4. Давай вечером умрём весело

 С улицы к гимназии ведёт широкая и длинная лестница.  Четырёхэтажное здание  выкрашено в розовый цвет, а вход в него – в   серый – любимые цвета эмо. Сама эмочка стоит на  тротуаре слева от лестницы, - сюда обычно и сворачивают все гимназисты. Эмма терпеливо поджидает здесь Марию  после уроков.

Наконец-то она появляется на крыльце. Одинокая Готка –  в тёмных очках. Брови, предварительно выщипанные, нарисованы чёрным карандашом. Губы накрашены чёрной помадой, а лицо явно натёрто мелом.  Видимо, специально, чтобы  выглядеть бледным, как  покойник.

Спустившись по ступенькам, Мария почему-то сразу поворачивает направо, не обратив никакого внимания на Эмму.
- Мария! – зовёт её эмочка.

Готическая девушка продолжает идти, словно не слышит её. Она выглядит довольно странно для такого тёплого предмайского дня. На ней длинное чёрное пальто,  и хотя оно расстёгнуто нараспашку, но воротник поднят вверх, словно она зябнет от холода.
- Мария! – громче зовёт Эмма, идя вслед за ней.

 Острые концы воротника, устремлённые вверх, словно шпили готического собора, лишний раз подчёркивают её стиль. В распахе пальто видна длинная чёрная юбка и ажурная чёрная блузка  с жабо и рюшами. На ногах - чёрные ботинки «стилы» с высокой шнуровкой. На  боку болтается чёрная сумка, ремешок которой перекинут через плечо.

- Мария!
Но та не оборачивается, словно глухая, и продолжает идти своей демонстративной независимой походкой, не замечая ничего и никого вокруг.

 На что я вообще рассчитывала, думает Эмма. На дружбу? Да, Мария заступилась за меня, но разве это  повод, чтобы считать меня своей подругой.  Да она  вряд ли вообще запомнила меня!
- Мара! – почти кричит Эмма, догоняя её.
На своё готическое имя Мария, наконец, отзывается  и оборачивается.

- Что? – вынимает она из уха наушник, в котором шумит музыка.
 Чёрные очки и наушники позволяют ей полностью отключаться от внешнего мира. Эмма пытается увидеть  её глаза за тёмными стёклами  и не может придумать ничего лучшего, чем спросить:
- А ты сейчас куда идёшь?

Невинный, на первый взгляд вопрос явно смущает готическую девушку. Замявшись, она снимает очки, а затем водружает их себе на волосы.
- Да так, в одно место…
- Домой?
- Нет.

 На шее у Мары-Марии – шипованый ошейник, явно намекающий всем, что к ней лучше не обращаться с глупыми вопросами.
- А можно я с тобой немного пройдусь?
Мара-Мария удивлённо пожимает плечами и возвращает наушник на прежнее место, предусмотрительно убавив громкость.
- Можно, если немного.

Они идут рядом.
- А что ты сейчас слушаешь?
- Сейчас – «Агату Кристи». А так вообще – много чего.
Эмма не знает, о чём ещё спросить. Разговор как-то не клеится. Мария слегка кивает головой в такт словам песни, которая как нельзя лучше соответствует теперешнему моменту:
«Я крашу губы гуталином, я обожаю чёрный цвет…»

-  А  правда, что ты любишь  ходить на кладбище?
- Правда.
- И ты ходишь туда одна?
- Одна. Пока ещё не нашлось желающих составить мне компанию. Особенно ночью.
 « …Я выхожу на променад…»

- Что, ты и ночью там бываешь?
 « …и звёзды светят мне красиво, и симпатичен ад.»

- А днём там неинтересно. Слишком много народа. Зато ночью такой кайф. Представь, светит луна. Повсюду кресты и звёзды. Запах сырой земли, ветер, завывающий в кронах деревьев, листва, шуршащая под ногами. Единственное место, где можно спокойно подумать о смысле жизни и смерти.

На груди Мары-Марии блестит серебряный крестик с петлёй - египетский анкх, символ вечной жизни, ставший по иронии судьбы любимым символом готов – верных почитателей смерти.
- А на какое кладбище ты ходишь?
- В последнее время я обожаю бывать на Зверинецком. А так, я обошла уже почти все киевские: и Байковое, и Берковцы, и Лесное, и Лукьяновское…

- Знаешь, если ты сейчас идёшь туда, я могла бы  составить  тебе компанию.
- Спасибо, конечно…за компанию, - подчёркивает Мара-Мария и вновь вынимает наушник из уха. – Но сейчас я иду не туда.
- А куда?
Мара-Мария останавливается.
- Тебе туда нельзя.

- Ты считаешь меня маленькой? – обижается Эмма.
- Нет, - серьёзно отвечает Мара. – Но тебе туда нельзя.
- Скажи  хоть, куда?
Мара молча качает головой: нет.
Эмма смотрит на неё умоляющим взглядом.

Мария внимательно смотрит на неё и неожиданно открывает ей свою тайну:
- Я иду на Лыску.
- Но туда же нельзя! – вырывается у Эммы.
- Вот. А о чём я тебе только что говорила?

- Ты ходишь  на Лыску? – ошарашено переспрашивает Эмма.
- Только  никому об этом не говори, ладно?
- Никому, клянусь. И тебе там не страшно?
- Не-а.  Представь, это единственное место, где я чувствую себя в безопасности.

- Ну ты даёшь! А как же Лысая ведьма? А страж Лысой горы?
- Они меня не трогают. Наверно, потому, что я их не боюсь.
- А я вот всего боюсь. Я страшная трусиха. Хотя, когда случается то, чего  боишься, это оказывается совсем не страшно, - философски замечает Эмма.
- Это точно! – пылко поддерживает её Мара-Мария.

Ободрённая реакцией своей новой знакомой, Эмма продолжает:
- Я, например,  уже несколько раз умирала.
- Ты? – приходит черёд удивляться готической девушке.
- Один раз  наглоталась таблеток, потом решилась на это.

Эмма задирает рукав кофточки и показывает поперечные шрамы на внутренней стороне запястья.
- Мрак! - качает головой Мара-Мария, - не,  я  к такому садомазо пока ещё не готова.
- А вчера я чуть не прыгнула с крыши, - хвастается Эмма.
- Ну ты вообще повёрнутая. Правда, если честно, «чуть» - не считается.
- Это оттого, что меня почему-то всегда в последний момент спасают, - как бы извиняется Эмма.
- Значит, тебе ещё пока не суждено умереть.
- Жаль, - вздыхает Эмма. – А я уже так настроилась.
- Ты ещё не готова к этому.

- Почему ты так считаешь? – обижается Эмма.
-   Не сердись, но это моё личное мнение. Мне кажется, ты будешь жить ещё очень долго.
- Не хочу долго. Это ж сколько лет придётся мучиться до старости. Уж лучше сразу, пока молодая.
Мара-Мария усмехается. Из  наушника едва слышно доносится  фраза из песни:
 «…Давай вечером умрём весело, поиграем в декаданс».