Ночной рейс шхуны... Улыбка Старого Капитана 16

Вечер был тихий. Небо заволокли тучи. Они становились всё чернее и чернее. Быстро стемнело. Далеко, на горизонте небо стало совсем чёрное. Изредка там мелькали вспышки молний, Но гром не слышен – всё происходит очень далеко!

Молнии вспыхивали всё чаще и чаще. Стали доноситься звуки далёкого грома. Потом  его раскаты стали громче, сливаясь в рокот  - то  чуть стихающий, то усиливающийся. Стало совсем темно. Концерт в Летнем театре закончился, и мы с Мишкой слезли с дерева и бегом примчались домой. Заколыхались ветви сосен во дворе. Ветер налетел порывом. Зашумели деревья. Упали капли дождя.

И тут прямо над нами громыхнул гром, молния ярко осветила весь берег, и пошёл дождь, всё сильнее и сильнее. И вот – ливень! Сплошной поток воды! С лавочек во дворе все помчались прятаться по домам. По приморскому бульвару с визгом и смехом разбегались запоздавшие пешеходы. Ливень скрыл бульвар, берег моря – ничего не  видно за стеной падающей воды!

Вот на минуту ливень стих. Стало совсем тихо, и с улицы на веранду неспеша вошёл капитан – Николай Павлович.
- «Прячьтесь! Сейчас хлынет ещё сильнее!» - сказал он.
- «Так вроде стихло?» - спросил я у него.
- «Это я попросил минуту передышки у Посейдона, что бы спокойно прийти домой! Вот – успел! Во время пришла  моя шхуна  в Геленджик!» - продолжал Павлович.

- «Дождь прошёл!» - обрадовались  во дворе.  «Идёмте купаться!»  - восклицали отдыхающие, и целой толпой пошли на берег.
- «Ну, ну…» - усмехнулся Павлович. И тут хлынул ливень, да так, что, казалось, сплошная стена воды падает на землю. Решившие купаться  с визгом примчались обратно.
- «Это до утра… Завтра будет хорошая погода!» - подвёл итог Павлович.

- «И что же Вы доставили сюда на шхуне?» - заинтересованно спросил я.
- «А чего бы тебе хотелось?» - спросил Павлович.  «Полный трюм еды – мука, сахар, консервы… Да чего только нет! Надо же кормить весь город,  и отдыхающих везде полно!  И  промтоваров тоже много!» 
- «Разгрузитесь – и опять за продуктами отправитесь?»
- «За всем, что нужно людям! Ливень мешает разгрузиться сейчас -  ведь всё намокнет! Придётся разгружаться завтра днём… И ночью пойдём в Новороссийск за продуктами…»

Всю ночь громыхал гром, лило как из ведра. А утром – яркое солнце, чистое голубое небо, море тихое, спокойное. Лишь вода мутная у берега – это дождь обмыл берег, смыл с него пыль, мусор. Наш двор весь устлан  слоем сухой опавшей хвои, сбитой дождём и ветром с ёлок, кое-где валялись  тёмные прошлогодние шишки. Воздух  чистый, свежий, прохладный.

- «Всё, закончилась летняя жара! После дождей в конце августа и  сентябре - всегда сразу прохладно!» -   сказал Павлович. И отправился в порт.
 
А мы с мамой - зашли на базар, купили фрукты. Потом катером отправились  на Тонкий Мыс  к племяннику. Почти каждый день мы к нему ездили  - возили фрукты, что бы поскорее поправлялся. Рассказывали ему разные истории, читали книги,  одним словом -  развлекали.  Ведь так тяжело лежать месяцами на кровати, а ему предстояло ещё не меньше года лечиться в санатории. Хорошо, что все расходы взяло на себя Государство. Вряд ли кто-либо из тех, кто лечился  в этом санатории,  смог бы оплатить эти огромные расходы…

Нам уже пора уезжать домой.  Мне - в школу, маме – на работу. Осенью, зимой  будем слать Вове письма. Оставил ему свою подзорную трубу. Вове и другим ребятам хотелось смотреть на море, на пароходы, катера. И они передавали подзорную трубу из рук в руки – постоянно в неё кто-нибудь смотрел. 

Мама договорилась с медсестрой Клавдией Фёдоровной, что бы та покупала Вове дополнительно фрукты зимой и осенью за деньги, которые ей пришлёт.  Попрощались.  Теперь до следующего года будем писать письма.   Вернулись катером в Геленджик. Решили во второй половине дня отправиться на «Элве» в Новороссийск, а потом поездом в Краснодар.

После первого рейса «Элва» ушла в Новороссийск.  Решили ждать  её   второй рейс! Но не тут то было – уже прошло время прибытия второго рейса, а «Элвы» всё нет и нет!   На автобус идти – бесполезно,  надо было брать билет заранее – за неделю…


И тут пришёл домой на обед из порта Павлович. Узнал о наших проблемах.
- «Что, не можете уехать? Да, сезон закончен! «Элву» поставили на ремонт – второго рейса не будет!  И на автобус не сядете – надо было брать билет заранее. Пишите домой письмо, что остаётесь зимовать в Геленджике!» - серьёзно сказал он.  Потом улыбнулся и рассмеялся.

- «Ничего смешного, что мы застряли!» - сказала мама.
- «Не расстраивайтесь! Отвезу вас на моей шхуне ночью! К утру будете в Новороссийске! Места хватит – ведь иду порожняком! Двух пассажиров уж как-нибудь доставлю!  Давайте паспорт!» - успокоил Павлович.
- «Зачем паспорт?» - спросила мама.
- «Так надо согласовать с начальником порта и с пограничниками, что везу двух пассажиров!»

- «Вы это серьёзно?»
- «Да какие уж там шутки! Всё именно так! Ведь вам нужно уезжать? Без меня никак не уедете…»  И мы поблагодарили Павловича.
- «Отправимся в полночь, а то и позже… Как только разгрузим шхуну… Имейте в виду - приходите на причал во время, и не опаздывать!»

Моей радости не было предела – на шхуне в море, да ещё ночью! Попрощавшись с Зинаидой Павловной и соседями, отправились в порт. На бульваре долго сидели на лавочке, а метрах в ста от нас в порту у причала -  «Марика». 
Там шла напряжённая работа. Матросы занимались разгрузкой шхуны. Подъёмный кран извлекал из её трюма бочки, ящики, груды мешков и опускал всё это в кузов грузовика. Загруженная машина уезжала, а на её место на причал задним ходом пятилась другая.

Время шло. Затихла музыка ресторана «Маяк». Стихли танцплощадки в санаториях и домах отдыха на берегу. Разошлись отдыхающие с бульвара.
Вот уехал с причала последний загруженный грузовик.

Взяв свой чемоданчик, мы пошли на причал. На шхуне матросы задраивали огромный грузовой люк в палубе. К нам подошёл Павлович, отдал маме паспорт.
- «Молодцы, что не опоздали! Ведь теперь вы – мои пассажиры! Без вас – из порта корабль не может выйти – не выпустят! Спросят – куда дел пассажиров?!»

- «Вы шутите?» - спросила мама.
- «Да уж какие там шутки! Это – серьёзно! Теперь - я за вас отвечаю!»
По узкой сходне поднялись на шхуну, и  матросы тут же втащили её на борт.
- «Вот только вас и дожидались с самого утра!» - рассмеялся матрос. В  нём я узнал того шутника, с которым не состоялся рейс на катере в Джанхот.  Оказывается – он с «Марики»! Мерно заработал двигатель.
- «Отдать концы!» Шхуна начала медленно пятиться, отходя от причала. Неспеша развернулась и пошла от берега. 

Яркие фонари бульвара остались позади. Берег всё удалялся и удалялся. Россыпью мерцали огни берега, превращались в яркие точки,  сливались между собой и исчезали в темноте ночи. Где-то под горой, у подошвы хребта, за Геленджиком,  временами видны лучи фар автомобилей, движущихся по Сухумийскому шоссе. Эти снопы света,  временами яркие, когда машина, следуя изгибам дороги,  делает поворот и фары обращены в сторону моря.  А потом фары скрываются за деревьями, возвышенностями.
 
Вот шхуна поравнялась с маяком, который ритмично вспыхивал и гас на Толстом мысу. Справа – на Тонком мысу – огоньки окон детского санатория.  Вот они уже остаются позади шхуны. Мерно шуршат волны, ударяя в борт. Миновали вход в бухту -  впереди открытое море.

Но вот откуда-то впереди, со стороны моря донёсся приглушенный шум  мощного двигателя. Через минуту из темноты возник силуэт пограничного катера. Пушки на носу, корме. Пулемёты по бортам.  Его прожектор ярко осветил шхуну. Катер подошёл близко, остановился.

Шхуна тоже остановилась. Прозвучали взаимные приветствия,  усиленные  мегафонами – пограничников и капитана Николая Павловича. С пограничного катера прозвучал вопрос:
- «У вас пассажиры?» 
- «Двое!» - ответил Павлович. Прозвучали пожелания счастливого плаванья. Пограничники выключили прожектор. Взревел его двигатель и, вздымая белую пену, катер умчался в темноту.

- «Можете спать до утра!» - посоветовал Павлович. «Утром будем в Новороссийске!» Маме показали каюту в надстройке, позади капитанской рубки. Там свободна койка штурмана, который на мостике. Мне предложили спуститься по крутому трапу в носовой матросский кубрик. В нём тоже пусто - вся команда  на вахте.

В этот момент вдруг прекратил работать двигатель шхуны. Слышался лишь шелест волн и посвистывание ветра в тросах на мачтах.
- «Что случилось?» - не выдержал я, обращаясь к матросу на палубе.
- «Бензин закончился! Пойдём дальше на вёслах!» - пошутил тот. Я понял шутку и засмеялся. «Не веришь?!» - удивился матрос.

Но в это время из рубки на палубу вышел Павлович, пояснил:
- «Да ничего не случилось! Пойдём дальше под парусами! Ветер попутный -  сэкономим горючее. Приняли радиограмму:   спешить нечего – причал для нас будет свободен утром…»

 Павлович и, видно, боцман – отдали команды. Матросы развернули паруса на корме и на носу. Паруса раздулись, шхуна вздрогнула, повернулась, чуть накренилась на один борт и пошла вперёд, с шумом рассекая носом волны.

Вокруг, в море - полная темнота. Лишь ярко горели бортовые огни – зелёный на левом борту и красный – на правом. Палубу освещали плафоны в металлических сетках  на стенах рубки, над палубой. Свет падал так же из иллюминаторов рубки.

- «Осторожно на палубе!» - посоветовал мне знакомый матрос. - «Не выпади в темноте случайно за борт! Иди лучше – спи в кубрике!» И я отправился  туда спать. В три ряда, довольно плотно одна над другой, там располагалось 9 коек. В одном углу этого треугольного помещения располагался крутой деревянный трап. Через вентиляционную трубу сверху, с палубы доносились вздохи моря, плеск волн, порывы свежего ветра. Койка мерно раскачивалась, кренилась – вправо, влево, вверх, вниз. И я крепко заснул.
 
Проснулся от шумных ударов волн в борт. Казалось, что волны били лишь в нескольких сантиметрах от меня. Койка то поднималась вверх, то стремительно опускалась, и в этот момент всё у меня внутри замирало.    Тускло светил плафон на потолке кубрика. Заснуть не удавалось – мешали стремительные броски и взлёты койки, шум волн. В кубрике душно – вентиляция не работала.

Решил выйти на палубу – посмотреть. Крутой трап выскальзывал из-под ног. Открыл люк,  и в лицо ударил ветер – солёный, морской, прохладный, и брызги воды – то ли от волн, то ли это шёл дождь. Вышел на качающуюся палубу, плотно закрыл люк. Палуба уходила из-под ног то  вверх, то вниз, то – вправо, то – влево.

Ухватившись за какой-то трос,  попытался осмотреться.  Но тут ко мне подскочил всё тот же матрос-шутник и буркнул:
- «Только тебя тут и не хватало! Иди-ка лучше в рубку! Не шляйся по палубе!» Над головой  гудят туго натянутые паруса, тросы, поскрипывают блоки. В лицо летят пригоршни брызг, ветер развевает волосы, посвистывает в ушах.

Над головой, вверху светятся иллюминаторы рубки. Матрос проводил меня туда, закрыл люк. У штурвала стоял матрос.  Рядом с ним – Павлович внимательно вглядывался вперёд, в темноту, где прожектор выхватывал и освещал белые гребни волн, на которые нос судна то взбирался вверх, то резко опускался вниз.

- «И что можно видеть в такой темноте?» - подумалось.
- «Выспался? В кубрике душновато! Пришлось закрыть вентиляцию – волны в неё забрызгивают! Повезло – ветер попутный! Утром будем в Новороссийске!»
- «А шторм не помешает?» - спросил я.
- «Это не шторм – а свежий ветер! Всё нормально!»
- «А Вы весь рейс не спите?» спросил я капитана.
- «Какой тут сон? Ведь здесь – один из самых оживлённых участков моря, полно кораблей! И все идут в разные стороны! Нужна крайняя осторожность и внимание! Вон, справа – видишь мигающий свет? Это – Дообский маяк!» Далеко на горизонте ритмично мигал маяк.  «А вон – встречное судно! Видишь его бортовые огни?» 
- «Идём - правильно! Иди – спи ещё!» - сказал Павлович, поглядывая на светящийся перед ним компас.
- «Сам не выходи на палубу – темно, качка! Может и смыть за борт! Проводи его в кубрик!» - дал он указание матросу. И я снова крепко заснул в кубрике на койке.
   
К утру качка стихла. Рассвело. Шхуна шла под парусами. Всходило солнце. Над морем был небольшой туман, сквозь который видны многочисленные танкеры и сухогрузы, стоящие на рейде Новороссийска и ждущие одни – разгрузки, другие – погрузки. Справа, над туманом, высится Маркхотский хребет, дымят  трубы цементных заводов.
 
- «Это не туман – а дымят цемзаводы - «Октябрь» и «Пролетарий!»  Сейчас – ветер дует с берега. Похоже – начинается норд-ост. Он уносит пыль в море. А когда ветер с моря – то пыль улетает в горы. Вот когда штиль – то пыль заволакивает город… Но это бывает редко!» - пояснил Павлович.
 
Шхуна всё ещё шла под парусами. Но вот капитан отдал команду – и паруса спустили, свернули. Заработал двигатель судна, и оно направилось к входу в порт, в створ между молами.
- «А можно под парусами войти прямо в порт?» - спросил я.   
- «Не хватает нам только под всеми парусами войти в порт!  И так начальство – ворчит! Мол, пора шхуну – на слом! Что это там за замашки – под парусами ходить! Как сто лет назад… Да жалко шхуну! Ещё может поработать!» - ворчал Павлович.

 Шхуна свернула правее, пошла к грузовому порту. Медленно приблизилась к одному из причалов. Пришвартовалась. Мама весь рейс лежала в каюте, она плохо переносила качку.
 
- «Прибыли! Новороссийск!» - объявил Павлович. Поблагодарили моряков и попрощались.   Водитель  попутного грузовика подбросил  нас в кабине до вокзала. Прибыли точно к поезду на Краснодар.