Алаверды фотографу

                ПОРТРЕТ

Надеюсь, читатель согласится со мной, что существует множество профессий, о которых мы даже не подозреваем. Это, всякие мотальщики, чесальщики, копачи, складальщики, грязчики, и сотни им подобных. Но, когда вам понадобится намотать, выкопать, или сложить, вы непременно их найдёте, и только тогда поймёте, что без них Мир не мог бы существовать. Кто-то должен и мотать, и чесать, и копать, и грязь добывать.

Кем до последнего времени работал Буторин, я не знаю, но уволили его с работы под честное слово - выплатить начёт в крупной сумме в ближайшие два-три месяца. После этого он трое суток атаковал по телефону родственников, друзей и знакомых, с целью найти высокооплачиваемое место, под которое можно взять кредит на нужную сумму.  Наконец, ему предложили весьма оригинальную, хотя и необычную работу, с экзотическим названием - ходок.

Как вы помните, Буторин уже знал, что есть мотальщики, чесальщики, копальщики, грязчики, поэтому не удивился, что есть и ходоки. А, собственно, почему бы им и не быть?  Немного посомневавшись - справится, не справится -  согласился.  Работа оказалась не только высокооплачиваемая, но и очень даже интересная, она увлекла Буторина, он окунулся в неё с головой, и работал бы ходоком до настоящего времени, если бы не случай.

Сейчас, пожалуй, никто не поверит, что было время, когда просто сфотографироваться было большой проблемой, а сделать цветной портрет - вообще несбыточной мечтой, которую можно было осуществить, разве что в областном центре. В это самое время, развилось массовое движение по удовлетворению потребностей населения в портретах. В некоторых областных центрах были созданы фото студии, которые  превращали маленькие чёрно-белые фотографии, в большие красочные портреты. Искусством здесь  не пахло, ширпотреб - он и есть ширпотреб, но доход эта индустрия приносила немалый.

И заколесили по всему Союзу ходоки, по несколько раз в год, прочёсывая Азербайджан и Казахстан, Армению и Татарию, Белоруссию и Молдавию, Киргизию и Туркмению. Не брезговали они и Россией-матушкой: Тамбовская, Воронежская, Тульская, Рязанская, Псковская, Ярославская и прочие области. Здесь доходы были меньше, зато транспортные расходы не так велики.

С раннего утра и до позднего вечера, летом и зимой, в жару и холод, из города в город, из дома в дом, из подъезда в подъезд, с этажа на этаж, из квартиры в квартиру, не ведая усталости, ходили ходоки, предлагая сделать из маленькой фотографии большой цветной портрет: одиночный, двойной, семейный, свадебный, соединённый из нескольких фотографий в одну,с удалённым ненавистным мужем и множество других подобных услуг. За один день удавалось собрать десять, двадцать, а то, и тридцать заказов, за неделю - до ста пятидесяти. При этом за вычетом расходов на изготовление собственно портретов, проезд в оба конца, гостиницу, питание, и прочее, ходоку оставалась  тысяча рублей. Достаточно было одной поездки в месяц. Зарплата хорошая. Но и труд  нелёгкий! 

Но всё оправдывал конечный результат.  Ходок привозил фотографии, сдавал в фотолабораторию, через две недели забирал готовые портреты, развозил по адресам, и тысяча рублей в кармане. Это за 7-8 дней работы.

Буторин рассчитался с долгами за несколько ходок, ещё полгода работал с такой же нагрузкой, потом уменьшил своё рвение, и сел на стабильные 600 рублей в месяц. Он не был жадным до денег,  этой суммы ему хватало на безбедную жизнь. А вылезать из жил, постоянно находясь в командировках, он не хотел. И работать бы ему ходоком до пенсии, если бы, как я уже сказал, не случай.

Женщина заказала портрет сына. Фотография чёткая, студийная. Из любительских фотографий, при многократном увеличении, трудно получить хорошее изображение.  Буторин такие снимки старался не брать. Но эта фотография была отличная. Он принял заказ, записал адрес, и через месяц привёз готовую продукцию. Заказчице портрет не понравился.  Издержки бывают в любой работе. У Буторина тоже случались накладки, проколы, и даже явный брак. Если брак был допущен по вине лаборатории, портрет переделывался за счёт лаборанта. Если по вине приёмщика, то есть, из-за плохой фотографии, то портрет, или опускался в мусорный ящик, или, если был повторный заказ, переделывался за счёт ходока.

Такие случаи были редки, и финансовое состояние ходока не подрывали: что стоит, ради престижа фирмы, переделать два-три портрета! Но, в данном случае, на Буторина смотрел бравый солдат Советской Армии. Каждая чёрточка молодого, красивого лица, чётко проработана. Считать браком такой портрет Буторин не соглашался. Но женщина упрямо твердила, что «он был не такой», и Буторин взял портрет в переработку.

В фотолаборатории портрет посчитали выполненным на высоком художественном уровне,  переделывать согласились только за счёт Буторина. Чуть-чуть добавили резкости, пустили сочнее анилиновые краски, подретушировали тени, и через месяц Буторин вручил заказчице новый портрет.  Женщина взяла его в руки. Осмотрев со всех сторон заплаканными глазами, вновь вернула Буторину:
- Он был не такой. На этом портрете он не похож на себя.

Поняв, что на фотографии изображён погибший сын несчастной женщины, Буторин   решил подарить ей портрет. Она отказалась оставить его у себя и,  ничего не заплатив, заказала третий:
- Армия погубила моего сына, я не хочу, чтобы он был в военной форме.

Обычно опытный ходок в таком случае уходит молча и навсегда. Буторин, сжалившись над убитой горем матерью, потерявшей единственного сына, решил сделать ещё один портрет.

Поскольку другой фотографии у неё не было, Буторин пообещал «накинуть на него цивильный пиджачок».  Лаборанту он ничего не сказал, просто сдал фотографию, с сотней таких же, написав на обороте: «24Х30, цветной, в костюме».

Увы, в гражданском костюме мужчина ещё меньше был похож на себя.  Оба портрета, второй  и первый, которые Буторин выбросил, были лучше.

-  Привезите тот портрет. Как это так, моего сына, и выбросить. Это безобразие. Я буду на вас жаловаться. Сделайте такой, как был тот, но в чёрной рамке. А этот совсем чужой, это не мой сын, у него  такого костюма не было, - и она расплакалась.

Буторину было жаль одинокую, убитую горем женщину. Зная, что никакой портрет не заменит ей живого сына, он долго пытался втолковать ей эту простую истину, но женщина, со слезами на глазах, уговорила его попробовать ещё раз.

Выходя из квартиры, Буторин  размышлял: опустить фотографию вместе с портретом в мусорную урну, или в почтовый ящик? Но женщина стояла на пороге, пока он не вышел из подъезда, и, крепя сердце, он, в очередной раз отправил в свою сумку и портрет, и фотографию.

Через месяц Буторин привёз строгий чёрно-белый портрет в траурной рамке, с красным уголком. Женщина взяла портрет в руки, прижала к груди, потом поставила на стол, и долго, молча, смотрела на него.  Сначала на её глазах выступили две слезинки, она начала шумно вздыхать. Потом, вдруг, слёзы полились ручьями, и, неожиданно, заголосила громко и протяжно, временами останавливаясь на мгновение, чтобы захватить ртом воздуха.

Решив, что он, наконец, принёс то, что надо, Буторин дал ей выплакаться. Женщина постепенно успокоилась, вытерла слёзы платком, неожиданно для Буторина, сказала:
- Он мёртвый.
- Я знаю, я это давно понял.
- Он на портрете мёртвый! Я хочу, чтобы был живой. 

Она смотрела на Буторина каким-то новым, ранее им не замечаемым, безумным взглядом.
- Я не могу его оживить, - растерялся Буторин.
- В Японии делают живые фотографии. Я на кошельке видела. Девушка смотрит на тебя, и улыбается, подмигивает.
- Это световой эффект такой... Голограмма называется. А девушка та, всё равно, мёртвая.
- Я хочу, чтобы мой сын улыбался, моргал, дышал, разговаривал... Чтобы живым был, - она остановила свои безумные глаза на портрете. - Лицо чтобы было тёплое, и руки горячие...

Буторин молча встал, вышел, осторожно закрыл за собою дверь, и навсегда оставил доходный промысел ходока.