Сильфиада 53. продолжение

- Ну, - от размышлений Клеменсию оторвала Ольга, - чего молчишь?
- Извини; задумалась, - ответила Клем. Сигарета в её руке успела потухнуть - кажется, вся эта история, все эти годы, полные страха и крови, пронеслись в её памяти за несколько секунд. Интересно, как там сейчас..? Мир все еще её. Можно вернуться…
А впрочем, нет. После Ольги и Снежаны люди отмываются веками. И не факт, что отмоются.
Может, даже наоборот.
- Да чего сидишь-то? – нетерпеливо теребила её Ольга. – Звони Льду, Назиру! Мне не терпится начать веселье!
Клеменсия поморщилась, вытаскивая телефончик из блестящей сумочки. Язык мой – враг мой… а все из-за того, что у неё нету верного и умного соратника. Поделиться планами не с кем. Вот и разболталась, как заяц во хмелю…
Лед не отвечал; номера Назира больше не существовало.
- Молчит, - Клем почувствовала, как от радостного возбуждения у неё пересыхает во рту и захлопнула телефон-раскладушку. – Нету его.
Ольга и Снежана молча и тупо смотрели на неё.
- И что это значит? – произнесла наконец Ольга.
- То, что мы свободны! – ответила Клем.
                ***********************************
 Внезапно налетевший с моря ветер принес с собой дождь – начавшийся сильно, дружно, словно на землю единым махом перевернули ушат с водой.
Ледяные злые струи хлестали по мгновенно опустевшим тротуарам, окрасили белые стены домов стены домов в серый цвет, разбили красивые гордые соцветия на деревьях, превратив их в рваные бесформенные комканные тряпки.
- А ну, скорее! – Вэд, прикрывая голову, обтянутую прозрачной водяной пленкой из немилосердных хлестких струй, обернулся к следовавшим за ним Сильфам. – А то простудимся.
Перепрыгивая через пенистые потоки, несущиеся по черному асфальту, пять человек, одинокая промокшая группа, бежали по городу, испуганному разбушевавшейся стихией.
Люди притихли; попрятались по домам, нахохлились как воробьи, закутавшись в теплые пледы в своих любимых креслах, и, глядя в ночное рыдающее небо, молча сочувствовали  - кому? Страдали – из-за чего? Тишина; оглушительный треск разъяренного грома и изломы яростных молний за мутным, утонувшим в струях дождя стеклом…
- Давай, давай! – Вэд, чувствуя что уже захлебывается в этом мутном потоке, падающем с неба, хлещущем по плечам, толкнул калитку – и с проклятьем поскользнулся на размякшей, раскисшей дорожке, даже не выложенной тротуарной плиткой.
Дом за серой пеленой казался размытой бесформенной развалиной со слепыми темными окнами.
Из-за сплошной стены воды вынырнуло лицо Зеда, больше похожее на лицо утопленника – даже какая-то зелена дрянь прилипла к щеке, слиплись, почернели ресницы и волосы.
- Фиг ли ты орешь?! – яростно огрызнулся он, смахивая ладонью с лица воду и зелень. – Сам бы её тащил, а я бы командовал!
Оскальзываясь, он яростно втащил во двор упирающееся тело – дождь трепал его, укрывал своим плащом, словно хотел уничтожить, размазать его; но в общем в этом жалком комочке еще угадывалась Нади.
Следом появились еще две неясные, как приведения, тени – Анита и Тереза.
- Пошли!
Дорожка размокла совершенно, и компания, пробираясь между ржавыми обломками к дому, спотыкалась и с проклятьями падала  - особенно ругался Зед, которому выпало на долю справляться с упирающейся, плачущей Нади.
Почти у самого крыльца Вэд сильно ударился о какую-то ржавую трубу, коварно торчащую  из груды железяк у самой земли и рухнул во весь рост, смачно шмякнувшись лицом в жирно чавкнувшую глинистую раскисшую землю.
- Приземлился, - констатировал Зед остановившись и переводя дух; у него не осталось сил даже поерничать, и он молча наблюдал, как Вэд выбирается из грязи.
- Твою мать, - ругнулся  Вэд где-то внизу. – Кажется, ногу расшиб…
Мир вокруг шумел разбивающимися о землю тоннами воды…
- Да твою мать! – в голосе Вэда послышалась злость, и среди дождя ярко вспыхнул медный «Зед» в руке Вэда, засиял Посох, обретающий Силу. Вэд властно перерубил пелену дождя, обводя Посохом  двор,  и сила его гнева лишь умножила Силу.
- Вся эта дрянь,  - его голос загрохотал не тише грома, - на помойку! Вон!
Налетевший порыв Ветра расшвырял тугие жесткие струи воды, словно кто-то могучий отдернул невидимой рукой занавес; в прояснившемся небе над домом Нади засверкали звезды.
- Я сказал, - голос Вэда поднялся до крика, Ветер трепал его мокрые длинные волосы и насквозь мокрую одежду, - на помойку все это! Марш!
Со скрежетом и стоном, словно оживая, груды металла зашевелились под нацеленным на них Посохом. Роняя куски, медленно покачиваясь, похожие на корабли – призраки, прогнившие и разрушенные, горы хлама медленно поднимались, всплывали, повинуясь Медному Сильфу
- На помойку, к чертовой матери! – повторил еще раз Вэд; оглядев очистившееся поле, сердито ткнул Посохом в какую-то зацепившуюся за забор мелкую дрянь: - Это тоже – прочь отсюда! – и старая гнилая никчемная ерундовина испуганно и послушно подпрыгнула и, взобравшись на самую вершину разваливающегося корабля-призрака, исчезла в накрывшей её сумеречной темноте.
- Спасибо! – язвительно сказал кому-то Вэд, отирая грязное лицо ладонью; в вышине послышался быстрый смешок. – Хоть на что-то ты годен…
- Дома тоже так убираешься – по инерции вякнул Зед, с усилием разгибаясь. Впрочем, эта вымученная фраза даже на бледную шутку не походила.  – Ну, идем.
Город все еще утопал в колдовском дожде, а над домом Нади уже сияла свежая, умытая майская ночь, остро пахнущая сочной зеленью. Где-то оглушительно звонко и весело капала в сияющую лужицу вода светлыми быстрыми каплями.
Вэд открыл дверь и принюхался; в его руке вновь неясно проступил Посох, освещая ночь красноватым отблеском.
- Нечистью пахнет, - сказал он;  Зед, отпустив руку Нади - а, пусть ею подруги занимаются, надоела со своим нытьем! – шагнул к нему и сунул мокрую голову  в дверь.
- Супом протухшим, - возразил он, понюхав.
- Ну че, спорить будем? – возмутился Вэд. – Вызывай снова своего жуткого старика, пусть просвечивает дом. Увидишь – я прав.
- Да идите вы нафиг! – Зед вытащил свою голову из вонючей темноты и сунул израненные руки в карманы. – За сегодняшний день я уже должен получить значок почетного донора, честное слово! С Дракулой  - и то безопаснее дружить, чем с вами! Вас тут четверо действующих Сильфов, а всю работу делаю я. Вы тут на кой черт, для красоты, что ли?!
Вэд вздохнул, понимая обоснованность и правоту его протеста; девчонки мокрые и замерзшие, клацали зубами, потирая плечи, облепленные промокшей одеждой. У Терри посинел нос, с дрожащего подбородка капало, рыжие волосы облепили щеки прямыми унылыми прядями отчего лицо казалось длинным, вытянутым каким-то и ужасно несчастным.
- Ладно, попробую, - он коснулся Посохом своей головы и нараспев произнес слово (Зед закивал, одобряя и подтверждая правильность просьбы Вэда), но ничего не произошло.
- Посох в землю воткни, - суфлерски подсказал Зед; Вэд протянул руку -  и с силой опустил древко в мокрую, пропитанную водой землю; и Сила, быстрыми светлыми жилками обняв Посох, взобравшись по древку, проросла в Вэда.

- Ну вот, умеешь же, если захочешь,  - неуместно - буднично буркнул Зед.
Глаза Вэда разгорелись красным, и, как два луча от фонариков, начали ощупывать землю, дом, ступени; и из молчаливых предметов, словно припорошенные красноватой медной пылью, стали проступать следы, отпечатки… Дом раскрасился красноватыми дорожками, словно кровеносными  сосудами или каналами, в которых текла раскаленная сияющая магма. Вот цепочки следов Сильфиды – это её отпечатки сочились светлой бриллиантовой водой, звонко капающей светом; звездная дорожка вилась по её комнате, по дороге к дому, у калитки целая лужица… За пронизанным светом забором самородками, целыми кусками, пластами лежало темное нечистое золото; в черноте ночи под взглядом Вэда оно сияло светом завораживающим, колдовским, жадным и до безумия ослепляющим.
- Терри видишь? – спросил Вэд; Сила тонкими жилками-змейками покрывала его руки, узорами разрисовывала лицо и свивалась причудливыми спиралями в глазах – Это надо почистить. Кто это тут топтался?
- Злат; только он повелевает золотом, - ответил Зед. Терри с готовностью – и уже легко, привычно, - взяла Посох, моментально высыхая и разворачивая огненные крылья. Её задорное напористое «ор!» - универсальное заклятье! – разнеслось, сливаясь с грохотом грома, и она, вонзив Посох в землю, быстро испила Силы и сплела огненную цепь. В небо взлетело огненное кольцо – и, обрушившись, щелкнуло по земле, одним ударом гася жадный безумный блеск. В темноте одна за другой гасли призрачные масляные искры, наваждение сгинуло.
- Ловко! – похвалил Зед. – Учись, студент!
- Да уж научился, - буркнул Вэд, шагая в темноту дома.
Внутри тоже было тихо и томно – и так же сочились каплями следы Нади, как новогоднюю елку бусами опутывая лестницы и коридоры… а в самой глубине дома, как грозовая тяжелая туча пульсировало и жило огромное нечистое сердце – это увидел даже Зед, не обладающий ни Силой, ни Зрением Сильфа; опутанное липкой грязной паутиной, словно бы покрытой старой потемневшей кровью, тянущее пустые прокисшие сосуды во все стороны, оно чавкало какой-то  мерзкой густой липкой жидкостью, словно переваривая что-то…
- Это что еще за мерзость, - пискнул Зед; онемевшие Сильфы смотрели на шевелящееся тело с каким-то благоговейным ужасом.
- Что там? – спросил Вэд.
- Комната матери, - ответила откуда-то издалека Нади.
- Вы знаете. Нади, что ваша мать – хаккаран?
- Это так и выглядит хаккаран? – в хрустящей хищной темноте произнес Зед.
- Нет; её самой тут нет. Это её гнездо, - ответил Вэд. – Идемте, уничтожим его, не то все поотравимся все к чертовой матери.
На лестнице под взглядом Вэда загорались целые цепочки, шлепки нечистот, оставленных хаккараном, на стенах густо росла ядовитая плесень, вскормленная липкой слюной хаккарана. Даже прикосновение, даже легкий отпечаток её ладони под взглядом Вэда превращался в гнусный слизисто-кровавый след, размазанный по стене в воздухе плавали капли черной мертвой крови из сердца гнезда, свитого нечистью… Весь дом был опутан этими протухшими обрывками сосудов, питающих чудовище – они были так реальны и так противны, что ноги, ступающие на скрипящие высохшие ступени, медлили, выбирая место почище – насколько это было возможно среди этого слизистого мерзкого логова.
Дверь была словно соткана из этих жирных, блестящих бурых сосудов; Вэд брезгливо толкнул её Посохом, и взору их открылась комната, под плесенью и пульсирующей мерзкой субстанцией в которой не угадывалась даже мебель.