневалась. Теперь-то я знаю, что роковые мужчины (как, впрочем, и женщины) далеко не всегда бывают рады своей способности покорять противоположный пол. Тем более, что зачастую мы сводим с ума совсем не тех, кого хотелось бы…
                Мы с Ирой возвращались из музыкальной школы. Подружка была в курсе нашей ссоры с Сашкой и несколько раз порывалась мне что-то сказать, но не решалась. И вот разговор состоялся.
- Юнна, мне очень стыдно, я чувствую себя последней дрянью, но ты должна узнать от меня… На прошлых выходных мы ходили на танцы… Мы выпили…
 Вот это да! Значит, Лисовик не врал?!
- Как твоя мама к этому отнеслась?  -  осторожно спросила я, не понимая, к чему это Ирка клонит.
- Мама уехала на сессию, она учится заочно. А папа уже месяц, как в командировке в Москве. Мы с Люськой Баранцевой живем, чтоб мне не скучно было… Я не об этом… В Доме офицеров, там твой Саша был, я его танцевать пригласила… В общем, он меня провожал, у меня дома компания собралась, мы еще выпили… Под утро разошлись. Но ты не думай – у нас ничего не было, мы не целовались даже…
                Ноги мои подкосились. Разум отказывался  воспринимать услышанное. Было впечатление, что я вижу сон или разговариваю с инопланетянкой. Что значит «ничего не было, даже не целовались»? А что могло быть?! «Привести в порядок лицо», - думала я, а язык помимо воли уже говорил:
- Успокойся, Ира! Не ты, так другая была бы – это во-первых, а во-вторых, я уверена, что ты не из тех девушек, которые целуются уже на первом свидании, так что можешь не оправдываться.
- Я тебе хотела сказать… Он красивый, конечно, твой Саша, но ведет себя, как последний хам!
- Ты знаешь, я думаю, парень ведет себя с девушкой так, как она этого заслуживает, - не унимался мой самостоятельный язык. – Со мной Саша вел себя очень прилично. И почему это мой? Отныне это твой Саша.
                «Потом, я буду обо всем этом думать потом. Дома, все дома! Только не сейчас!» - единственная мысль, за которую я ухватилась, чтоб не сорваться. Молча мы дошли до моего подъезда.
- Теперь ты не захочешь со мной общаться? – подавленно спросила Ира.
- Почему же? Сашка – не козлик на веревочке, насильно не уведешь. Ты не виновата.
- А если он захочет к тебе вернуться? Я же вижу, он любит тебя. Все время меня Юнной называет…
- Можешь передать, что я его больше не жду. Это серьезно. Он меня знает…

Глава седьмая. Юнна. Что делать?

                Я не помнила, как поднималась по лестнице. Хватило сил не разрыдаться тут же, донести горе до своей комнаты. Моя способность не раскисать в трудных ситуациях, находить нужные слова и принимать стремительные решения не раз выручала меня в жизни. Например, на экзаменах я всегда умела собраться и с уверенным видом выдать всю информацию по нужному вопросу: в памяти всплывали сведения, случайно прочитанные, услышанные по радио или увиденные по телевизору, и создавалось впечатление, что я тщательно готовилась. Хотя на самом деле было не так. Вот и сейчас сквозь слезы, сквозь ужас положения проступало удивление: я говорила с Ирой так, будто речь моя была отрепетирована заранее. А ведь от нее такого удара я даже не могла ожидать! Честно говоря, не ожидала никакого удара вообще.
                Сашка, Сашка…Он так и не узнал, как я его любила. Я не позволила. И  плакала-то всего несколько раз: эта роскошь не для меня. У меня аллергия на слезы, поплачу десять минут, а лицо распухнет так, будто я рыдала сутки без перерыва. Хорошо, что рядом была мама. Она дала мне возможность как следует прореветься и сидеть дома до тех пор, пока физиономия моя не приняла нормальный вид. «Надо учиться жить без него», - уговаривала мама. Я понимала. Умом. А сердце отказывалось. В нем поселилась боль, постоянная, непрерывная, не физическая, а душевная.  Такое же, уже знакомое ощущение, я испытала потом, через десять лет, когда умерла моя бабушка, которая была очень близким мне человеком, можно сказать, подругой. Теперь я знаю - это чувство называется «боль утраты», и избавиться от него невозможно. С годами оно притупляется, меркнет, но все равно остается где-то в дальнем уголке сердца. Я знаю это сейчас. А тогда… Немыслимо  было представлять, что Сашка ходит к Ире, держит ее за руку, обнимает, целует. Насмешка судьбы: я с таким пылом защищала девочку, которая разрушила мою жизнь. А Сашка? Как же он мог? За что так поступил со мной?  И разве любовь может пройти, исчезнуть, улетучиться - всего через несколько дней после ссоры? 
«Я выдержу, я сильная, у меня все получится», - твердила я, как заклинание.
                По утрам перед зеркалом я примеряла улыбку, надевала ее на лицо, как предмет туалета, необходимый аксессуар – и отправлялась в школу. Наверно, во мне погибла актриса – никто моих страданий не замечал. Я шутила, веселилась, и одноклассники, неизвестно откуда узнавшие о нашем с Сашкой разрыве, считали, что это я, бессердечная принцесса, бросила парня страдать. Конечно! Я ведь барышня, а он хулиган! Одна Любочка Корабельникова знала истинное положение вещей. Мы с ней гуляли по вечерам. Я старалась держаться, не ныть, говорить о чем-нибудь нейтральном. Люба очень сочувствовала мне, пыталась отвлечь. Она еще не подверглась испытанию любовью, и взгляд ее выражал сострадание, ужас и немножко зависти.
                К моему удивлению, мальчишки, которые раньше не обращали на меня внимания, наперебой кинулись ухаживать за мной – разглядели наконец-то. Я принимала их игру: смотрела нежно, улыбалась многозначительно, говорила намеками, но держала на расстоянии.
                Где-то в глубине сознания жила крошечная, робкая надежда: Сашка вернется. Не может быть, чтоб мы расстались навсегда!

Глава восьмая. Предсказание.

                Я возвращалась домой, снимала улыбку вместе с другими уличными вещами и бродила по квартире печальной тенью. Казалось, все мышцы лица уставали за день делать «хорошую мину при плохой игре».
                В один из таких моментов к маме пришла приятельница тетя Оля.
-  Юнночка, ты что такая? Прямо лица на тебе нет! С парнем поссорилась? Спокойно! Сейчас на картах погадаем, узнаем всю правду! – бодро отреагировала она на мой потерянный взгляд.
                Тетя Оля, будучи современной и модной дамой, умела гадать на картах. Ее учила старая цыганка, жившая по соседству с домом  Ольгиных родителей в маленьком городке на Кавказе. Карты для гадания были особенными, пятьдесят четыре листа, они всегда лежали у тети Оли в сумочке, но вынимались оттуда не часто: узнавать судьбу можно было только в силу серьезных обстоятельств. Не было случая, чтобы карты ошиблись. Наверно, вид у меня и вправду был хуже некуда, раз в ход пошла тяжелая артиллерия. С шутками и прибаутками тетя Оля раскинула карты, задумалась и посмотрела на меня сочувственно:
- Это не твоя судьба. Любишь его, и он тебя любит, но вы не будете вместе. Он сейчас с другой, хотя все мысли о тебе. И у тебя все мысли о нем, ты долго еще будешь о нем думать, но вы не созданы друг для друга.
Она помолчала. Я видела – хочет еще что-то сказать. Наконец тетя Оля решилась:
- Сколько лет его новой подруге? Уже взрослая?
- Они ровесники, на год старше меня.
- Знаешь.… Не очень удобно об этом говорить.… В общем, у них такие отношения… Видишь карту? Это постель. Но они не долго будут вместе. Глупо говорить тебе сейчас, но я скажу: пожалеешь о нем – и перестань. Этот мальчик не будет хорошим мужем. Ни тебе, ни другим. А тебя ждет счастливая семейная жизнь. Муж твой будет военным, и ты уже с ним знакома.
- У меня нет знакомых военных, только школьники, мальчишки,- машинально ответила я.
- Возможно, он еще школьник. Но будет военным.
                Я ушла в свою комнату, легла на диван и стала думать. Нет, слова тети Оли о постели не грянули громом над моей головой. Ирочка выдала себя фразой: «У нас ничего не было, мы даже не целовались». Я сразу все поняла, но верить не хотелось. Хотелось думать, что я ошиблась, мне послышалось, Ирка от волнения ляпнула не то, да мало ли что…
                Пора перестать себя обманывать. Он не придет. Даже если бы и пришел – такое не прощают. Мне предстоит научиться жить без него. Так, словно его и не было. Ходить на уроки музыки, общаться с Ирой Савиной, будто ничего особенного не произошло. Так, пустяки…
                Никто не должен знать, в какой кошмар превратилась моя жизнь. Я смотрела вниз с балкона и чувствовала, что понимаю самоубийц. Мне тоже хотелось умереть, чтоб эта пытка прекратилась раз и навсегда. Но я не могла так поступить с мамой. А братишка, который меня обожает! Ему всего четыре года. Что стало бы с ним? Нет, суицида не будет. Значит, жить…Но Господи, как тяжело!  В который раз я посмотрела на черемушку, ставшую такой близкой за эти дни. Тонкая верхушка отломилась, и ветер унес ее далеко в сторону. А деревце стояло, потрепанное непогодой, но живое! Живое!

Глава девятая. Александр.
                Теплый майский вечер располагал к тихим прогулкам по городу и поцелуям в аллее парка. От этого было еще обиднее. Надо же, перессориться в такой момент!
Я буквально тащил Юнку домой, не обращая внимания на удивленные, а порой и сочувственные взгляды прохожих. Она вырывала свою руку из моей и психовала, что не может бежать за мной, как собачонка. От злости я несся, не разбирая дороги. Она считает, что я своей ревностью отравляю ей жизнь! При чем тут ревность вообще! Надо уметь себя вести, вот что! И обещания свои выполнять! Только вчера сидели у Юнки, как люди, пили чай, говорили с ее мамой, строили планы на будущее. Мама ее, Марина Ивановна, между прочим, не возражала против нашей женитьбы. Не сейчас, конечно. Юнна хочет в этом году в музыкальное училище поступать - пусть поступает. Будет учиться, приезжать домой на выходные. Сейчас мы видимся три раза в неделю, потом будем два, подумаешь. Она год проучится, а там мне на срочную, проводит и будет ждать. А вернусь из армии – Юнке год останется учиться. Можно жениться! Моя маман, между прочим, спит и видит эту свадьбу.
                Еще бы! Юнка взялась за меня не на шутку. Всех корешей побоку, пить – курить бросил, в школу хожу, как пай – мальчик. Все для нее! А она считает, что это в порядке вещей.
                В компанию хоть не води: мужики пялятся, как больные. А эта красавица и рада: одному улыбнется, другому комплимент отвесит, и смотрит прямо в глаза! Танцует со всеми, ей, видите ли, всего лишь нравится танцевать. Она музыку любит! Я же просто зверею, когда вижу ее с другими. Чувствую – захлестывает какая-то темная душная волна. Так бы и раскидал всех вокруг! А Лисовик, скотина, дождется у меня! Надо же, я его своим другом недавно считал!
                Он, как первый раз с Юнкой меня увидел – просто с цепи сорвался. Теперь только и слышно от него:
- Ну, что, как там твоя куколка? Ломается все? Ты смотри поаккуратнее: залетит – от ЗАГСа не отвертишься! Мне тут резиновых изделий достали, японское качество, могу поделиться!
Или:
- Ну, что, может, завалимся к Медуньке с Лавронькой? Как в былые времена! Они тебе привет передают! Без тебя? Ах, извини, забыл -  ты же теперь в монахи записался! Тебе уже наше нескромное общество не подходит…
Аристократа из себя изображает, шут гороховый!
                Медунина с Лаврониной, хоть и малолетки, совсем безбашенные подружки, кто только к ним не ходит, всем рады. Еще недавно я сам думал, что они – классные девчонки, ничего из себя не строят, называют вещи своими именами. Так, мол, и надо.
                С Юнкой все по-другому. Главное – она сама себя уважает и заставляет других себя уважать. «Он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог…» Мы встречались почти месяц, а я не знал, как ее поцеловать. Подойдешь поближе – так посмотрит, прямо взглядом останавливает!  И ведь вижу, что нравлюсь ей!
Спрашиваю:
- Мы так и будем друг на друга смотреть?
Она смеется:
- Если я тебе нравлюсь – подождешь, а просто время провести – это не ко мне.
- Ты мне очень, очень нравишься!
-  Ты мне тоже.
-  Тогда чего мы ждем?
- Со мной была такая история. Мне очень нравился один парень. Если коротко - мы целовались уже на первом свидании.
- И что?
- Ничего. Свиданий было всего три, а потом он вернулся к девчонке, с которой встречался раньше. Просто хотел ее подразнить. Я чувствовала себя последней идиоткой. Тогда и пообещала себе: пока не узнаю парня – никаких поцелуев.
- Как я догадаюсь, что ты меня уже достаточно узнала?
- Я сама тебя поцелую.
                И не обманула. Первый раз в жизни, целуя девчонку, я был так счастлив, что просто улетал под облака! Юнка вообще действует на меня, как наркотик. Когда она рядом, у меня просто эйфория какая-то. Совершенно не замечаю времени и радуюсь, как дурак, разным мелочам.
А Лися со своими шуточками:
- Соблазню твою Юнночку, а потом позову замуж. Куда денется – пойдет!
- Ага! Только, когда будешь соблазнять, подальше держись, а то она и по морде может засветить!
                Однажды в выходные гуляем с  Юнкой в парке, вдруг Лисовик -  как из-под земли вырос и сразу бух на колени перед  Юнкой:
- Юнночка! Почему жизнь так несправедлива! Я люблю тебя, ночей, можно сказать, не сплю, а ты любишь Сашку! Бросай его на фиг! Выходи за меня замуж!
Другая бы, может, смутилась – не каждый день к тебе обращаются с такими речами, стоя на коленях в грязном снегу. Но Юнке все нипочем: посмотрела без удивления, улыбнулась так снисходительно и говорит:
- Вставай, брюки испортишь. В народном театре не играешь? Героев – любовников? Жаль, пропадает талант!
- Как ты можешь, Юнна, я ведь от души!
- Видно невооруженным взглядом, что от души… Увы,  не могу ответить взаимностью!  Не в моем ты вкусе, Игорек! Ну совсем не в моем!
                С Лисей, наверно, никто еще так не разговаривал. Он у нас жених нарасхват – по нему сохнут и школьницы, и матери – одиночки. Хоть и придурок, зато в армии уже отслужил, работа у него не пыльная, квартира от мамаши осталась (она у любовника живет). А главное – смазливый, гад. Девчонки таких любят. Прямо глаза закатывают: «Ах, Игорек! Ох, Игорек!» Одна Юнка плевать хотела. Ну, а его, видать, задело. Он, как ее встретит, прямо соловьем разливается, комплиментами закидывает. Смотреть не могу! Понимаю, что он ей до лампочки, а все равно как-то не по себе: мало ли что…
Несколько дней назад взял с нее слово, что с Лисовиком  она больше не разговаривает вообще. Обещала. И вот пожалуйста! Даже на лестницу с ним пошла. Им о чем-то важном нужно поговорить! Наедине. «Я тебе, Сашенька, потом все объясню!» А не надо ничего объяснять! Нет, мне неинтересно, о чем вы там беседовали! По дороге домой Юнка несколько раз пыталась мне что-то сказать, но я буквально  задыхался от возмущения – ну не мог ее слушать, и все!
                В общем, Юнка надулась, возле подъезда выхватила у меня из рук свою сумку ( только сейчас заметил, что я всю дорогу ее нес), крикнула, что я могу больше не приходить. Но это уж как всегда, когда мы ссоримся. И убежала. Подумаешь! Вот есть у нее манера вечно все ставить с ног на голову – все время так повернет, что я виноват.  Но сегодня я  чувствовал свою правоту. Она страдает от моей ревности! Ревность тут ни при чем. Не сдержала слово – так и скажи, и нечего с больной головы на здоровую перекладывать. Время было детское, и я вернулся на вечеринку. С  Юнкой мы пили сплошной лимонад (у нас с ней сухой закон), и с горя я оттянулся по полной программе. С непривычки зашумело в голове. Юнка узнает, что я пил, устроит разборки. Ну и ладно! Сама виновата! Я, конечно, обещал не пить, а она, между прочим, обещала с Лисей не разговаривать!
                Кто-то предложил пойти на танцы. Я уже и забыл туда дорогу. А, гулять так гулять!
                Народу в зале  полно. Духота, скучища. Рожи все те же. Сто лет тут не был, и ничего не изменилось. Я стоял, прислонившись к стенке, и подумывал пойти домой спать.
Вдруг какая-то деваха схватила меня за руку, как родного:
- Саша, привет!  Как хорошо, что ты здесь! Ты не узнаешь меня?
Я не узнавал. А впрочем…Ну да! Это же Юнкина подружка по музыкалке! Вот это размалевалась, хотя красавицей все равно не стала. И, судя по всему, выпивши.
- Ирина?- уточнил я.
- Для друзей просто Ира, - кокетливо улыбнулась она. – Потанцуем? У меня к тебе просьба. Ты не мог бы меня проводить?
- Вообще-то я собирался домой… Кроме того, я не слишком трезвый. Тебя это не смущает?
- Нет, нисколько. Я тоже выпила. По дороге как раз и развеемся. Идем?
                Идти совершенно не хотелось. Я уже жалел, что вызверился на Юнку, уже скучал и хотел скорей ее увидеть. Я просто не могу без нее. Нужно скорей мириться. «Тряпка», - мысленно обругал я себя. – «Надо иметь характер. Ничего, Юнночка, сама прибежишь», -думал я, при этом прекрасно понимая, что никуда она не прибежит, даже если будет сто раз виновата. Гордая! Зачем я потащился с этой Ирой? Исключительно назло себе! Сколько раз я жалел об этом, прокручивал ситуацию обратно и представлял, что все могло бы быть по-другому. Если б я отказался тогда! Если б…
Возле ее дома я хотел попрощаться и уйти (что и надо было сделать!), но тут Ира
засуетилась, стала приглашать к себе, родители, мол, в отъезде, они с подружкой живут,
можно хоть до утра гулять.  Пока я раздумывал, из-за угла вырулила парочка, парень с девчонкой. Они пошатывались и хохотали на весь квартал. «Это тоже ко мне», - обрадовалась Ира. Парочка подошла поближе, и я узнал Светку Залесскую и Саню Пудовкина – завсегдатаев блатных тусовок, от которых я уже начал отвыкать. «Санек, по пять капель за встречу», - провозгласил мой тезка, и мы стали подниматься по лестнице.            Мы долго звонили в дверь, прежде чем нам открыла полуодетая Люська Баранцева (та еще подруга, типа Медуньки с Лавронькой), с деланным смущением объяснила, что «они с Васей случайно заснули».
                Квартира у Ирки шикарная, конечно, мебель там и все прочее.
На столе остатки праздника, компания неплохо погуляла. В общем, откуда-то взялись две бутылки водки, и веселье продолжилось. «Я требую продолжения банкета…» Плясали, пели непристойные песенки под гитару. Светка с Люськой визжали и валились парням на колени. Я, видимо, предназначался Ирке. Она сидела возле меня,  смотрела томно, подливала в рюмку. Я думал о том, что, глядя на Иру, я никогда раньше не мог бы предположить, будто она водится с такой публикой. «Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки!» - хохмил проснувшийся Вася. Это спорный вопрос: сколько я ни пил, а Ира все не казалась мне красивой. Бросить бы все, пойти к Юнке (она, кстати, тут рядом живет), попросить прощения… Да… Четвертый час… То-то Марина Ивановна обрадуется!       
 Занавеска на окне еле-еле колыхалась… Белая ночь сменилась утром… Юнна  подошла, погладила по голове, тихонько поцеловала. «Саша, Саша…»,- шептала она. Счастливый, я открыл глаза. «Саша», - тянула меня за руку Ира. – «Иди ложись, я постелила. Да тихо, все спят уже».
                Я оглянулся. Стол был убран, на расстеленном диване, мирно, как много лет женатые супруги, спали Светка с Сашкой. Чувствуя головокружение, я пошел за Ирой в спальню, сел на кровать и попытался привести мысли в порядок. В голове царили туман и неразбериха. Вдруг прямо передо мной оказались голые Иркины ноги. Плохо соображая (вернее, не соображая вообще), я посадил ее на колени и стал расстегивать халат. Она не сопротивлялась, только дрожала. Юнка никогда не сидит у меня на коленях, а обнимать ее можно только за талию, спину и плечи. В голове звенело. Не встречающие отпора руки ринулись по проторенной дорожке, как два застоявшихся жеребца, вырвавшихся на волю. И тут я почувствовал запах духов, Юнкиных, тех самых, что я ей подарил. Что-то сдвинулось у меня в сознании, как будто вдруг явью стали все те сны, в которых Юнка была моей, не останавливала взглядом, не устанавливала дистанцию, а была ласковой и покорной, согласной на все. Кажется, она шептала «не надо», но я уже не мог остановиться. Все происходило, как в бреду. Опомнился я, когда услышал рядом сдавленный плач. «Юнка, ты что?» - чуть не спросил я. И резко протрезвел. Господи, что я наделал? Что мы наделали? Ирка ревет в подушку, на простыне несколько капель крови.
- Зачем ты это сделала? 
- Я не хотела…Я думала…Это все ты…
Ну, конечно, она ни при чем. Сначала «сняла» меня на танцах, привела домой, напоила, посадила на расправленную постель, сама в коротеньком халатике. И я же виноват!  Маньяк – насильник, охотник за невинными девушками! Женская логика!
- Скотина, животное, - всхлипывала Ирка. – Хам! Это ты с Юнной привык так себя вести, а я не такая…
- Давай не будем про Юнку… Мы с тобой не годимся ей даже в подметки…
- Ну и убирайся к ней! Никто тебя не держит!
                А вот это уже невозможно. Я злился на себя, на Лисовика, на Ирку и на Юнку. Лисовик не цеплялся бы к Юнке… Юнка не довела бы меня, я проводил бы ее и пошел домой. Но я тоже хорош! Что я на танцах забыл? Потом, кто меня просил тащиться к Ирке? А Ирка… Прикидывалась порядочной! Небось, учится хорошо, уроки не прогуливает. Зато подружки – оторви и выбрось. У Светки мать шляется всю жизнь, никому не отказывает. У Люськи родители по командировкам разъезжают, она с шестого класса пацанов в дом водит. И Ирка туда же. А я здорово влип. Как я буду жить без Юнки? Если пойти к ней и честно все рассказать? Нет, ничего не получится. Она не простит, даже если захочет. У нее свои принципы, черт бы их побрал!
- Саша, я тебе совсем не нравлюсь? – вытерла слезы Ира.
- Нравишься, нравишься. Мы вчера все выпили?
Ирка принесла бутылку коньяка и бокалы. Мы выпили – для снятия стресса. И я уснул.
Мне снилось: я пришел к Юнке и все рассказал. А она смеялась, целовала меня и повторяла: «Это не важно! Мы ведь любим друг друга…Правда?»

               

Глава десятая. Юнна. Окончание.

                Сашка с Ирочкой встречались всего две недели. Тетя Галя, Сашкина мама, приходила в вечернюю школу и разговаривала с моей мамой. Тетя Галя плакала, не знала, что делать с сыном: в школу не ходит, на работу не является, дома не ночует. На работе (они в одной организации) она договорилась с начальством, работает за себя и за Сашку. А как бороться с постоянными пьянками?
- Вы случайно не знаете, где он может быть? Прибежал сегодня, схватил гитару – и за порог!
                Мама «случайно» знала. Прямо над Савиными, этажом выше, жила ее приятельница. Адрес мама не помнила, а расположение дома и квартиры объяснить смогла.
               Сашкина мама, будучи женщиной решительной, взяла с собой подругу, и они отправились «громить притон». Возмущенная Ира рассказывала мне, что женщины ворвались в квартиру, кричали, оскорбляли присутствующих, называли девчонок шлюхами и еще похлеще. Все это, по Иркиному мнению, подстроила я. Представив в лицах эту картину, я хохотала от души.
                Этот ли инцидент ускорил их разрыв, или приезд Иркиных родителей положил конец  встречам дочери с явно не подходящим кавалером – не знаю. Да и какая разница?
У нас маленький городок, затеряться в нем тяжело. Мне казалось, что если бы мы с Сашкой шли навстречу  – он один и я одна – мы не могли бы разминуться, все равно остановились бы и посмотрели друг другу в глаза. Но вот что значит «не судьба»! Мы ни разу не встретились с момента нашей ссоры. Вернее, мы виделись однажды.
                Через пять лет после вышеперечисленных событий я пришла в свою школу на вечер встречи выпускников. Такие вечера проводились во всех трех школах одновременно. Муж мой был курсантом и учился в военном институте в далеком южном городе(права была тетя Оля!), я жила с родителями здесь. Мама осталась нянчить нашего трехмесячного сына, а меня отпустила потанцевать и развеяться. Сашка учился в другой школе, но почему-то пришел в мою. Он танцевал неподалеку от нашей компании с молоденькой девчушкой, которая смотрела на него с обожанием, и делал вид, что не узнает меня. Я тоже старалась не обращать на него внимания, хотя все время чувствовала его взгляд. Вечер закончился, я пошла одеваться. В гардеробе прямо возле вешалки с моим пальто стоял Сашка. Я не смогла поднять на него глаза, просто отодвинула с дороги, схватила пальто и быстро ушла. Чего проще было бы удивиться: «Саша, это ты? Какими судьбами?» Мне так хотелось посмотреть в его глаза, услышать голос… Но что-то мешало. Это «что-то» не поддавалось логическому объяснению. Боялась прикоснуться к ране, которая начала затягиваться? Может быть. Но ведь прошло пять лет!
                Одноклассники ждали меня у школы. Дело было в феврале, и я ступила с крыльца  на раскатанную учениками дорожку, поскользнулась и съехала, балансируя, прямо в объятия мужчины, который поймал меня и не дал упасть. Надо ли говорить, что этим мужчиной был Саша Бочкарев. «Спасибо», - пробормотала я, по-прежнему «не узнавая» его, подхватила под руки одноклассников, и мы, веселясь и хохоча, отправились дружно меня провожать.
                Еще через пять лет (за это время Сашка мелькнул всего пару раз вдалеке) мои родители (а, следовательно, и мы с мужем) навсегда покинули этот городок.   
                Так и закончилась эта история – невеселая повесть о моей первой любви. Впрочем, в повести о первой любви редко бывает «хэппи-энд». Хотя мой муж может этим «хэппи-эндом» похвастаться, потому что я – его первая любовь. Сказать, что я вспоминаю Сашку Бочкарева, было бы неправильно: я никогда о нем не забываю. Что не мешает мне быть абсолютно счастливой в браке.  Максим Кузьмичев, который в момент судьбоносного гадания тети Оли действительно учился классом младше меня – не просто любимый человек: это муж, любовник, друг, хороший отец нашим детям и задушевная подружка одновременно. Я не сомневаюсь в своем чувстве к нему – это любовь. Но она другая, не больше, не меньше первой – просто другая. И я рада, что мой Максим, при всей своей внешней привлекательности, не относится к разряду роковых мужчин. Иначе мы не были бы вместе – ведь одноименные заряды, как известно, отталкиваются.
                Максим совершенно не ревнив, и если я чего-то не достигла в жизни, то только по собственной вине. А роковой мужчина  мне все же встретился однажды, когда я уже была взрослой. Но у меня  иммунитет (он остался после первой любви), и я устояла. Думаю, этот иммунитет сохранится на всю жизнь.
                … Раз в несколько лет я вижу один и тот же сон. Декорации разные, но смысл один: мне шестнадцать, не было истории с  Ирочкой, мы просто поссорились с Сашкой. И вот он пришел мириться. Я, конечно, прощаю его и, улыбаясь, говорю: «Мне сон такой приснился, будто мы с тобой расстались, я вышла замуж за Макса Кузьмичева, ну, помнишь, из нашей школы, с родинкой на щеке, в этом сне мы женаты много лет, и у нас дети!» Сашка смеется вместе со мной, и нам так весело…» Однажды я проснулась и написала песню: 
 
«Давний сон один мне часто снится –
  Будто мы с тобой опять вдвоем,
  То кружит листва, то снег искрится,
  Мы, смеясь, по улицам идем.


Убегают поезда
В бесконечную даль,
В город юности моей,
В память прошлых дней.
Где-то там моя любовь и разлуки грусть…
Я вернусь туда, еще вернусь…

  Белыми ночами так неслышно
  Падает черемуховый цвет,
  Глупые девчонка и мальчишка
  За руки держась, нам смотрят вслед…

 Словно лепестики, гонимы ветром,
 Разомкнув объятья, мы летим
 К разным берегам, но чистый, светлый
 Образ той любви хранит в пути.

 Убегают поезда
 В бесконечную даль,
 В город юности моей,
 В память прошлых дней.
 Где-то там моя любовь и разлуки грусть…
 Я вернусь туда, еще вернусь…»

                Февраль 2008 года.