Два Рождества

Ночь
Я запутался; я не знаю, что мне делать. Мне очень больно.

Среди деловитых горожан, радостно отдавшихся предпраздничной суете, он выглядел неуместно, как потухшая лампочка в электрической гирлянде на елке, и прекрасно понимал это. Стараясь сбежать подальше от чужих взглядов, этот молодой человек решил расположиться там, где его никто не должен был потревожить – на заброшенной автозаправке. Он встал, навалившись на капот старого, проржавевшего до основания автомобиля, чтобы сохранить равновесие, и поднёс ко рту узкое горлышко пивной бутылки.
 
Заметно было, что тихий зимний вечерок ничуть не радовал бедолагу. Загорелись навязчиво-яркие неоновые вывески, грязноватые  городские сугробы побелели в сумерках, заиграли разноцветными искорками,  небо насыщенно-синего цвета украсилось яркими всполохами – город готовился к длинной череде зимних праздников. Парень не замечал, какая вокруг царит красота;  он ощупывал глазами прохожих, и в его отчаянном взгляде смешалось нахальство забияки и глубокая затаенная боль.

Это была моя заправка, я здесь работал. Теперь уже не моя – что ж, так часто бывает.  Возможно, и про Сирену мне скоро придется сказать: это была моя девушка, но уже не моя, такое случается. Мы были вместе полтора года, и я думал, что знаю её, понимаю, что ей нужно, чего она хочет. Я думал, что она дорожит мной  так же, как и я дорожу ей, но, похоже, ошибался…

Если  так подумать, мне не нужно было злиться на неё из-за этой проклятой вечеринки, хотя, скорее всего, не в ней было дело. Вечеринка – это так, последняя капля, последний гвоздь, вбитый в гробик наших отношений. Обидно, когда один старается, а другой все принимает как должное;  хотя и в этом виновата не только она, нет, оба мы виноваты.

Черт бы побрал все эти корпоративные вечеринки! Наверное, мне не следовало так бурно реагировать; нужно было сдержаться, сделать вид, что все хорошо, пожелать ей хорошо  провести время…  а я не смог.
- Во сколько ты вернешься? – и этот вопрос можно было задать гораздо мягче.
- Не знаю. В двенадцать, в час – как получится, - небрежно бросила она.

Меня расстроил даже не сам ответ, а тот легкомысленный тон, которым она это произнесла. Как будто ничего особенного не было в том, что она собирается провести вечер без меня, развлекаясь в компании людей, которых я не знаю, танцуя и флиртуя с другими мужчинами.
- Мне не нравится, что ты собираешься гулять там всю ночь, - решительно сказал я, - по-моему, ничего страшного не случится, если ты посидишь там часов до десяти и уедешь домой.
На самом деле, мне хотелось, чтобы она совсем туда не ходила, но я понимал, что не смогу этого добиться.

Она посмотрела на меня снисходительно:
-Малыш, ты ведь понимаешь, как это важно для моей репутации на работе.
Естественно, после того, как шеф и все коллеги мужского пола по очереди полапают её прекрасное тело, накачанное алкоголем по самую макушку, её рейтинги в коллективе поднимутся сразу на несколько пунктов. Как же, такой ценный работник.
- Мне нужно сейчас поддерживать хорошие отношения со всеми на работе, - продолжала она, - в конце концов, наш завтрашний день зависит от того, сколько денег я заработаю, а значит, мне нужно держаться за это место.
Все-таки не следовало ей этого говорить. Не моя вина, что я остался без работы как раз накануне Рождества, и нехорошо с её стороны упрекать меня в этом, даже и намеками.
- Побудь там немного и уходи, - попросил я.
Она глянула на меня снисходительно и, капризно надув губки, ответила:
- Не мешай мне веселиться, Лансик.
И эти её слова окончательно вывели меня из себя. Значит, я мешаю ей веселиться, я - обуза! Значит, ей без меня веселее, чем со мной! А ведь не так давно эта женщина говорила, что любит меня.

Мы не разговаривали три дня. Вчера утром она как будто позабыла о случившемся и спросила, примеряя серьги:
- Ты отвезешь меня на вечеринку?
Я фыркнул: еще чего не хватало, самому отвозить свою девушку на это торжество разврата. Она фыркнула в ответ, оскорбленно вздернула носик, и, схватив сумочку, вышла за порог.

Самое обидное, что в этот момент она была потрясающе красива – для меня она так роскошно не одевалась. Никогда не видел её настолько прекрасной, как в тот миг.
Весь день я просидел, как на иголках, втайне надеясь, что она передумает. К семи часам я понял, что надежды больше нет, и начал пить, чтобы успокоиться. К одиннадцати я прилично набрался, подобрел и решился поехать за ней.

Не было с того никакого толку, зря съездил. Приехав, я  зря проторчал час у дверей: охранник ни в какую  не соглашался пускать меня на закрытую вечеринку. Я позвонил ей, наверное, раз двести, но она не брала трубку. Побродив под окнами, я в отчаянии послал ей эсэмэску с одним-единственным словом, за которое мне до сих пор стыдно, хотя в тот момент её нельзя было назвать никак иначе.

С тех пор мы не виделись, не созванивались и не списывались. Мы как будто вычеркнули друг друга из жизни – мы, люди, которые только вчера были для друга всем. Мне плохо без неё, я хочу её простить, но не могу. Боль от утраты я вынесу, но как мне справиться с этой внезапной пустотой в душе? Как мне простить её? Как мне понять, в чем я был неправ? Я запутался, я не знаю, что мне делать, и мне больно.

Случайный прохожий грубо толкнул его плечом, и молодой человек пришел в себя. Пробормотав какое-то ругательство, он осторожно оглянулся по сторонам, снова взялся за почти уже пустую бутылку и, взболтав её, одним махом проглотил всё, что в ней было. С сожалением посмотрев на опустевшую посудину, он, размахнулся, чтобы забросить её в сугроб, но поскользнулся и  упал плашмя. Стоя на корточках, опираясь ободранными ладонями на холодный и грязный лед, парень не смог больше сдерживаться и заплакал от жалости к себе. Ему было неуютно и холодно в этом мрачном месте, но он не хотел возвращаться в пустую квартиру, не хотел засыпать в одиночестве… Он чувствовал себя одиноким, несчастным и никому не нужным. Он был уверен, что счастье покинуло его и, если и вернется, то нескоро.

Где-то высоко над его головой сверкала яркая вывеска: добродушный Санта, подмигивая, потягивал колу и желал всем волшебного Рождества. Молодой человек поднял голову, посмотрел на неё, сощурившись, и раздраженно плюнул на землю.
Празднуйте сами ваше Рождество, если хотите. Мне от него никакой радости.


Утро

Я так сильно люблю, что не могу даже подумать о том, что когда-нибудь это закончится.

Девушка с волосами цвета колосьев спелой ржи, улыбаясь, вошла на кухню, и, громко шлепая ступнями босых ножек, еще влажных после душа, проследовала к кофеварке. Включив кофе-машину, хозяюшка мгновенно потеряла к ней интерес и переключила свое внимание сперва на холодильник, а затем на тостер. Дождавшись, пока железный друг вернет назад хорошенько прожаренные ломтики хлеба, она подхватила их, ойкая и дуя на пальцы, положила на тарелку и отнесла на кухонный стол, где и уселась, совсем позабыв о том, что поставила вариться кофе. Так приятно было сидеть за чистеньким кухонным столиком, смотреть на легкий снежок за окном и  намазывать джемом тосты для любимого, что она даже замурлыкала про себя какую-то незамысловатую песенку – верный знак того, что в девичьей душе царит мир и покой.

Сегодня я проснулась ни свет ни заря, и запела, даже не открывая глаз. Я знала, что, как только я их открою, меня будут ждать два замечательных подарка: первый – Артур, а второй – Рождество. Любимый человек и любимый праздник – что еще нужно для счастья?
До сих пор не могу поверить, что мы наконец-то проведем каникулы вдвоем – сколько раз пытались, и все время что-то мешало. Работа! Дела! Обстоятельства!  Я не могла им надышаться, мне мало было ночей, я хотела видеть его все время, весь день, каждую минуту… Я даже чертежи для дипломного проекта готовила, забившись в уголок у него в кабинете, чтобы хотя бы это время побыть с ним рядом. Но теперь – все! Пока идут праздники, мы все время будем вдвоем. Десять волшебных дней… Десять незабываемых дней.
Все, кто меня знали до знакомства с ним, говорят, что с ним я сама на себя не похожа. Друзья сердятся, ворчат, что я совсем их забросила; мама, когда видит меня, качает головой: «Джен, Джен, ты сходишь с ума!» Да, мама, я рехнулась, я схожу по нему с ума, и это прекрасное безумие.

Иногда мне снится, что ничего этого не было, что мы по-прежнему чужие люди, а все, что происходило с нами в последние месяцы, мне померещилось. Я вижу во сне, как мы по-прежнему сталкиваемся в узких коридорчиках нашего института, улыбаемся друг другу и расходимся в разные стороны, не зная, что еще сказать. Я реву от страха, я просыпаюсь в слезах, и с огромным облегчением понимаю, что это был  просто сон. Если бы это было явью, я бы этого не перенесла.

Если бы мне кто-то сказал, что я вот так буду дышать кем-то, я бы не поверила. Всего полгода назад не поверила бы, а сейчас понимаю, что он действительно необходим  мне, как воздух, как вода, как солнечное небо…

Только шипение кипящего кофе, переливающегося через край, вернуло её на землю с романтических небес. Девушка огорченно цокнула языком, осторожно перелила напиток в кружку и поставила её на поднос с готовым завтраком. Она поднялась на второй этаж и, держа поднос перед собой на вытянутых руках, тихонько заглянула в спальню, где, широко раскинув руки, дремал темноволосый юноша. Артур еще не просыпался.

Джиневра, не дыша, обогнула широкую кровать, бережно опустила поднос на покрывало, на всякий случай отодвинув его подальше от спящего, чтобы тот случайно не опрокинул свой завтрак на пол. Она присела радом на краешек покрывала и сложила руки на коленях, с обожанием глядя на возлюбленного.
Странно, наверное, но я все в нем люблю. И эти губы люблю, сухие, розовые, постоянно обветренные, и эти глаза – никогда таких ярких глаз не видела, нигде, ни у кого. И руки – грубоватые, мужские руки с шелковистыми черными волосиками… Боже! Кажется, мое тело создавалось для того, чтобы они его гладили.

Джен смущенно покраснела и улыбнулась, вспоминая, как эти руки ласкали её прошлой ночью. Она в замешательстве вскочила на ноги, прошлась по ковру, стараясь успокоиться, и решить, что ей делать. Разбудить Арти, чтобы он позавтракал? Но ведь он столько работал в последнее время, ему нужно выспаться... Наверное, я поспешила с завтраком. Девушка постояла немного, склонив голову и с нежностью глядя на спящего жениха, а потом решительно взяла себя в руки и вышла из комнаты так же бесшумно, как и вошла.  Хотя бы в праздничное утро милый поспит как следует.

Не зная, чем себя занять, она без всякого толку бродила по пустому дому, переходя из комнаты в комнату, пока не попала в гостиную, где таинственно и интригующе шуршало темными иголками нарядно украшенное рождественское дерево. Губы Джен растянулись в широкой улыбке, и носик сморщился, стараясь уловить тонкий  аромат елки. Ель пахла живой хвоей, морозцем, снегом, льдом, снежком и свежими опилками; еще к этому запаху примешивался химический, немного едкий запах краски – так пахнут все новые, недавно купленные елочные игрушки, которые пару дней назад еще раскрашивали мастера на заводе.  Старая елка, та, которую Джен наряжала дома, когда ещё жила с мамой и папой, пахла совсем иначе  - домашней пылью, сдобой, порохом от петард. А это была молодая, недавно срубленная елка, новые, с иголочки, игрушки в новой квартире – и все, что происходило в её жизни, было для неё совершенно новым и непривычным.

Девушка, мурлыкая что-то себе под нос, забралась под елку, улеглась там, свернувшись клубочком, и, расшалившись, принялась подталкивать пальцем и раскачивать синий шарик, который вчера подвесила чуть ниже остальных, и который теперь висел прямо у неё над головой. Тык-тык, туда-сюда, сюда-туда… а теперь – потанцуем! Падам-падам-падам!

Всегда любила Рождество – по-моему, это самый добрый праздник, какой только можно было придумать, радостный и светлый. А еще от него пахнет волшебством… Когда я была маленькой, то всегда в ночь Сочельника  загадывала желание на падающую звезду. Сперва я выпрашивала у звезды игрушки, которые мне так никто и не подарил, потом хорошие оценки, чтобы мама не ругала, например, по химии, и все такое. Когда же я немного подросла, стала загадывать на звезду одно и то же желание: чтобы когда-нибудь ко мне пришел принц, у которого будут ясные глаза, светлая улыбка, и он полюбит меня, и прижмет к себе крепко-крепко, и уведет с собой. Принц пришел в прошлом году.

Как много места здесь, под елкой, оказывается! Арти придется попыхтеть, прежде чем он заполнит все это пространство подарками. Хотя нет, мы же не успеем спрятать подарки под елкой, мы уезжаем сегодня вечером. Рождественский ужин с его семьей… Боже! Неужели это значит, что он хочет сделать мне предложение? Мамочки! Как стремительно все происходит… Мы встречаемся всего полгода – может, это слишком короткий срок, чтобы пожениться? Хотя какая разница, мне без него все равно жизни нет. Я даже не могу понять, радует меня это или пугает…

-Попалась! – и чьи-то руки, отодвинув шелковые ветви, принялись щекотать её, – ууу, я тебя поборю, поборю!
Джен громко хохотала, извиваясь всем телом, как уж, и ловко уворачиваясь от щекочущих её пальцев. Ветки приподнялись, и показалось улыбающееся лицо Арти.
-Двигайся,  - скомандовал он, - я хочу лечь рядышком. Скажи, как ты додумалась спрятаться под елку?
-   Просто, - ответила Джин, потеснившись, чтобы освободить ему место, - придумала, и все.
- Ну и выдумщица же ты у меня! – ласково сказал Арти, укладываясь рядом, - а тут и правда здорово. Снизу елка выглядит совсем не так, как сверху.
-Точно, - согласилась девушка, - я сделала тебе завтрак, ты видел?
- Конечно, - ответил он, слегка целуя её в щечку, - кофе получился отменный. Ты у меня просто сокровище.
- Кто бы спорил!- чуть улыбнувшись, ответила девушка, - а теперь давай полежим тихо, полюбуемся на шарики.

И она замерла, положив руку ему на плечо, и задумчиво глядя на круглые елочные шары, которые загадочно поблескивали в глубине еловых ветвей где-то высоко над ними. Оба в этот момент чувствовали себя маленькими детьми, ждущими рождественского чуда.

Кажется, это Рождество будет особенным, и я получу подарок, который запомню надолго… Если он спросит, согласна ли я стать его женой, я, конечно же, отвечу «Да».


День
Мы знаем, что вам принесет ближайшее будущее. Хотя лучше бы этого не знать.

Они сидели за столиком у окна в одном из тех маленьких уютных кафе, которые так хорошо прячутся между нарядно украшенными магазинами, что можно пройти мимо, не заметив ни вывески, ни маленькой витрины, ни входа.  Девушка мелкими глоточками отпивала ликер из хрустальной рюмки; перед её спутником стояла на блюдце белоснежная кружка с ослепительно черным  кофе, от которой шел легкий парок, но он, не обращая на неё внимания, чертил пальцем странные знаки на запотевшем оконном стекле.
- Дождь в Сочельник… Ты видел такое где-нибудь еще?
- Снег с дождем, - поправил её мужчина, - иногда случается.

Девушка ничего не сказала, но в этом и не было нужды: он и так услышал вопрос, который она хотела ему задать.
- Рукотворный циклон, - объяснил мужчина, - всё из-за него. Слишком много грязи выбросили  в воздух заводы в последнее время, слишком много было чада от автомобилей. Стихия Земли перегружена и устала, стихия Воздуха взбаламучена, в стихии Воды тоже идут непонятные колебания – отсюда и дождь на Рождество. 
Девушка, серьёзно глядя на него, кивнула.
- И это еще не самое страшное, чем обернется этот циклон, - негромко, как бы для себя, проговорил мужчина, - отнюдь не самое страшное… Стихии долго терпеть не станут.

- Ты любишь Рождество? – неожиданно перебила его девушка.
- Раньше любил, - ничуть не обидевшись, ответил он ей, - особенно в детстве, когда мама и папа будили меня чуть свет, чтобы развернуть подарки. Так здорово было открывать коробку за коробкой и в каждой из них находить маленькое чудо…
- А сейчас?
- Сейчас - не знаю. Скорее нет, чем да.
- А я скорее да, чем нет.
Он улыбнулся:
- Знаешь, я очень рад, что ты приехала ко мне, хоть и по такому печальному поводу.
- Я тоже рада тебя видеть, - смущенно опустив глаза, ответила девушка, - очень… Жаль только, что для того, чтобы нам встретиться, нужна такая серьёзная ситуация.
- Что поделать, - мужчина слегка пожал плечами, - так было предопределено. С самого начала было понятно, что у нас разные дороги, и пересекаться они будут нечасто … Скажи, тебе здесь нравится?
Девушка рассеяно оглядела маленький зал.
- Здесь уютно, - сказала она, - и спокойно. Чувствуешь себя умиротворенным.
-Вот! – радостно воскликнул мужчина, - ты тоже это ощущаешь! Только из-за этого я и хожу сюда – из-за атмосферы спокойствия. В «Макдональдсах» тоже никто на тебя не смотрит, но там постоянно такая толкотня, что даже я чувствую себя одиноким и несчастным; в дорогих ресторанах, наоборот, все только и делают, что глазеют друг на друга, и это раздражает. Лучше всего мне здесь – никто на тебя не пялится, но в этом нет пренебрежения, все как будто признают твое право отдыхать в одиночестве и делать то, что ты делаешь, без лишних свидетелей.
Девушка улыбнулась, слегка приподняв уголки рта.
-Так ты только из-за этого сюда приходишь?
- Еще здесь варят недурной кофе, - так же тонко улыбнувшись, ответил её спутник, и отхлебнул из своей кружки.
- Да, сколько тебя помню, ты всегда был кофеманом-индивидуалистом.
- Сколько тебя помню, ты всегда больше любила слушать, чем говорить. Может, расскажешь что-нибудь о своей жизни? Я хоть и махровый эгоист, а за тебя волнуюсь…

Две светлые головы склонились над столом с не убранной ещё посудой, руки сблизились, и старые товарищи дружески зашептались, делясь друг с другом новостями, открытиями, радостями и переживаниями. Всякий, кто увидел бы их в этот момент вместе, не смог бы отвести взгляда, настолько странный и привлекательный  это был дуэт. Девочка двадцати неполных лет и сорокапятилетний мужчина, оба светловолосые, светлолицые, ясноглазые, похожие, и в то же время разные. Случайный наблюдатель долго ломал бы голову, прежде чем смог определить, в каких отношениях они состоят – брат и сестра, отец и дочь, любовник и любовница, муж и юная жена? Скорее всего, он так ни до чего и не додумался бы, потому что тех, чьи отношения он собрался обсуждать, абсолютно не волновали подобные  мелочи, в их отношениях проросли зерна всех отношений, что бывают на земле – братских, родительских, любовных, дружеских…  Да, крепко пришлось бы задуматься тому любопытному соглядатаю; к счастью, в этом маленьком кафе не принято было глазеть на посетителей, да и к тому же, чтобы скрыть от посторонних ушей свой интимный разговор, волшебники повесили над своим столиком невидимую завесу.

Дружеский разговор тёк неспешно и плавно, как скрипичная пьеса, но внезапно в эту гармоничную музыку вплелись резкие, тревожные нотки. Девушка в замешательстве огляделась по сторонам, пытаясь понять, что её встревожило; её взгляд остановился на представительном джентльмене с седыми баками, который безмятежно разрезал на кусочки свой омлет с беконом.

Мужчина тоже обернулся, пытаясь понять, куда она смотрит.
- Да, ты права: немного жутко видеть так близко того, кто единолично лишит жизни сотню с лишним человек.
- Будущий берсерк? – девушка безо всякого страха посмотрела прямо в лицо потенциальному убийце, - я не вижу в нём ни агрессии, ни подавленной злобы, ни безумия.
- Он управляет пассажирским самолетом, - спокойно объяснил мужчина, - все выйдет случайно - во всяком случае, люди так скажут. Одно неправильное решение в сложной ситуации, одно неверное движение – и многие распрощаются с жизнью. Сам он, конечно, тоже не выживет… Все спишут на стечение обстоятельств, несчастный случай, назовут катастрофой, - людям ведь неведомо, что этого невозможно избежать, что ситуация уже сложилась. Я, кажется, говорил уже, что этот циклон – не шуточки.
- Но ведь можно же что-то сделать? – с ноткой надежды в голосе спросила девушка.
- Стал бы я тебя вызывать сюда, если бы ничего нельзя было сделать? Я решил, что раз ожидаются массовые смерти, без тебя мне не обойтись, ты же у нас главная по таким ситуациям…
- Так вот про какую  невинную кровь ты говорил мне во сне! - догадалась девушка, - предупреждай хотя бы, нельзя же без подготовки в бой бросать. Когда это случится?
- Сегодня вечером, - с грустной усмешкой произнес мужчина, - как раз в канун Рождества… Оцени иронию?
Девушка поежилась, как от холода, и снова украдкой взглянула на летчика, который, не подозревая о своей злой судьбе, спокойно завтракал.
- Почему он сюда пришел?
- Когда-то давно он пару раз приходил сюда с женой – тогда они оба были молоды и влюблены друг в друга. Жены уже три года как нет на свете, а кафе все еще стоит. Он считает, что совершенно случайно оказался рядом и решил зайти по старой памяти, хотя, на самом деле, это я привел его сюда, чтобы показать тебе. Что ты думаешь? Можно повлиять на ситуацию, если выключить его из неё?
-  Ты же сам знаешь, что нет, хотя, если хочешь, можно проверить… -  тут девушка проделала хитрый трюк: сделала легкий щелчок пальцами – и стакан с водой, который спокойно стоял возле правого локтя завтракавшего летчика, описав плавную дугу, приземлился ей прямо под ноги, разбившись на несколько частей.
- О Боже, мисс! -  растерянно вскрикнул летчик и бросился к ней на помощь с салфеткой в руках, - мисс, я этого не хотел. Давайте я все вытру…
-Ничего страшного, -  успокоила его девушка, нагибаясь, чтобы протереть туфли влажной салфеткой, и, как бы невзначай проведя ладонью по рукаву летчика, повторила, глядя ему в глаза, - все хорошо. Ничего страшного не произошло, ты не сделал ничего плохого. И не сделаешь.

  Пока ошеломленный летчик смотрел на неё безумным взглядом, девушка тщательно протирала промокшие туфли бумажной салфеткой. Её спутник, давно привыкший к таким фокусам, снисходительно улыбался.
- Я тебя этому не учил, - заметил он, как только несчастный отошел так далеко, что уже не мог их слышать, - у тебя в роду циркачей не было, случаем?
- Я сама этому научилась, - сухо ответила девушка, скатывая в комок влажную салфетку, - если хочешь понять человека, ощущений мало, нужно к нему прикоснуться. Мужика я отработала, но, к сожалению, от него и вправду мало что зависит, ситуацию через него не разрешить. Пойдем отсюда? Здесь уже не так уютно, и у меня мокрые туфли.

Мужчина кивнул, достал кошелек и выложил на стол стопку из нескольких купюр, придавив их сахарницей, чтобы случайно не сдул сквозняк. Он, хоть и был могущественным магом, не позволял себе пить кофе бесплатно.
- Я понимаю, впечатление испорчено, но если тебе все-таки понравилось тут, давай в следующий раз здесь же и встретимся, - предложил он своей подруге.
- Так ты в этом кафе завсегдатай?
- Нет, но иногда захожу. Люблю, знаешь ли, посидеть с чашечкой кофе и полюбоваться видом на улочки старого города.
-А что ты будешь делать, если столик с видом на улочку будет занят?
- Такого не случится, я давно уже зарезервировал его для себя.
- Не стыдно тебе?
- Ничуть! Если ветераны человеческих войн имеют право на льготы, то и у нас должны быть свои привилегии. Например, любимый столик у окна, который будет ждать тебя, когда бы ты ни пришел.

Девушка хихикнула и выскользнула на улицу, пока её спутник галантно придерживал дверь;  он вышел сразу вслед за ней, дверь хлопнула и скрыла их от глаз немногочисленных посетителей кафе. Странно, но никто из тех, кто сидел у входа и мог видеть из окна всю улицу, не заметил, чтобы они выходили - как будто, переступив порог, оба растворились в воздухе. Хотя, если подумать, в этом не было ничего странного. Наверное, и вправду растворились.


Вечер

Бывают в мире вещи, которых невозможно избежать. Всего остального избежать можно.


    16.05.

Джен в полном восторге разглядывала нарядно украшенную витрину магазина игрушек, а Артур, стоя рядом, смотрел на неё, стараясь улыбаться не слишком заметно.

- Выбираешь себе друга, малышка?
Джен обернулась и возмущенно подняла
брови.
- Хорош издеваться! Я всего лишь ищу подарок для твоей племяшки.
- А-а, - протянул Артур, - я так и понял, что для неё.


Девушка возмущенно тряхнула рыжей гривой и снова уставилась на плюшевых зверят за стеклом; юноша схватил её сзади за плечи, подхватил и почти что силой втащил в магазин. Когда несколько минут спустя они вышли, парень нес в руках огромного плюшевого медведя, который улыбался прохожим добродушной и чуть глуповатой улыбкой.


    16.27.

Артур, Джиневра и Медведь прибыли в аэропорт.
- Не хочу сдавать его в багаж, - шепотом сказала девушка на ухо своему спутнику, - как думаешь, нам разрешат взять его с собой? - Я спрошу, - ответил тот, и отправился к стойке регистрации, держа в правой руке билеты, а в левой - свой и её паспорта. - Скажите, мисс, когда начинается регистрация на рейс на Вингемтон?
Девушка за стойкой улыбнулась ему дежурной белозубой улыбкой:
- Рейс задерживается, сэр. Вся информация на табло.

    17.35.

- До сих пор не объявили посадку? – вслух удивлялся Артур.
- Мы вообще сегодня куда-нибудь полетим? - тихонько спросила Джен, опуская взлохмаченную головку ему на плечо.
Артур только грустно вздохнул. Девушка чуть скосила глаза и взглянула направо, где сидела довольна приметная парочка. Выделялись они именно тем, что совсем не походили друг на друга: он – высокий, нескладный, с драным шарфом, обмотанным вокруг шеи, и осунувшимся бледным лицом, и она – аккуратненькая, невысокая, изящная брюнетка. Молодые люди о чем-то спорили; Джен пыталась догадаться, о чем они говорят, по обрывкам слов, которые до неё доносились. Она услышала слова «дешёвка», «нельзя же так» и «ты мне не хозяин» и поняла, что они ссорятся. «Как кошка с собакой, - вяло подумала девушка, - зачем вообще быть вместе, если так ругаться?» - и закрыла глаза, утешив себя мыслью, что у неё-то точно все не так, и так никогда не будет.
Пассажиры вечернего рейса на Вингемтон сидели на своих чемоданах и ждали, когда же их выпустят в небо.

- Все еще сидят? – нетерпеливо спросил волшебник, - никто не ушел?
- Нет, никто, - ответила волшебница, - все сидят, все ждут. Бросай свои штучки, они не подействуют: у всех Рождество, всем нужно лететь.
Он только покачал головой.

    18.15.

- Здравствуйте, я представитель авиакомпании, - сказал мужчина в строгом костюме, - все здесь ждут рейс на Вингемтон? -Да!!! – хором ответил все - когда уже?
- Скоро, - озабоченным тоном ответил Представитель, - скажите, как вы отнесетесь к тому, что мы отправим вас другим рейсом – с пересадкой в Скрэнтоне?
- Но ведь так будет дольше?
- Да, на час дольше, - вежливо ответил мужчина.
Горемычные пассажиры начали перешептываться между собой.
- Я не хочу лететь с пересадкой, - сказал Артур Джиневре, - мы и так потеряли уйму времени зазря. Если мы поедем с пересадкой, то прилетим домой поздно ночью, когда все родственники разъедутся, а мама мне этого не простит… Скажите, мистер, - обратился он к Представителю, - а почему вы так не хотите отправить нас прямым рейсом?
- Потому, молодой человек, что из Вингемтона на нас движется снежная буря, и нам бы очень не хотелось, чтобы наш самолет попал в эту заварушку. Посмотрите сами, что творится снаружи - сильно сомневаюсь, что диспетчеры вообще дадут нам разрешение на взлет.
Джиневра с ужасом выглянула на улицу: то, что с утра падало легким снежком, к обеду превратилось в дождь, к вечеру обернулось настоящим снегопадом, и в этом не было уже ничего романтичного.
… - Учитель, скажи…
- Давненько ты не называла меня так. Что ты хочешь узнать?
- А если произойдет так, что рейс все-таки отменят, и никто не погибнет – что тогда?
- Тогда он разобьётся в следующий раз. Или разобьется другой самолет – может, здесь, а может, где-то в другом месте, где не будет нас, и там уж точно все погибнут. А может, случится еще какая-нибудь непредсказуемая ситуация, которую нам с тобой придется распутывать еще долго. Я знаю, ты хочешь, чтобы я нагнал сюда побольше туч и заставил их отменить рейс, но это ничего не даст - если самолет должен разбиться, он разобьется, и ничего ты с этим не сделаешь…
Сорок человек согласилось лететь в Вингемтон с пересадкой в Скрэнтоне.
- Минус сорок, - подытожила волшебница. - Что ж, уже неплохо.

    18.35.

Объявили посадку на рейс.
- Ну, наконец-то, - фыркнул Артур, вслед за Джиневрой проходя через рамку металлоискателя.
- Куда, интересно, он спешит? – сам себя спросил волшебник, проходя рядом с ним невидимкой безо всяких проверок, - мог стать покойником еще два часа назад.
- Но он же об этом не знает, - вполне разумно возразила волшебница, - ему все еще кажется, что вся жизнь впереди, - тут оба озадаченно обернулись, услышав громкие крики:
- Сирена! Сирена! Стой! Подожди!
- Ланс, - зашипела черноволосая девушка, оборачиваясь, - прекрати меня позорить.
- Стой, - умоляюще зашептал белобрысый юноша, хватая её за рукав и притягивая к себе, - ты что, вот так и улетишь, ничего мне не сказав?
- А что я должна сказать? – резко ответила девушка, сбрасывая его руку со своего предплечья.
- Скажи хоть что-нибудь! Как мы дальше жить-то будем? - умолял белобрысый Ланс.
Взгляд девушки немного смягчился.

- Лансик, - почти ласково сказала она, - мы поговорим обо всем, когда я приеду, я обещаю. А сейчас пусти, мне нужно успеть на самолет.
- Сирена, - растеряно пробормотал юноша, и в глазах у него блеснули слезинки, - Сиреночка…
Молодая волшебница посмотрела на него с состраданием.
- Как думаешь, он догадывается? – спросила она своего спутника.
Тот окинул юношу коротким, торопливым взглядом с головы до пят.
- Нет, - уверенно ответил он, - просто не хочет её отпускать. Потом он скажет, что догадывался, предчувствовал, но все это будет самообманом. Он ничего не знает.

    18.45.

- Господа, - скрывая растерянность, вежливо произнесла стюардесса, - у нас произошел небольшой сбой в компьютерной системе, и потому мы не можем понять, как вас размещать. Наша авиакомпания извиняется за доставленные неудобства и предлагает вам занять места по вашему усмотрению.


- Ух ты, здорово! – радостно воскликнул Артур, - Джен, давай сядем впереди.
- Тебе так хочется? – спросила девушка, осторожно протаскивая по проходу своего медведя.
- Конечно! Это же самые дорогие места, а значит, самые классные!
… - Ну и дурак, - констатировал волшебник, а волшебница только вздохнула.

    19.15.

Самолет набрал высоту
- Блин! – ругнулась про себя Джен. В аэропорту она так и не выкроила минутку, чтобы сбегать в туалет, и теперь чувствовала непреодолимое желание это сделать.
«Ничего страшного не случится, - успокоила она себя, – я только на минуточку отойду». Она посадила на свое место медведя и, осторожно пробравшись мимо Артура, который успел закемарить, разморившись в тепле, на цыпочках вышла в проход. Таким она его и запомнила – мирно спящим, уткнувшим мордашку в пушистый бочок плюшевого медведя. Таким она его потом и вспоминала.

    19.20.

Летчик с ужасом увидел перед собой огромную лохматую темную тень.
- Диспетчерская, мать вашу! Почему вы не предупредили, что буря так близко?
Он даже не слышал, что ему прокричали в ответ; он с ужасом смотрел на приближающееся облако, понимая, что не сможет обойти его, не сможет избежать катастрофы.


- Если самолет войдет в это облако, он рухнет, - напомнила волшебница.
- Давай так: я проведу самолет по самому краешку облака, а ты… ты знаешь, что делать.
Она знала. Пока второй пилот бился в истерике, по очереди хватаясь за все рычаги, первый сидел, оцепенев, и слышал мягкий женский голос, который повторял раз за разом: «Ты все сделаешь, как надо. Поверни назад, и все будет хорошо… Разверни самолет, развернись, вернись, вернись…» И он послушался этого настойчивого голоска.
- Отлично, девочка, - одобрил волшебник, - и мужик молодец!
- Он и вправду сможет посадить самолет?
- Вот этого даже я тебе сказать не смогу… Посмотрим!

Самолет снижался, но не плавно, а резкими скачками, катастрофически теряя высоту. Пассажиров в салоне трясло, как горох в решете; Артур тщетно звал Джен, которая застряла в уборной и пыталась удержаться на ногах, вцепившись ногтями в обшивку стены. Сирена громко визжала, стараясь ухватиться за спинку кресла, чтобы не так сильно подбрасывало в воздух. Всех, кто был на борту, посетила одна и та же простая мысль: мы скоро умрем.

Самолет опустился на взлетную полосу – пассажиров при этом встряхнуло так, здорово, как никогда до этого не встряхивало – и разломился пополам, будто был сделан не из стали, а из легкой бумаги. «Нос» по инерции продолжал двигаться вперед, а огромный «хвост», протащился по земле, оставив глубокую борозду, и остановился. Люди, не дожидаясь, пока их спасут, выпрыгивали через огромные трещины в обшивке и разбегались в разные стороны, причем бежали так резво, будто за каждым из них гналась персональная Смерть с косой.
– Еще минус восемьдесят два, - посчитал волшебник, - пилот молодец: жить не умел, зато умер, как герой. Надо будет замолвить за него словечко.
Тот, о ком так лестно отозвались, сидел, судорожно вцепившись в рычаги, и бессильно опустив окровавленную голову на приборную доску - он до последней минуты управлял своим самолетом.


Огромный «нос» самолета продолжал ехать, пока не столкнулся с бетонным ограждением и не перевернулся от удара. Все пассажиры, что сидели на передних местах, были расплющены. Время остановилось.
- Двадцать один, - хором произнесли волшебники, и, не сговариваясь, добавили – двадцать один из ста пятидесяти.
- Ты как будто недоволен? - спросила волшебница.
- Рано радоваться, - сухо сказал волшебник, - работы еще много.
Он мрачно обозревал летное поле, которое для них, видевших все слой реальности одновременно, выглядело совсем иначе, чем для людей. Серые куртки полицейских, яркие жилеты авиационных служащих и парамедиков, разорванные одежды попавших в катастрофу, темные наряды ангелов - живые и мертвые, земные и небесные, все смешались в одном пестром круговороте. На его взгляд, там, внизу, было слишком людно.


Краешком глаза он заметил взлохмаченного юношу с развевающимся шарфом, который бежал, расталкивая локтями всех, кто хотел его остановить.
- Там моя девушка! – кричал он, - отдайте мне её! Верните мне мою Сирену!
Волшебница печально вздохнула: она знала, в каком виде ему вернут его Сирену. Из хвостовой части самолета выносили тела и выводили тех, кто не мог идти сам.
- Сирена! – крикнул парень, увидев, как на носилках выносят девушку в знакомой белой блузке, и рванулся вперед, чуть не сбив с ног какую-то рыжеволосую девочку.


Парамедики, которые несли носилки, неловко замерли, не зная, что сказать. Ланс вздрогнул.
- Это не она, - пробормотал он убито, и закричал, - это не она! Не может быть она!
- Сэр, - сурово сказал один из санитаров, хлопая его по руке, - не нужно её трогать, она умерла. Если это не ваша девушка, пойдите и поищите свою.
Ланс стоял, оцепенев, и не слышал его. Это была не Сирена. Эта окоченевшая, побледневшая мертвая девушка не могла быть ей.
Я не успел её простить. Я даже не смог с ней проститься. «Мы поговорим, когда я вернусь…» Теперь она уже ничего мне не скажет. Никогда.


Рыженькая девушка громко вскрикнула, зажала рот рукой и, повернувшись, бросилась бежать по летному полю туда, где стоял искореженный «нос» разрушенного самолета.
- Стой, дурочка! – сообразив, крикнул Ланс, - там же опасно!
Он заметался, не зная, остаться с мертвой или бежать и догонять живую. Ему больше всего хотелось сидеть рядом с Сиреной, пусть даже она умерла, и держать её за руку, но рыженькая девушка была жива, ей было плохо, и ей нужна была помощь. Доброе сердце взяло верх над эгоизмом: Ланс в последний раз посмотрел на побледневшее девичье лицо с заострившимся носом, вздрогнул, повернулся и побежал вслед за рыженькой.

- Смотри, на этот раз все службы сработали отлично, - бормотал волшебник, делая пассы руками, - ангелы пришли весьма кстати, все души без задержки отправятся в рай.
- Но и у них есть накладки… Смотри-ка, у нас тут потеряшка, - сказала волшебница, оборачиваясь. Позади неё с абсолютно очумевшим выражением лица стоял Артур.
- Как звать? – строго спросил волшебник.
-Артур.
- Великолепно, - усмехнулся волшебник, - значит, так, Артур, я, как видишь, не дева с острова Авалон, так что цацкаться с тобой не буду, у меня и своих дел по горло. Слушай краткий инструктаж: ты умер, и сейчас находишься между жизнью и смертью. Будь так добр, доведи дело до конца, уйди в мир иной, как положено.
- Вы что, ангелы?
- И это все, что тебя интересует в данной ситуации? – хмыкнул волшебник, - нет, мы не ангелы. Ангелы стоят вон там, чуть подальше.
- Кто же вы тогда?
- Ну, раз уж спросил: мы - маги, волшебники. По большому счету, такие же люди, только - как бы это сказать? - другого склада. Приятно было поболтать, Артур, и прощай.
- Но как? – жалобно спросил Арти, - как случилось, что я умер? И в Рождество…
- Разве в Рождество люди не умирают? – мягко спросила волшебница.
- Но как я мог умереть? Что я сделал не так?
- Уффф, - волшебник мысленно сосчитал до десяти, - началось в колхозе утро! Дорогая, сделай милость, поговори с ним сама, потому что я сейчас не выдержу и врежу ему.
- Остынь! Артур, ты умер потому, что сел в самолет, который должен был разбиться.
- Вот так просто? – удивился юноша, - выходит, если бы на мое место сел другой…
- Умер бы он, - кивнула волшебница, - видишь, как быстро ты все понял.
- Но так ведь нечестно, - жалобно произнес юноша, - я же не знал, что он упадет!
- Ты видел, что погода не самая хорошая, - терпеливо объясняла девушка, - ты мог уйти из аэропорта. Ты мог полететь другим рейсом. Ты мог, наконец, сесть в хвосте и спастись – видишь, сколько возможностей мы тебе дали. Почему ты ни одной не воспользовался?
- Потому что не понимал, к чему все идет, - честно признался Артур.
- Так кто в этом виноват-то? – вмешался в разговор волшебник, - мы, что ли? Нам надо было явиться тебе и сказать: «не садись в самолет»? Или приковать тебя цепями, чтобы не полетел? С чего ты вообще решил, что мы будем за тебя делать твою судьбу?
- Пожалуйста, не отвлекайся, - остановила его девушка, - занимайся своим делом, а тут я сама разберусь, - и снова обратилась к юноше: - видишь ли, никто из тех, кто сегодня погиб в катастрофе, не должен был так умереть, никому это на роду написано не было. Но некоторые из них сознательно создали такую ситуацию, а некоторые, как ты, просто оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Это нужно просто принять.
- Но я хочу жить!
- Все хотят, - развела руками волшебница, - только что теперь поделаешь? Мёртвых мы не воскрешаем, и, даже если бы была такая возможность…
Артур с надеждой поднял голову.
- Передо мной двадцать с лишком погибших, - тихо сказал девушка, - и у каждого семьи, жены, дети, и каждого сейчас ждут за праздничным столом, и ни одного из них не дождутся. Почему я должна буду спасти именно тебя? Чем ты лучше их?
- Чем ты таким отличился перед миром, что мы должны все бросить и тебя спасать? – подхватил волшебник, не оборачиваясь, - ты просто человек, не слишком плохой, не слишком хороший. Уникальный сам по себе, но один из многих – по сути.

Артур с изумлением переводил взгляд то на одного, то на другого мага. Оба, хотя и разговаривали с ним, были полностью поглощены своими непонятными делами, глядели не на него, а на разорванный самолет, и без остановки делали какие-то знаки руками.


- И что, все так просто?
- Нет, а ты чего ожидал? Ты думал, загремят траурные трубы, с небес за тобой спустят лифт – что-то типа этого, что ли? Так это бред! В жизни все гораздо проще и сложнее: неосторожное движение – родился, неосторожное движение – умер, вот и вся недолга.
- Сердца у вас нет! – крикнул юноша, - как вы можете? Я ни в чем не виноват!
-Погоди-погоди, - волшебник так заинтересовался, что даже повернулся к нему вполоборота, - это уже в мой огород камушек. Как так не виноват? Джинсы утюгом гладил? Компьютер, выходя из дому, не выключал? На автомобилях ездил? Так что ж ты говоришь, что не виноват? Этот циклон не я делал, а люди! Имейте уже, наконец, смелость отвечать за свои поступки.

Джен бежала, спотыкаясь и нелепо размахивая руками.
- Артур! Артур, где ты? Кто видел моего Артура?!
- Стой! – кричал Ланс, догоняя её, - стой, нельзя туда! Все может взорваться!
- Я должна найти его! Артур! Артур!
- Да стой ты! – Ланселот безуспешно пытался схватить её за рукав, - там никто не выжил, никто!
- Он мог выпрыгнуть! Мог спастись! – кричала девушка, обливаясь слезами, - Артур! Артур!
И вдруг она встала как вкопанная: у неё под ногами лежал белый плюшевый медведь, забрызганный кровью.
-Что ты? – с ужасом спросил Ланс, осторожно кладя руку ей на плечо. Он с ужасом смотрел, как девушка, словно подкошенная березка, упала в снег, и закричала:
-Боже! Что же ты наделал!

-Видишь, - сказал волшебник волшебнице, - еще одна, которая не понимает.
- Ладно, Бог, до него высоко, она не доберется, - ответила ему помощница, - а дай ей сейчас тебя, на кусочки разорвет. За то, что не отвлек беду, за то, что не спас.
- Видишь, - на этот раз волшебник обратился к Артуру, - она будет жить, перед ней долгий путь, но вместо того, чтобы быть благодарной судьбе за это, она проклинает Бога за то, что не убил её вместе с тобой. Как же так можно?
- Слушай, - спросил Ланс, опускаясь на колени рядом с плачущей девушкой, - как тебя звать?
-Джен, - ответила она, и, всхлипнув, добавила, - Джиневра.
- Знаешь что, Джиневра, - Ланс решительно взял её за руку, - не нужно тебе здесь быть. Пойдем в аэропорт, там поплачешь. Пойдем, пойдем, - и он потащил слабо сопротивляющуюся девушку.

- Напомни мне сделать для парнишки что-нибудь хорошее, - попросил волшебник помощницу, и оглянулся посмотреть на Арти, - ты все еще здесь?
- Но как же… - и Артур проводил беспомощным взглядом рыжеволосую красавицу, которая шла, пошатываясь, и низко опустив голову.
- Забудешь, - как о чем-то само собой разумеющемся, сказал маг.
- Нет! – возмутился юноша.
- Ты помнишь, кем ты был в прошлой жизни? Как тебя звали? Чем ты занимался? – вместо ответа спросил волшебник, - вот именно. И её скоро не вспомнишь. Как только дверь за тобой захлопнется, исчезнут все воспоминания, исчезнет все, что ты считал собой… и останешься только истинный ты, спящий зародыш человека. Это и есть загробная жизнь

- А если…
- Если ты не уйдешь, тебя ждет существование, которое страшнее любой смерти. Быть призраком значит вечно прозябать, а это ужаснее всего, что только может быть.
- Зато я буду рядом с ней, - упрямо пробормотал Артур.
- Да не будешь ты с ней, малолетний ты идиот! – не сдержавшись, крикнул волшебник, - вы навсегда расстались в тот момент, когда ты умер, а она осталась жить! У неё скоро появится муж, родятся дети – ты что, собираешься ходить рядом и на все это смотреть? Отравлять ей жизнь воспоминанием о том, что могло быть, но так и не состоялось? Да неужели ж ты настолько безжалостен!

Артур грустно опустил голову.
- Иди, сынок, - повторил волшебник, - иди. Эта дверь открывается только один раз.
Юноша покорно кивнул и, бесшумно ступая, удалился в темноту.
- Погоди! - Арти обернулся.
- Выше нос, сынок! – волшебник подмигнул, - перед Богом нужно представать с улыбкой на устах. Я всегда так и делал…

…- Боже, Боже, Боже, - причитала Джиневра, раскачиваясь, - как, как это могло случиться? Я была рядом с ним, я держала его за руку… Всего час назад! Мне все кажется, что он вышел куда-то и сейчас подойдет. Не может быть так, что его уже нет!
Ланс грустно молчал, сжимая её руку. Ему хотелось бы найти Сирену, сесть рядом с ней, смотреть на неё, пусть даже и мертвую, но он понимал, что нельзя сейчас оставлять Джиневру одну.
- Говори, - просил он, - выкладывай все, что у тебя на душе, не молчи.
-Ты хороший, - сказала Джиневра сквозь слезы, и безо всякой связи добавила, - мне нужно позвонить его родителям, сказать, что мы не приедем… Боже мой! – вскрикнула она.
Она мысленно увидела большую семью, сидящую за столом. Семью, ждущую сына, который больше никогда не придет.
- Я никогда больше не буду праздновать Рождество, - хлюпая носом, сказала она.
- Я, наверное, тоже, - грустно пробормотал Ланс, дружески обнимая её.

Хмурый рассвет

Жизнь будет продолжаться даже после того, как ты потеряешь все, что имел. К этому нужно быть готовым.

- Мисс, - настойчиво звал её кто-то сквозь сон, и этот же кто-то, видимо, устав ждать ответа, осторожно положил ей на плечо кисть руки и несколько раз постучал пальцами, будто пытался сыграть гамму на её ключице.
- Что вам нужно? – спросила Джен, не открывая глаз.
- Мисс, как ваше имя?
- Это так важно? – слабым голосом ответила она.
- Мисс, вы осознаете, где вы находитесь? - Джен через силу открыла глаза и осмотрелась.
- В ночлежке для бродяг? – с сарказмом предположила она. Собеседник шутку не оценил.
- Это больница, мисс, - сухо ответил он, и продолжил спрашивать, - вы помните, почему вы здесь оказались? Вы вообще хоть что-нибудь помните?
Джен отрицательно мотнула головой, пресекая все дальнейшие расспросы. Вчерашний день остался в её памяти темным пятном, отвратительным, зловонным гнилостным пятном, и анализировать его было так же неприятно, как копаться в навозе.
- Может, тот, кто вас привез, что-нибудь скажет, - пробурчал человек, убирая руку с её плеча – наверное, это был врач. Она услышала шорох одежды, хлопанье шлепанцев по полу, затем - негромкий стук чего-то деревянного обо что-то деревянное, видимо, двери об косяк. Из коридора потянуло легким холодком, и Джиневра поняла, что осталась одна.
Ситуация требовала здравого рассудка, и девушка попыталась навести порядок в хаосе своих мыслей. Она понимала, что раз она лежит в больнице, то, наверное, нездорова, но при этом не испытывала никаких неприятных ощущений. Где то место, откуда меня привезли? Кто привез? Что я сделала такого, что пришлось ехать в больницу? - у неё не было ответа на все эти вопросы, да и не очень-то хотелось их искать. Шторы были задернуты, и девушка не могла сообразить, день на дворе или ночь; она  даже с трудом могла вспомнить, какой сейчас месяц. Вроде бы конец января.
Джен подняла правую руку и задумчиво на неё посмотрела; предплечье было забинтовано чуть  ли не до локтя. В правую руку был вколот катетер, к которому крепилась капельница – причем катетер торчал из прорези между бинтами, выше и ниже его рука была забинтована так же плотно, как и левая. Девушка пыталась сообразить, отчего ей забинтовали обе руки, но рассеянное сознание отказывалось подсказать очевидный  ответ.
Дверь снова хлопнула; Джен попыталась оторвать голову от подушки и посмотреть, кто там, но сил не хватило.
- Лежи, не вставай, - остановила её та же самая рука, и девушка машинально отметила про себя, как легко эскулап перешел с вежливого «вы» на фамильярное «ты», - копи силенки. С тобой тут поговорить хотят... Только долго не болтайте, тебе отдыхать  надо.
И снова доктор, шурша одеждами, удалился. Человек в темном, который стоял рядом с ним, наклонился над постелью Джен, и она удивилась, увидев знакомое лицо.
- Эй, а я тебя помню, - чуть ли не весело сказала она, - ты ведь Ланс из аэропорта?
- Джиневра, - не сдержавшись, вскрикнул молодой человек, и, сверкнув влажными глазами, схватил её за руку,- что ж ты творишь, а! Что ты с собой делаешь!
- Подожди, не кричи, - жалобно попросила Джен, которую его крик саданул по ушам, как пушечный выстрел, - откуда ты вообще тут? – и, сообразив, добавила, - это ты меня привез? Но как ты узнал …
- Ты понимаешь, с каким трудом мы тебя отыскали? Ты соображаешь, что бы было, если бы я ненадолго опоздал? Ты бы кровью истекла! – Ланс засыпал её вопросами, не дожидаясь, пока она сообразит, что ответить, а Джен даже рот открыть не успевала.
- Что ты делала, когда я тебя потерял тогда, в аэропорту? Куда ты подалась?
- Села в такси и поехала домой, - робко ответила девушка.
- Джен, я был у тебя дома – там все пылью заросло! Ты не жила дома ни дня, бросила сумки и  сразу же смылась! Куда ты пошла?
- Постой-постой… Как ты оказался у меня дома?
- Вместе с твоими родителями, - зло ответил Ланс, - они меня разыскали, понимаешь? Меня, чужого человека! А родная дочь спряталась от них так хорошо, что её они найти не смогли! Твоя мама чуть ли не на коленях стояла, просила, чтобы я хоть что-нибудь вспомнил, подсказал, куда ты могла пойти – а я ничего  не мог ей сказать, потому что сам ничего не знал! Джен, ты вообще думаешь, что ты делаешь?
- Мама… Папа… - пробормотала девушка, как бы вспоминая, что означают эти слова, - они меня искали?
- Ты что, и вправду головой повредилась? Нет, блин, им все равно, что с тобой и где ты! Все знают, как ты любила того парня, все представляют, в каком состоянии ты оказалась, когда его не стало! И тут ты пропадаешь  на месяц – и что же им думать? Что ты валяешься в придорожной канаве мертвая? Джен, да ты хоть понимаешь, что ты их за этот месяц чуть всех не угробила?!! Твоя мама… Эх, да что с тобой говорить!
-  Ну что ты кричишь? Все же обошлось, - вяло и неэмоционально ответила девушка.             - Обошлось?! Обошлось?!! Я представляю, чем ты весь этот месяц занималась! Врач сказал, что даже не знает, как из тебя вывести всю ту гадость, которой ты травилась! А вчера что было? Приедь я на полчаса позже, тебя бы уже вперед ногами выносили!
- Ланс, прекрати, - со всей возможной твердостью ответила Джен, - не тебе меня судить.  Ты же видишь, я не хочу вспоминать вчерашнее, не надо мне об этом говорить.
Молодой человек посмотрел на неё растерянно, и девушка машинально отметила, какое у него бледное, усталое и осунувшееся лицо. Еще бледнее, чем было тогда, в аэропорту.
- Джен, - слёзно попросил он, крепко сжимая её руку, - пожалуйста, Джен! Я понимаю, что ты чувствуешь - думаю, что понимаю. Никто не сможет тебя остановить, если ты захочешь что-нибудь с собой сделать, но если ты так поступишь, многим будет плохо. Пожалей их, они не виноваты, что у тебя горе.
И мне будет плохо. Я не переживу, если еще и ты умрешь у меня на глазах.
Ланс этого, конечно, не сказал, но девушка ясно прочитала все у него на лице. Такое лицо ничего не может скрыть, подумала она, на нем, как на экране, отображаются все мысли.
- Хорошо, Лансик, (и откуда во мне эта материнская забота?) не волнуйся за меня.
Услышав слово Лансик, Ланс дернулся так, будто ему к щеке горячее железо приложили.
- Наболтались? – заглянул в палату доктор, - юноша, вам пора, пациентке нужен отдых.
- Хорошо, доктор, - юноша послушно поднялся и, пожимая слабую ручку Джен, добавил, - пойду, сообщу родителям, что ты жива.
- Подожди! -  Джен вцепилась в его руку, и не отпускала, - не говори им, где я и что со мной случилось. Просто скажи, что со мной все в порядке, и я им скоро позвоню.
- Джен!!!
- Пожалуйста!!! – умоляла девушка, - я не хочу их пугать, и не хочу, чтобы они сюда приходили. Мне будет стыдно смотреть им в глаза.
- Тебе и должно быть стыдно, после того, что ты сделала, - сурово ответил Ланс, - теперь ты меня еще и врать родным заставляешь… Не дело это, Джен.
- Не дело, - согласно кивнула девушка, - но сделай это, пожалуйста, ради меня. И знаешь что? Приходи еще.
- Ты точно этого хочешь? – уточнил юноша, - я про «приходи еще».
Джен закивала, глядя на него прозрачными, светлыми глазами.
- Ты меня не осудишь, я знаю. Ты ведь тоже самое чувствуешь.
- Хорошо, я приду, - пообещал Ланс.

Немало времени прошло, прежде чем Джен выписали из больницы, но все-таки этот день настал. Молодые люди застенчиво топтались на больничном крыльце.
- Куда ты сейчас? – спросил Ланс.
- Не знаю, - задумчиво пробормотала Джен, - все вокруг такое чужое, такое… пустое, неинтересное, что ли. Как будто мне здесь нечего делать, раз его нет.
- Как это нечего делать? Ты же говорила, что на архитектора учишься.
- Да, последний год, летом хотела диплом защищать… И что с того?
- Что с того? – Ланс изумленно выпятил губу, - Джен, я, конечно, парень простой, и, может, многого не понимаю в этой жизни, так что прости, если я сейчас что не то скажу. Но если бы у меня была возможность стать архитектором, я бы никогда не отказался от неё из-за того, что какой-то юнец рискнул жизнью и погиб в катастрофе.
Джен с размаху влепила ему звонкую пощечину:
- Не смей так о нем говорить, не смей, не смей! – и тут же прижалась щекой к его куртке, заливаясь горючими слезами.
- Бедная моя, - Ланс прижал её к себе и осторожно погладил её по спине, - успокойся, успокойся. Ты ж сама понимаешь, что, плачь - не плачь, жизнь идет своим чередом.
Скажи это кто-нибудь другой, Джен бы не приняла этих слов, и, скорее всего, возмутилась бы. Но Ланс мог так говорить, потому что сам был в таком же положении.

Послушавшись родных и друзей, Джен все-таки уехала в свой университет доучиваться.
- Можно, я буду тебе звонить? – спросила она Ланса, прежде чем уехать. И он ответил:
- Конечно.
Первое время она звонила часто, чуть ли не каждый вечер: возвращение в нормальную жизнь далось ей не так легко, как Джен предполагала. Потом стала звонить реже – суета жизни, беготня и студенческие заботы полностью поглотили её. Месяц перед защитой дипломного проекта  выдался таким горячим, что девушка даже ни разу не нашла времени, чтобы позвонить; зато первое, что она сделала, защитившись  - позвонила родителям, а затем набрала номер Ланса. Она услышала только короткие гудки – на том конце никто не брал трубку. Джен решила, что, может быть, её друга просто нет дома, но никто не взял трубку и на следующий день, и через неделю. Джиневре стало страшно…
… Кто-то со всей силы дубасил в дверь кулаком.
- Кто там еще? – недовольно проорал хозяин, не поднимаясь с дивана, - кого черт принес? Входите, я вроде не запирал дверь.
Звонко простучали каблучки, и незваная гостья прошла в комнату, ошарашено озираясь по сторонам.
- С ума сойти! Как ты вообще тут живешь? – вместо приветствия спросила она, но, увидев, каким он стал, удивилась еще больше, - Ланс, это ты?
- Джен? – оторопело спросил Ланс, приподнимаясь и замирая в положении полусидя-полулежа, - что тебе на … ты же должна быть на учебе!
- Отучилась уже! – сердито выкрикнула Джен, и  поинтересовалась, – ты почему зарос, как партизан, да еще и … рыжий?
- У тебя была когда-нибудь девушка, помешанная на гламуре? Хотя что я спрашиваю, конечно, не было... Рыжий я! А волосы красил, потому что она просила. Довольна?
- Ого! – еще больше изумилась Джен, - ты теперь прямо как я, солнышко, только небритое… Чем ты занимался, пока меня не было? Хотя можешь не говорить, сама вижу.
Девушка с отвращением оглядела квартиру, пока хозяин думал, что ей ответить.
- У меня один вопрос: как твоя девушка могла смотреть на этот бардак спокойно?
- Она здесь ни разу и не была, - пожал плечами парень, - я весной сюда переехал. Раньше мы жили в её квартире… А что, тут и правда так грязно, как ты говоришь?
- Как в конюшне! – сморщив носик, ответила девушка, - а я все гадала, почему твой прежний телефон не отвечает. Лансик, солнце моё, как ты мог так опуститься?
- А чего ты хотела? – Ланс развел руками, - полгода дома сижу, не работаю, тут кто угодно человеческий облик потеряет.
- На что ты тогда живешь? – спросила девушка, осторожно присаживаясь рядом с ним на краешек дивана, - и почему не найдешь работу?
- Пытался я, - вздохнул юноша, отворачиваясь, - только у меня все из рук валится, а для нас, механиков, это самое хреновое состояние. Вот так и получалось, что на каждом месте я  работал день или два, а потом хозяин мастерской подходил ко мне и говорил: извини.
- Но ведь нельзя же так жить дальше? – чуть ли не со слезами спросила Джен. Пока Ланс загрузился, снова думая, что ответить, девушка еще раз окинула взглядом неприбранную комнату.

Все это время я думала только о себе, о том, как мне тяжело, как мне плохо. Я эгоистично полагала, что мое горе больше, чем его, и мне казалось, что он научился с этим справляться, смирился. А он, оказывается, просто молчал. Молчал, даже когда дошел до предела и решил по-тихому убить себя, замуровав в четырех стенах. Молчал потому, что не приучен жаловаться.

- Скажи, у тебя здесь есть её фотографии? Ну, хоть одна, - неожиданно спросила она.
-Вот там, на полочке в шкафу посмотри, - сморщившись, ответил юноша.
Джен осторожно взяла в руки легкую пластиковую рамочку с фото, смахнула пыль.
- Очень красивая, - похвалила она, - и женственная. Понимаю, как тебе её не хватает.
- Хватит! – не выдержал парень, - ты что, поиздеваться сюда пришла?
-  Я разбудить тебя пришла! – выкрикнула девушка, осторожно ставя фотографию на место, - значит так, выбирай: или ты встаешь и начинаешь что-то делать, или продолжай  лежать и плакать по мертвой подружке, но без меня.
- Я выбираю «лежать и плакать», - мрачно ответил Ланс, сворачиваясь на диване калачиком, и отвернулся к стене, уткнувшись лицом в спинку дивана.
- Как хочешь, - серьезно ответила Джен, - будь по-твоему, - и  вышла вон.
- Джен, что ты! – виновато крикнул Ланс, оторвав голову от подушки.
- Дверь не заперта, я помню! Не трудись провожать!
Парень вздохнул; услышав, как хлопнула дверь, он испытал чувство, похожее на стыд. Но в чем он был виноват? В конце концов, он сам решает, как ему жить. Или не жить.
Он задремал, и увидел странный, путаный сон, в котором ярко светило солнце, поднимались в воздух неразбивающиеся самолеты и две девушки, темненькая и золотистая, улыбаясь, держались за руки и пели. Это был хороший сон, нестрашный, но в нем было что-то тревожное, и юноша, не осознавая того, заплакал во сне, да так сильно, что слезы намочили наволочку, оставив на ней мокрое пятно.

Резкий грохот заставил его встрепенуться и вывалиться из сна в реальность. Парень вздрогнул, подскочил и уселся, протирая влажные глаза.
- Без паники! - громко крикнула Джен, - это просто крышка от кастрюли.
- Что ты там делаешь?
- Обед готовлю, - и Джиневра в милом белом фартучке показалась в дверном проеме, помахав ему рукой, - полежал, поплакал – значит, скоро есть захочешь.
Ланс с легким смущением прислушался к тому, как бурчит у него в животе. Да уж, кто-кто, а его желудок точно умирать не собирался.
За обедом Джен предупредила его:
- После того, как я помою посуду, тебе придется исчезнуть. Я хочу здесь убраться.
- Ну и куда мне податься? - девушка вытащила из кармана и бросила ему ключи.
-Ты же автомеханик? У меня мотор барахлит! Сделай с этим что-нибудь.
- Джен, я не могу в таком состоянии разбирать твою тачку!
- Сможешь, - усмехнулась Джен, - считай, что моя жизнь и безопасность в твоих руках.
Ланс тяжко вздохнул, забирая ключи.
… - Джиневра!
- Что? – девушка подбежала к окну. Ланс, насвистывая, ковырялся во внутренностях её автомобиля.
- Ты какое масло заливала? Подсолнечное из бутылки?
- Я, дорогой, блондинка, -  с улыбкой ответила девушка, - мне в автомобилях разбираться не положено, - и она сама удивилась, насколько легко и приятно ей было это говорить.
Он посмотрел на неё, прищурившись, и вдруг показал язык.
- С тебя причитается! Спроектируешь мне дом!  - Джен засмеялась.

… Настал день, которого оба они по-своему боялись. День, который для всего мира был светлым праздником, а для них – и еще девятнадцати семей – стал днем печали.
 Они ничего не  планировали, но ближе к вечеру Джен позвонила Лансу и попросила:
- Приходи, мне грустно.
И он приехал к ней – точнее, к её родителям, потому что она все еще боялась жить одна. Джиневра сидела перед камином и рассматривала альбом с фотографиями.
- Вспоминаешь? – просто спросил он.
- Конечно, - так же просто ответила она, - а ты, наверное, принес свои фотографии?
- У меня их не так много осталось, я почти все отдал её родным.
- Жаль, - тепло улыбнулась девушка, - хотя не в этом дело, конечно. А у меня, как видишь, целый альбом – я часто его фотографировала. Ну, и он меня тоже… Интересно, что мне теперь со всем этим делать? Может, сжечь в камине? – с какой-то неожиданной злостью выкрикнула она, и юноша понял, как сильно кровоточит её душевная рана.
Ланс присел рядом и осторожно забрал у неё из рук альбом.
- Зачем жечь? – спросил он, переворачивая страницу, - их нужно обязательно сохранить. Нехорошо забывать друзей, даже тех, которые умерли, нет, даже не так – умерших друзей совсем не стоит забывать, нужно вспоминать о них, как о живых, с теплотой и с благодарностью. По-моему, так правильно, а ты  как думаешь?
Джен, вздохнув, навалилась ему на плечо.
-Да, ты прав, конечно, - невесело сказала она, - ты всегда говоришь правильные вещи, это я глуплю. Прости меня.
- Да что ты! – смущенно крякнул Ланс и ткнул пальцем в первую попавшуюся фотографию, - где это вы?
- В Барселоне, в аквапарке.
- Здорово, - широко улыбнулся юноша, - а мы тоже познакомились на аттракционах, только там были не водные горки, а американские… А это вы где?
- У него на работе. Артур был начальником отдела по связям с общественностью.
-  Слушай, какое совпадение!  Сирена всегда говорила, что скоро её повысят до начальника отдела, это была её голубая мечта. Такая наивная, правда? Я ей так и говорил: кто ж тебя, простую делопроизводительницу, начальницей сделает?
Джен скромно улыбнулась и перевернула страницу.
- Смотри, здесь интересные кадры. Мы проводили отпуск в Диснейленде…
- Правда?!! Ух, ты!
И они разглядывали альбом, пока огонь в камине не ослаб, и дрова не превратились в черные головешки.
- Ланс, - спросила Джен, шевеля кочергой уголья, пытаясь найти не до конца сгоревшее дерево, - ты хочешь выпить со мной вина?
- Хорошо, - немного испуганно согласился Ланс, откладывая альбом в сторону.
- Тогда подкинь дровишек, а я скоро вернусь, - и Джен, поднявшись, резво убежала куда-то. Парень добросовестно выполнил поручение: закинул в камин целую стопку дров и проследил, чтобы они загорелись.
Девушка вернулась с бутылкой вина и двумя бокалами.
- Из папиных запасов, - с хитрецой сказала она, и призналась: – хочу напиться вдрызг.
Ланс внимательно осмотрел на бутылку.
- Этим ты вдрызг не напьешься, - со знанием дела сказал он, разливая вино по бокалам, - за что пьем?
- Сам предлагай тост, - сказала девушка, принимая у него из рук бокал, и Ланс интуитивно почувствовал, что меньше всего сейчас она хочет пить за погибших.
- Знаешь, что я хочу сказать, Джиневра?  Наверное, мы бы никогда не познакомились, не случись эта катастрофа, ведь мы совсем разные: ты умная и образованная девушка, а я простой работяга и  могу зарабатывать на жизнь только тем, что делаю руками.
- Да, ты прав, мы из разных социальных слоев, все равно, что из разных миров, - подхватила девушка, - так, тост готов! Давай выпьем за нас, непохожих.
-  Тсс, - Ланс поднял палец, - за тебя. Не знаю, как бы я пережил этот год без тебя, мой чуткий человечек. И знаешь, я понимаю, почему тебя не забрали на небо – там ангелов много, а на земле таких ангелов, как ты, почти не осталось. Твое здоровье!
Эхххх, люди вы, люди! Что вы вечно ходите вокруг да около, все боитесь, все ждете чего-то, какого-то подходящего случая, будто у вас в запасе вагон времени? Почему вы ведете себя так, словно собираетесь жить вечно? Смешные вы и неразумные. Ладно, парень, я обещал тебе помочь, и я помогу.


Второе Рождество

Бог хочет от человека только одного: чтобы тот был счастлив.

Три года спустя

- Ой, смотри-смотри, сколько их тут!
- Джен, это рождественская деревня, тут полно плюшевых медведей. Выбирай любого, не торопись.
- Не могу я выбрать, - капризно пробормотала девушка, - они все красивые!
- Ну что мне с тобой делать? Не можем же мы купить их всех!
- А давай купим двух – одного для меня, а второго для неё, - и девушка положила руку на свой округлившийся живот.
- А ей не рано? - с улыбкой спросил Ланс, - Джен, ты ведь обоих себе оставишь, я знаю. Ты как большой ребенок, ей-богу!
- Мне это уже говорили.
- И кто же тебе такое сказал?
- Артур.
- Да? Так он был прав! Ты действительно большое дитя. Ох, скоро у меня будет два ребенка – большой и маленький... вот я с вами нанянчусь!
Джен весело захихикала.

Их отношения переросли в сексуальные на  пятнадцатом месяце знакомства; все произошло как-то просто, естественно и незаметно для них обоих. Они сидели глубоко за полночь вдвоем в гостиной,  смотрели по телику какой-то невыносимо длинный, но увлекательный  фильм,  тесно прижавшись друг к другу, а потом…  Из всего, что было потом, Ланс, которому  в голову ударил сладкий сок любовного безумия, отчетливее всего запомнил скрип расстегиваемой молнии на джинсах и обжигающий жар её тела.
- Чего это мы?  - ошеломленно спросил он, когда все закончилось, и запоздало предположил, - может, не надо было?
- И что в этом такого? - нарочито равнодушным голоском ответила Джен, натягивая футболку, - подумаешь! Мы же друзья, а друзья иногда спят друг с другом, такое бывает.
- Ты это в женском журнале вычитала?  У меня много друзей, но ни с одним пока, слава Богу…
И оба весело расхохотались, после чего всю неловкость как рукой сняло. Ну, случилось и случилось, подумали оба и предали ситуацию забвению.

Но история повторилась, потом повторилась  еще раз, и еще раз…
- Джен, - прямо спросил Ланселот после третьего случая, - почему ты со мной спишь?
- Я не смогу  тебе объяснить,  - честно ответила она, - но мне так легче. Когда я с тобой, мне кажется, что…
-Что тебе кажется?
- Ничего. Просто мне нравишься ты, и нравится с тобой спать – тебе что, этого мало? Блин, я же на шею тебе не вешаюсь, ни на что не претендую!  Тебе что, трудно пару раз в неделю – ради меня? А еще говорят, что мужикам только это и нужно!
- Врут, - убежденно ответил Ланс, - не только это нам нужно. Нет, мне классно быть с тобой, но…
- Что «но»? Как ты не понимаешь, мне хорошо от этого!
-Тогда ладно, - ответил он, обнимая её и привлекая к себе, - тебе хорошо – это главное.

С этого момента  их отношения приняли довольно странную форму  – их нельзя было в полном смысле слова назвать ни друзьями, ни любовниками, они были именно друзьями, которые спят  друг с другом.  Общаются,  поддерживают друг дружку во всем и занимаются сексом безо всяких видов друг на друга. 
Джиневра  полностью отгородила себя от  всего остального мира;  за те полгода, которые она проработала на своей первой работе, она не проявила интереса ни к одному из своих коллег-мужчин, не приняла не одного приглашения в ресторан и на корню пресекла все попытки друзей познакомить её с «одним хорошим знакомым».  Ей никто не был нужен – кроме Ланса, к которому она чувствовала странное, болезненное влечение. Родным, которые, видя такую удивительную ситуацию, крутили пальцем у виска,  она сообщила, что давно выросла из пеленок и может делать все, что вздумается, поэтому их не должно касаться, с кем и как она общается.

Ланс же сутками впахивал в мастерской, приползал домой затемно, и ему было совсем не до женщин.  Кроме Джен, конечно - к ней он испытывал какую-то трогательную привязанность, похожую на  ту,  с какой старший брат опекает  неразумную кроху-сестричку.  Только он со своей «сестричкой»  при этом ещё и  спал, и это была довольно щекотливая, хотя  и приятная ситуация.

Должно быть, они потому с таким желанием набрасывались друг на друга, что рассчитывали  таким  способом хоть ненадолго отогнать от себя милых сердцу призраков прошлого. Но, как ни странно, у мужчины – потому что он держал сердце свободным и голову чистой – при этом появлялось  странное  ощущение, будто в постель они ложатся не вдвоем, а вчетвером, ну или, как минимум, втроем.  Понимая это, он пугался еще больше и тщетно искал слова, чтобы объяснить Джен – или, для начала, хотя бы себе самому – почему им больше не следует этого делать, но все никак не мог придумать подходящего объяснения.
 
Впрочем,  Джиневра вскоре и сама поняла, в какую райскую западню она угодила, да вот только выбраться из неё было не так просто, как туда попасть. Случилось это в конце апреля, когда их взаимное влечение стало подобно зависимости:  они не могли прожить ни дня без того, чтобы не встретиться  и не провести хотя бы нескольких  минут наедине.  Для этого оба совершали поступки, по меньшей мере, странные  - например, Лансу  теперь ничего не стоило взобраться по отвесной стене, чтобы залезть  в окно спальни Джен, и затем спуститься таким же путем обратно, а она могла, не раздумывая, в свой обеденный перерыв поехать к нему  на другой конец города,  чтобы на несколько минут уединиться вдвоем на заднем сиденье авто.  Со стороны это выглядело, как внезапно вспыхнувшая страсть, но они-то знали, что все далеко не так просто.
 
Итак, прозрение пришло к ней темной апрельской ночью, когда Джен тихонько дремала у него на плече, как на подушке, отдыхая после любовной возни. Ланс тихонько гладил её по спине тяжелой, горячей рукой и о чем-то напряженно думал. В голове у Джен не бултыхалось ни одной мысли, а юноша, как ни странно, гадал именно о том, почему она ни о чем не задумывается.
- Мы сильно шумели, - внезапно нарушил он тишину.
-Угу, - согласилась Джен, зевая и прикрывая рот ладошкой.
- Родителей твоих, наверное, разбудили…  Как думаешь, они знают, что я лазаю к тебе в окно?
- Конечно, знают, - сквозь зевоту ответила  девушка.
- И что они об этом говорят?
- Что они могут сказать? Ворчат, и пусть ворчат, мне по барабану.
Ланс горько вздохнул; Джен собиралась поинтересоваться, к чему все эти расспросы и вздохи, но ей было лень открывать рот, и она промолчала, только заворочалась, устраиваясь поудобнее, и замерла, мгновенно провалившись в густой и горячий, как патока, сон…

… Молодой человек вздрогнул, проснулся и спросонок долго шарил рукой справа от себя, пытаясь понять, куда делась та, что спала у него под боком. Догадавшись, что её рядом нет, юноша вздрогнул, широко открыл глаза и встревожено обшарил взглядом комнату.
Джиневра сидела на полу  и, не моргая, смотрела в темный угол. Сердце юноши скукожилось от ужаса, как будто его холодной рукой взяли; он узнал этот неподвижный взгляд. Именно так она смотрела на него в больнице – на него, но как будто сквозь него.
-Джен, - громким шепотом позвал он, - Джен! Очнись!
Девушка обернулась и посмотрела на него все тем же отчужденным взглядом.
-Скажи, - спросила она, - разве можно любить двоих?
Не было нужды даже спрашивать, кто ей приснился.
- Джен, - позвал Ланс, - иди ко мне.
Она даже не пошевельнулась; юноша выбрался из-под одеяла, решительно подхватил её на руки и отнес обратно в постель.
- Скажи, что ты видела, - попросил он, укутывая её одеялом по самые уши.
- Не хочу, - ответила девушка, отворачиваясь к стене, и мрачно замолчала.
Ей никогда не приходило в голову сравнивать их;  у неё даже ни разу не возникло мысли о том, что, занимаясь сексом с Лансом, она изменяет умершему жениху. Если с Артуром она занималась любовью, то секс с Ланселотом девушка  вообще не воспринимала, как секс, то есть что-то романтическое; это было что-то вроде терапии, лекарства, которое превращало страдание в сладкую, чем-то даже приятную муку.  Теперь, когда в ночных кошмарах она видела летное поле и раскуроченный самолет, она видела его рядом с собой – а вдвоем было уже не так страшно.

Джен тихонько обернулась посмотреть, что он там делает; Ланс спокойно лежал, заложив руки за голову, и глядел в потолок. Он давно выучил, что в такие моменты её не нужно трогать; как только чуть отойдет и начнет рассказывать, что её напугало  –  вот тогда  её можно будет пожалеть, погладить, ободрить. Но он еще не знает, подумала девушка, что на этот раз я испугалась не ночных кошмаров, а себя самой.

Джиневре приснился Артур, такой, каким она его запомнила в ту, последнюю ночь  - живой, ласковый, страстный, - а проснувшись, она обнаружила под боком Ланса, и встревожилась. Она никогда их не сравнивала, просто не думала об этом. У Артура были твердые, жесткие  руки;  у Ланса, хотя он и возился со всякими железяками, кожа на руках оставалась нежной, как у девочки.  Обнимаясь с Артуром, она с удовольствием вдыхала запах дорогого парфюма; от Ланса постоянно пахло машинным маслом, бензином, тосолом и прочей автомобильной гадостью. В постели он делал все совсем по-другому, не так, как Арти – в общем, они ни в чем не были похожи. Раньше она думала, что это не волнует её потому, что Ланселот – это для нее совсем  не то, что Артур; но теперь девушка с ужасом поняла, что любит его безо всякого сравнения, что он просто-напросто занял в её сердце место, которое, казалось бы, никто и никогда больше не должен был занять  –  и она ужаснулась этому своему открытию.
- Ланс… - несмело пробормотала она.
-Что? - спросил он, - собираешься спросить, почему я – не он?

Джен изумленно распахнула глаза.
- В голове у тебя один, в постели – другой, а на сердце, как видно, мы оба… Блин, женщины, я вас никогда не пойму!
- Лансик, я не знаю, что мне делать…
-Джен, я все понимаю, поэтому до сих пор и молчал. Но кто же разберется в тебе, если ты сама этого не сделаешь?
- Никто, - быстро ответила она.
-Знаешь, - подумав, признался юноша,  -  мне давно осточертели эти игры, я и терпел-то только ради тебя. Но сейчас мне кажется, что все, хватит уже… Поцелуй меня, пожалуйста.
Девушка автоматически выполнила просьбу. Как только её губы коснулись губ юноши, он рывком прижал  её к себе и впился в неё так решительно, будто хотел укусить. Он целовал её, пока хватало дыхания, хоть и понимал, что перед  расставанием не нацелуешься, как перед смертью – не надышишься.
- Что с тобой? – испуганно спросила Джен, отдышавшись.
- Джиневра, - хрипло ответил Ланс, - сейчас я сделаю то, что тебе не понравится,  но я должен это сделать. Так будет лучше для всех, особенно для тебя.
- Ланс, что ты…  - он не дал ей закончить фразу, снова заткнув ей рот поцелуем, потом, с  трудом оторвавшись от сладких женских губ, подхватил куртку и бросился к окну.
- Ланселот! – истерично выкрикнула девушка, когда увидела, как он готовится к прыжку   – и ей было все равно, что её услышит весь дом.
-Не бойся,  -  Ланс оперся на карниз, приподнялся на руках и показался в окне, - я не убился, просто ушел. Если что, ты знаешь, где меня найти.
-Уходи, -  безразличным тоном произнесла она.  Она не закричала, не заплакала, когда услышала в тишине ночи грохот приземляющегося тела, только отвернулась к стене и укрылась с головой одеялом.

… Прошло два месяца.
- Эй, сынок, с тобой тут поговорить хотят.
Ланс выполз из-под кузова, оглянулся и увидел скромно стоящую в сторонке Джен.
- Дедуль, ты бы сходил, перекурил, что ли, а мы пока пообщаемся.
Седоусый «дедуль» неодобрительно зыркнул на него.
-Чехлы мне не изгваздайте, - проворчал он, - новые совсем.
-Дед!
-Что «дед»? Знаю я ваши «разговоры»!
- Не сердись на него, - попросил Ланс, когда девушка приблизилась, - он такой… Старой закалки мужик, строгих нравов. Потрясно выглядишь, кстати.
- Спасибо, стараемся!
 - Как живешь-то?
- Да странно все как-то, - ответила она, ковыряя носком туфли землю.
- Я, честно сказать, уже перестал надеяться, что ты придешь.
- Мне нужно было время, чтобы подумать.
- О чем?  - Ланс посмотрел на неё с удивлением, - что-то случилось? Ты… ты забеременела?
-Да  нет.
-Жаль, - простодушно брякнул он, и, сообразив, поправился, - то есть хорошо, конечно, тебе это сейчас  совсем некстати. Так что ты там надумала?
- Ланс…
- Подожди! Прежде, чем ты заговоришь, я хочу сказать, что хорошо подумал над тем, что ты тогда спрашивала. Я могу любить  двоих, как ни странно. Ты никогда мне её не заменишь, это правда, потому  что никто не сможет её заменить – но тебе и не нужно стараться. Я тебя люблю такой, какая ты есть, потому  что это – ты. Вот такая вот странная вещь… так что ты мне хотела сказать?
Джен посмотрела на то, как вытирает измазанные руки какой-то тряпкой. Он совсем не был похож на мужчину, которого она представляла рядом с собой – и она  удивлялась  тому,  насколько мало её это расстраивает. Девушка тяжко вздохнула и присела на капот.
- Я пришла сдаваться в плен, - пробурчала она, - не могу без тебя, давай поженимся.
- Чего? - ошарашено переспросил он.
- Давай поженимся, - повторила она, - хочу быть с тобой постоянно.
-  А родители  что скажут?
- Нет, ну ты смешной! Я тебе что, на родителях жениться предлагаю?
- Джен, я их очень уважаю, и мне кажется, им нужен не такой зять.
- Мне нужен такой муж, мне! Что тебе еще нужно знать? Нет, если не хочешь, то так и скажи.
- Честно? - перебил он её, - я даже мечтать об этом не смел.

Вот так, с взаимного согласия, все и произошло. С самого начала никто не верил в это брак; Джен пришлось немало выслушать, когда она пришла с этой новостью к родным.

- Джиневра, он, конечно, замечательный молодой человек, и нам с папой он очень нравится, но он совсем не подходит тебе, дорогая. У вас нет практически ничего общего! Что не возьми – воспитание, образование, мировоззрение, - вы ни в чем ни сходитесь. Умоляю тебя, дочка, подумай хорошо, не кидайся в омут с головой!

- Я тебе, дочка, так скажу: развлекайся, как хочешь, это ваше дело, молодое, но замуж за него идти не смей. Этот голодранец моим зятем не будет, слышишь, не бу-дет!

- Ты что, дорогая! Хороший секс – это здорово, но зачем ради этого замуж-то идти? Не в семнадцатом же веке живем… Или ты залетела от него? Дурочка! Нашла из-за чего свою жизнь гробить! Давай я отведу тебя к своему доктору, он все исправит, пока не поздно.

- Джен, послушай меня, это неправильно. Ты с ним общаешься-то только потому, что вы вместе пережили ту катастрофу, а теперь, получается, ты за катастрофу выходишь замуж. Ты собираешься до конца дней своих смотреть на него и вспоминать все те ужасы, которые ты видела? Ты собираешься всю жизнь вариться в этом? Подумай, Джен! Может, пора распрощаться с прошлым и сделать шаг вперед?

Джен выслушала всех, еле сдерживаясь, чтобы никому не нагрубить, повернулась на каблучках и вышла вон. Лансу пришлось приложить много усилий, чтобы уговорить её снова вернуться в семью – а ведь ему, «удачно устроившемуся жениху»,  пришлось выслушивать от них куда более жесткие речи, о чем Джен никогда не узнала. Несмотря на все мрачные прогнозы, как ни странно, они были женаты уже два с половиной года и не собирались расходиться, наоборот, ждали увеличения семьи. Фотографии лучших друзей семьи, которые навсегда остались двадцатилетними, пылились в альбомах, а они продолжали жить, несмотря ни на что – жить так, как им нравится.

Все лампочки в магазине на секунду погасли, и снова вспыхнули.
- Что это? – испуганно спросила Джен, возвращая медведя на полку.
- Перегрузка сети, наверное, - сказал Ланс, - не бойся ничего, я же с тобой.
-Кхе-кхе, - откашлялся кто-то у них за спиной. Супруги обернулись и увидели человека, которого там раньше не было.
- Разрешите спросить, - без долгих предисловий сказал он, - вы счастливы?
- Извините, - ответил Ланс, - мы не будем у вас ничего покупать, и веру менять тоже не будем.
- А я и не собирался вам ничего предлагать, - перебил странный человек, - просто скажите мне: вы – счастливы?
Ланс скривился, не зная, как отвязаться от ненормального, и решил ответить.
- Да, - за обоих ответила он, - да, мы счастливы.
- С тобой все ясно. А вы, - незнакомец посмотрел на Джен, - вы, милая леди, счастливы?
- Да, - чуть испуганно ответила она, - да, я счастлива.
Он посмотрел на неё внимательно и вдруг улыбнулся.
- А Бог и хочет от человека только одного – чтобы тот был счастлив. Возьми, это тебе.
 И он протянул ей ярко-красную розу, которая появилась у него в руке ниоткуда, словно бы из воздуха соткалась.
-Возьми, не бойся.
Джен осторожно взялась за колючий стебель.
- Я знаю тебя, - вдруг проговорила она, - я видела тебя тогда, на летном поле.
Волшебник не проявил ни удивления, ни испуга. Он просто смотрел на неё, склонив голову набок, и ничего не говорил.
- Кто ты такой? – с ужасом спросила Джен, сжимая в пальцах стебель розы, - что тебе нужно? Как тебя зо…
Она даже не успела договорить  «.. вут» - волшебник улыбнулся широкой улыбкой чеширского кота и моментально растаял в воздухе, как будто его и не было. Никто не мог знать, что он остался рядом и продолжил наблюдать за молодой парой невидимым, пока к нему не присоединился кое-кто еще.

- Вот это давка на улицах – люди просто сметают друг друга! Я уж думала, все, работа опять меня нашла – сейчас как затопчут друг друга, только успевай души считать, - отдышавшись, быстро-быстро проговорила новоприбывшая, - и чего все так рвутся праздновать этот клятый Миллениум? Он же в следующем году!
- Люди думают, что двухтысячный год и есть первый год нового тысячелетия. Они забывают, что нулевого года не было, - чуть улыбнувшись, ответил волшебник, - здравствуй, моя радость! Зачем ты тут? Что-то должно произойти? Я не почувствовал.
- Привет! Нет, - отрицательно помотала головой девушка, - ничего не случится. Просто приехала, чтобы встретиться с тобой – такой вот женский каприз. Не будешь злиться?
- На тебя? Да никогда! – он осторожно взял её за плечи и повернул влево, - смотри.
Девушка присмотрелась, присвистнула, заулыбалась.
- О, знакомые всё лица! Приятно видеть их вместе, да... Признавайся – твоих рук дело?
Волшебник отрицательно мотнул головой.
- Нельзя заставить человека полюбить, и изменить то, что заложено судьбой, нельзя. В любом случае они бы встретились – в другое время, при других обстоятельствах, но встретились бы.
- Странно все это, - вслух удивлялась волшебница, - ты не привязываешься к людям и принципиально не лезешь в их дела, потому что в твоих масштабах они – такая же мелочь, как тараканы… Почему же на этот раз ты вмешался?
Волшебник загадочно улыбнулся, но улыбка тут же померкла.

- Скажи, что заставляет их двигаться вперед, несмотря на страдания и боль? – спросил он.
- Они называют это надеждой.
- Надежда? Не говори глупостей! Надежда – это то, что чувствуем мы, те, кто видит пути к спасению, а они ведь ничего не видят! Большая часть мира сокрыта от их глаз, и они бредут по жизни, тыкаясь то туда, то сюда, как слепые котята, у которых еще не прорезались глазки… Какая для них может быть надежда?
- Да, люди не видят того, что видим мы, и не имеют понятия обо многих вещах, - согласилась волшебница, - да, они даже не могут узнать, что с ними будет завтра – но и у них есть своя радость, и у них есть надежда. Они интуитивно чувствуют, что нельзя опускать руки, что нужно продолжать идти, что бы ни происходило – и когда-нибудь ты придешь туда, куда стремишься… Вот это они называют надеждой.
- И что, они действительно этим живут?
- Они даже умирают с этим, - просто ответила девушка, - я часто вижу надежду в гаснущих глазах умирающих, хотя им по определению уже не на что надеяться.

Волшебник надолго замолчал, задумавшись.
- Да, - наконец проговорил он, - с каждым годом я все больше отдаляюсь от людей и все больше перестаю их понимать… Печально.
- Можно спросить, почему ты подарил ей розу? Если это не секрет, конечно.
- Не секрет, - честно ответил волшебник, - я подарил ей розу, потому что восхищаюсь ей и потому, что она сильнее меня.
- Она? Сильнее?! Тебя?!!
- В моральном плане сильнее, потому что идет вперед, хотя и не знает, что принесет ей следующий шаг. Видишь, она потеряла все, что у неё было, но нашла в себе силу встать и снова пойти вперед  - просто потому, что очень любит жизнь. Такая твердость достойна всякого уважения… ну ладно, я знаю, ты не любишь, когда я долго говорю о других женщинах. Ты-то здесь какими судьбами? Куда ты и откуда?
- Я? С утра еще была в Дагестане, потом пересадка в Москве, потом сделала остановку здесь, чтобы передать тебе привет, а дальше – лечу в Индию, в Кашмир… Уф, вроде все.
- Кашмир? Я знаю, что там происходит – два народа собрались поиграть в войнушку, а тебе придется во всем этом вариться. Но ведь ты же всегда ненавидела войны?
- Да, я ненавижу войны, - прищурившись, ответила девушка, - и поэтому я вмешиваюсь во все войны, которые только случаются на земле, чтобы их не осталось вовсе. А ты куда?
- А мне через три дня в Китай, в дельту прекрасной Янцзы.
- Как в Китай? Опять в Китай?
-  Не опять, а снова! Китайцы совсем зашились и собирают всех, кто может им помочь.
- Скажи лучше: всех, кто не успел хорошо спрятаться, - иронично поправила девушка.
- Именно так! Знаешь, как обидно: отдыхал себе в беззаботном Париже, пил шабли и закусывал устрицами, и вдруг – раз! – пинком в Китай. Каков контраст! Пожалей меня, а?
- Бедненький мой, - шутя сказала девушка и потрепала его по затылку, - не повезло тебе. Будешь на Тибете – кланяйся от меня Ашанте, тысячу лет его не видела.
- И впрямь тысячу?
- Нет, это фигура речи.
- Понятно. Тебе, значит, на юг, мне – на юго-восток… Смотри, как быстро мы оба вышли на международный уровень, даже века не прошло.
- Таких, как мы, мало, потому мы и нарасхват. Тебя в этом что-то удивляет?
- Нет, удивляет меня как раз другое. Я даже не могу пожелать, чтобы мы почаще встречались, потому что Вселенная обязательно прислушается к моим желаниям и начнет организовывать ситуации, где нам  придется работать вдвоем – наводнения, смерчи, пробуждение вулканов – и, значит, смерти всех, кто при этом погибнет, будут на моей совести. Вот это меня ошарашивает и огорчает одновременно.
- Ты сам говорил, что мы разойдемся, вот и разошлись. Ты – маг стихий, я – маг массовых смертей,  а природа не так часто несет смерть, как люди полагают.
- Плох бы я был, если бы такое случалось часто, - фыркнул волшебник, и замолчал. Девушка тоже замолчала, послушно выжидая, что он скажет еще.

- Слушай, а может, пошлем всех и возьмём отгул? Мир не рухнет, если поживет без нас сутки.
- Что ты предлагаешь?
- Девочка моя, сейчас Рождество, а Рождество бывает раз в году! Может, слетаем в Париж? Последние три месяца я прожил там, и, скажу тебе, это не город, это волшебная бабушкина шкатулка – поройся в ней, и найдешь любые сокровища. Хочешь побродить со мной по городу? Я там знаю такие местечки, о которых даже Мопассан не знал.
- Учитель, не совращайте меня! – хихикая, ответила молодая волшебница.
- Я тебя не совращаю, я просто предлагаю тебе весело провести время, - быстро проговорил он и добавил умоляюще, - ну пожалуйста! Я растяну воспоминание об этом дне лет на десять, и буду жить им, пока мы не встретимся снова.
Девушка подняла на него огромные серебристо-серые глаза.
- Что-то здесь не то. Тебе ведь не просто компания нужна, тебе нужна именно я.
- Ты правильно поняла – мне нужна ты. На всю жизнь или хотя бы на сегодняшний вечер.
- Довольно необычное признание в любви, - почти не разжимая губ, пробормотала девушка, тщетно стараясь сохранить самообладание.
- Я сам по себе необычный, и ты знаешь, что я никогда не умел говорить красиво, - проговорил маг, глядя не на неё, а куда-то в пустое пространство справа от себя, - и это не спонтанное решение. Я тебе даже кольцо купил, в коробочке лежит…  Сегодня, когда я глядел на эту девочку, я понял одну вещь: только любовь может соединить нас с этим миром, только она помогает нам включиться в поток жизни. Когда мы не любим и не любимы, мы пусты, мертвы и бесполезны для мира. Тогда я спросил себя, где же моя любовь, и удивительно быстро вспомнил, что она рядом со мной. Осталось только узнать, что ты об этом думаешь.
- Ты давно знаешь, что я об этом думаю, - на редкость спокойным голосом ответила девушка, - я всегда тебя любила, и в этой жизни, и в прошлой. Просто в какой-то момент это показалось тебе помехой, и ты от меня отдалился.
- Мне просто показалось стыдным быть влюбленным в собственную ученицу, - честно признался волшебник, - да, только  из-за этой ерунды я тебя оттолкнул. Вот такой я был дурак… А будет ли мне прощение?
Девушка повернулась и посмотрела ему в лицо прямо и смело.
- Тебя простили еще в тот миг, когда ты совершил эту ошибку, - ласково ответила она, - но как же две жизни, которые стремительно расходятся?
- Посмотрим, как они разойдутся, когда мы сплетем их вместе, - ответил мужчина, протягивая ей руку, - нужно уметь вовремя бросить судьбе вызов… Ты со мной?
- Я всегда с тобой, - ответила она, вкладывая ладошку в его широкую ладонь. Маг осторожно взял эту хрупкую ручку, перевернул её тыльной стороной вверх и легко поцеловал её.
- Сегодня Париж наш, - сказал он, - куда ты хочешь пойти?
- С тобой – куда угодно.

Длинное - длинное послесловие
Наши дни

Пролетело девять Рождеств, пришло десятое. Вечером Сочельника молодая семья – мама, папа и дочка-школьница, - прогуливались по улочкам маленького коттеджного поселка, чтобы хорошенько поморозить щеки перед тем, как сесть за праздничный стол.
- Ух ты, моя вишенка, - с любовью сказал папа, пощипывая дочку за разрумянившуюся щечку, - так бы и съел тебя сейчас!
Девчушка ответила ему звонким смехом.
- Мам, пап, а мы будем колядовать? – нетерпеливо спросила она.
- Даже не знаю, дочка, - нерешительно ответила Джиневра, - видишь, мы здесь недавно поселились и пока не знаем, какие люди здесь живут. Может быть, они не любят, когда соседи распевают песни у них под окнами.
- Но мы ведь не узнаем этого наверняка, пока не попробуем, так ведь? – с хулиганским задором предположил Ланселот.

Девочка посмотрела на одного родителя, потом на второго, и снова с мольбой уставилась на мать.
- Мамочкаа, ну пожалуйста-а… - самым нежным голоском затянула она.
- Ладно, - сдалась мама, - попробуй, но только один разок.
- Спасибо! – радостно крикнула девочка, бросаясь на маму, чтобы обнять её коленки через меховую шубу, и, распеваясь на ходу, резво побежала к ближайшему же домику.
- Звезда! – с усмешкой сказала Джен, глядя ей вслед.
- Она чудесная, - нежно сказал Ланс, - и мне становится страшно, когда я думаю, что мог бы не стать её отцом.

Джиневра вздрогнула, остановилась и повернулась к нему.
- Не говори так, - резко сказала она, - кто еще бы мог быть её отцом, кроме тебя?
- Ты сама знаешь.
- Я сама знаю, что она – твоя копия. Никто, кроме тебя, не смог бы стать её отцом, понимаешь? В неё половинка от тебя и половинка от меня. Если бы я родила дочь от кого-то другого, это была бы другая девочка, но не наша Лена.
- А если бы мы не встретились?
- Встретились бы, - уже не так уверенно, но с той же твердостью в голосе ответила Джен, - от судьбы все равно не уйдешь, я знаю. Все равно мы были бы вместе.
- Ты просто золото, - улыбаясь, ответил Ланс, - видимо, все, что в ней есть хорошего, она взяла от тебя. И знаешь еще что? Я люблю тебя.
- И я люблю тебя, - ответила она, улыбаясь, - и почему-то чем дальше, тем больше… А теперь побежали за ней, пока наша мамзель весь квартал на уши не поставила.

И они, ускорив шаг, ходко пошли вперед, догоняя маленькую девочку, которая уже стучалась в какую-то дверь.
- Стой, стой, - Ланс остановил наивного ребенка, удержав маленький кулачок, - никто так не делает. Нужно, как воспитанный ребенок, позвонить, - и он приложил маленький пальчик к кнопке дверного звонка.
Раздалась птичья трель; в глубине дома послышались чьи-то шажки, занавеска в окне приподнялась, и наружу показались два серых глаза и нос-кнопочка.
- Что вы хотите? – с любопытством спросил детский голосок.
-Малыш, зови взрослых, - весело крикнул Ланс, - мы колядовать пришли.
Паренек опустил занавеску, спрыгнул с подоконника, громко стукнувшись пятками об пол, и исчез. Буквально через минуту дверь распахнулась, и мальчишка дет девяти высунул любопытный нос на улицу.
- А где же взрослые? – спросила Джиневра.
Мальчик помолчал, раздумывая, как ответить.
- Они позже подойдут, - нашелся он, - но вы можете прямо сейчас начинать петь.
- Что ж, хозяин-барин, - пожал плечами Ланселот, - дочка, давай споем!

Небо и земля, небо и земля               
 Ныне торжествуют               
Ангелы людям, Ангелы людям
Весело сказуют:
 Христос родился - Бог воплотился.
Ангелы спевают – царие  встают.
  Поклон отдают – пастыри играют,
Чудо, чудо поведают.

Мальчишка выслушал песенку, навострив уши.
- Все! – хором сказали отец и дочь, допев.
- А я что должен сделать? – поинтересовался мальчик.
- Позови взрослых, мы и для них споем, - великодушно предложил Ланс.
Ребенок с минуту смотрел на него, вылупив огромные серые глазищи, не зная, признаваться или нет.
- Извините, - замявшись, сказал он наконец, - но сейчас, кроме меня, никого нет дома.
- Сколько же тебе лет, сынок?
- В сентябре будет десять, - не без гордости ответил мальчик.
- Так тебе столько же лет, сколько и нашей Лене, только она тебя на пару месяцев старше… И что, родители не боятся оставлять тебя одного дома?
- Иногда оставляют, - важно сказал мальчик, - они считают, что я уже взрослый и на меня можно положиться.
- Но ведь это же опасно! Люди разные бывают – вдруг кто-то захочет тебя обидеть, а их не будет рядом, чтобы тебя защитить.
- Они всегда рядом и защищают меня, - с убежденностью заявил ребенок, - если кто захочет меня обидеть, папа сделает так, что ему небо с овчинку покажется, а мама еще и добавит.
- Суровые родители, - присвистнул Ланс, - шутить не любят…
- Вы ведь Пендрагоны? – неожиданно спросил мальчик.
- Э-э… ну да, - оторопело ответил Ланс, - это наша фамилия. Меня зовут Ланселот, а это – Джиневра, моя жена и Лена, моя дочка.
- Все точно, - кивнул мальчик, - мама сказала, чтобы я пригласил вас в дом и угостил чаем, если вы придете, пока их не будет дома.
Джен и Ланс переглянулись.
- Наверное, они где-то услышали о том, что мы недавно переехали, и подумали, что мы можем зайти к ним с визитом, - нашла объяснение Джен.
- Так вы будете раздеваться, или как? – переминаясь с ноги на ногу, спросил мальчик, - у нас очень вкусный яблочный пирог, мама еще с утра готовила… Хотите пирога?
- Лично я очень хочу яблочного пирога, - громко сказал Ланселот, - а вы, девочки?
- Хотим-хотим-хотим! – восторженно запищала Лена, - правда ведь, мамочка? Хотим, да?
- Только не испорти аппетит, - строго сказала мама, - съешь кусочек, и хватит. Хорошо, малыш, мы выпьем с тобой чаю…

… - У вас очень красивый дом, - сказала она, когда все уже сидели за столом и уминали по второму куску удивительно вкусного пирога, - нигде не видела столько необычных вещей.
- Мама и папа всегда привозят разные штуки, когда возвращаются из путешествий, - пояснил мальчик, звонко цокая ложечкой о края фарфоровой чашки.
- Так значит, они у тебя любители поездить по миру? – поинтересовался Ланс, отправляя в рот кусочек пирога, и, прожевав, добавил, - а чем они вообще занимаются?
- Не знаю, сэр, - ответил мальчик, ковыряя  ложечкой кусок пирога, лежащий перед ним на блюдце.
- Как так? – удивился Ланс, - ты даже не знаешь, кем работают твои родители? Может, они прохожих грабят на большой дороге?
- Может быть, сэр. Они никогда не говорили, кем работают. Обычно они просто говорят: «появилась работа», или «есть дело», или «мне нужно срочно уехать туда-то». Они никогда не объясняют, что они будут там делать.
- Наверное, какие-нибудь фрилансеры, - решил Ланс, - малыш, не надо звать меня «сэр», зови меня просто Ланселот, или мистер Пендрагон, хорошо?
- Хорошо, мистер Ланселот.
- А где твои мама и папа сейчас? – вмешалась в разговор Джен.
- Мама с утра уехала смотреть на какой-то ночной клуб, сказала, что там может рухнуть крыша. Она скоро вернется.  А папа в Гамбурге, ждет, пока погода наладится, но и он тоже должен сегодня вернуться.
- Нелетная погода?
- Ага. Да это всегда так бывает - папа ездит только туда, где плохая погода, и возвращается только после того, как она исправляется.
- Так он у тебя, должно быть, синоптик? Метеоролог? – допытывался Ланс.
- Не знаю, сэр. Может быть, это так и называется, но я не знаю.
- Я же говорил, не называй меня «сэр». И как же он собирается успеть домой к Рождеству? Даже если папа успеет разогнать все тучи в небе, все равно он вряд ли успеет на самолет.
- Папа сказал мне по телефону, что плевать он хотел на самолеты. Сказал, что, как только погода наладится, полетит домой на метле.
- На метле, говоришь? – Джен цокнула языком, - твой папа, однозначно, крут. Мало кто в наше время умеет правильно обращаться с метлами, - она изо всех сил сдерживалась, чтобы не расхохотаться и не обидеть тем ребенка.
- Кстати, мистер Ланселот, поможете мне сделать одно дело, пока я о нем не забыл?
- Конечно, сынок, - Ланс резво вскочил на ноги, - что мне нужно делать?
- Выдвиньте, пожалуйста, заслонку у печки, а то я не достаю, - мальчик резво подбежал к камину и показал пальчиком вверх, - вот она.
Мужчина с натугой вытянул наружу тяжелую чугунную пластину.
- Так пойдет?
- Вытащите её полностью, пожалуйста, - попросил мальчик.
- Ждешь визита Санта-Клауса, сынок?
- Нет, просто папа может вернуться через дымоход, и я не хочу, чтобы он застрял там и подвернул себе ногу, - деловито ответил ребенок.
Ланс повернулся к мальчику, изумленно хлопая ресницами.
- Ты, должно быть, шутишь?
- Почему? В прошлый раз он так и сделал.
- Твой папа чистил дымоход и спустился через трубу в камин? – предположила Джен.
- Нет, он вот так же под Рождество возвращался домой, а Санта подвез его на своих санях и сбросил в наш дымоход. Они с Сантой старые приятели и почти что коллеги.
- А, - успокоившись, ответил Ланс, - вот оно как. Что ж, это многое объясняет.
- Конечно, мистер. Значит, выбирается папа из камина, ставит на пол чемоданы, отряхивает плащ  и говорит…
- Постой, - перебил Ланс, - у него и чемоданы были?
- Два, мистер. По чемодану в каждой руке.
- А как же он протиснулся с чемоданами в печную трубу?
- Не знаю, как, - пожал плечами мальчик, - обыкновенно.
- Ну и фокусник же твой папаша, - фыркнул Ланс.

Мальчик надул губки, глазки подозрительно заблестели.
- Вы мне не верите, да, мистер Пендрагон? Вы думаете, я вас обманываю?
- Ничего подобного, - быстро проговорила Джен, - мы знаем, что ты говоришь правду. Да ведь, Ланселот?
- Конечно, - с готовностью откликнулся Ланс, - никто не сомневается в тебе, сынок!  Кстати, как ты думаешь, если мы тоже пригласим твоих родителей на чай, они придут?
- Надо у них спросить, - разумно ответил мальчик, - но я думаю, что они согласятся. Они, наверное, хотят с вами подружиться.
- А хотим ли с ними подружиться мы? – шепотом спросил Ланс у Джен,  снова присаживаясь на свой стул  рядом с её стулом.
- Шутишь! – шепотом же ответила она, -  я просто мечтаю познакомиться с этим замечательным папой, который сотрудничает с Сантой Клаусом, летает на метле и организует по всему миру хорошую погоду. Интересно, Лена тоже считает нас с тобой всемогущими волшебниками?
- Не знаю, - задумчиво пробормотал Ланселот, - но я бы очень этого хотел… Ладно, - громко сказал он, отставляя от себя опустевшую чашку,- в гостях хорошо, а дома все-таки лучше. Спасибо тебе, сынок, и родителям твоим спасибо. Так и передай, что Пендрагоны очень им благодарны и тоже ждут их в гости.  Пойдемте, дамы, нам пора собираться, а то опоздаем домой к ужину.
 -Паа-ап, я хочу остаться, - капризно наморщила носик Лена, - мне тут нравится.
-Дорогая, ты можешь пригласить мальчика к нам, если хочешь, - предложила Джен, - малыш, ты хочешь пойти с нами? Поиграешь с Леной, посмотришь телевизор, а твои родители потом тебя заберут.
Мальчик задумался; видно было, что пойти ему хочется так же сильно, как и остаться.
- Спасибо, миссис Джиневра, - вежливо ответил он, - но лучше я останусь. Папа и мама могут вернуться с минуты на минуту, и они очень расстроятся, если не найдут меня дома.
- Может быть, ты хочешь, чтобы кто-то из нас побыл с тобой, пока они не приедут? – предложил Ланс.
- Но к вам же едут гости, - резонно возразил мальчик, - нехорошо заставлять родственников ждать. Вы идите, не бойтесь за меня – папа и мама скоро будут дома.
- Ну, как знаешь, - недоверчиво сказал Ланс, помогая Джиневре надеть пальто. Только стоя на пороге, он вспомнил, что забыл спросить самое важное, и обернулся:
- А звать-то тебя как, сынок?
- Пэрис.
- Париж? – звонко расхохоталась Лена, - ах-ха-ха! Париж! Париж-Париж!
- Дочь, прекрати, - одернула её Джен, - извинись немедленно!
- Да ничего, я привык, - хмуро ответил Пэрис, - папа тоже иногда называет меня Парижем и каждый раз вот так же, как она, хихикает. Я даже не знаю, почему … Это что, так смешно звучит?
Джен и Ланс переглянулись.
- Слышишь, - Джен толкнула мужа локтем в бок и прошептала, хихикнув, - у него день рождения в сентябре. Понимаешь, что это значит?
- Да, - так же шепотом ответил Ланс, - десять лет назад кое-кто здорово отпраздновал Рождество в Париже.

Взрослые попрощались с мальчиком, с трудом вытащили за калитку свою маленькую дочь и, держа её за руки, повели  домой. Они шли, оставляя глубокие синие следы на узкой заснеженной дорожке, и не замечали, как за ними пристально наблюдают две пары внимательных глаз.
- Слышал, - сказала женщина в белом, обращаясь к своему спутнику, который сжимал в левой руке большую метлу с густыми прутьями, - мы – фрилансеры! Надо запомнить.
-Ай-яй-яй, - пробормотал волшебник, пощелкивая пальцами, - они узнали нашу маленькую тайну! Что мне с ними за это сделать?
- Да ничего, - улыбаясь, ответила волшебница, - сейчас даже модно называть ребенка в честь места, где он был зачат. Все знаменитости только так и делают, слышал?
- Повторюшники, - презрительно махнул рукой волшебник, - мы первые это придумали. И ведь они правы: всякий раз, когда я произношу его имя, я мысленно вижу ту рождественскую ночь в Париже и хихикаю. Чего мы только с тобой не вытворяли, а!
- Бесстыдник! – волшебница засмеялась - ты что, постоянно об этом думаешь?
- Я ведь обещал, что это воспоминание будет греть мою душу, как минимум, лет десять, - вполне серьезно ответил он ей, - так и вышло. О чем еще мне думать, когда я оказываюсь на другом конце света? Только вспоминать все самое хорошее, что у нас было и есть.
Волшебница задумалась, опустив долу миловидные глаза.
- Ты ведь не жалеешь о том, что принял такое решение? – прямо спросила она.
- Ни на секунду не пожалел, - ответил волшебник, привлекая её к себе, - мы были сильны поодиночке, а вдвоем стали еще сильнее. А уж теперь, когда нас трое, нас и вовсе не победить… И знаешь, что – я снова начал любить Рождество, - неожиданно добавил он.
- Отчего? Из-за того, что Пэрис его любит?
- Да, и еще из-за людей. Люди в эти дни светлые, чистые, какими редко бывают, и мне нравится слушать, как они славят Христа, хотя мы-то с тобой и знаем, что все было не совсем так, как они говорят.

Волшебница кивнула.
- Я никогда тебя не спрашивала, но – мы здесь надолго?
- Лет на десять – пятнадцать. Потом людям начнет казаться странным, что у тебя по-прежнему мордашка двадцатилетней девочки, а я так и остался сорокапятилетним.
- И мы снимемся с места и осядем где-нибудь еще, чтобы потом уехать и оттуда, - закончила фразу волшебница, - схема отработана веками.
- Да, так. Мне бы хотелось, чтобы наш сын вырос здесь, чтобы он успел войти в первую пору человеческой зрелости прежде, чем нам придется уезжать. Только тогда я смогу объяснить ему, кто такие на самом деле его родители, и предложить ему выбор.
- А если он не захочет пойти с нами, если выберет жизнь обычного человека? Тогда ведь...
- Да, - спокойно ответил волшебник, - однажды мы увидим, как он умрет.
Волшебница вздрогнула: она видела столько смертей, и все равно не смогла к этому привыкнуть, смерть же родного ребенка казалась ей чем-то настолько страшным, что в реальности случиться просто не может, и даже думать об этом она отказывалась.
- Что ты! Что с тобой, родная?
 - Ничего, - ответила она, стараясь скрыть навернувшиеся слезы, - ничего, все хорошо. Я знала, на что иду, когда его рожала, знала, что так может быть… Все хорошо, я привыкну.
- Тише! Не думай сейчас об этом, - сказал волшебник, чтобы успокоить её. А что еще он мог сказать? Он ведь тоже с самого начала знал, что так будет.
Молодая женщина ста тридцати лет от роду затихла в объятиях мужа.
- Знаешь, о чем я сейчас думаю? Вспоминаю, как увидел тебя в первый раз.
- Ты еще помнишь? Сто с лишним лет прошло!
- Сто семнадцать лет и пять месяцев – а мне все кажется, что это было вчера… Ты тогда была чуть постарше, чем Пэрис сейчас, у тебя были ясные глазенки и смешные косички, которые ты как-то интересно укладывала.
- Крендельками? - волшебница улыбнулась сквозь слезы, - у меня были кривые зубы и ножки тонкие, как макароны, это ты был настоящим красавцем.
- Ну да, - хихикнув, согласился волшебник, - я неплохо выглядел для трехсотлетнего.
- Разве нет? У меня от восторга ноги подкашивались, когда мой отец, земля ему пухом, нас знакомил. Помнишь, что он при этом сказал? »Виола, это господин…» Ой,  как тебя тогда звали?
- Ты думаешь, я помню? Столько имен с тех пор сменил!
- Ну, да неважно. «Виола, этот господин  - мой компаньон и друг. Мне бы хотелось, чтобы ты с ним подружилась, потому что он может стать тебе наставником и надежным другом на всю жизнь». Да, батюшка, светлая ему память, умел предвидеть будущее.
- Наверное, и вправду умел. Я вот и подумать тогда не мог, что вижу свою будущую жену.

Волшебник помолчал, подбирая в уме слова.
- Знаешь, - заговорил он наконец, - с тех пор между нами много всякого происходило – мы ссорились и мирились, расходились и сходились, бывали на ножах и снова прощали друг друга – но никогда я не был так счастлив, как сейчас, когда мы вместе, когда у нас подрастает сын. Что бы ни ждало нас впереди – это того стоило.
Волшебница улыбнулась сквозь слезы, её лицо посветлело.
- Мой папа не был волшебником, как мы с тобой, но кое в чем он разбирался хорошо. Он потому и сказал так, представляя нас друг другу, что сразу увидел – я полюбила тебя с первого взгляда. И, представляешь, до сих пор люблю! Забавно – любовь со столетним стажем…

- Скажи, я не зря позвала Пендрагонов в гости? Мы ведь будем дружить? – немного помолчав, спросила она, - правда, у нас Парис, а у них Елена… Не случилось бы Троянской войны.
- Я им устрою Трою ремнем по попе, - хмыкнул волшебник, - а на родителей я обижен. Они смеялись над моей старушкой Нэн!
- Над кем? – не поняла она. Мужчина молча показал на свою метлу.
- Так у тебя, кроме меня, есть еще подружка! – возмутилась его супруга.
- Да-а, - гордо сказал волшебник, любовно поглаживая прутья, - и она никогда не подводила меня, в отличие от других женщин. Правильно все-таки говорят, что старые методы – самые лучшие! Я на ней со времен Мартина Лютера летаю, и никаких проблем.
- Мартина Лютера Кинга?
- Нет, того, настоящего Мартина Лютера. Между нами говоря, тот еще был зануда, а уж как пожрать любил – за уши не оттащишь…
- Почему мы до сих пор стоим на улице? – перебила его жена.
- Пэрис убирает игрушки в своей комнате. Не хочу сейчас вламываться к нему, делать мину сурового отца и ругать за бардак - лучше зайти попозже счастливым, веселым папой, который соскучился по сыну и принес ему подарки.
- Кстати, о подарках: что ты ему привез?
- У-у, я такую вещь нашел, - волшебник причмокнул, - настоящий вертолет на батарейках! И почему у меня в детстве были только деревянные лошадки и сабельки?
- Потому что ты слегка поспешил родиться, - разумно ответила волшебница, - дождался бы, пока изобретут батарейки, тогда бы все бы у тебя было… Кстати, ты их купил?
Волшебник посмотрел на неё с ужасом и стукнул себя по лбу.
- А я-то думаю, что я забыл!
Жена беззвучно расхохоталась, показывая на него пальцем.
- Но он у меня и без батареек полетит! – по-детски выпятив губу, оправдывался волшебник.
-Все равно, все равно! – ухохатывалась волшебница, - лопухнулся, лопухнулся, лопухнулся! Пой давай!
- Гуд, - недовольно сказал волшебник, - только я под свой пол переделаю, ладно? кхе-кхе… - и он громко затянул:
- Я бывал навеселе, и летал я на метле, хоть и сам не верю я в эти суе-ве-рия!
Пока он пел, волшебница весело смеялась и хлопала в ладоши.
- Ещё! – потребовала она, когда муж умолк.
- Не-а, - не согласился тот, - теперь сама пой.
- Ну, ладно, ладно, - и женщина, откашлявшись, озорным голоском завела песню:
 -  Шла лясною стороной – увязался чорт за мной. Думала – мужчина… что за чертовщина!
-Мам, - Лена подергала Джен за рукав, - какая-то тетя поет. А до этого пел дядя.
-Тебе показалось, дочка, - не оглядываясь, ответила Джен, - никаких тёть рядом нет.
- Подожди, - Ланс обернулся, вглядываясь в темноту, - я тоже слышал, как кто-то пел.
- Кто?- Джен все-таки обернулась, - пусто же вокруг, некому петь. Пойдемте, пойдемте.
И они пошли дальше, торопясь успеть домой к тому часу, когда должны приехать гости. Джен широко улыбалась и старалась не прислушиваться к тому, как распеваются где-то неподалеку два развеселившихся невидимых мага:
-Рас-тя-ни меха-а, гар-мош-ка, эххх, играй – на-яри-вай! По-ой час-туш-ку, баб-ка - ёж-ка, поой, не раз-го-вари-вай!
- Знаешь, дорогой, - шепнула она на ухо мужу, - у нас будут замечательные соседи.
А соседи у них за спиной уже, угомонившись, пели тихую рождественскую песню – такую, какую только они и могли петь:

Волхвы о нем услыхали первые,
Вышли в путь, доверяясь звезде.
Радовались ангелы на небе,
Радовались люди на земле,
И волшебники ему поклонились, радуясь,
И волшебники ему поклонились, радуясь...