Последняя осень

 


Памяти светлейшего русского Поэта.

  Погиб поэт! — невольник чести —
 Пал, оклеветанный молвой,
 С свинцом в груди и жаждой мести,
 Поникнув гордой головой!...
(«Смерть поэта»)
          М.Ю.Лермонтов

Осенняя пора…
Воздух был мокрым и тяжёлым. В эфире царил запах грибов, преющей золотой листвы, горящей, словно пламя свечи во время молитвы, в лучах заходящего солнца и запах мокрой пыли  взвешенной в тяжёлом, как свинец, воздухе. Усталые ноги мяли и коверкали ковёр из опавших листьев. Листья шуршали, словно перешёптываясь между собой, и эхо уносило их шуршание куда-то, где бродит дух осени: в леса, в осиновые и берёзовые рощи; по дорогам, степям, дворам, рекам. В лесу голые берёзы стояли, словно свечки. Одна возле другой плакали ивы, склонив свои головы и распустив свои косы, кончики которых окунались в воду. И на воде появлялась рябь. По небу летели три вороны, одна за другой. Летели, каркая, словно разносили по округе какие-то новости. Вскоре они скрылись за порослью камыша, но их карканье раздавалось на всю округу. Вскоре и оно умолкло.
Небо сначала было чистым. Потом, словно какой-то художник резкими набросками своей кисти нанёс тёмные, даже мутные тучи, похожие на подтёки грязи.
Солнце медленно, словно нехотя, опускалось за линию горизонта.
На грязном небе стали появляться жёлтые, розовые, зелёные, красные, перламутровые и пурпурные пятна, разбавлявшие друг друга и как бы смешиваясь с мутными хмурыми тучами — вестниками дождя.
Всё дышало и жило осенью.
Вечерело…
Они шли спокойно, медленно. Поэт, юнкер и секунданты.
Лицо каждого было невозмутимым, спокойным. Взгляд поэта был прямым, ясным; глаза его смотрели вперёд хладнокровно. Поэт вслушивался в шуршание каждого листка, в треск каждой тростинки. Он любовался деревьями: коралловыми бусами рябин, локонами ив, жёлтыми сарафанами берёз, пурпуром мантии клёна. Любовался грязным небом, похожим на сюрреалистическую картину, которое было, как он считал, прекрасным и великолепным. Следил за тем, как клубился туман над землёй, словно дым горящих вдалеке трескучих липовых тросточек, льющийся над гумном.
Изо рта валил пар.
Достигнув выбранного места, все шестеро остановились. Секунданты стали выполнять свои обязанности: один открыл крышку футляра, изнутри обитого красным бархатом, другой — взял пистолет. Проверив и зарядив его, поднёс к поэту. Секунданты юнкера сделали то же. Поэт спокойно надевал белые перчатки, продолжая любоваться природой и внимать осени. Одев перчатки, он взял оружие.
Юнкер, что-то шепча на ухо секунданту, косился на поэта с некоей иронией на лице и одевал перчатки. Затем, взяв пистолет, подошёл к поэту.
— Ну, что, готов?!
—Готов  — ответил поэт, смотря в глаза военному.
— Ну, тогда начнём? Чего ж тянуть? — спросил юнкер, приподняв одну бровь и фальшиво улыбнувшись.
—Начнём  — ответил поэт, продолжая смотреть в глаза ему в глаза и ощущая холод из этих пустых, стеклянных, бездонных глаз. Он продолжал говорить ровно, спокойно.
Повернувшись друг к другу спиной, они прислонились. Затем начали медленно идти вперёд, отсчитывая шаги. Отсчитав сто шагов, каждый из них остановился, продолжая оставаться повёрнутым спиною к дуэлянту. Секунданты стояли: по одному на полпути от точки отсчёта и по одному по правую руку от дуэлянта. По сигналу секундантов поэт и юнкер повернулись друг к другу лицом.
Право выстрелить первым было у поэта — он был вызван на дуэль.
Поэт направил смертоносное дуло пистолета на юнкера, спустя несколько секунд, он поднял руку с пистолетом верх. Взвёл курок. Выстрелил. Затем, опустив руку, стоял смирно.
Как только грянул выстрел, ветер усилился. Камыши, словно встревоженные, зашептались. Листья, оробев в испуге, стали прижиматься друг к другу. Плачущие и вечноскорбящие ивы стали ещё ниже склонять головы. А берёзы обронили свои листья и стали похожи на погасшие свечи. Ветер мгновенно похитил всё, что было потеряно робкими берёзами.
Юнкер поднял руку, направив дуло пистолета на поэта. Как только он начал целиться, рука его начала дрожать. Он не мог сконцентрироваться и постоянно сбивался с своей цели.
Поэт стоял не двигаясь. Лицо его не выражало ни одного проявления эмоций. Он смотрел в глаза юнкера, пустота чьих глаз сменилась на жажду крови и на страх о промахе.
Юнкер целился долго, около двадцати минут. Секунданты уже заговорили об отмене дуэли и стали расходиться, но военный вдруг, неожиданно для всех, взвёл курок. В унисон с выстрелом прогремел гром, а над кроной деревьев пронеслась ломаная линия молнии. В течение нескольких секунд небо стало беспросветно-чёрным, как один большой ком грязи. Всё замолчало, только эхо продолжало блуждать среди деревьев и кустов, пробегаясь по водоёмам и рекам. Всё в округе замерло. Остановилось. Остановилось и великое страстное одинокое, любившее жизнь и Отчизну, сердце поэта, разорванное медным острием пули.
Пальцы поэта дрогнули, разжались,  пистолет выпал из его руки. Пистолет упал на холодную грубую землю, покрытую ковром из осенних следов. Колени поэта подогнулись. Его тело, уже бездыханное, но ещё испускающее пар, стало на колени, затем, простояв несколько секунд, рухнуло на спину.
В этот же момент начался дождь. Его холодные капли били всё сильнее и сильнее промокающее тело поэта. Как стальные иглы, дарили ощущение покалывания и с треском ломались, падая на тело поэта.
Глаза поэта заблестели и помокрели. В них была видна бездонная грусть, тоска и бренное одиночество, сопровождавшие поэта всю его жизнь. Губы его начинали бледнеть, хотя от них медленно маленькими облачками отрывался пар. На бледных безжизненных щеках ещё можно было рассмотреть румянец.
Юнкер развернулся и собрался удалиться от этого места, но секунданты стали увещевать и просить его, чтобы он подошёл и попросил прощения у этого великого Поэта.
—Разве ты не понимаешь?!! Ты сгубил великого чистого гения! Ты погубил того, кто владел вещим пером! Того, кто… был верным сыном России. Ты лишил Россию сына, который своими стихами писал икону нашей наисвятейшей страны! Что теперь она получит за своего сына?.. Траур?! Крест посреди кладбища?! Окровавленную роковую пулю из его сердца?!
—Или памятник?! — продолжал другой — Кусок мертвого мрамора вместо живого бьющегося сердца?!
—Букет слёз вместо томов пейзажей? Плач, рёв навзрыд , похоронный марш вместо ненаписанных романсов?! Ведь можно же было решить всё иным путём?!! Как он! Можно же было не стрелять!? Молчишь?.. Доволен, злыдень? Ну, иди! Что же ты стоишь? Иди празднуй!
Юнкер, не дослушав до конца, резко отвернулся от них и пошёл. Он шёл, сгребая ногами листву.
Подойдя к озябшему, промокшему и бездыханному телу поэта, он остановился.
—Ну, ладно, извинюсь, твоя взяла… Прости… Поэт! Теперь доволен?!
Юнкер бросил пистолет на окровавленную грудь поэта.
Резким движением ноги он пнул мокрую, грязную листву на тело поэта.
Повернулся и пошёл.
Силуэт его становился бледнее и бледнее, меньше и меньше, растворяясь в облаках тумана и в клубах дыма, затем и вовсе исчез, смешавшись в той серой массе. Тут же прибыла полиция, давшая уйти юнкеру, но не давшая уйти секундантам. Арестованные, будущие каторжники, обзавелись чувством вины и горя, которое останется с ними до конца их теперь искалеченной жизни.
Камыш молчит склоняя свою голову над водной гладью. Листва кружила вальс с ветром … Лужи накатанной дороги увеличивались, жадно заглатывая свои берега… Ивы хлестали мутное зеркало канала своими локонами… Осень бродила, набирая полные ладони опавших жёлтых и красных, сухих и мокрых листьев и подбрасывая этот ворох вверх, любовалась небом. Небом, словно забросанным жидкой грязью, стекающей с него на землю, подобно кровоподтёку стекавшему по груди поэта…
Только один секундант, ехавший в участок, крутя свои наручники, прошептал:»Он был героем своего времени. Он и останется героем всех времён и поколений!.. А нас… прости, Господи… Нет!.. не надо. Мы этого не достойны. Да пусть покоится с миром тело величайшего сына России, её певца и художника!..» — и вытер слёзы, стекавшие по скривлённому своему лицу…
Бездыханное и величественное тело поэта ещё четыре часа лежало в гордом одиночестве, иссекаемое крыльями дождя, в поле, под звуки грома, шёпота листвы, плач ив и рёв ветра той самой Русской земли, верным  сыном которой он был.

1-3.11.08