Дети и трава

               

                Эх, как хотелось мне в детстве заработать денег! Возможностей таких и сейчас-то у десятилетнего человека нет, а тогда – и подавно. Денег мне нужно было много. Каждый день, ложась спать, я мечтала о том, что я смогла бы купить, будь у меня деньжищи. В семье всем что-нибудь было нужно, а еще друзья все время чего-нибудь хотели, да и вообще, в мире столько нуждающихся! Мои личные нужды были не очень-то велики – я мечтала покупать марки, которые тогда с огромным воодушевлением собирала. Хорошие редкие марки были дороги – рубля три мог стоить набор из шести блоков. Огромные деньги! У родителей я, конечно, просила, но не часто – наша семья не могла позволить себе удовлетворять все прихоти детей, и я это прекрасно понимала. Еще мне снился ночью и днем самокат на дутых резиновых колесах, и я уж не говорю про финские сани, которые были хоть и недороги для своей величины и экзотичности, но, тем не менее, пятнадцать рублей на самокат и двенадцать на сани на дороге не валялись.

                Я все время думала, думала, где  раздобыть денег. Постепенное накопление я отметала сразу – это же не заработок, надо у родителей просить, хотя и понемножку, да еще все время объясняй, зачем тебе деньги.

             Однажды мама меня отправила в аптеку за йодом, и там, маясь в очереди, я разглядела плакатик с призывом – дескать, сдавайте в аптеку лекарственные травы, это выгодно и благородно. Внизу были написаны расценки на различные виды трав, там было полно всяких растений, многие я не видела никогда, а про некоторые  и не слышала. Взгляд выхватил самое известное – полынь и подорожник, эти-то я отлично  знала. Подорожник рос у каждой тропинки, к тому же его можно приложить к любой ранке, что мы и делали, предварительно поплевав на листок. Полынью зарастали все пустыри и овраги в нашем городе, и  все лето она распыляла свой дурманящий запах в теплом воздухе.  Мы сгребали ее соцветия рукой, унося этот странный аромат домой, зная, что если языком коснуться ладони, то горечь пронзит тебя до самых пяток. Да, эти растения были мне хорошо знакомы… Так я думала, стоя в очереди в аптечную кассу. Стояло самое начало лета, сбор трав был, можно сказать, не за горами. Главное – найти тех, кто вместе со мной захочет собирать травы. Присмотрясь к ценам на подорожник и полынь, я обнаружила, что килограмм подорожника стоит очень дорого, а килограмм  полыни гораздо дешевле, но почему  такая разница в цене – этого я не поняла, но подумала, что подорожник-то собирать гораздо выгодней!

             На следующий день я сообщила своим друзьям о пользе сбора трав, особенно о том, что этот труд хорошо оплачивается. Друзья сразу согласились, мы подсчитали возможные барыши (выходило очень много!) и с нетерпением стали ждать, когда вырастут травы и можно будет их собрать.

             Летние дни тянутся долго, в наших краях июнь -  время «серых» ночей. Мы гуляли весь день, изредка забегая домой, вечером, часов в одиннадцать, наш двор сотрясался от криков родителей – Сережа, Маша, Света, - домой!!! Нехотя расходились мы по домам, а утром все сначала – летняя круговерть не давала возможности остановиться. Мои друзья уже и не вспоминали про травы, хотя я периодически заводила о них разговор, считая, что все, как и я, только и ждут начала сбора.

            Наконец наступил июль,и я поняла, что  пора настала, завтра можно выходить на сбор трав. Тут и выяснилось: никому уже  дела нет до полыни и подорожника (лето начисто отбило память у детей нашего двора), у всех есть дела поважней – прятки, казаки-разбойники и просто беготня с утра до ночи. И деньги никого уж не прельщают. Так или примерно так мне было высказано мнение моих товарищей. Я была, конечно, удивлена таким вероломством, но что делать – прибегла к испытанному в таких ситуациях средству: взыванию к чувству долга и совести. Это подействовало, как водится, только на двоих – мою младшую сестру и еще одного человека девяти лет, поддерживающего все мои авантюры того времени. Они, правда, тоже уклонялись, как могли от сбора трав, мне все время приходилось их уговаривать и стыдить.

            Сначала мы собирали подорожник, но это оказался адский труд – ползаешь полдня, собирая эти листики, а глянешь на результат – мало, а высохнет (подорожник сох быстро) – вообще плакать хочется, потому что кучка сухого подорожника не весила ни-че-го! Тогда я решила: собираем полынь. Дело пошло веселей. Правда, полынь было трудно рвать, она была какая-то жесткая, пришлось драть ее с корнем.  Зато этой травы выходило много!  Тут встал вопрос: а где же сушить эти кучи полыни? Домой никто не хотел их тащить, наш папа был всегда резко против хлама и сильно пахнущих веществ.  Родители нашего друга вряд ли вообще пустили бы его на порог с охапкой полыни – пришлось бы ему рассказывать все с самого начала о нашей коммерческой затее, а его отец был секретарем райкома партии и довольно  строго порицал всякие проявления некоммунистического поведения сына.

             Был у нас в доме подвал, весьма мрачное помещение, в нем урчали трубы, было темно и тепло, у каждой квартиры была своя кладовка, в которой зимой хранили картошку и банки с огурцами, а летом – санки, лыжи и бочки для квашения капусты. Я побаивалась подвала, мне казалось, что в нем непременно таится кто-то крайне опасный, в общем, подвал был для меня небольшим таким воплощением зла. И вот в этом самом подвале было решено сушить полынь. Корни никто не подумал обрезать, как-то  не придали этому значения, все–таки мы были неопытные сборщики трав. Мы связали траву веревками, и, превозмогая страх, спустились в подвал по узкой лестнице, в самое его теплое и ужасное нутро. Там привязали к трубам бесчисленное количество пучков полыни и бегом ринулись назад, на солнце. Этот маршрут я проделывала потом каждый день, проверяя, как там поживает полынь и скоро ли она высохнет. Постепенно я перестала пугаться подвала, и он стал мне даже где-то мил.

                На нас уже давно косилась тетя под названием «домком», так сказать, управляющая подъезда. Ей крайне не нравилось наше шастанье по подвалу, и полынь ее нисколько не занимала – она про нее и слушать не хотела,  все твердила, чтоб мы убирались из подвала, и все тут! Пучки же, как назло, сохли медленно, наверное, в подвале была высокая влажность. Мы упрашивали домкомшу дать нам досушить полынь, но она –  ни в какую, и в один не очень прекрасный день под  натиском этой суровой женщины и двух  ее подруг мы были вынуждены эвакуировать полынь. Все же трава подсохла, потому что ее стало значительно меньше, и пахла она уже не так удушающе.  Было решено досушить полынь дома, мы с сестрой у себя, а наш товарищ  – у себя. Мы поделили сырье на две очень неравные кучи, я сгребла большую и отнесла домой. Там, пока никого не было, мы разложили полынь на газеты и засунули под кровати в своей комнате.  Мать друга преподавала биологию в школе и знала толк в растениях, и я даже не представляю, где же он сушил полынь и как на это реагировали его родители – мы об этом с ним не говорили, я панически боялась, что затея с травами провалится, и лишний раз скользкие темы не трогала.

                Мы всячески маскировали траву у себя в комнате, сами мыли пол и лишний раз старались не оставлять полынь одну, без присмотра.  Наш папа был крайне чистоплотен, он не терпел беспорядка ни в чем, а еще он страшно не любил, когда я притаскивала что-либо домой – «полезные вещи», по моему выражению.  Однажды он все-таки увидел кучи полыни под кроватями и взревел, как раненый лев. Я поняла, что полынную эпопею нужно заканчивать, но все дело было в том, что трава никак не желала досохнуть. Папа наседал каждый день с требованиями убрать полынь, начиналась очередная летняя всемирная Олимпиада, и он хотел в покое и комфорте смотреть соревнования по телевизору. Полынь ему мешала своим присутствием и запахом.

             Я ужасно устала от этого противостояния и хлопот с полынью. В один из августовских дней стояла сильнейшая жара и духота, собиралась гроза. Горожане смотрели Олимпиаду по телевизору, кто-то загорал на пляже, многие были на дачах – город казался совершенно пустым и безжизненным. Почему-то именно в такой не очень подходящий день я решила разом покончить с полынью (и подорожником заодно), сдать траву в аптеку и получить честно заработанные деньги. Мы взяли огромный чемодан, набили его доверху волглой полынью, сверху положили подорожник в полиэтиленовом мешочке и прикрепили чемоданище к багажнику велосипеда. Таким образом, один человек вез чемодан с травами, а двое других бежали за ним, поддерживая груз, так как чемодан оказался совершенно не приспособлен к перевозке на велосипеде. Идти было довольно далеко, а по жаре вообще противно, мы взмокли и ужасно хотели пить. Наконец мы притащились в аптеку и заявили скучающей аптекарше, что вот, мы травы принесли, согласно вашему призывному плакату – я кивнула на стену, где тот по-прежнему висел. Аптекарша крайне удивилась – не часто, наверное, дети приносили траву по собственной инициативе, затем крикнула всех остальных работниц аптеки. Они все вышли, встали в ряд и молча воззрились на нас. Наконец, к ним, видимо, вернулся дар речи, и они велели нам выгружать траву. Мы открыли свой чемодан. Аптекари снова впали в ступор, когда увидели эти горы недосушенной полыни с необрезанными корнями и комьями сухой земли на них, и ма-аааленький пакет подорожника. Посовещавшись, они велели нам пойти и обрезать корни полыни, а потом уж приходить снова. Мы практически впали в отчаяние – проделать такой путь по жаре, и все напрасно. Меня подмывало либо бросить полынь в аптекарей, либо просто пойти и выкинуть ее куда угодно, лишь бы избавиться, наконец, от этих трав. Но подумав, мы вспомнили, что наша бабушка живет совсем недалеко от аптеки, поэтому мы спокойно можем пойти к ней и там, в тишине и прохладе исполнить желание аптекарей – обрезать корни полыни.

               Бабушка была, конечно, в шоке, когда увидела нас втроем с велосипедом и  чемоданом полыни. Ей пришлось все очень долго объяснять, а так как бабушка была не менее чистоплотна (а может, и более) чем папа, она впала в ярость, увидев, какое количество полыни мы приволокли и сколько на ней засохшей земли. Конечно, вся эта сухая земля скоро была рассыпана по всей квартире, хотя мы старались резать очень аккуратно. Бабушка долго бушевала, потом сменила гнев на милость и выдала нам две дорожные сумки для трав, чтобы мы повесили их на руль велосипеда, все-таки так ехать было значительно легче. От бабушки мы отправились восвояси, то есть в аптеку – обрезанная полынь лежала в сумках аккуратными стопками. Аптекари, видимо, не надеялись увидеть нас снова, но виду не подали, приняли у нас всю траву, взвесили ее, похвалили нас за усердие и посоветовали впредь собирать лишь подорожник, потому что полыни у них теперь много. Заплатили нам и деньги – шестьдесят копеек. Я отлично помню эти три двадцатикопеечных монеты. Разочарование было, конечно, велико – так много труда и так мало денег! Но, с другой стороны, я была очень рада, что мы избавились наконец от этих невыносимых трав!

                Мы вышли на улицу, вот-вот должен был хлынуть дождь, жажда стала нестерпимой, деньги жгли руки… Мы бросились бежать в соседний продуктовый магазин, ворвались в отдел «Соки-воды», и в этот момент началась гроза! Стакан яблочного, томатного и сливового  сока стоил десять копеек, виноградного – двадцать. Мы выпили по два стакана какого-то сока – и вкус этого сока был особенным. Мы толковали, что на заработанные деньги сок пьется по-другому – и это была чистая правда. Дождь лил, но мы все равно выскочили из магазина и побежали домой, и небесная теплая влага смыла с нас всю усталость и разочарование. Я была готова к новым мечтам,  свершениям, удачам и неудачам,  вот только травы мне собирать больше никогда уже не хотелось! Запах же полыни с той поры сделался, как это ни странно, самым моим любимым запахом лета, и если меня спросят, чем пахнут мечты, я отвечу – наверное, полынью…