Путь

Иногда ему казалось, что ослепительно белый снег становится розовым и вокруг шумит незнакомый город.... И свет фонарей тоже был розовым  и красные тени древних башен ложились на снег а ему казалось, что воздух пахнет оранжевыми апельсинами и его можно было  резать ножом как пирог и пить, ощущая на языке солоноватый привкус прибоя.
Прибой шумел в голове не давал сосредоточится, а он шел и думал, что вот море, оно ведь так же бесконечно как океан, и вкус крови на потрескавшихся губах это лишь жалкая плата за возможность увидеть то к чему стремился, и тогда он с сожалением раскусывал голубую пилюлю и синие ледяные молнии били в город, и он таял, светлел, переставал быть розовым и оплывал,  превращаясь в голубые торосы, и за ним был очень низкий горизонт  и позади него остывшее солнце да еще колючий свет звезд синие капли падали ему под ноги и вспыхивали разноцветными искрами...

А однажды, далеко слева в том же направлении промчался удивительно красный ослепительно  красный автомобиль. Его большие надувные колеса почти не касались снега....
А еще через несколько дней он впервые увидел человека! На нем был тулуп, лохматая шапка и блестящий топор за красным кушаком. И все! Ни палатки, ни лыж... понимаете, он шел просто так, проваливаясь по колено в снег. И все таки шел. 

Каждый выбирает свой путь сообразно своим возможностям - подумалось ему.
Я ведь тоже взял в свое путешествие только самое необходимое, что может понадобиться в пути. Лыжи, термо-белье, унты, полярную куртку, почти невесомую синюю палатку, пятнадцать банок тушенки, тридцать таблеток сухого горючего  две зажигалками zippo, а  еще упаковку церебролизина. Лекарство от усталости. Пять синих пилюль уже нет...
А за день он проходил сорок километров, потом раскапывал снег, ставил палатку и не чувствуя ног и рук забирался внутрь.
Целых десять минут он старался не уснуть, боролся со сном, но вскоре  засыпал, и в темноте палатки тихонько мерцал голубой огонек.
Зеркальные лепестки подставки усиливали тепло, и тогда таял лед на  его усах, бороде и хрустальными капельками стекал вниз.
Через пять  часов негромко звенели часы потом через минуту все громче, настойчивей и наконец он просыпался и говорил щас…  прогонял липкий сон, отмахивался рукой от него как от надоедливой мухи, съедал полбанки тушенки и не спеша собирался.

А через два дня он опять увидел ту оранжевую машину. Капот был открыт, что-то было с мотором, и он наверняка бы смог помочь, потому что прекрасно разбирался в дизелях, но бесстрастно прошел мимо, зная, что его так и не окликнут. Потому что у каждого свой путь. И каждый должен пройти его сам...
 
Он шел и думал, что вот... достигнув одной высокой цели вновь ставишь себе другую порой гораздо ниже но разве высокая цель не может быть, к примеру в пустыне? Он был и там, и там было гораздо сложнее, там можно было идти только ночью, и нужно было экономить воду. И мелкий песок скрипел на зубах когда начиналась песчаная буря…
А на завтра он увидел того что шел с одним топором за пазухой... Хотя нет, топора у него уже не было,  да и зачем он ему там, где нет деревьев... Тулуп был расстегнут и шапка сдвинута набок. Он барахтался в снегу, должно быть ему  было жарко, над ним парило, быть может или ему так казалось, как кажется всем замерзающим насмерть людям, и ему еще можно было ему помочь... но и здесь он прошел мимо, потому что знал святое правило: каждый ставит планку своей высоты и понижение ее равно проигрышу.
Напоследок он, правда оглянулся.
Человек в снегу лежал лицом вверх. Может быть смотрел на звезды может быть уже умер...

А он шел и шел, не глядя по сторонам и мерно считая шаги. Смотрел на носки лыж. На сотне сбивался, иногда раньше, нужно было отдохнуть, прилечь но он знал что нельзя, еще не время еще не…
И опять казалось что слева, совсем недалеко стоит бревенчатый дом и неподалеку топится баня... ветер доносит запах распаренных березовых веников...  Баня... Двадцать девять дней в пути и ни разу не был в бане… и сухой топчан и можно будет вытянуть ноги и сняв носки устало шевелить пальцами…

Он шел и думал, что вот совсем ненадолго, буквально на час, полчаса  свернуть с пути, то ведь ничего не случится...  и с сожалением, словно прощаясь с видением сжимал зубами голубую пилюлю реальности и синие молнии били в основание черепа. И мир казался реальнее чем он есть на самом деле.

...А баню он устроил  прямо в палатке! Не жалея сухого горючего он грел воду и смывал с себя всю грязь, зная, чувствуя, что конец пути где то близок и затем нужно быть чистым, что бы ощущатьпобеду всем телом, впитать ее всю без остатка! Потом он провел инвентаризацию, и оказалось, что осталось досадно мало: Одна таблетка горючего, две зажигалки и полбанки тушенки! Ого! Значит есть еще два дня что бы полюбоваться северным сиянием. И еще еще был компас!!
Он бешено вертелся по часовой. А  над головой сверкали такие близкие далекие звезды и переливалось дивно розовое нежно голубое сияние севера!