Cильфиада 54. продолжение

- Вот дерьмо, - сказал Зед; где-то с жирным чавканьем шлепнулся слизистый комок. – Надо окно открыть.
Огненная цепь свистнув, злобно и сильно щелкнула по тухлому бурому месиву, прочертив тонкую, мгновенно побелевшую полосу, и окно с грохотом распахнулось, вылетели стекла, с нежным звоном покатились вниз по стене.
- Слабовато, - оценил Зед. – Анита, не суйся: еще разве не понимаешь, что даешь жизнь и силу всему? Хочешь, чтобы этот протухший кисель ожил?
Анита с кислой физиономией опустила Посох, разгоревшийся было Силой.
- Значит, так, - Вэд оглядел комнату, шрам ожога, медленно зарастающий. – Нужен Торн.
Зед насмешливо фыркнул.
- Роди! – оптимистично предложил он.
Вэд не отреагировал на его шутку; вонзив Посох в бурое месиво – сосуды, сосущие страдания, в страхе расступились под ним, и прорастающая Сила, добираясь до Посоха, оплела весь дом светящимися живыми ветками.
- Ветер! – грозно позвал Вэд. – Неси дыхание Торна!
Ветер потряс стены дома, словно тот был сделан из картона, и на миг стало тихо.
Затем на улице что-то произошло; где-то родился шум – сначала вдалеке, а потом и совсем близко, во дворе, со скрипом закачались деревья, крепко схваченные Ветром, задребезжали стекла, захлопала забытая форточка, и разбитое окно распахнулось, треснулось о стену и слетело с петель с грохотом и звоном от могучего порыва, втолкнувшего в крохотное оконце громадную силу треснувшую многократными серебристыми осколками, вспоровшими тошнотворное месиво.
Ветер дул, срывая обрывки плесени со стен снося уцепившихся за перила лестницы людей; дом стонал и с хрустом застывал, облачаясь в матово блестящее серебро, светлея; по бурым дорожкам вниз по лестнице бежало, застывая, священное серебряное очищение. Ветер прижег дыханием Торна всю нечистую мерзость словно язву жидким азотом…
- Нади! – позвал Вэд, пригибая грязное лицо защищая глаза от ветра. – Нади!
Она услышала; крепко уцепившись в трясущиеся, качающиеся под свирепствующими порывами ветра перила одной рукой, она вторую отчаянно протянула к комнате, где буйствовал безобразник-Ветер – и волна воды, прекратив его бесчинства, от Посоха  её хлынув в раскрытую дверь, наполнила комнату до самого потолка.
Все стихло; умолк Ветер; Зед – он стоял у самого входа в комнату, - сглотнув, вытаращился на живую стену воды, ничем не удерживаемую, переливающуюся у самого его носа; по потолку плясали веселые светлые блики, как в подводном гроте в лунную ночь, и было видно, как в этом странном аквариуме белесом изнутри, медленно плавали в толще кристально-чистой воды домашние тапочки…
- Ну и дальше что?
Ответом ему был легкий треск – так хрустит тонкий лед на застывшей с утра луже, - и оглушительный визг Аниты – удерживающая воду Сила лопнула, и Зед полетел вниз по лестнице под обрушившимся на него сияющим потоком сносящим с лестницы застывшее дерьмо, под оглушительный хохот Ветра.
… С улицы это, наверное, смотрелось удивительно и красиво – мгновенно лопнувшие стекла дома выпустили целые водопады хрустальной сияющей воды, осветившей всю улицу.
… Одуревший Зед сидел, раскинув ноги, на площадке у лестницы. Сверху стекал, журча светлый переливающийся ручеек, неся мелкие осколки серебра – Зед подставил руку под струйку, и в складки его ладони тотчас набились мелкие блестящие песчинки.
- Серебряный прииск, - сказал он. – Зашибись.
По светлому потолку все так и плясали блики, и теперь уже весь дом, каждой своей комнатой, переговаривался веселой звонкой капелью.
- Все-таки этот Ветер гад добрый, - пробурчал Вэд откуда-то из коридора ведущего на кухню. – Что смешного – не понимаю.
…Это была волшебная светлая ночь, наполненная лунным светом, звуками нежной веселой жемчужной капели, далеким легким смехом и живой дышащей тишиной. Да, живой…
Старый дом, напившийся воды, перестал ворчливо скрипеть и охать; на полу стояли лужи, в которых отражался тонкий лунный свет, и никто не хотел их вытирать – напротив, по ним с удовольствием шлепали босыми ногами – Анита и Тереза в чистых рубашках отца Нади носились, что-то разыскивая; по лестницам протопал как-то особенно по-мужски тяжело топоча пятками, Вэд, растирая лохматую черную гриву полотенцем, и ясные светлые блики танцевали на его смуглой влажной коже, а в углах вместо мусора скапливалось притащенная светлыми змейками ручейков серебряная пыль.
Ветер, словно развлекая друзей,  надувал просохшие (и выстиранные) занавески разными ароматами, притащенными им бог знает откуда. То пахло йодом и морскими водорослями с побережья, то свежей травой, а то разогретой на солнце земляникой; во все окна, разбитые водой, вливался свежий, остро пахнущий ночной воздух, наполненный оглушительным треском цикад, устроивших концерт в честь такой замечательной погоды.
- Да ладно, что грустить, - рядом с Нади на мокрую ступеньку уселся Зед – он был в одних трусах, да и тех – мокрых, и Нади не сдержала улыбку: его блинные тощие ноги выглядели смешно.
- Гляди, красота какая!
В свете волшебной луны дом, насквозь пропитавшийся живой водой, оказался прозрачным – сколько, оказывается, в нем окон! И как много света в него входит – светлые квадраты лежат на блестящем полу внизу, в холле, на верхнем этаже сияют отмытые ручки дверей, вся лестница видна до малейшего гвоздика…
- И все равно я не смогу здесь жить, - произнесла Нади задумчиво. ИТ не только из-за матери и её мерзости, про себя подумала она. Но и из-за воспоминаний о Нем… здесь, вон за той дверью с круглой ручкой, она сидела и работала над Сильфиадой; здесь же получила свою первую в жизни посылку с тем великолепным платьем и Священным Вьюном… Неужели он ничего не значит?!
- Ну так просушишь и продашь, - великодушно разрешил Зед. – Переедешь в центр.
- Конечно! А мама? – горько усмехнулась Нади. Зед пристально глянул ей в лицо.
- Нади, какая мама? – мягко произнес он. – Ты разве не поняла – нет никакой мамы теперь; её же Злат утащил, ты разве его следы не видела? Следы вокруг дома? Ну, у самой калитки?
Нади только головой покачала; Зед лихорадочно соображал, как ему теперь быть – что сказать ей, чтобы не ранить?
- Продашь этот дом, -  немного неуверенно продолжил он. – С таким-то благословением Торна его любой купит, смотри!
Она снова улыбнулась, глянув на стены, богато расписанные серебряными зигзагами и потеками. Люди – обычные люди, не Сильфы, - их не увидят, но  обязательно почувствуют.
- Слушай! А как это ты убереглась от матери? Не заболела, не погибла? Хаккараны же жить не дают?! – вспомнил Зед; его природное любопытство взяло верх над чувством такта, и Нади снова не смогла не улыбнуться.
- Да плевала я на неё, - устало ответила она. – Что может сделать тебе человек, если он пустое место, и ничего не значит? Она, конечно, моя мать, но я знаю, что она – очень плохой человек. Я её насквозь видела; да они и не скрывала… и мне не нужна была её любовь, и на мнение её обо мне я чихала. Понятно? В мире миллионы достойных, хороших людей, и лучше добиваться их расположения и уважения, чем тратить свои силы и время, расплясывая на задних лапах перед одним мерзавцем, пусть даже и родным.
- Но все-таки она мать твоя…
- Это не означает автоматически, что она – хорошая, и что она всегда права, - упрямо и жестоко сказала Нади. – Убийцы тоже бывают чьими-то матерями.
Ветер утих – верно, ушел спать. Луна, потускнев, спряталась за легкое, как перышко, облако.
Зед, неуклюже похлопав Нади по плечу, поднялся и ушел, подтягивая свои смешные мокрые трусы.
Сверху раздались восторженные возгласы девчонок – кажется, они нашли какие-то сокровища в комнате матери; особенно орала Терри – она вообще девушка эмоциональная.
Анита ей поддакивала, периодически охая – интересно, что они там такое нашли? Любопытство пробудило в Нади некий интерес к жизни – а в самом деле, что там, в её комнате, куда Нади был настрого запрещен вход?
В комнате матери перед зеркалом вертелась восхищенная Терри; в ушах её побрякивали серьги из настоящего жемчуга, шею обвивало ожерелье в два ряда, спускавшееся до самых колен, на каждом пальце руки поблескивало по колечку – обязательно с камешком, и во многих камушках Нади с удивлением узнавала красивые и достаточно большие бриллианты.
- Нади, да ты богачка! – в восторге крикнула Терри, запуская лапу в шкатулку и вытаскивая массивный золотой браслет с гранатами.  – Вот здорово!
- А она говорила – тостер купи, - пробормотала Нади, несколько ошарашенная сокровищами матери.
На промокшей кровати Анита разложила содержимое другой шкатулки – целый ворох дорогих, очень красивых сережек, спутанных цепочек разных плетений, серебряные часики с крохотными изумрудиками, два футляра из сафьяна с ослепительными колье на голубых шелковых подушечках.
- Это надо же, - только и смогла произнести она, раскладывая сокровища попарно – сережки и колечки, браслетики и броши…
- Можно набить сундук и зарыть в землю, мрачно произнесла Нади. - Вполне потянет на пиратский клад.
- Да брось ты дуться!  - засмеялась Терри, протянув Нади целую горсть блестящих безделушек, - это же просто вещи! Теперь – это просто вещи.   
- Вижу, - сердито буркнула Нади, глядя на золотые ободки колечек.
- Ах, мне бы такую красотищу! – Терри снова повернулась к зеркалу, не обращая больше внимания на насупившуюся Нади. – Мне бы…
- И что было бы? – прогудела Нади; в зеркале, чисто умытом благословением Торна, отразились их лица – сияющая круглая раскрасневшаяся мордашка Терезы с азартно блестящими глазами, с тонкой кружевной диадемой в рыжих огненный кудрях, и бледное, с  кругами под глазами лицо Нади – такое больное, немного синеватое…
- Да я бы разрядилась в пух и прах На Балу, и была бы неотразима! – прикладывая к груди массивное золотое ожерелье поражающее взгляд скорее своими размерами и тяжестью, чем красотой узора, легкомысленно ответила Терри. – И Вэд был бы мой! Ах, девочки, он ведь и правда красивый?!
Нади лишь улыбнулась краешком бледных губ а Анита с жаром закивала.
- Он сложен атлетически, - подсказала она, и Терри презрительно фыркнула столь скудной характеристики её кумира.
- Атлетически! Да он вообще… Зед! Самый-самый красивый-прекрасивый! У него такие глазки синенькие, и реснички – как накрашенные, а улыбка какая! И смуглый – будто загорелый, да?
Нади мрачно слушала простодушный щебет Терри, уставившись в пол.
- Принц Лед красивее, - мрачно, словно мстя кому-то, произнесла Нади.  – Я видела в Сильфиаде Ни… Назира, - поправилась она, - Принца Льда. Он – самый красивый. Остальные – все, - обыкновенные.
Девчонки замолчали, переглянувшись. Терри, вспыхнув румянцем от возмущения, хотела было что-то сказать – резкое, грубое, - но Анита одним взглядом остановила её, и та с досадой скривила губы, отвернулась и бросила колье на трюмо под зеркало.
- А сам Назир, - очень мягко произнесла Анита, и в её темных глазах не было агрессии и возмущения, - он какой?
Нади недоверчиво глянула на неё исподлобья:
- Нормальный, - ответила она ершисто; но, к её удивлению, Анита, оставив на постели все блестящие побрякушки, уселась на пол, поджав ноги, обняв колени, и уставившись на неё – и сердечки Нади дрогнуло. Так подружки – нормальные девчонки, влюбленные в обычных мальчишек, - собираясь друг у друга в гостях, по ночам шепотом восторженно рассказывают друг другу о своих зазнобах; в темноте жаркий шепот звучал таинственно, и молчание слушательниц было как бальзам на рану. И Нади, глядя в темные ласковые глаза Аниты, вдруг тоже опустилась на пол, уселась поудобнее; и её глаза вспыхнули веселым блеском, зарозовели бледные щеки и заулыбались тонкие губы – смущенно и радостно.
- Ну – у, - протянула она, ободренная терпеливым молчанием Аниты. – Он симпатичный. Очень похож на твоего Зеда – они как-то связаны, не знаю уж как… Только Зед – он обыкновенный, ну, мальчишка и мальчишка, ругается вот или пальцы сосет, когда поранится – я знаю! Или курит он – а Назир не такой! Он… безупречен. Он никого не боится. Он даже о Сильфах говорит то, что думает. Я тоже сначала … до встречи с ним… думала, что Сильфы – самые красивые в мире существа, и что Сильф Зед – самый из них лучший. – А он мне показал… сказал, что врагов тоже можно уважать и восхищаться их достоинствами. И злодеи тоже… ну, понимаете? Он свободен от стереотипов.
- Конечно! – буркнула сердитая Терри. – Так он тебе и сказал: «Зед лучше всех!». Засранец…
Нади радостно затрясла головой:
- Да нет же! Он не такой! Не такой! Сама сейчас увидишь, - Нади живо поднялась на ноги. – у меня в комнате точная копия Битвы, я себе её перерисовала… Идем?!
Комната Нади была суше остального дома; промок только вытертый коврик у кровати, остальное же, включая стол с драгоценным компьютером, было сухим.
- Глядите! – Нади щелкнула кнопкой настольной лампы, и желтый электрический свет залил гладкую блестящую поверхность стекла, покрывающего стол.
- Ух ты! – только и смогла сказать Терри. – Ты сама это нарисовала?! Здорово…