Утро молодого человека

               
За окном было еще темно. Собственно, и утром-то это можно было назвать с большим трудом. В это время, а настенные часы пробили только пять, в первые дни марта солнце еще и не думало вставать. Молодой человек тоже не собирался просыпаться. Ранним утром, таким как сейчас он не хотел быть один. В это время особенно обостряется чувство одиночества. Ночь...Она хоть как-то сглаживает углы, смягчает  краски. А он катастрофически устал не видеть больше сны. Раньше они дарили ему внутренний покой, возможность забыться и не думать о том, как он живет. И в такие редкие часы сна он отдыхал и у него появлялась надежда. Кто бы мог предположить, что жизнь может оказаться настолько непосильным бременем. Что-то надломилось в нем. Он отчетливо стал слышать свой внутренний голос. Этот голос жил вместе с ним, но в тоже время жил он и своей отдельной, самостоятельной жизнью. Зачастую это второе "Я" артачилось и не хотело замолкать. Иногда подобная "раздвоенность в себе" походила на очевидную болезнь. Срок давности этого состояния установлению не подлежит и очередной его приступ предугадать невозможно.
-Ну вот, опять начинается... Смахивает на начало шизофрении... - усмехнувшись про себя, он попытался отогнать лишние мысли и снова закрыл глаза.
-Пройдет час, за ним другой. Эти невыносимые часы, висящие в углу комнаты пробьют семь... Он не мог избавиться от всех часов на свете. Не мог не носить отцовских часов, работа вынуждала его делать это. Они обременяли и тяготили его.
Промелькнут секунды, минуты, снова нужно будет вставать, умываться, завтракать, куда-то идти, фальшиво  улыбаться. Говорить о своих делах, которые как все уже давно привыкли слышать, идут у него "нормально" или "потихоньку". Большего от него никто ничего не ждал, да и некому особенно было интересоваться его жизнью. А действительно, к чему все это? Сам-то он часто звонил своим друзьям или знакомым? Спрашивал, как живут они? Словом никто ни в ком особо не нуждался. И что же дальше? А дальше снова одиночество, которого никто не понимает, звонки с работы его заботливой матери. Обед на плите, приготовленный его старенькой бабушкой, и так изо дня, из месяца в месяц. ..
Повернувшись лицом к темному, чуть приоткрытому окну, он с силой и с наслаждением вдохнул тяжелый свежий и еще совсем по-весеннему холодный воздух.
-У меня есть работа. Я должен зарабатывать деньги, у меня их будет много!
-Ну и что ты собрался с ними делать? Хочешь обзавестись стандартным "джентльменским набором": квартира, машина, дача? Или может быть тебе хочется всемирной известности? Желаешь прославится, удовлетворить наконец-то свое эго? Этого ты хочешь? Тогда ты на запасном пути - у тебя нет никаких перспектив, особенно в этом маленьком ночном клубе и с такой профессией как у тебя... Да и профессия ли это вообще? Ди-джей... Тоже мне. Да еще столько лет.
-Получается так и жить незачем?
- Вот оно, как всегда, в самое "подходящее" время. И теперь с самого утра у меня будет "отличное, бодрое настроение".
-Зачем вставать, когда снова нужно ложиться? Зачем человек адским трудом чего-либо добивается, когда жизнь состоит только из двух существенных моментов - рождения и смерти? Все что между ними - коротко, мимолетно и необратимо... А главное, финал у всех один, несмотря ни на что...
Хотя он совсем не хотел этого, мысли сами не могли оставить его в покое, он устал от этого бессмысленного внутреннего монолога с самим собой. Не в силах больше лежать и думать, он схватил с подоконника пачку сигарет, рывком открыл дверь и вышел в коридор. Из мрачного, и от того кажущемся бесконечным, как во всех коммуналках, тоннеля в лицо ему дыхнуло затхлостью и старостью. По гробовой тишине, застывшей в этом сыром царстве дверей, ржавых велосипедов и оборванных обоев, без труда можно было догадаться, что его соседи еще спали и видели, наверное, самые прекрасные и добрые в мире сны.
На лестничной клетке было промозгло и гулял жуткий сквозняк. Но он не чувствовал этого.
-Если бы не было сигарет, то жизнь наверняка была бы еще хуже, по крайней мере, раза в два - констатировал он, глубоко и с наслаждением затягиваясь.
-Итак, что я должен сделать сегодня? Во-первых, сходить с матерью на рынок - помочь дотащить ей сумки с продуктами, она всегда зачем-то закупает их на неделю вперед. Потом позвонить одному человеку по поводу новой работы. Там, глядишь уже нужно ехать в клуб, где снова и снова эта тупая толпа пьяных или обдолбанных бестолковых людей будет топтаться и шуметь под его музыку. Да собственно, музыка даже не его, а уже кем-то написанная и сброшенная на винил.
А ведь когда то это была его жизнь и он даже получал от нее удовольствие. Давно это было. Что же изменилось и почему так все обесценилось? Время - песок в древних часах, ничто и никто не в силах  помешать этому вечному движению.
Сигаретный дым бесформенным существом застыл над его головой. Потолок с осыпавшейся побелкой и паутиной трещин равнодушно взирает на человеческое существо. И вдруг резкая смена картины. Его сознанием полностью овладела  лишь одна мысль. Скорее даже не мысль, а видение.
Широкая полноводная серая река. Крутые берега, поросшие соснами и можжевельником. Узкая полоса песчаного берега, и маленький деревянный сруб в глубине беспокойно шумящих деревьев. Возле дома возвышается потемневший от сырости частокол. И надо всем этим дышит высокое лазурное небо. От дикой мяты веет удивительной прохладой. Он глубоко вдыхает терпкий дух чащи мокрого хвойного леса и папоротника после дождя. Потом прыгает высоко вверх и начинает парить над тяжелой водой. Вокруг ни единого звука. Тишина и покой. Безмолвие и есть начало долгого пути постижения Жизни и Веры.
Кто-то вынес помойное ведро. Зло хлопнул мусоропровод. Картинка лопнула как мыльный пузырь и брызги, разлетевшиеся от него во все стороны, видел только он, молодой человек. Такого невероятного внутреннего успокоения от увиденного он не ощущал пожалуй никогда. Чувствуя, что уже совсем замерзает, он заспешил домой. Ступени - вторая с отколотым уголком, коричневая дверь с холодом металлической ручки. Запрыгнув на диван, он закутался в еще теплое одеяло. Включил настольную лампу с оранжевой юбкой абажура, открыл книгу на странице с загнутым уголком и с огорчением заметил, что осталось читать лишь с десяток страниц. Он четко знал, что чтение книг оставалось чуть ли не последней его отдушиной. Складывание букв в слова, а слова в осмысленные фразы - занятие в котором есть спасение. Две длинные полки с книгами - предмет его гордости и обожания.
Что же происходило с ним, и до чего все это могло довести? Как и почему это началось? Когда он стал вдруг отличаться от остальных, себе подобных? На самом деле грань "привычной нормальности" невидима и тонка. Ее так легко перешагнуть. "Он ненормальный, не воспринимайте его всерьез!" - он слышал это от друзей все чаще. Это в его адрес были обращены шутливые фразы подруг:"Не мешайте ему, какие еще тусовки? Он у нас теперь смысл жизни ищет!" И все чаще ему хотелось наплевать на них и на всех остальных. И отослать их - умных и живущих по правилам или без, к чертовой матери.
За окном светало. Стали видны тонкие, изломанные кроны деревьев и молочная негустая дымка тумана осела в их хрупких ветвях. Он посмотрел на часы, один голос сказал ему: закройся, отгородись ото всего, погрузись в свои размышления и никуда не спеши до вечера. А другой голос вдруг тихонько нашептал: "Позвони ей. Переложи хотя бы часть своего непонятного груза, который так тяготит тебя на ее хрупкие плечи. Пускай даже она не поймет всего - позволь ей любить тебя. Ведь тебя по-настоящему никто еще не любил". И его рука потянулась к телефону. Тут часы пробили десять. Слишком рано для такого звонка. А к вечеру, спускаясь в метро, он уже не хотел звонить и не хотел никого пускать в свой запутанный мир. В подземке он слился с толпой и  исчез  в вагоне подошедшего поезда...
     Совсем неожиданно мрак упал на город. Улицы в один миг наводнились тишиной. Прохлада августовской ночи, приятно опьянила его после удушливо-дымных объятий клуба. Уже пахнет пожухлой травой и листвой тронутой умиранием. От рождающегося дыхания осени истома разливается по его вспотевшему и уставшему телу. Всей грудью он вбирает ароматы ускользающего городского лета, спускается по отбитым крошащимися ступеньками запасного выхода, зная каждую из них. Вдруг останавливается на полпути, словно не знает, куда идти дальше. За углом старого каменного особняка, в котором расположился теперь ночной клуб и ресторан лежит его дорога домой. Но он делает несколько упрямых шагов в другую сторону. Вот и парк. Под выпуклым стеклом немного старомодных часов вспыхнул едва заметный зеленый свет. Стрелки замерли на трех. Он не спешит домой. Сворачивая с бетонной парковой дорожки, он протестует, выбирая для своего пути влажную рыхлую землю. Старые вязы распростерли над ним свои узловатые, искривленные ветви-руки. Деревья давно приняли под свою крону этого странного ночного посетителя  и совсем не удивлялись его столь поздним визитам.
"Стоять в такое время здесь - в глуши старого парка, вместо того, чтобы нырнуть под шерстяной плед и как следует отоспаться к следующему вечеру...Нет, я реально ненормальный!" - завтра утром отметит про себя молодой человек, глядя в окно на гулкую улицу. Но только не теперь.
Его щека осторожно касается мертвой коры. Еще мгновение и он оглохнет от звенящего безмолвия разлитого вокруг. Далеко в просвете между рябин, словно сотканный из лунного мерцания появляется женский силуэт. Полупрозрачные мотыльки еще быстрее суетятся в потоке света электрических фонарей. По кустам жимолости пролетает ветер. Человеческие фигуры молча сближаются. Кажется, ее появление его ничуть не удивляет. Они улыбаются, молча приветствуя друг друга и вместе направляются к дороге. Под ногами тихо шуршит гравий. Из-за легкой дымки облаков звезды дрожат, словно боятся упасть на землю. Так и не успев как следует зажечься высоко в небе бесследно исчезает комета, погасив свой хвост в лапах Большой Медведицы.
Яркий ультрафиолет рекламных вывесок неожиданно слепит их глаза. Они выбирают самую тихую и длинную улицу, которая долго петляя приведет их к метро. Эхо их шагов гулко бьется об стены. В предрассветном городе появляется необычайно сильный запах свежего хлеба - здесь на углу стоит большая кирпичная довоенная хлебопекарня. Они ощущают такой сильный приступ голода, что одновременно поворачиваются и вопросительно смотрят друг на другу.
-Я очень голодная!
-И я тоже!
-Что же нам делать, если все кругом закрыто. Даже кофе не попьешь...
- Тогда поехали ко мне?
Край неба над высоким угловым домом на пересечении Белорусской и Тверской уже светлеет. Синяя тушь разлитая по небу тает, ее сменяет розовая дымка. В одно мгновение по команде выключаются все ночные фонари. Одинокий сонный дачник, зевая перебегает дорогу к вокзалу, беспощадно таща за собой битком набитую сумку на колесиках, и исчезает за поворотом. Теперь уже хочется спать. Он и она спешат в подземный переход. Ведь надо как следует выспаться, чтобы успеть застать еще одну августовскую ночь.