Это была главная новость дня...

- Это была главная новость дня, а сейчас – прогноз погоды…






- Ну,  вот… Мало того, что всю ночь проворочался, не спал, так еще и новости прозевал с этой яичницей, блин… - ругался Миша, выбрасывая сгоревшую и превратившуюся в угольки яичницу в мусорное ведро.

Пожалуй, впервые Миша остался так надолго в доме один, без жены.  Настю неделю назад он отвез в роддом в райцентр. Пораньше,  на всякий случай. Машина на ремонте, денег на который так пока и не собрал. Кое-что заныкано было, но эти три зарплаты как раз уйдут на покупку всего необходимого для долгожданного сына. Заранее Настя отказалась покупать даже кроватку – плохая примета, говорят.

И Михаил только сейчас оценил, как это хорошо, когда есть тот, кто утром разбудит к уже накрытому завтраку, и полотенце подаст, и рубашку выгладит, и на дорожку поцелует. А ты сиди себе, пей чай, да новости смотри по телевизору. Не жизнь, а  малина! Не малина, а ежевика сплошная! Так думал он.

Миша никак не мог понять, что за смешанное чувство уже почти сутки живет своей жизнью в его душе, в его теле: не то, тревоги, не то,  надежды, не то,  радости…

- Да, так, наверное, все будущие папаши  себя чувствуют, когда уже знают, что родится сын! Именно сын!  - сказал он вслух и нажал на кнопку телевизора на словах диктора «… во второй половине дня ожидаются ливневые дожди и гроза, ветер усилится. В некоторых районах объявлено штормовое предупреждение…

- Какое штормовое предупреждение?! На небо поглядите - солнце какое! – захлопывая уже с другой стороны входную дверь, насмешливо крикнул «выключенному» телевизионному  синоптику Миша.

Михаил, которого за мягкий характер и интеллигентность, подчиненные, ласково  звали  Мишенькой, каждый день свой начинал с удовольствием. Деревня, в которую они с Настей приехали работать по направлению после сельхозакадемии, была небольшой, но очень уютной. Может быть потому, что всем составом жители работали на «красивом» производстве, все они до одного были людьми симпатичными и добродушными какими-то. 

В подчинении у агронома Михаила Сергеевича работает огромный женский коллектив – выращивают цветы в огромных парниках, растянувшихся по периметру всей деревни.

Пока Миша дойдет до своего кабинетика, который в главном и самом дальнем парнике находится, настроение его еще больше поднимается от того, что любой, встретившийся на пути, здоровается почтительно, улыбается. Ему, бывшему городскому жителю, который привык не знать соседей по площадке-то особенно, это очень нравится.

А сегодня на улице пусто, сегодня Миша чуть подзадержался из-за этой яичницы, да носки искал по всему дому… Скорей бы Настя уже родила, да домой! А ждать еще минимум неделю…

Чем ближе Миша подходил к парникам, тем быстрее шел. Телефона дома нет, сейчас из кабинета позвонит, с  женой поговорит, и все тревожное состояние пройдет, сто процентов!

- Миша! Миша! Миша! – хором кричали и хохотали у входа бабы.

- Мишка, ура!!! – завопила бухгалтер Леночка и хватанула прямо с грядки пучок розовых гвоздик с корнем. – Поздравляем, папаша!

Миша выпучил глаза, потому что сразу все понял.

- Что?!  Папаша?!

- Звонила баба Надя, ее смена как раз… во, полчаса назад Настасья твоя родила сына!

- Баба Надя? Ее смена?!  Сын?! – Полуплача- полусмеясь, отвечал Миша. – Сын мой родился!!!

И женщины, одуревшие от его счастья так, будто оно к ним имело непосредственное отношение, будто это каждая из них только что по сыну родила, стали хватать, срывать все, что росло в непосредственной близости к каждой: и розы, и гвоздики, и ромашки…

- Тише! Тише! Вы с ума сошли?! Цветы не трогайте! Я не рассчитаюсь!

- Насте повезешь! Не переживай! Бери! Всё бери, заплатим по такому случаю! Ты ж не грузин с рынка, чтоб пять роз дарить, ты – агроном цветочного хозяйства!

- Да, тише вы, женщины! Пустите к телефону! Обцеловали всего так, что Настя заподозрит неладное!

- Миша, чего звонить? Ехать нужно! – кричали наперебой радостные и разгоряченные и парниковой жарой и возможностью пообнимать симпатичного, здорового, как медведь,  и доброго шефа, работницы,  в открытых майках и шортах прыгающие и визжащие вокруг новоиспеченного отца.

Вместе, всей толпой пошли проводить Михаила на трассу, чтобы там поймать попутку. Автобус на райцентр ушел час назад, а следующий только в шесть вечера.

Почти час, весело щебеча, давая ценнейшие указания о том, что нужно покупать, а без чего можно и обойтись на первых порах, поздравляющие и поздравляемый простояли на остановке. Пронесся «козел»  директорский. Приостановился, а потом, догадавшись, видно, по какому случаю  кипижь  на парниках, поехал дальше. Не мешать же такому счастью! Черт с ней, с работой! Не атомная электростанция, ничего страшного, если и без присмотра часок побудет!

- О! Дождик, все-таки, начинается… Мишка, Михаил Сергеевич, Вы б зонтик взяли, дождь,  вон, начинается… Сбегать? – Засуетилась Лена- бухгалтер.

- Да, Бог с ним, с дождем! Девчонки, не могу я стоять, честное слово! Я пойду! Буду идти и голосовать! А вы возвращайтесь, работайте! А то председатель мне ввалит за такое разгуляево!

- Ой, а чё тут идти?! Семь километров! Я бы бегом побежала!

- И то верно, иди, Мишенька, потихоньку! Все ж время двигаться будет…

Дождик уже как-то не шутя стал покапывать, посильнее…

Долго еще женщины махали, но Мишка оборачиваться не мог, не до того уже! Мысли все там,  с Настей и с … (имени называть не стал, чтоб ничего не испортить) сыночком!

- Здорово! Как здорово! Я –папа! – подняв глаза в небо, закричал Михаил. Он шлепал уже по лужам, но дождик был таким теплым и ласковым, даже каким-то празднично-музыкальным, что машину ловить  и не хотелось!

Миша то бежал, то быстро шел, то вальсировал, стараясь не выронить  разноцветную охапку из рук. Но голосовать уже и забыл, да и некому было: то прозевает и только по свисту проскочившего автомобиля понимает это, то опять нету и нету никого…

Когда до райцентра оставался  уже какой-то километр, Миша вдруг почувствовал такую усталость, что захотелось присесть, отдохнуть…  Он вошел под  полуразвалившийся навес автобусной  остановки и присел на бетонную урну – скамейки с живьем давным - давно кто-то выдрал на свой участок, видно…

Сидел так и улыбался, представляя сцены из их будущей жизни: вот он за ручку с сыном бродит по зоопарку, вот на велосипеде учит кататься, а вот…

-  Мужчина, не подскажете, на Борисов правильно едем, или надо было… - Из приоткрытого окна с пассажирского места, не высовываясь, чтобы не промокнуть, крикнула девушка.

Миша только сейчас и очнулся от своих мыслей. Он даже не заметил, как прямо у него под носом остановился белый «Опель».

- Правильно, правильно! – Обрадовался и вскочил с урны, уронив пару гвоздичек, Миша. – Километр остался. А вы не подбросите?

- Ой, извините, с Вас же течет, все сиденья промочите… Извините. И сын у нас спит вон, на заднем сиденье.

- Не, ничего, ребенок - святое! Счастливо! У самого вот сын только что родился! – Последние слова он крикнул уже номеру  на бампере удаляющейся машины…

Ему этот последний километр казался в сто раз длиннее пройденных шести…

Сердце билось тем сильнее, тем громче, чем ближе он подходил к желтому зданию роддома. Вот уже двор. Вот дверь. Не та. Закрыта. Ага… Вот написано «Приемный покой»… Нет, сюда привозят беременных… Сюда они неделю назад с Настей входили, тут и прощались –целовались … А! Вон туда, откуда выходит целая «свадьба»… Кого-то выписали!

- С кем поздравить? – Поднимаясь на высокие ступеньки, на ходу, не останавливаясь,  Миша всучил какой-то старушке из этой счастливой толпы часть своего букета.

- Внучок родился! – Аж завизжала в ответ новоиспеченная бабуся.- Мальчик у нас!

- И у меня мальчик!

В стеклянной кабинке в центре зала важно восседала баба Надя, его соседка по улице в деревне. Она вела по строчкам в тетради костлявым пальцем и что-то говорила и говорила в трубку. Миша облокотился и, расплывшись в широкой счастливой улыбке, ждал, в упор уставясь,  на вестницу главной новости сегодняшнего дня.

Окошко было так высоко расположено, что казалось,  регистраторша сидит на этаж ниже клиента, стоящего в ожидании справки.

Миша просунув в окошко гвоздичку, уже весь извелся от нетерпения, но баба Надя не видела ни его самого, ни этот сигнал радости красного цвета, висящий над ее головой.

- Ну, записывай… - Продолжала диктовать кому-то Надежда Васильевна. – Захарченко Анастасия Константиновна… да, Константиновна… нет, она в порядке… ею сам Юрий Феликсович занялся, к себе в отделение забрал. Вот только перевезли. Операция нормально прошла… нет, не знает… под наркозом еще… не проснулась пока… Ой, а малыша так жалко… А Мишку больше всего. Так ждал, так ждал… Он, ведь, сосед мой… ну, да, рядом, огородами смыкаемся, даже забора нет у нас… Ой, такие хорошие ребята, из Минска к нам приехали, так жалко… А мальчик пожил-то всего ничего, час какой-то… за всю мою жизнь, вот первый случай, чтоб дитя на моей смене умерло…

Миша уже ничего не слышал и слышать не мог… Он выронил цветы еще там, у стойки этой страшной стеклянной регистратуры… Он растолкал толпу у крыльца, которая делала фотосессию с их новорожденным сыном, он бежал, бежал, бежал куда-то…

А в голове стучала одна, услышанная утром по телевизору надорванная фраза: «Это была главная новость дня…  Это была главная новость дня…  Это была главная новость дня…»

Где-то он свернул с асфальтированной дороги…

Он бежал, расталкивая людей…

Он бежал, расталкивая деревья…

Он кричал в небо, как раненый медведь…

Он не кричал слова, их не было, он просто рычал, рыдал, плакал…

Никогда в жизни он так не голосил: «А-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а…»

Чем быстрее он бежал, чем сильнее хлестал в лицо дождь. Он даже не отмахивался от дождя, когда тот, желая сделать еще и еще больнее и без того несчастному человеку, стал постепенно превращаться в град, тормозя этого человека назад своими крупными колючими градинками-камнями, да еще ветром, сильным штормовым ветром: « Так тебе и надо, человек! Вот тебе! Вот тебе! Страдай! Умри! Упади!»

И он упал…

Уже вечерело, когда от внезапно наступившей тишины, Миша вдруг очнулся. Он лежал на поляне возле огромного муравейника. Огромные глаза миллионов муравьев,  полуспрятавшихся от дождя поглубже в хвойные колючки, смотрели с состраданием в глаза человека, будто старались утешить его…

В тот миг, когда Миша встал, с трудом собрав в одно целое все свое большое размякшее тело, сначала блеснув каким-то потусторонним ярким белым светом, и только потом грянув всеми звуками ударных инструментов  вселенского сборного оркестра, прямо под ноги к нему выстрелила длинная змееподобная молния! И еще! И еще! Молнии - стрелы кто-то пускал в него без перерыва, сопровождая или предворяя (этого уже было не понять) их все усиливающимся громом, грохотом, похожим на взрывы.

Молнии сверкали и падали перед человеком, будто бы показывая ему путь куда-то. Куда? Видимо, в ад… Другого в голову уже ничего не приходило. И человек, как зомби, как завороженный шел за ними. Молния- шаг, удар грома- второй шаг, молния- шаг, удар грома- второй…

Вдруг очередная молния  резко отскочила  в сторону, и огненная стрела упала далеко над лесом!

Миша остановился и стал смотреть, впервые заговорив за весь свой путь: « Ну, и куда ты?! Я здесь, я еще живой! Бей! Бей меня! Меня!»

Над лесом,  в том месте, где потерявшая вдруг к одинокому путнику интерес, упала яркая лихая стрела, показался дымок. Потом дым, потом огонь…

Мишка побежал, собрав в себе последние силы. Зачем побежал? Куда? К кому? Лес тушить смешно, ливень потушит!

И он опять расслабился и пошел нехотя ни вперед, ни назад, просто пошел на молнию…

Из-за поворота показался огромный огненный столб. И только сейчас Миша полностью пришел в сознание: этот, объятый пожаром и черным дымом, предмет – хуторок, хозяева которого работают в его цветочном хозяйстве.

Мишка кинулся к дому, понимая, что тушить тут уже и нечего,  нечем, да и незачем – дождь сделает свое дело сам…

Сквозь треск шифера и шипение огня, встречающего сопротивление дождевой воды, Миша услышал писк, и тут же увидел на горящей лестнице кошку. К дому приблизиться было невозможно- со страшным свистом летел  в разные стороны горящий шифер с крыши, трещали стекла в окнах.

Миша схватил какую-то жердину и толкнул лестницу. Кошка свалилась с крыши и с диким криком бросилась в сторону леса…

Миша присел, только чуточку отступив от кострища, в которое постепенно превращался дом и просто наблюдал…

- Вот горит чья-то жизнь, а весь мир об этом не знает… И даже сами люди не знают… Они сейчас спокойно срезают цветы на грядках парника, возят в тачках чернозем, может, даже, чай у Лены пьют с мятой…

В голове застучало опять это сухое дикторское утреннее:«Это была главная новость дня…  Это была главная новость дня…  Это была главная новость дня…»

- А где их пацан, Сережка, интересно… - Стал вспоминать Миша вчерашний разговор про каникулы…

- А нашего надо к логопеду отдавать, совсем плохо разговаривает, а скоро в школу… Одичал на хуторе без друзей. Как бабушку похоронили, так совсем не с кем ему разговаривать.  По полдня между нашими сменами один на хуторе сидит, кур гоняет, да телевизор смотрит…

- Одного не боитесь оставлять?

- А что делать? Переселяться надо, тут в деревне строиться бы хоть начать… Копим, копим, а деньги эти, как вода…

Миша оглядел окрестности в один миг, повернувшись вокруг своей оси разок, резко рванул с места, и уже через секунду был внутри этого пекла!

На ощупь в огне и в темноте он сделал два возможных шага по каким-то обломкам, грудам то ли железа, то ли камней обрушившейся печи, и тут же его руки нащупали то, что искали!

Если бы кто-то смотрел на горящий дом со стороны, он бы увидел странное паранормальное явление- как из окна горящего и уже полуразрушенного дома вылетает вдруг какой-то, объятый пламенем предмет в сторону леса, падает… И тут же еще один, более крупный, тоже выскакивает из окна и кубарем катается по мокрой траве под сильным дождем, все теряя и теряя огненную свою оболочку…

- Ничего, ничего , малой… Главное, ты дышишь… открой глазки, открой… Волосы отрастут, я вот почти лысый, и что? – Миша бил по щекам мальчика, прижимал к себе, дышал в него, опять бил по щекам, пока тот не очнулся и не открыл глаза.

- Смотри, сынок, смотри! Ты видишь?! Ты видишь небо? Всё! Всё уже прошло… А хата ваша… Это – мелочи жизни, новая будет! Я тебе говорю! Главное – ты жив! Ну, поплачь, поплачь, ребенок… Испугался?

Я тоже плакал… Я не буду! Мы ж – мужики!

А вон, смотри, небо уже светлеет, и дождь перестал, и все уже будет хорошо! И мама у тебя есть, и отец…

А у меня будет сын! У меня будет тоже сын! Я назову его так же, как тебя, если ты не против… Сережей. Ты не возражаешь?

Мальчик  покачал головой: « Не против!»

- Вот и хорошо. Пошли, Сережка, к родителям твоим. Пошли. Не всё тут пожарищем любоваться… Жить надо!

Миша поднял мальчика  на руки и пошел туда, где небо все больше и больше прояснялось от ненастья, пытаясь впустить на землю упрямые яркие лучи заходящего солнца, которые уже завтра утром станут более смелыми и еще более яркими и закаленными  после этой битвы с грозой!