домик из одуванчиков
С самого утра моросил мелкий дождь. Серые тучи висели над землей. На улицах никого не было видно, только одинокая похоронная процессия медленно шла в сторону кладбища. Шла безмолвно, без музыкантов и плакальщиц. Серьезные, сосредоточенные лица несущих гроб блестели от капель дождя, их костюмы промокли. Среди них был муж умершей, Эдгар Пур.
Он проснулся среди ночи, почувствовав странный холод, пробежавший по телу. Болезненная дрожь охватила его. Рядом лежала мертвая жена. Умерла она от прилива крови в голову. Вместе они прожили девять лет.
На кладбище рядом с разрытой могилой уже стоял святой отец, чтобы произнести надлежащие для подобного случая слова. Слева и справа от могилы стояли родственники, держа над собой черные зонтики. Маленькая Элизабет держала бабушку за руку и слезящимися глазами смотрела на отца, который шел за гробом. Но отец не замечал ее, в его сознании, перед его глазами все еще стоял образ любимой женщины, женщины, которая подарила ему лучшие годы. В его стеклянных глазах отражались мгновения их счастливой жизни, увенчанные образом ее похолодевшего навеки лица.
Святой отец произнес свою речь, и гроб стали опускать в темную яму. На крышку гроба бросили несколько роз, и яму засыпали.
— …и во веки веков, Аминь, - в последний раз прочитал молитву святой отец, и все стали расходиться. Только Эдгар безутешно продолжал стоять под дождем, несмотря на уговоры вернуться домой.
Элизабет высвободилась из рук бабушки и подбежала к отцу. Пока она бежала, ее маленькая шляпка слетела с головы и упала на грязную землю. Ее светло-русые волосы намокли под дождем. Она обняла отца и с надеждой посмотрела на него. Эдгар перевел свой отсутствующий взгляд с могилы на нее и криво, насколько был способен, улыбнулся. Улыбка эта была страданием глубоко чувствующего сердца, переживающего очередное жизненное потрясение, с которым не в силах справиться.
— Эдгар, это Хатч. Прими мои соболезнования по поводу случившегося и извини, что не был на похоронах. Из-за грозового предупреждения отменили мой рейс, и я не смог прилететь. В ближайшее время я никак не смогу тебя навестить: накопилось слишком много дел, требующих моего присутствия. Предлагаю тебе на некоторое время взять отпуск и уехать подальше от общества, лучше всего в загородный дом. Поезжай туда до тех пор, пока не почувствуешь себя полностью в норме. А я навещу тебя там, как только прилечу. Крепись, все будет хорошо и до встречи.
Автоответчик выключился.
Эдгар лежал на кровати, бездумно глядя в потолок. Целый день друзья на работе уговаривали его поступить именно так, как посоветовал Хатч. Может, они правы? Поначалу он хотел войти в рабочий ритм, надеялся, что это поможет забыться, но все, за что только ни брался, валилось из рук…
— Пап, давай поедем в наш загородный домик.
Встревоженный голосом дочери, Эдгар вскочил с кровати, но в комнате никого не было. Затем посмотрел на часы и автоматически отметил про себя, что проспал около трех часов, словно провалился в бездну. За окном неистово завывал ветер и лил дождь, начиналась буря.
Как можно тише открыл дверь в комнату Элизабет. Она спала ангельским сном. Какие сны снятся ей сейчас, какие видения грезятся? А вот он вряд ли уснет в эту ночь, как не смог уснуть на протяжении всей прошедшей недели. По ночам либо читал книги и пил кофе, либо смотрел телевизор. Иногда, как сегодня, проваливался, но сон был тревожным, снились кошмары, и каждый раз он просыпался в холодном поту. Так продолжаться больше не могло…
Посреди бескрайнего поля, сплошь покрытого воздушными одуванчиками, серебрящимися на солнце, стоял небольшой одноэтажный домик с верандой. Крыша его была выкрашена в голубой цвет: так захотела Ангел, как называл ее Эдгар. Погода в день переезда выдалась прекрасная: грело солнце, и небо было безмятежным. Раньше они часто приезжали сюда. Когда подъехали ближе к дому, Эдгаром завладели воспоминания. Как они купались в озере, как собирали одуванчики и плели веночки, а у него никак не выходило. Вспомнил ее улыбку, ее смех, она всегда давала ему силы для жизни, но теперь ее нет…
Эдгар остановил машину у веранды и вышел. Удивительный, свежий воздух. До чего же здесь легко дышится, как непривычна эта тишина. Он не был здесь около полугода. Вдруг он услышал, как в доме кто-то стучит посудой, и через окно увидел Ангела.
— Ангел… - в недоумении прошептал он и, судорожно нащупав в кармане ключ, вошел в дом.
Лучи солнца причудливо изгибались, попадая через окно на кухню. Стол, стулья, аккуратно сложенные столовые приборы и никого. В гостиной одинокий камин, холодный, мраморный, в спальне – кровать. И никого… Эдгар еще раз прошел по комнатам, затем вынес на веранду свое любимое кресло-качалку и стал раскачиваться на нем. Теперь идея приезда в этот дом уже не казалась такой привлекательной. Здесь каждая дверь, каждая стена и каждая, даже самая незаметная вещь напоминала о жене. Да, здесь ему ни одна живая душа не сможет напомнить ему о случившемся, а как быть с домом? Как быть с памятью, которая выдает все новые порции горьких воспоминаний при виде той или иной вещи?
Элизабет прибежала к отцу и села ему на колени.
— Я была на озере, - сказала она, перебирая в руках букетик из одуванчиков. – Туда лучше не ходить: оно все в зеленой тине и там жутко страшно.
Эдгар улыбнулся, а тревожные мысли все еще не покидали его. Может, не поздно еще уехать?
— Скажи, Лизи, тебе здесь нравится?
— Очень, папа. Правда, мы здесь побудем хоть немного?
Эдгар задумался. Он чувствовал, чувствовал каким-то шестым чувством, что должно что-то произойти, но разум отогнал эти мысли, как безосновательные. Чего тревожится, разве у него не хватит силы воли, чтобы справиться со своими воспоминаниями? В конце концов, это ведь только воспоминания.
К вечеру они перенесли все свои вещи и прибрали в комнатах. Эдгар развел в камине огонь. Вскоре Элизабет захотела спать, и он пошел укладывать ее…
— А давай выкрасим крышу в голубой цвет, - мы лежали на мягкой траве после утомительной работы над нашим домиком, - я очень люблю этот цвет. Это цвет чистого спокойного неба, цвет безмятежного моря, ну и в первую очередь, это ведь цвет моих глаз.
Ангел улыбнулась и посмотрела на меня. Ее волосами играл ветер, так любил играть и я.
Тогда у нас еще не было больших планов на будущее, мы встречались всего полтора года, но сблизились за это время так, словно знакомы с детства. Мне вспомнился случай, когда я забыл цвет ее глаз. Это был один из первых наших разговоров, правда, телефонных. До этого мы только улыбались друг другу и лишь несколько дней назад стали разговаривать. Не помню, как точно шла нить разговора, но вдруг она спросила про цвет своих волос. С небольшой заминкой я вспомнил. У нее были светло-русые волосы, как у Элизабет. Элизабет…
В комнате горела ночная лампа. Элизабет крепко спала. Сонный, Эдгар пошел в гостиную к камину. Достал из буфета бутылку белого вина и, устроившись в мягком кресле, стал пить, глядя на огонь.
… Затем она спросила про цвет ее глаз, и здесь у меня произошел провал в памяти. Это было смешнее всякой пародии, потому что до этого вопроса я каждое мгновение видел ее глаза перед собой и вместе с ее улыбкой хранил в своей памяти, как талисман. Вспомнил я только через полчаса после нашего разговора и еще долго удивлялся тому, как легко забываются самые важные и очевидные нюансы.
В тот момент, когда мы познакомились ближе, я был начинающим репортером с низким жалованьем и без особых радужных перспектив и жил у своих родителей. Она работала переводчиком и успела объездить полмира. Много зарабатывала и многое могла себе позволить. Я же не мог дать ей больше, чем свою душу, давно отчаявшуюся найти себе приют. Я никогда не был до конца современным человеком и, как выражался мой друг Хатч, был сказочным дураком, пишущим неплохие стихи и ужасные репортажи. Он прочил мне писательскую карьеру, на что я разводил руками в стороны. Мол, когда же это случится?
Но, как ни странно, Хатч оказался прав. На самом деле он почти всегда был прав, просто я не всегда это осознавал. После знакомства с Ангелом я написал небольшой этюд, который с треском провалился и был признан всеми, никуда не годным. «Идея, конечно, интересная, но язык косный, словно пишет человек давно отживших времен» - то и дело слышал я в свой адрес, и это была правда. Не обидная, но, по всей видимости, задерживающая мою писательскую карьеру. Тогда я показал свой этюд ангелу…
Мерно раскачивалась от ветра кресло-качалка. Эдгар вышел на веранду. Вытоптанные тропинки убегали от дома: одна в деревню, другая к озеру. На темном небе ярко светил месяц. Поле спало. Притих ветер. Смутное предчувствие чего-то пугающего назревало в душе…
… Маленький этюд был скорее похож на специально недорисованную картину, чем на литературное произведение. Это были мои впечатления, мои мимолетные мысли, многие из которых казались до невозможности примитивными. В этом этюде отразилась моя манера мышления: вроде бы логично и рационально, но ничего непонятно. Ангел сказала, что ей еще в жизни никто не посвящал ничего подобного. Тогда я показал ей несколько стихотворений, написанных для нее. И снова вместо «старьевщик» и «так никто не пишет» я услышал похвалу. По ее совету я отдал свой этюд в один журнал. Мне заплатили небольшой, но обнадеживающий гонорар и с энтузиазмом я продолжил писать. Через полгода у меня накопилось достаточно много рассказов, и вместе со стихами я снова отдал их в тот же журнал. Гонорар значительно увеличился, а мне предложили постоянное сотрудничество. Так началась моя писательская карьера, которую предрекал Хатч. Еще через год мы с Ангелом поженились, и у нас родилась Элизабет. Вскоре после этого я закончил свой роман, разошедшийся большим тиражом и ставший бестселлером. Все шло отлично…
Тропинка заросла сорняками, озеро все в тине. Здесь уже давно никого не было. Призрачно мерцал благородный, но одинокий месяц. За спиной отозвался филин. Эдгар с опаской обернулся – никого. Подошел к озеру и развел рукой тину.
Когда-то давно, когда Эдгар был еще совсем маленьким, отец брал его с собой на речку. После продолжительного плавания они сидели на берегу, и отец рассказывал разные интересные истории из своей жизни. Некоторые истории Эдгар уже воплотил в своих рассказах, некоторые забыл, а одна, словно ждала долгие годы этого момента и пришла в эту роковую минуту. Однажды рано утром отец разбудил его и повел снова к реке, только вместо купания, отец сказал мальчику странные слова:
— Посмотрись в воду, сынок, и ты увидишь свое отражение. Но, главное, что, как бы ты ни хитрил, вода все равно в точности отразит тебя таким, каков ты есть. Такова и жизнь, она никогда не упустит удобного случая явить тебе твою сущность…
Эдгар посмотрелся в воду. В ней отражался месяц, переплетенный с его лицом. Красные, воспаленные глаза, странная, нечеловеческая улыбка. Улыбка не его, а кого-то другого, постороннего. Словно кто-то уже заранее радовался.
Мой Ангел улетел. Теперь она на небесах. Она покинула меня, и мой путь тоже подходит к концу. Прости, Элизабет… Я слаб, без Ангела я не способен что-либо свершить.
Мысли беспорядочно сплелись между собой, губы безмолвно шевелились, движения смазались.
Ангел…Элизабет…отец…этюд…вода…шаг вперед…
Внезапно очнулось сознание. Протрезвело и пробудилось, достигая критической точки в понимании происходящего.
— А давай выкрасим крышу… Это ведь цвет моих глаз…
— Я была на озере…там жутко и страшно…
Тело затрясло, а вода стала медленно заполнять все органы. Широко открытыми глазами уже без сознания, Эдгар смотрел на водоросли в мутной воде.
— Такова и жизнь…никогда не упустит удобного случая…явить тебе твою сущность…
— Правда, мы здесь побудем… Туда лучше не ходить…
И темнота.
Часть 2.
От желтого домика отъехала скорая помощь.
Хатчу неожиданно позвонили и сообщили о том, что Эдгар Пур пытался покончить жизнь самоубийством. Известие шокировало его, и он незамедлительно отправился к другу. До обеда Эдгар находился в бессознательном состоянии, но врачи обнадеживали и говорили, что серьезного ничего не произошло. Его рано утром обнаружили местные рыбаки и тем самым спасли его от верной смерти. В течение дня Эдгар придет в себя, но постельный режим придется соблюдать как минимум две недели.
Хатч зашел в спальню. Эдгар, мертвецки бледный, тяжело дышал, лежа на кровати. Все еще без памяти. Хатч вышел на веранду и присел на ступеньках. Конечно, у него мелькнула мысль о том, что Эдгар может начать пить, но перед отъездом сюда он предупредил его. Видимо, этот домик - не лучшее место для реабилитации. Здесь слишком многое напоминает ему об Ангеле.
Поднялся прохладный ветер, и далеко на горизонте появились первые грозовые тучи. К вечеру они приползут и сюда.
Эдгар прирожденный писатель. Уже с первых встреч с ним Хатч понял это. Несмотря на его частую веселость, Хатч видел в нем то роковое одиночество, которое присуще всякому поэту. Он был со всеми и в то же время ни с кем. Он любил всех, но не мог полюбить кого-то одного. Он мог углубляться в сущность человека, мог постигать тайны мироздания, но каждый раз становился лишь созерцателем, а не действующим лицом. Эдгар способен был отдать всего себя чуть ли не первому встречному человеку, который отнесся бы к нему с пониманием, доверием и протянул бы ему руку дружбы. Долго такого человека не находилось в его жизни, и с годами Эдгар стал ожесточаться, что не было свойственно его характеру. Когда появилась Ангел, Хатч вздохнул с облегчением, не стоило больше волноваться за своего впечатлительного друга, потому что он попал в хорошие руки. Так и случилось. Только почему в этой жизни ничего не может быть нормальным до конца? Почему удачный брак распадается, добрые друзья ссорятся, благие намерения не достигают своей цели? Кому это нужно, кто бьет карту счастья и благополучия картой суровых испытаний и несчастий? Хатч за год до неожиданной смерти Ангела, развелся со своей женой. Детей у них не было, оба супруга были самодостаточными людьми и, казалось, подходили друг другу. Казалось. Без объяснений и каких-либо разговоров жена подала на развод, а он лишь дал свое молчаливое согласие. Такая нелепая история. Хатч и до сих пор не понимал, что послужило причиной для подобного поведения. Может, наилучшие браки те, которые основаны на зависимости одного человека от другого?..
Эдгар вышел из домика. Странно, но домик целиком был сделан из воздушных одуванчиков. А низко над землей плывут прозрачные белые облачка. Их очень много. Одно проходит сквозь дом и уносит с собой с десяток одуванчиков, на месте которых появляются новые. Рядом с домиком на поляне Ангел и Элизабет, как вдруг среди белых облаков появляется большая серая туча. Она уносит их. Эдгар бежит за ней, но не может догнать. Он прорывается сквозь кустарники к озеру, но внезапно спотыкается и падает в воду. В панике он машет руками, озеро засасывает его, как трясина. Он пытается крикнуть, рот полон воды. Остекленевшими глазами он видит, как на берегу стоит Элизабет и протягивает ему руки…
Очнулся в холодном поту на постели. Через мгновение в комнату вошел Хатч. Положив холодный компресс на голову Эдгару, он отметил про себя, что сознание уже вернулось, но горячка не прошла.
— Как Элизабет? – умирающим голосом спросил Эдгар.
Хатч промолчал. Сел рядом в кресло: теперь нельзя оставлять его одного.
К вечеру горячка спала. Эдгар сидел у камина, укутанный в теплое одеяло и пил горячий чай. Мгновениями его еще пробирал легкий озноб. В комнату зашла Элизабет и положила отцу на колени маленький букетик из полевых цветков.
— Папа, ты больше не будешь болеть?
Эдгар слабо улыбнулся. За окном пошел дождь, крупные капли разбивались об окно.
— Мне нужно уезжать, появились очень срочные дела, но я не могу бросить тебя, пока не получу утвердительного ответа на один вопрос. – Хатч сел в кресло, стоявшее рядом.
— Хорошо, я отвечу. Только послушай меня. – Эдгар поправил одеяло и отставил кружку с чаем в сторону. – Я себя странно чувствую. В этом доме все напоминает об Ангеле. Она видится мне во сне и мерещится наяву. Я уже не различаю сон и явь. Но это еще полбеды. Дело в том, что мне кажется, будто она зовет меня к себе. Кстати, кто меня спас?
— Местные рыбаки, рано утром. Тебе повезло.
— Даже не знаю. Может, я должен был умереть, чтобы встретиться с ней. Словно я отклонился от своего пути…
— Твой путь – это жизнь, - твердо сказал Хатч. – Мы все рождены жить и творить, а не умирать.
— Творить я уже не смогу. Ясно, как день, что без Ангела я ничего не стою и ничего не смогу написать.
— Слушай, может тебе куда-нибудь переехать. Этот домик, как выяснилось, совсем не подходящее место.
Эдгар промолчал.
— Ну, если ты не хочешь никуда уезжать, тогда ты должен дать мне слово, что больше ничего подобного не выкинешь.
Эдгар молчал. Ему вдруг вспомнилось, как Элизабет протягивала ему свои руки, а он не мог до них дотянуться. Затем вспомнилось то противное чувство, когда вода заполняет все твои органы. Эдгар встрепенулся.
— Слышишь ты меня или нет?
Эдгар наконец перевел на него свой взгляд и вяло улыбнулся.
— Я даю тебе свое слово.
На следующее утро Хатч уехал и обещал вернуться, как только закончит свои неотложные дела.
— Не хочешь прогуляться в соседнюю деревушку? – спросил Эдгар, сам толком не понимая зачем. Что-то тянуло его выйти из дома.
— Хорошо, папа. Только пообещай, что не бросишь меня, - Элизабет посмотрела на него своими по-детски доверчивыми глазами. Глаза у нее были от матери, и волосы и вся красота. А что же у нее от меня? – подумал Эдгар.
Тропинка шла через лес. Дорогой они стали напевать одну веселую детскую песенку.
— А что там в деревне? – поинтересовалась Элизабет, перескакивая через лужу.
— Не знаю. Много незнакомых нам людей. Может, мы с кем-нибудь познакомимся и весело проведем время.
В деревне было пустынно. Темные окна домов выглядели, как пустые глазницы. Элизабет ближе прижалась к отцу.
— Мне здесь не нравится. Давай пойдем домой…
Эдгар стал искать взглядом людей, но никого кругом не было. Будто все выехали, ни единой живой души. Или все вымерли?..
— Не бойся, сейчас мы… - он не успел договорить. Внезапно за спиной бешено залаяли собаки. Неистовый лай, как горная волна, стал резко надвигаться сзади. От неожиданности свело шею, и Эдгар с усилием оглянулся.
Лай прекратился также неожиданно, как и начался. Но вдруг понял, что рядом нет Элизабет. Исчезла. Испуганно он стал оглядываться по сторонам.
— Давай пойдем домой… - раздалось где-то вдалеке и эхом стало кружить вокруг него.
— Мне здесь не нравится… - присоединилось к эху, создавая невыносимый гул.
Закружилась голова. Серое небо смешалось с коричневыми домами, грязные окна обрели окровавленные глаза и пристально всматривались в него. Звуки… Тени… Головокружение…
Эдгар закрыл уши руками и зажмурил глаза. Гул в голове стих. Снаружи тоже. Все вернулось в нормальное состояние, только Элизабет исчезла.
— Элизабет! - крик его, отражаясь от крыш, провалился в бесконечное небо.
Перед собой он увидел Ангела. У нее было лицо мертвеца. Образ, который он так усиленно пытался забыть, возвращался к нему в извращенном виде. За ее спиной стояла свора полумертвых псов, дышащих разъедающей живую плоть паром. Каждый пес ростом достигал плеча Ангела, зрачки горели кровавым огнем, зловещий рык издавали их полуразложившиеся глотки.
Эдгар опешил. Ангел. Он онемел. Ноги по какому-то собственному желанию стали делать неуверенные шаги назад. Ангел медленно подняла правую руку и тонким пальцем указала на Эдгара.
За спиной бешено лаяли псы. Из груди вырывалось сердце. Неистовый лай, словно морская волна в ураган, неумолимо надвигался сзади. Эдгар оглянулся на бегу: дикая свора призрачных созданий гналась за ним с одной единственной целью…
Свернул в лес. Острые ветки ударяют по лицу до крови. Дыхание сбивается, ноги тяжелеют, а псы несутся, измельчая в щепки деревья и кусты. С каждым бешеным ударом сердца, ужас, охвативший его, становился все сильнее, смерть все неизбежнее.
И снова он выбегает к озеру. Снова спотыкается о бревно и падает в воду. Псы окружают озеро, но не решаются нырять за ним. От их рыка дрожит поверхность воды. Стеклянными глазами из-под воды он видит, как среди них появляется Элизабет и протягивает ему свои руки. Псы не трогают ее, будто даже не замечают. Внезапно они все неистово завыли. Вода в озере поднялась на полметра и с грохотом ударилась о землю.
— Мне здесь не нравится. Давай пойдем домой…
И снова мрак.
Часть 3
Безостановочный лихорадочный кашель разрывал грудь. Очнулся, потерял сознание… Очнулся, потерял сознание… Очнулся, махнул рукой перед своим лицом, пытаясь отогнать туман и снова потерял сознание…
Тогда мы сидели на холме. Было безветренно, тихо, спокойно. Душа безмятежна, как чистое голубое небо. Тихая грусть по прожитым годам сладко томилась в груди. Ощущение настоящего исчезло. Тяжело было поверить, что это все правда, а не вымысел.
— Интересно, о чем думает вон та чайка, что летит одна? – Ангел сидела рядом. Ее длинные светлые волосы переливались в алых лучах заходящего солнца. Одинокая чайка летела в сторону пурпурного горизонта.
— Мне кажется, чайки не очень много думают, - полушутливо ответил я и тут же поспешил оправдаться. – Просто чайки более разумные существа, чем люди. Когда человек долго над чем-то думает, к нему приходит неверие, отчаяние и разные другие плохие мысли. Да и все проблемы в мире, по-моему, от слишком большого ума, который никак не может найти себе применение. Если бы чайка много думала, она бы вовсе не летала, ведь можно разбиться. А, если бы и летала, то недалеко, ведь в дороге она встречается с сильным ветром, с дождями и ураганами. Она бы решила сидеть где-нибудь в одном месте и никуда не летать. А так она думает о прекрасном голубом горизонте и иногда о том, где бы ей подкрепиться. – Ангел засмеялась. Я любил ее смех, ее улыбку, ее глаза. Потом я почувствовал тепло ее губ на своей шее и мечтательно закрыл глаза…
— Папа, что с тобой?
Кашель не переставал. Весь мокрый, в тине и водорослях, Эдгар очнулся на знакомой поляне. Моросил мелкий, отвратительный дождь. Ветер продувал насквозь. Всего трясло, суставы онемели. Еле поднялся на ноги и, ничего не соображая, стал оглядываться.
Среди серых деревьев под пепельным небом стояло искрящееся белоснежное здание из непонятного вещества. Присмотревшись, Эдгар увидел, что это его домик, только сделан он полностью из воздушных одуванчиков.
— Папа, иди ко мне, здесь мама…
Два часа ночи. В коридоре у кабинета реанимации только Хатч. Локтями уперся в колени и руками обхватил голову. Второй день подряд Эдгар не может придти в себя после попытки самоубийства. Хатч не сумел прилететь сразу, но вылетел первым же рейсом. Состояние Эдгара то ухудшалось, то вновь приходило в норму. Врачи ничего определенного не могли сказать.
Из кабинета вышел врач.
— Как он?
— Лихорадит, но состояние более стабильное, чем раньше. Расскажите мне немного о нем. Он постоянно вспоминает сквозь бред два имени: Элизабет и Ангел.
Хатч удивленно посмотрел на врача.
— Ангел – это его бывшая жена. Недавно она умерла. А Элизабет…
Внутри дома, в окне он рассмотрел Элизабет, а рядом с ней Ангела. Эдгар в ужасе отшатнулся.
—Уходи, убегай! – крикнул дочке надрывающимся голосом, но она не услышала его.
Собрав последние силы, он решительно пошел в сторону домика, искрящегося серебром и золотом. С каждым шагом он все больше ощущал силу в своем оживающем теле. Он уже не пытался ничего понять. Просто…
Когти на лету впились в правое плечо. Неимоверным по силе ударом его сбил с ног химерный пес и отскочил на несколько метров в сторону, тяжело выдыхая призрачный пар. Зрачки пса наполнились багровой кровью, кровоточили. Зверь готовился к прыжку. Слизь стекала с острых клыков на размякшую землю.
— Папа!
Вдруг из кабинета вышел ассистент.
— Ему становится хуже.
— А Элизабет это его дочь, - встревоженным взглядом Хатч заглянул в реанимационную. Эдгар бился в конвульсиях.
Эдгар коснулся раненого плеча. Кровь из раны хлынула на одежду, в глазах помутнело. Сознание боролось из последних сил. На окраине поляны появилась дикая свора полумертвых собак. От их рыка, капли дождя разрывались в воздухе, не долетая до земли. Эдгар поднялся на одно колено и посмотрел в сторону домика из одуванчиков. Элизабет и Ангел ждали его. Вдруг он понял, что ему, во что бы то ни стало, нужно добраться до домика. Тут же его сбил пес и клыками впился ему в грудь. Эдгар закричал…
Врач вышел в коридор.
— Что? Что с ним? – Хатч изнервничался и схватил врача за руку.
— Мы сделали все, что могли.
Эдгар приоткрыл глаза. Яркий золотистый свет больно ударил по глазам. Он лежал на мягкой кровати, а над ним склонилась его Ангел. В ее глазах искрилось счастье, она нежно улыбалась.
— Помнишь, как я целовала тебя в первый раз? – спросила она.
Эдгар прекрасно помнил этот поцелуй. Тогда он вернул ему веру в жизнь, подарил то, чего так не хватало. Любовь. Поцелуй подарил душевное равновесие и, вместе с тем, пробудил в нем новые незабываемые ощущения. Эдгар хотел все это сказать, но окровавленные губы не послушались.
Тогда Ангел поцеловала его, и мир перевернулся.
Прибежала Элизабет и подарила родителям по венку из воздушных одуванчиков.
— Ты не должен сомневаться в своих силах. Верь, что все созданное тобою на земле, если оно хоть кому-то доставило немного счастья, обретет вечность. Если оно хоть кого-нибудь заставило задуматься над своей жизнью, обретет вечность. Возвращайся и твори…
— Он приходит в себя, - радостным, но неуверенным голосом произнес ассистент.
Через полчаса врач с радостной улыбкой вышел из кабинета.
— Он очнулся и здоровье его не вызывает особых опасений. Честно говоря, я не понимаю, как это произошло. Но факт остается фактом, и слава Богу.
— А можно взглянуть на него?
Хатч зашел в реанимационную.
— А где сейчас его дочь? - поинтересовался врач.
— Она умерла, через год после рождения, - Хатч смотрел на изможденное лицо Эдгара и радовался его выздоровлению, но внешне ничего выразить не мог. Потом он посмотрел на столик рядом с кроватью…
На столике лежал венок из воздушных одуванчиков.
Свидетельство о публикации №210013000105