Трагедия
Tragedy Club
Не бесцелер
[Все персонажи и почти все события
являются вымышленными.]
(Февраль 2005 года – пятница 13 ноября 2009 года)
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:
Барабанщик группы «Некрос;фия»
Бас-гитарист группы «Некрософия»
Гитарист группы «Некрософия»
Бедный философ
Богатый философ
Лена, небедная поклонница группы
Небедный отец поклонницы
Учитель с Востока, великий мастер, преобразователь энергий, Ли
Высоко посвященный ученик учителя Ли
Клиент учителя Ли
Даша, девушка из дома рядом с обителью Ли
Водитель автобуса; контролёрша; работники автовокзала и пассажиры
Сирота, убогий, впрочем, тоже работник автовокзала
Виктор, возлюбленный Даши, актер провинциального театра
Саша, актер того же театра
Борис Валерьянович, режиссер-постановщик театра
Работники театра
Работники ФСИН
Заключенные сизо
Юные патриотичные гопники
Обыватель с ведром
Пара влюбленных
Отрок, читающий стихи
Герой за столом, с внешностью среднею между Бедным философом, Богатым философом и учителем Ли
Подчиненный Героя
Персонаж на подоконнике
Двое санитаров
Автор
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Действие I.
Начало 90-х г.г. XX в. Россия.
Сцена 1.
Бедная репетиционная база гаражно-подвального типа. В ней: ударная установка, электрогитара, бас, микрофон на стойке, старый советский усилитель, слабенькие колонки, сломанный стул, стол, на нем разбросаны исписанные листки бумаги; в углу – несколько пустых бутылок, диванчик.
Входят барабанщик, басист, гитарист и вокалист группы «Некрософия» и подходят каждый к своему инструменту.
Гитарист (всем): Ну, короче, этот крутой теперь хочет, чтобы мы для его доченьки завтра концерт залабали. Ну, говорит, бабки – само собой; за мной, типа, не заржавеет. А я вот и говорю ему: «А чё нам бабки-то?! Ими щас подтираться можно…» Лучше, говорю, колбасы нам всем хорошей, ну там… сервелат, например. Во-о-от… и по мешку картошки для родичей и по ящику нормального вина каждому. Вот. Ну, бритый помялся-помялся и согласился. А хрен ли? Дочка же попросила.
Настраивают инструмент. Барабанщик постукивает…
Барабанщик (с ухмылкой): Ну ты делец! По понятиям братве гонорар заказал. Я представляю, как он в «Мерсе» привезет четыре мешка картошки, четыре ящика вина и колбасу. Зашибись!
Вокалист: Нет, всё-таки это неправильно. Не для картошки мы эти песни писали. Понимание этой Ленки, дочки его, в сто раз важней!..
Гитарист (перебивая): Да ты чего, Иваныч, совсем на своем философском зафилонировал, (смеясь) в смысле зафилософствовал-ся?! Ты вспомни, чему нас в школе еще учили – «Капитал», Карл Маркс, Фридрих Энгельс; экономика… базис… физиологические потребности всегда на первом месте. Есть такая физиологическая потребность – жрать! Песни – это хорошо, понимание – еще лучше; но еда, блин, продлевает жизнь!
Басист: Нет, правда, Иваныч, ты сам подумай. Рок, он и есть рок. Наши песни – не коммерция, наши песни – протест, но мы не можем играть их бесплатно. Мы зарабатываем где-нибудь еще, и это «еще» забирает всё больше времени, мы теперь всё реже репетируем вместе.
Гитарист (Басисту): Да чего ты так перед ним! Чё ему?! У него предки – вон кто! С голоду никогда не помрет!!!
Барабанщик (всем): Ну всё, хватит!.. Если концерт завтра будет, то давайте репетировать, а то сто лет уже вместе не лабали. А если нет – пошли по домам. Что мы – ругаться сюда пришли?..
Гитарист: Как «нет»?! Нас так просили, Ленка вот будет ждать!
Вокалист: Да я ж не против концерта!
Басист: Ну вот! (Гитаристу) Развопился… Об оплате потом договоримся, (тихо) без него (указывает на вокалиста).
Барабанщик: Иваныч, а что ты сегодня такой мрачный?.. У тебя со своей там как?
Вокалист: Да никак…
Барабанщик: В смысле?
Вокалист: Прячется от меня, а прямо порвать не может… или не хочет. Говорит как-то мне: вы с философского все какие-то «того».
Гитарист: Да так и есть. Философия хороша, когда в меру, – а не во всём.
Вокалист: Но у нее это как шовинизм: философы – неприкасаемые, с ними нельзя…
Барабанщик: Идиотизм! Дура она.
Басист: Да так это. Отговорка.
Гитарист: Почему отговорка? Ты, ваще-т, про кого?
Басист: Про нее (подумав).
Гитарист: Так вот – нет! Она права. Философия – это вечные дилеммы, трилеммы, за и против, колебания, сомнения, отрицания… Так всю жизнь просомневаешься и ничего не сделаешь – ни для себя, ни для окружающих, любимых и тэ дэ.
Барабанщик: Нет, ну открыть что-нибудь можно, изобрести…
Басист: Ага: бутылку открыть, велосипед изобрести! (смеется)
Гитарист (Барабанщику): Изобрести? В какой области? В философии?
Барабанщик: Ну-у…
Вокалист: Да! Почему нет.
Гитарист: Потому что никому на хрен не нужно изобретение философа! Что может изобрести современный философ? Что-то может! Но основное уже изобретено!!! А новое… оно не имеет практического значения для нормальных простых людей!
Вокалист (отвлеченно): Да-а-а…
Гитарист: Вот! Даже он согласен.
Барабанщик: Кончайте базар! Репетировать ведь надо.
Басист: Хей, «некр;софы», давай лабать!
Вокалист: Давай эту: «Эх, скоро ль помрем мы?..»
Гитарист (спокойно): Давай.
Начинают играть.
Сцена 2.
Загородный дом. Большой зал. В нем стоит ударная установка, колонки, усилитель, на полу лежат гитары, примочки; перед всем этим стоит кожаный диван; в углу большой телевизор, музыкальный центр.
Входят Барабанщик, Басист, Гитарист и небедный Отец поклонницы (в черном пальто, с золотой цепью на шее); Барабанщик несет стойку с микрофоном, ставит ее перед диваном.
Отец: Ну, всё нормально?
Гитарист: Конечно! Только, знаете, мы нашему вокалисту сказали, что будем играть за «так». Так что я завтра заеду, заберу всё, а при нем об этом не будем распространяться. Хорошо?
Отец: Базара ноль. Но что ж он не поймет? Он же не идиот!
Басист: Нет, альтруист.
Отец: Да? Жаль… альтруизм в наше новое время вреден и бессмыслен так же, как при Союзе энтузиазм.
Гитарист: Ды вот. Мы ему говорили…
Раздается стук каблуков. В зал входит поклонница группы Лена.
Отец: О-о… наконец-то. (к музыкантам) Вот – познакомьтесь, так сказать, очно. Моя дочь Лена.
Лена: Привет.
Гитарист: Здравствуй.
Барабанщик: Очень приятно.
Басист: Привет-привет.
Барабанщик (Басисту шепотом): А Лена-то ничего! Да?
Басист (кивая головой): Угу.
Отец: Ладно… Мне надо спешить. Дел много сейчас… (дочери) Скажи маме, сегодня буду поздно, не ждите: ложитесь спать.
Лена: Хорошо. Еще раз спасибо!
Отец: Не за что. Веселитесь!
Отец уходит.
Басист: Где же наш «голос»?..
Барабанщик (глядя на часы): Да уж должен был приехать. (Лене) А что Вы слышали о нашей группе?
Лена: Да в общем, немного…
Ее прерывают шаги. Входит вокалист.
Гитарист: Наконец!
Барабанщик: Где ты пропал?
Басист: Тебя за смертью посылали! Привел?!
Все улыбаются.
Вокалист: Смерть всегда с нами.
Все перестают улыбаться.
Барабанщик: Ну, познакомься с хозяйкой сегодняшнего вечера – Лена.
Вокалист кивает Лене.
Лена: Здравствуй.
Вокалист: Ну что? Начнем?
Лена: Раз уж я хозяйка, сейчас принесу выпить.
Барабанщик, басист и гитарист: О-о-о! Правильная постановка вопроса!.. Давай-давай!..
Лена убегает из зала.
Вокалист (с раздражением): Что ж! Давайте пожрем от пуза, набухаемся в жопу!!! Да?!!
Барабанщик (смеясь): А потом завалим эту Лену!
Басист: Нет! Будем злыми, напряжными, мрачными, скучными и голодными!
Гитарист: Ну, мы ж не на работе!
Вокалист: А где же? Музыка – это труд. Труд в удовольствие, но труд!
Басист: Какое уж тут удовольствие?!.
Вокалист: Играть и петь свои песни!
Барабанщик: Вот блин!..
Заходит Лена с бутылками.
Лена: Достаньте фужеры из-под телевизора.
Все подходят к телевизору. Гитарист открывает бутылку, Лена ставит остальные на пол, Басист раздает всем хрустальные бокалы. Гитарист начинает разливать вино по фужерам.
Барабанщик: За что первый тост?
Гитарист: За хозяйку! Лен, за тебя!
Барабанщик, Басист и Гитарист резво тянут бокалы чокаться.
Барабанщик: Да, Лен, за тебя!
Басист: Пр-рально!
Вокалист (Лене): Можно, я закурю?
Лена (не расслышав): Что?
Вокалист: Можно закурить?
Лена: А, да, конечно!..
Все чокаются и пьют. Закусывают. Вокалист, быстро чокнувшись и сделав глоток, ставит бокал на телевизор, отходит к окну, садится на подоконник и закуривает.
Гитарист: Ну что? Между первой и второй…
Вокалист (перебивая): Давайте хоть одну песню сыграем!
Гитарист: Да мы еще не одну сыграем – какие наши годы!
Барабанщик: Да ладно, давайте залабнём.
Басист: Да, можно…
Гитарист: Ну, теперь везде демократия! Покоряюсь большинству.
Идут к инструментам. Вокалист открывает форточку, выбрасывает сигарету и встает к микрофону.
Вокалист (Басисту): Что с папашей? Как решили?
Басист: Как ты и хотел – полный альтруизм.
Вокалист: Ну, уже не полный. Вино-то…
Басист: Ты еще показания счетчика сними: сколько мы электричества сожгем! И как пол натопчем!
Гитарист: Ну… «Эх, скоро ль?..»
Барабанщик выстукивает палочками, и они начинают. Лена со второй бутылкой садится перед ними на диван; по ходу песни часто прикладывается к горлышку.
Вокалист поет:
Эх, скоро ль помрем мы?
Да кто ж это знает!
Великий Всевышний да лечащий врач.
Куда мы идем и
Кто нас направляет?
Всё тот же Всевышний да бешеный скач
Безумнейшей жизни,
В которой нет места
Свободной природе,
Которую душит безликий бетон,
В которой невеста
Ждет парня в тревоге,
При встрече смотрит на раны, а не на новый погон.
А не на новый погон,
А не на новый блестящий погон!
О-о-о, о-о-о, о-у-о. А-а-а, а-а-а, а-у-а…
Когда песня подходит к концу, идет финальный вокализ, - Лена встает с дивана и, пританцовывая, снимает блузку, бросает ее на диван, снимает браслет и швыряет его об пол, танцует в одном лифчике, расстегивает его, снимает и одновременно с последним аккордом кидает лифчик в лицо Вокалисту.
Сцена 3.
Репетиционная база. В ней темно. Включается свет, и входит вокалист. У него усталый и опустошенный вид.
На базе всё то же, как в прошлый раз, но отсутствует инструмент и оборудование, находящееся в загородном доме.
Вокалист достает из угла пыльную старую дешевую акустическую гитару, садится на диванчик, перебирает струны, подстраивает, начинает играть и петь севшим за вечер голосом.
Вокалист (задумчиво и медленно произнося): Восемьдесят… метров…
Вокалист поет:
1) Споры и крики вокруг
За экономики дрянь.
Базиса хочет мой друг…
Эй, справедливость, ты глянь!
Он не последний подонок,
Он проявлял доброту.
Социум не был так тонок:
Он продавал красоту.
И друг мой купил без проблем.
Ее звали как-то на «эм»…
И нетерпимы разговоры,
И склоки, споры и раздоры…
Как всем нам, сИротам, нужны
80 метров тишины!..
2) Споры и крики кругом
Лишь за финансовый сор.
Ты возлюбила мой… дом.
В этом был весь разговор!
Ты не последняя шлюха,
Ты угождала в поту.
Общество не было глухо:
Купило твою красоту.
Надеюсь, купил джентльмен.
Его звали как-то на «эн»…
И нетерпимы разговоры,
Лишь склоки, споры и раздоры…
Блондинка, Вам бы не штаны,
А 80 метров тишины!..
Проигрыш.
И вдруг (где только и была?!)
Вся тишина ко мне пришла.
Пусть нет двери в бельме стены,
Есть 80 метров тишины!
Раздаются шаги и стук каблуков. Входят Барабанщик и Лена.
Барабанщик: Во-от! Я знал, что он будет тут!
Вокалист равнодушно поднимает на них взгляд.
Барабанщик (иронично): Лена хочет еще с тобой поговорить – вечер был короткий.
Садятся на диванчик к Вокалисту.
Вокалист (ставя гитару перед собой на пол): О чем будем говорить?
Лена: О группе, о песнях – вы о себе почти ничего не рассказали.
Вокалист (Барабанщику): И ты тащил человека сюда?! Сам не мог ей рассказать что ль?
Барабанщик (Лене): Вообще-то, ты мне не говорила, что хочешь спросить. Если это, то… (после приличной паузы) может, я пойду?..
Лена (почти перебивая): Я и сказать-то не успела – ты сразу: «Я знаю, где его искать! Я знаю!..»
Вокалист (почти перебивая): Ладно… О группе… Лен, ты знаешь, «Некрософия» – рок-группа, в ней очень важное… важнейшее значение имеет ритм-секция, ударные… Во-от… Так что в его лице (указывает на Барабанщика) – фундамент нашей группы; он, как никто, может поведать о глубинной сущности, основе группы.
Лена (Вокалисту): Что, правда?
Вокалист: Правда. Спрашивай у него…
Барабанщик: Весь в твоем распоряжении!
Вокалист: Я пойду.
Лена: Уже?
Вокалист: «Уже»?! Время – третий час ночи!
Вокалист быстро встает, ставит гитару и направляется к выходу. Барабанщик спешно встает, подходит к Вокалисту и жмет ему руку.
Барабанщик (Вокалисту, тихо): Спасибо, Иваныч! (во весь голос) Счастливо!
Лена: Пока.
Вокалист: Прощайте…
Уходит.
Лена: Почему он сказал «прощайте»? Это он мне? Но, может, мы еще увидимся.
Барабанщик: Кто его знает… (подумав, весело) Да не заморачивайся! Он же философ, чудит!..
Лена: Да?
Барабанщик: Ну да. (кашляет) Это… Ночь сегодня… тихая.
Лена: Ага…
Барабанщик: Романтичная. (снова кашляет) Звезд много.
Лена: Да.
Барабанщик садится к ней ближе и обнимает.
Барабанщик: Жалко, инструментов нет. Ну, завтра, в смысле – уже сегодня, привезем… А то я бы сыграл.
Лена: Что?
Барабанщик: Что-нть романтичное.
Лена: На барабанах?
Барабанщик: Да, на ударных. Почему нет.
Лена: А-а-а, ну да.
Барабанщик целует ее, она отвечает взаимностью.
Барабанщик: Да… ты очень красивая.
Лена: Ну. Спасибо за комплеман!
Барабанщик: Пожалуйста, - в смысле, это не комплемент, это правда.
Лена: А я не спорю.
Оба смущенно смеются.
Барабанщик: Лен, я…
Снова целует ее и одновременно пытается снять с нее блузку.
Лена (отпрянув): Н-не надо…
Барабанщик (встревоженно): Почему?
Лена (смущенно): Й-й-я… еще девушка.
Барабанщик (облегченно вздохнув): Ну и что… Как говорит наш великий Иваныч, в современных социально-культурных условиях женская физиологическая девственность является ненужным атавизмом, препятствующим позитивной эволюции объективных человеческих отношений.
Лена: Что, правда?
Барабанщик: Что?
Лена: Он так говорит?
Барабанщик: Правда.
Лена: А-а. Понятно.
Лена целует его и отдается.
Барабанщик при этом напевает «Оду к радости»; потом она начинает звучать в колонках – громче и громче, какое-то время максимально громко, вдруг – еще громче.
Действие II.
10 лет спустя. Начало нулевых годов XXI в.
Сцена 1.
Небольшая тихая улица, два дома стоят перпендикулярно друг другу. Один дом – панельная многоэтажка, другой – старый, двухэтажный, кирпичный. В панельном дверь в подъезд нараспашку; в кирпичном двери закрыты, над ними вывеска, на которой черной краской написаны китайские иероглифы, а под ними более мелко по-русски: «Ли, китайский учитель, великий мастер и преобразователь негативной энергии в позитивную».
На крайний балкон первого этажа панельного дома, ближайший к кирпичному дому, выходит девушка и закуривает дешевую сигарету.
С легким скрипом открываются двери под вывеской, из них выходит высоко посвященный ученик учителя Ли (у него славянское лицо, русые волосы). Он достает мундштук, пачку дорогих сигарет и не менее дорогую зажигалку и закуривает.
Ученик: Доброе утро, Даша!
Даша (недовольно): Доброе… тем, у кого оно доброе!
Ученик: Что так сурово?
Даша: Покурить спокойно не даешь, прохиндей чёртов!
Ученик: Кто прохиндей?
Даша: Ты, шарлатан, и учитель твой, мошенник!
Ученик: Зря ты так. Смени гнев на милость! Неужели такие чуткие творческие души, как мы с тобой, не найдут общего языка из-за всяких пустяков, житейских пустяков, космическая значИмость которых…
Даша (перебивая): Общего языка?! Ща я тебе покажу «общий язык»!!! (хватает на балконе с пола кирпич и кидает в ученика)
Ученик (увернувшись): Ты чего, Дарья, совсем?! У тебя накопилось слишком много негативной энергии – надо очищаться, надо преобразовываться.
Даша (кинув окурок на землю и уходя с балкона): Значит, энергии у меня много?!!
Ученик пожимает плечами и продолжает курить. Даша выбегает из подъезда.
Даша: Совсем достал! ПонЯл, да?! «ЗначИмость»! Лохотронщики долбаные!!! Как без вас хорошо было: тихо, спокойно! Открыли богадельню, блин!
Ученик (одновременно): Что?! Да что ты понимаешь! Попса и быдловая бытовуха – вся твоя философия!
На крики быстрым шагом из дверей выходит учитель Ли, монголоидной внешности.
Ли: Что за шум опять?
Ученик: Да вот – опять она!
Ли: Спокойнее, сын мой. В чем дело?
Ученик: Сэнсэй, девушка соизволит усомниться в истинности моих слов и честности дела всей Вашей жизни.
Ли: Что ж, на тернистом пути моей жизни я не раз встречал людей, спокойствие душ которых нарушали сомнения, подозрения, недоверие. (ученику) Ступай, сын мой, пора готовить раствор. Займись этим.
Ученик: Да, сэнсэй.
Подбирает брошенный Дашей кирпич и уходит в дом.
Ли: Какие же основания видишь ты для неверия мне, моему ученику и нашему делу?
Даша: Ну, вот Вы по-русски без акцента совсем говорите.
Ли: Чем же это смущает тебя, дочь моя? Вот уже десять лет я живу в России, все эти годы я усердно изучаю язык, родной для людей, среди которых суждено мне прожить данную, значительную, часть своего жизненного пути. И я познал его в значительной мере. Твои сомнения в этом вопросе имеют зыбкую основу, суть которой заложена духом общества, в котором ты живешь, которое навязывает тебе свои примитивные стереотипы и которое всё больше и больше продуцирует в себе негативную энергию. Избавься от всевластия стереотипов – падет тотальный контроль общества над твоей мыслью; избавься от контроля общества – и сгинет источник твоих сомнений; когда иссякнут сомнения – для тебя станет незыблемой главная вера, вера в себя; когда ты поверишь в себя – страхи и стеснение покинут тебя, так как ты перестанешь бояться людей, благоговеть перед ними и завидовать их положению, ибо, веря в себя, ты станешь выше их; став выше их – ты освободишь их в своем сознании: перестанешь судить их, стеснять, критиковать, ставить им препоны, то есть позволишь заниматься им тем, чем они сами пожелают. Таким образом, освободив свое сознание и став свободна сама, ты освободишь и всех окружающих людей. Так твое существование наполнится смыслом и позитивной энергией.
Даша: Да, пожалуй, кое в чем Вы правы.
Ли: Назови же еще основания для своего недоверия и неприязни.
Даша: Ну-у, после Ваших слов… не знаю, достаточно ли… оно… основание…
Ли: Ну, ступай. Тебе надо подумать, дочь моя.
Даша: Да, до свидания.
Ли: Ступай.
Даша уходит в подъезд.
Ли (направляясь обратно к себе, повышенным голосом, ученику): Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не устраивал лишенный смысла ор, когда я занят делом у себя? Невозможно сосредоточиться…
Так, ты замесил раствор? Надо сегодня закончить эту перегородку… Кирпичей-то должно хватить?.. (его голос стихает по мере углубления в здание)
Сцена 2.
Подземный переход. Темновато и безлюдно. На складном табурете в старой дешевой куртке сидит и играет на акустической гитаре (не поет) Бедный философ, в котором сквозь солидные усы, бороду и длинные волосы, местами подернувшиеся сединой, с трудом узнается Вокалист группы «Некрософия». Рядом с ним нет тары для подавания денег.
В переход поспешно спускается Богатый философ. На нем дорогой френч, из-под которого видны галстук и хороший костюм.
Бедный философ поворачивается в его сторону, удивленно смотрит в лицо, а когда тот пренебрежительно взглядывает на него и спешит пройти мимо, резко вытягивает левую ногу (на правой остается гитара), перестав играть, – и Богатый философ, споткнувшись о ногу, падает на грязный пол перехода.
Богатый философ (очень удивленно и гневно): Ты что, старый, совсем охренел?!!
Бедный философ: Старый, Вась, да не старше тебя (спокойно снова начинает играть).
Богатый (еще более удивленно): Откуда ты знаешь… откуда ты знаешь меня?! (тот продолжает играть) Постой… Андрей, это ты?
Бедный (перестав играть): Да, Андрей Иваныч Соловьев к твоим услугам.
Богатый (обрадованно): Андрюха! етить тя в ухо. Столько лет!.. (протягивает и жмет ему руку)
Бедный встает и ставит гитару к стене.
Богатый: Ну, здравствуй!
Бедный: Здравствуй и ты.
Богатый: Как же мы так?.. А я видел как-то недавно твою группу, «Некрофилию», по центральному каналу какому-то, хотя там…
Бедный (перебивая): Я ушел из группы лет десять назад.
Богатый: Да я уж понял… но это ж твое детище. Теперь ребята раскрутились.
Бедный: Мое ли… детище?.. А крутятся-раскручиваются щас все, у кого ума хоть чуть-чуть… и желание есть.
Богатый: Да, наверно.
Бедный: Ну, где ты, что, как, женат? Мы ж с универа не виделись.
Богатый: Я нормально, не жалуюсь… Женат, сыну восемь лет. Где работаю? Тут у одного предпринимателя большого, он еще в руководстве областного отделения «Единой России». А работаю, в общем… никем – возглавляю консультационную службу при нем. Во-от…
Бедный: А я был женат – восемь месяцев целых, детей не нажил…
Богатый: Ну, тут уж кому как.
Напряженная пауза.
Бедный: Что ж ты не спросишь, где Я работаю?
Богатый (несколько смутившись): Где?
Бедный: У меня множество профессий – помимо основной философской. Да-а, очень много. Поскольку ты считаешь себя настолько вежливым, чтобы не задавать вопросы, я скажу сам. Впрочем, в сущности заданный вопрос ни к чему не обязывает и, уж точно, не является гарантией – любой достаточно умный человек легко уйдет от ответа, если только захочет не озвучивать прямой ответ. И вопрос не получает ответа ввиду столкновения вежливости со стороны задающего и нежелания или невозможности отвечать со стороны отвечающего. Еще хочется верить, что полное отсутствие вежливости, которое позволяет вопрошающему нагло призвать-таки вертлявого отвечающего к ответу, встречается редко – соизмеримо с полнейшим желанием и возможностью отвечать, что уже граничит с дебильностью или состоянием приличного, точней – неприличного, опьянения.
Богатый: А ты всё такой же. Точно!
Бедный: Не знаю, точно ли, - штанген-циркулем не измерял… Вернусь к своим профессиям. Одну из них ты только что видел. Но, ты ж понимаешь, это профессия, но не работа – практически заработать здесь крайне трудно, да и цели такой я себе не ставлю, если ты заметил. Да… А вот постоянной работы у меня нет – пойми правильно: я не плачусь и не прошу тебя ни о чем. Я сам так хотел – постоянная работа ужасно скучна. Она механизирует сознание, а в конечном итоге – ампутирует его. Мы живем среди ампутантов, и их уродство гораздо ужаснее физического. Но я понимаю, что наш прекрасный мир, мир высшего разума – это мир ампутантов сознания; так уж он был создан, таким он и останется. Понимание этого, конечно, не заставило меня принять и согласиться стать таким же ущербным. Впрочем, что-то я это жестковато о большинстве, об основе, монолитном фундаменте общества. Многим моя позиция не по вкусу, большинство просто не могут въехать, понять чуть глубже, чем превратно, многие готовы считать меня полудурком за такой образ жизни, но, как говорится, «ай донт кеа».
Богатый: Ну ладно, филос;фф, пошли отсюда. Пообедаем. Я тебя угощу, только не говори, что должен был это заработать, и не плюй в свой нетрудовой суп.
Бедный тяжело вздыхает, складывает табурет, берет гитару под мышку, богатый доотряхивает брюки и пальто – и они уходят.
Сцена 3.
Обстановка 1 сцены II действия. По улице неспешно идут Бедный и Богатый философы.
Богатый: Да, хорошо поесть с умным человеком! (с полуулыбкой) А то в последнее время приходится общаться с личностями… в законе…
Бедный: При том, что ум этого умного человека можно заподозрить лишь в тщательном пережевывании отбивной и многозначительном молчании на протяжении всего обеда.
Богатый: О, вишь какой офис! (показывая на вывеску Ли) Как модно нынче стало культурное, серьезное, почти научное и даже благожелательное обдирание идиотичной клиентуры. Заговоры, привороты, карма, энергия, коррекция, блин, судьбЫ…
Без скрипа открываются двери под вывеской, из них выходит Ли.
Ли (перебивая Богатого): Напрасно же иронизируете. Я вижу, что и Вам в скором времени может очень потребоваться моя помощь.
Богатый: Где-то я Вас уже встречал…
Ли: Возможно, наши судьбы пересекались в позапрошлой жизни… Вася.
Богатый (слишком удивленно): Откуда… известно… Вам мое имя?!
Ли: Да уж, борода и усы делают меня почти не узнаваемым. Но ты бы всё равно меня потом вспомнил…
Богатый (почти перебивая): Тыргын?
Ли: Узнал-таки!
Богатый: Тыргын! (Бедному) Тыргын Сагандыкин – мой одноклассник… Андрей… Андрей Соловьев, мы вместе учились в университете. Какой день у меня сегодня – такие две встречи!..
Философы жмут Тыргыну руку.
Бедный: Вы здесь работаете.
Ли: В некотором роде.
Бедный: Пардон, а что это значит – в каком роде?
Ли: Я здесь не только работаю, но и живу…
Богатый: Правда что ли?
Ли: Да. И, собственно, я всем этим (указывая на кирпичный дом) руковожу.
Богатый: А этот Ли у тебя работает?
Ли: Ли перед вами, господа.
Богатый: А-а-а…
Бедный: О-о, понятно. И занятно.
Богатый: Ты, случайно, не сменил фамилию?
Ли: Нет, по паспорту я по-прежнему Сагандыкин. Ли – это в некотором роде творческий псевдоним.
Богатый: Вот оно что…
Бедный: Да и для бизнеса это не в пример выгоднее прежней фамилии?
Ли: Ну, как сказать… В общем, да. И ваще я себя органичнее чувствую в том образе жизни, каким живу – в том числе с этой фамилией… Но – что ж мы на пороге стоим?! Заходите. Поговорим. Можем пообедать…
Богатый (почти перебивая): Да мы только что поели, спасибо.
Ли: Тогда чайку. Ну или как хотите…
Ли пропускает Философов, заходит сам и закрывает за собой дверь.
Сцена 4.
Внутренне помещение обители Ли. Окон нет. Бедные стены. Неяркий свет. Посередине длинной стены выложена небольшая печь. В центре помещения большой, человек на 10-12, грубый деревянный стол. Вокруг него 9 грубых стульев. На столе – выключенная электрическая лампа, пенал с письменными принадлежностями, чистая и исписанная бумага, крупный непрозрачный шар на подставке, пепельница, складной нож.
В противоположных углах помещения – по ширме. За одной видны сундуки, коробки, банки с жидкостями, травами, колбы, свечи и закрытая дверь; за другой – небольшие диван, столик и кресло.
По железобетонной лестнице спускаются Ли и оба Философа.
Ли: Присаживайтесь! Прошу меня извинить – мне надо проводить клиента.
Философы садятся за большой стол. Ли уходит в дверь за первой ширмой.
Богатый: Не царские хоромы, конечно, но просторное рабочее помещение…
Бедный: Н-да.
Пауза.
Вскоре выходит Ли со своим клиентом.
Ли (клиенту): Вот, Вениамин Венедиктович, теперь с новыми силами, с просветлением в глазах – вперёд: жить, бороться и побеждать!
Клиент: Спасибо Вам, господин Ли!
Ли: Ну что Вы!.. Зайдите ко мне через недельку. Я думаю, будет достаточно… один маленький сеансик. А скоро мы с Вами совсем распрощаемся!
Клиент: Ну, спасибо!!! Но я, это, всё равно заходить буду.
Ли: Конечно-конечно! Это всегда пожалуйста.
Клиент (поднимаясь с Ли по лестнице): Всего доброго!
Ли: До свиданья.
Ли (спустившись назад к Философам): Ну вот. Щас чайку плесну – чайник как раз еще горячий.
Бедный: Совсем чуть-чуть…
Ли снова уходит в ту дверь и возвращается, неся в одной руке три бокала, а в другой – чайник. Он наливает в бокалы кипяток, ставит чайник на стол и садится к Философам.
Богатый: М, какой запах пошел!
Ли: А то! Натуральный травяной состав.
Богатый (нюхая): Хорошо пахнет… Да…
Бедный: Да-да.
Ли: О, анекдот вспомнил, глядя на вас. Короче, жили-были два молчуна. И ходили они каждый день в парк, садились там на скамейку, молчали-сидели, и только один скажет так многозначительно: «Да-а», – и другой так же: «Да-а». Вот. А однажды взяли они с собой в парк третьего. Ну, сидят на скамейке. Один: «Да-а». Другой: «Да-а». Ну, третий: «Да-да…» Пошли по домам, и первый второму говорит: «Ты больше с собой этого болтуна не бери!»
Бедный философ ухмыляется, Богатый и Ли смеются.
Богатый: Так чем ты тут занимаешься, махинатор?
Бедный отпивает чай. В процессе дальнейшего разговора все прихлебывают чай.
Ли: Я-то махинатор?! Да кругом посмотри, кругом! Непонятно кто устанавливает непонятно какие законы и потом официально, прикрываясь ими, облапошивает уйму людей. И кричат: право, свобода, демократия! Да дырка от бублика это право и эта демократия! Сознание людей сковано со всех сторон. А я как раз освобождаю сознание людей, можно сказать, заново открываю им мир, избавляю от стереотипов. Словом, речью, плюс легкое воздействие на психику – настои, травы, благовония. В общем, делаю всё, что могу. И это приносит и мне удовольствие, и клиентам – облегчение!
Бедный: Облегчение, говоришь?
Ли: Ну да! Беда современного человека – это перегрузка стереотипами социума. Человек настолько привыкает мыслить стандартно, так, как принято в обществе, что оказывается неспособен оценивать события, явления, лица – индивидуально, свободно, нетрадиционно, более широко!
Я сам постоянно сталкивался с этим. Например вот когда я говорил людям, что общаюсь с космосом, они думали, что я шучу, и смеялись. Когда же я объяснял, что не шучу, они считали меня сумасшедшим! Третьего не дано что ли?! Стереотип!!! Бред, логичный, но далеко не всегда верный – навязанный обществом, массовым сознанием.
Бедный: Ладно, хорошо. Стереотипы… Но зачем ты обманываешь людей: своих клиентов и всех вокруг?
Ли: Я практически не лгу! По сравнению с тем, что твориться везде! Я слегка дополняю образ, чтобы людям было легче прочувствовать и понять.
Бедный: Да ты врешь! Нагло врешь им в глаза!!!
Ли: Ну, это, в конце концов, тоже стереотип. Главное – личная свобода: я хочу заниматься тем, чем хочу и могу, и так, как хочу, - и я этим занимаюсь! И мне плевать, что думает об этом общество с его примитивными стереотипами и что думаешь лично ты!!! Такая же жертва стереотипа!..
Бедный: Да плюй, плюй!.. Это шизофрения какая-то. Да, ты свободен от стереотипов общества, - ты создаешь их себе сам! Ты оградил свои действия прекрасной стеной – в своем сознании! …И не пускаешь тронуть за эту стену ни людей, ни себя! Ты изо дня в день врешь себе!!! Ах, благодетель, спаситель заблудших душ, пораженных общественными стереотипами! Да тут всё кругом – стереотипно! Ты сам – ходячий стереотип, каменный стереотип!!!
Ли: Так! Ладно!.. Ну а ты сам – с гитарой под мышкой и табуреткой – ты сам чем руководствуешься в этой чёртовой жизни? Не из перехода ли ты сегодня?! Я-то хоть стабильно зарабатываю себе на хлеб! Я – счастлив, а ты?!
Бедный: Я тоже!
Ли: На чем же основано это твое чувство?! Интересно послушать… незыблемую философию гельминта, упивающегося дерьмом!!! Каковы твои принципы?!
Бедный: Нравственность, добродетель… как лучше сказать. Всё – почти как Гегель прописал. Ключевой принцип – свобода. Но не произвол, не полная анархия, а сообразно с определенным идеалом… И тогда уж свобода обширней, чем только от стереотипов общества! От своих личных тоже! Преодолеть крайности противоположного в универсальном единстве. Универсальная для всех нравственность!..
Да, свобода – но не для обмана, не для любого беспредела! А чтобы делать добро… или хоть ничего не делать: пусть будет бездействие, но не злодеяние…
Ли: Я, значит, злодей! В жопу Гегеля!..
Богатый: А ведь марксизм – течение в младогегельянстве! До начала двадцатого века мало кто рассматривал Маркса как оригинального, самостоятельного философа.
Бедный: Да, ирония судьбы: вся советская эпоха была вычурным потомком метода и даже системы Гегеля.
Богатый: Родила система в ночь не то сына, не то дочь.
Ли: Вот!!! Терпеть не могу! Ни коммунистов, ни Гегеля! (Бедному, саркастически) И пофигистов, на всем этом воспитанных, тоже!
Добродетель, ха! Ничё не делать, всё по фигу… Нет семьи – хорошо, есть – по фигу!!! Есть, что пожрать, – хорошо, нет – по фигу! Зато нравственность… как в Застой: лагеря закрыты, зато психушек всё больше – все политические, значит, психами стали?!
Бедный: Да с такими вот станешь! И руки на себя наложишь!
Ли: Ну а ты, Вась, как думаешь? А то всё остришь, а по сути – молчишь.
Богатый: Я? Поставь ты мне вопрос как Андрею, принципы назвать, мне нечего было б ответить. Эх, а я ж не дурак, я так хотел ухватиться за какую-нибудь идею и хоть несколько лет, хоть несколько месяцев руководствоваться ей, пусть даже как бы служить ей, подчиняться… Но нет: всё оказывалось иллюзией, заблуждением… или утопией… или столь тленно, конечно, скоротечно, что не стоило и начинать. Я так долго думал, столько лет… и сейчас еще думаю. Но как раз после тщательнейших раздумий всё новые и новые принципы разваливались, теряли смысл, меркли и слабели…
Потом – через Ницше – я понял свою ошибку. Я пытался найти объективные ценности, идеи, принципы, уже как бы данные, предписанные – если не Творцом, то жизнью, реальным положением дел, ходом вещей… Но это как раз невозможно! Практически на пике своей гениальности Ницше писал, что «добродетели, понятые объективно, внелично, столь же опасны, как и пороки, если следовать им, взирая на внешний авторитет, а не взращивать их изначально в себе самом, что и было бы правильно как личная настоятельная потребность, как условие именно нашего существования и нашей благотворности, распознаваемое нами независимо от того, тем же или иным условиям подчиняются другие наравне с нами». Я сам – главный, единственный настоящий, так сказать, принцип.
Бедный: Ну, это, батенька, не новость. Тема баян)
Богатый: Погоди. Что это за «я», самостоятельно творящее ценности и созидающее себя, – вот в чем вопрос!
Я думал в последнее время…
Отказаться от идеи Бога, убить Бога – встать на Его место;
убить себя – встать на место Ничто, пустое место?..
Что значит смерть: не столько в органическом, сколько в интеллектуальном плане?
Что если возможна и полезна, так сказать, ноуменальная смерть и феноменальная жизнь. То есть может быть такое «я», которое ноуменально умерло – произошел отказ:
- от субъекта, то есть ноуменального «я»,
- от метафизики, то есть трансцендентальных оснований,
- отказ от смысла, «истинного» означаемого,
- отказ от причинно-под-следственности, каузализма, от целесообразности,
- наконец, отказ от сугубо рационального объяснения поведения и всех фактов тварного мира.
А феноменально такое «я» живет, но после всех этих отказов понимает, что всё основывается на (загибает один палец) воле и (загибает второй) обыкновении, привычке мысли, другими словами – представлении той или иной степени устойчивости, поскольку чистая воля без ее приложения к знанию-обыкновению и чистое обыкновение без воли к нему, веры в него – одинаково невозможны. Отсюда и новый тип смысла – недосмысл, не обладающий характером истинности, подлинности; ведь самО по себе ничто не имеет смысла, то есть, как говорит Ницше, «смысл с необходимостью… является именно смыслом соотношений, перспективы»; «всякий смысл – воля к власти (все соотносительные смыслы можно растворить в ней)»…
С последними словами Богатого философа раздается стук в дверь. Неуверенные шаги. Уверенные шаги. По лестнице спускается Клиентка. Дама средних лет, с химией на голове, с буйными тенями на веках и румянцем на щеках. В ней с трудом узнается Лена. Она пьяна, но старается не показать. Однако в дальнейшем легкий дисбаланс жестов и нечеткость произносимых ей звуков иногда выдают опьянение.
Клиентка: Здравствуйте! Прошу простить за вторжение!
Богатый: Вечер добрый.
Бедный: И Вам не хворать!
Ли: Элеонора, как неожиданно! По-моему, мы не договаривались о столь скорой встрече?
Клиентка: Вы правы. Вы как всегда правы! Поэтому я и извиняюсь. Еще раз прошу, господин Ли и все присутствующие, будьте так великодушны, простите мне это вторжение! Но мне очень нужна помощь господина Ли.
Бедный: Всё нормально, я и так, например, собирался уходить.
Ли: Уже? Мне кажется, мы еще недоговорили… И чайку бы можно…
Бедный (почти перебивая): Я, со своей стороны, всё сказал и услышал тоже достаточно.
Богатый: Я, пожалуй, тоже в основном высказался. А господину Ли нужно работать, неусыпно следовать своему призванию – помогать людям. Так что я тоже пойду.
Ли: Да? Ну я не вправе вас удерживать, господа, но при случае мне бы хотелось продолжить эту беседу, поскольку я всё еще…
Бедный (перебивая и заканчивая за Ли): …Уверен в собственной правоте.
Богатый: Конечно. Мы не прощаемся…
Бедный (вполголоса, иронично): Хотя и надо бы.
Богатый: …а лишь оставляем друг друга, ведь не у одного господина Ли сейчас могут быть дела. У меня тоже на паре направлений горят сроки. А разговор никуда от нас не денется…
Ли: Ну тогда до свидания.
Богатый: Всего самого!
Клиентка: До свиданья!
Пожимают друг другу руки. Бедный жмет молча, подчеркнуто отстраненно.
Ли (провожая Клиентку за ширму, где диван, столик и кресло): Не надо нарушать установленные сроки: слишком частые сеансы так же мало полезны, как и слишком редкие. Сознание и тело должны переварить полученный импульс…
Клиентка (нервно): Да к чёрту всю эту психологию! Мне не нужен обычный Ваш сеанс. Сделайте мне другое…
---------------- «Бал монстров» ----------------
Ли / Палач: Что мне для Вас сделать?
Клиентка / Оскароносная роль Халли Берри (всячески извивается перед Ли, потом кладет его руку себе на грудь): Сделайте… сделайте так, чтобы мне было хорошо. Сделайте чтобы мне было хорошо. Пусть мне будет хорошо… Пусть мне будет хорошо!.. Вы ведь это можете, правда? Вы можете мне сделать хорошо, можете?! Пусть мне будет хорошо! Пусть мне будет хорошо. Сделайте мне хорошо! Я просто хочу: пусть мне будет хорошо!
Ли: Я не знаю как…
Клиентка (не слушая его, как в фильме): Пусть мне будет хорошо! Я хочу почувствовать себя хорошо… Я хочу почувствовать…
---------------- ---------------- ----------------
Ли (вспыхнув злобой): Хорошо!
Ли подбегает к столу, хватает с него складной нож, возвращается к Клиентке и наносит ей несколько ударов в живот и в область сердца. С последним ударом нож остается воткнутым в тело, Клиентка схватывает нож руками, но выдернуть не пытается.
Клиентка (произносит эту реплику с той же благодарностью, что и Берри после секса): Ты был мне нужен.
Клиентка падает замертво.
Сцена 5.
Автовокзал. Люди на перроне ждут автобус. Среди них Даша, при ней несколько чемоданов, она навсегда покидает этот город. Появляется Сирота, убогий, впрочем, тоже работник автовокзала.
Сирота (снимает ушанку и протягивает для милостыни): С п-п-праздничком, люди добрые! П-п-подайте, Х-х-христа ради, к-к-кто с-с-с… с-с-сколько может. Инвалиду д-детства. На проп-п-питание. К-к-кто сколько может. (Люди кидают в шапку.) С-с-спасибо! Дай Бог здоровья! Дай Бог вам здоровьечка! Спасибо, люди добрые! Счастливого вам пути! Бог в помощь!
Подходит Контролерша.
Контролерша: Так, а где автобус… (смотрит на часы) Должен был подать. Надо по связи объявить… (хочет пойти в здание вокзала, но вдруг видит Водителя автобуса) Чё так долго? Ты откуда бежишь?
Водитель автобуса (с одышкой): Из сортира! От похмелья кефир с утра выпил, и чё-т меня с него разобралО.
Контролерша: Ну ты даешь! Ехать-то сможешь?
Водитель: Ды конечно, чего там!..
Сирота тем временем садится на скамейку в стороне, достает из внутреннего кармана бутылку пива и начинает мирно пить. К нему подсаживается еще один Работник автовокзала.
Работник: Здорово! Как твое ничего?
Сирота: Привет! Да ничего, нормуль. Тока экзистенциальный постструктурализм меня мучает, французский…
Работник: А-а, конечно, французский. Какой же еще.
Сирота: Вот Дерриду, по крайней мере – в семидесятых, деконструктивистом называли, а сам себя он предпочитал постструктуралистом величать…
Даша (гневно и решительно перебивая): Дорогой юродивый, что ж ты, подлая душонка, милостыню на «проп-п-питание» просил, а сам пиво бутылочное хлещешь, не разливное! И говоришь так складно, не заикаешься!
Сирота: Ш-ш-што ж мне и удовольствие никогда получить нельзя?
Даша: Можно! Но не на мои деньги. Работать иди…
Работник: Девушка, нехорошо! что Вы к убогому пристаете?
Даша: Я? Да он здоровей меня, этот убогий!
Работник: Ну, это не Вам решать, а комиссии по медико-социальной экспертизе…
Сирота (гордо): Да!
Работник: В чем, собственно, дело?
Даша: Пусть он мне деньги мои вернет!
Работник: Да Вы что: где это видано, чтоб нищий милостыню возвращал?!
Даша: А что? Я тоже вот нищая! А ему подала, потому что подумала, инвалид, молодой еще… и денег нет, и ума. А он – артист! Такой же лохотронщик, как и все вокруг стали!..
Работник: Это не Вам решать. Каждый своим делом занимается, каким может…
Даша: Да пошли вы! Давай сюда мой червонец!!!
Сирота: Иди ты в жопу! Какой червонец?! Мож, ты ваще мне ничё не давала?! Откуда я знаю!
Даша: Ах ты сволочь!!!
Даша силой пытается влезть Сироте в карман с деньгами. Он ей не дает. Работник тоже пытается ей помешать.
Начинает звучать музыка: песня «Всё как у людей» группы «Гражданская оборона» с альбома «Здорово и вечно» (1989).
Сирота пытается от Даши убежать. Даша догоняет. Сцена затягивается. Выбегают другие Работники автовокзала, подбегают Контролерша, Водитель автобуса. Все защищают Сироту, мешают Даше, отталкивают ее, Даша начинает драться, завязывается потасовка…
Занавес. Антракт. Песня (общее время: 7 мин. 00 сек.) продолжает звучать и в антракте:
Вот и всё, что было
Не было и нету
Все слои размокли
Все слова истлели
Всё как у людей…
В стоптанных ботинках
Годы и окурки
В стираных карманах
Паспорта и пальцы
Всё как у людей…
Резвые колёса
Прочные постройки
Новые декреты
Братские могилы
Всё как у людей…
Вот и всё, что было
Не было и нету
Правильно и ясно
Здорово и вечно!
Всё как у людей…
Всё как у людей…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Действие III.
Еще 10 лет спустя. Наши дни.
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:
Б е д н ы й ф и л о с о ф
Б о г а т ы й ф и л о с о ф
Л и
Д а ш а
В и к т о р, е е в о з л ю б л е н н ы й, а к т е р
С а ш а, а к т е р
Б о р и с В а л е р ь я н о в и ч, р е ж и с с е р – п о с т а н о в щ и к
Р а б о т н и к и т е а т р а
Р а б о т н и к и Ф С И Н
З а к л ю ч е н н ы е с и з о
Ю н ы е п а т р и о т и ч н ы е г о п н и к и
О б ы в а т е л ь с в е д р о м
П а р а в л ю б л е н н ы х
О т р о к, ч и т а ю щ и й с т и х и
На протяжении всего III-го действия на сцене выделено (подсвечено) место для гробов. В 1 и 2 сценах оно пустует, с 3 по 9 сцену там стоит один гроб, в 10 сцене стоят два гроба, в 11 сцене стоят три гроба. Все гробы одинаковые.
Сцена 1.
Камера. Двухъярусные койки по ее периметру. Все койки заняты, пара человек сидит на полу. В камеру заходит удрученный постаревший Ли, за ним со скрипом и грохотом закрывается дверь. Ли подходит к свободной простыни на полу возле параши и, сгибая трясущиеся ноги, садится.
1 - й з а к л ю ч е н н ы й: Чё, (смеясь)мастер, маздок пришел? Иль отложили?
Л и (вздрогнув): А? Что?
2 з а к л ю ч е н н ы й: Что суд сказал, болезный?
Л и (выдавливая): Шесть лет дали…
2 з а к л ю ч е н н ы й: Условно?
Л и: Не-э, реаль… (голос дрожит вплоть до рыдания, Ли умолкает)
3 з а к л ю ч е н н ы й (другим заключенным): Значит, недолго ему у нас осталось. А он, сука, сопли пускать надумал.
4 з а к л ю ч е н н ы й: Как баба!
3 з а к л ю ч е н н ы й: От! и я о том. (Спрыгивает на пол и подходит к Ли.) Мадам, что Вы делаете сегодня вечером?
(Ли плачет. Некоторые заключенные смеются, большинство индифферентны.)
Молчание – знак согласия! Так Вы говорите «да»?
(Ли рыдает.)
Значит, да! О, как Вы, мадам, любезны… (Заходит сзади Ли и расстегивает штаны.)
Л и (в истерике орет): Не-э-э-эт!!! Охрана! Конвой! Конво-о-ой!!! (бросается к двери и колотит в нее) Кто-нибудь! Эй, там!!!
Распахивается дверь, вбегает Р а б о т н и к Ф С И Н с дубинкой и бросается на 3 - г о з а к л ю ч е н н о г о.
Р а б о т н и к Ф С И Н: А, пидар-р-расы!!! (наносит удары по лицу)
Твари паскудные!.. Пидара-асы!
Сцена 2.
Подземный переход из 2 сцены II действия, ставший еще старше и темнее. Б е д н ы й ф и л о с о ф сидит на своем старом месте с гитарой. Он угрюм и неопрятен; одежда старая; волосы изрядно поседели и поредели. П а т р и о т и ч н ы е г о п н и к и спускаются в переход и подходят к философу. Они дружны и серьезно настроены. На них обычная дешевая одежда наших дней.
1 й г о п н и к (своим товарищам, указывая на Бедного): Вот он, этот козел!
Б е д н ы й (в окружении гопников): Доброго дня, молодые люди.
1 г о п н и к: Недоброго! Ну чё, дядя, все сидишь тут?
Б е д н ы й: Да видишь, не стою – сижу помаленьку…
1 г о п н и к (перебивая его): И всё поёшь?!
Б е д н ы й: И пою, и так играю, без вокалу…
1 г о п н и к: Поешь то же, что вчера пел и неделю назад?
Б е д н ы й: А то! и неделю, и месяц, и год. А иные песни и десяток лет пою… и два… десятка. Свои ведь песни. Что ж еще мне петь-то…
2 г о п н и к: Да лучше ваще ничё не петь, чем такое…
Б е д н ы й: Да лучше-то, оно лучше вообще б не жить, наверно, и разговоры такие не вести с вами. Много чего лучше. Ить недаром лучшее – враг хорошего, как писывал один французский философ. И даже самостийный Гегель с ним соглашался… (во время речей Бедного Гопники переглядываются, корчат недовольные мины и преисполняются нетерпением)
1 г о п н и к: Ты давай не увиливай от вопросов… ф-философ французский. Песни твои… говно полное. Тут дети ходят, будущее страны. Они вырастут – патриотами будут, а тут ты со своей крамольщиной. Они понаслушаются и – станут хрен знает кем… такими же козлами! Я давно говорил, надо с этим разобраться. И слово держу. Разберёмся. Я пацаном был – давал слово, слово пацана, – и сдерживал, и щас – слово мужика – сдерживаю.
Вот ты Родину любишь?..
Б е д н ы й: Да как тебе сказать… понятно чтобы. Не баба она, чтоб я её любил…
3 г о п н и к (всем): От сволочь!
1 г о п н и к: Как можно ее не любить? Она ж тебя родила, образование дала, гегелЯм всяким научила… от врагов в мире защищала, худо-бедно кормила… обувала-одевала, как могла! Хоть таким, как ты, чем хуже, тем лучше.
Б е д н ы й (медленно): Родила и одевала – меня – мать. Ее я любил. Научили меня педагоги и ученые. Их я благодарил. Врагов – в отличие от государства – у меня нет. А мир я весь уважаю. Вот так…
2 г о п н и к: Ха, врагов нет, говорит.
3 г о п н и к: Тварь неблагодарная!
1 г о п н и к (Бедному): Значит, мир уважаешь, а государство – родную страну! – нет. Молоде-эц…
Б е д н ы й: Не родня мне государство! Нет у нас кровнородственных отношений. Хоть анархистом считайте!.. (задумчиво, упадшим голосом)да из всех в этой пьесе я и оказался самый анархист.
(В продолжении дальнейшей речи Гопники между собой гневно бросают: Козёл! Ну, ваще! Говнюк! Крамольник! Сволочь! Тварь! Неблагодарный!.. )
Ну, горбатьте на свое государство! Петушиное племя: наше дело – пропеть, а там хоть не рассветай! Ну, утраиваете вы ВНП, учетверяете. А нищих в стране меньше не становится. И ведь не столько нищих экономически, сколько духовно, мысленно нищих. Бедность же – и та, и другая – порождает зависимость… от лицемерных утилитаристов, которые просто чуть богаче: в одном случае – финансовым капиталом, в другом – духовным. Не-э, они не олигархи и не слишком умны, но их очень много. Большой – крепкий – класс утилитаристов захватывает бедных и диктует свою волю. И тут уж никакой гений и никакая революция не спасет от их диктатуры! Диктатура пролетариата и золотой век, научная революция и нефтяная чиновничья олигархия – всё заканчивается одним: крепчает прагматизм и устанавливается серая диктатура утилитаристов.
4 г о п н и к: Угу, как же!.. А мы?
Б е д н ы й: Между бедными и утилитаристами нет резкого противоречия. Пока вы – бедные, потом – если не свернете, как я когда-то, на дорогу свободы! – станете утилитаристами.
3 г о п н и к: Ну! Ты! выродок!!!
3 г о п н и к бьет Б е д н о г о ф и л о с о ф а кулаком сбоку в челюсть. Тот падает на пол перехода. Г о п н и к и избивают его, преимущественно ногами. Бранятся, кричат, разбивают его гитару ему об голову, топчут его тело, соскочившую обувь и одежду, разносят гитару в щепки.
3 г о п н и к: Это тебе за Россию!
4 г о п н и к: Да! Ты был неправ!
1 г о п н и к (уходя в себя, почти одновременно с 4-м): Да… ты был…
2 г о п н и к (одновременно с 1-м): Лучшее – враг хорошего… тоже мне!.. Тфу! (плюет на пол рядом с Б е д н ы м ф и л о с о ф о м)
Г о п н и к и уходят из перехода. Ф и л о с о ф остается лежать бездыханный. Свет на сцене слабеет.
Сцена 3.
Провинциальный театр. Скромная сцена. Декорации отсутствуют. На сцене стоит старая лестница-стремянка. В и к т о р и Д а ш а отстраненно прогуливаются по сцене в ожидании остальных.
Быстро входит С а ш а.
Д а ш а резко поднимает взгляд на него и испуганно – почти вздрогнув – отводит глаза.
С а ш а (обоим): А Валерьяныча всё нет?
Д а ш а (слишком старательно скрывая волнение): Видишь, нету ещё.
В и к т о р (одновременно с Дашей): Нет, нет.
С а ш а: Ну, понятно. Чё вы. (И уходит)
В и к т о р: Даш, что дёргаешься опять?
Д а ш а: Не опять, а снова.
В и к т о р: Да-а? (саркастически удивленно) У-у!
Д а ш а: С началом тянем… Чё, вдоль ночи репетировать опять! (вздыхает) Как всё надоело!
В и к т о р (вполголоса напевает):
Надоело, надоело!
И внутри всё озверело…
(неожиданно, громко) А что ты так на Саню посмотрела?
Д а ш а (вовсе не испуганно, с вызовом): Как (с паузой) же?
В и к т о р (ёрничая): Со – страхом. Испу-ган-но.
Д а ш а (пародируя Виктора): Да-а? У-у!..
В и к т о р: Так, значит. А я подумал, что-о…
Входит Б о р и с В а л е р ь я н о в и ч, спускается со сцены и садится в кресло. Он стар, неопрятен и внешне напоминает Б е д н о г о ф и л о с о ф а, но не до портретного сходства. На нем толстые очки. На скуле след помады того же цвета, что и на губах Д а ш и. Вскоре на сцене появляется и С а ш а.
Б В: Так… Андрей погиб. (тихо)Столица…
В и к т о р: Кто погиб, Борис Валерьяныч?
Б В: Андрей. Философ, поэт. Вы его не могли знать. Ч-ч-человек – выгорал – как порох, слишком быстро. Да…
Вбегает Р а б о т н и ц а т е а т р а в длиннополом платье, путающемся в ногах.
Р а б о т н и ц а (визгливым сопрано): Борис Валерьянович, Вас к телефону!
Б В (резко вскипая): Какая сволочь?!!
Р а б о т н и ц а (тороторит): Какой-то Марк… Флагман что ли. По поводу спонсорства и… кажется, продюсирования.
Б В (с интонацией как в прошлые разы): Да-а? У-у!
Так, ладно! Репетируйте пока – с лестницей вот… (уходит вместе с Р а б о т н и ц е й)
С а ш а и В и к т о р собираются с мыслями, Д а ш а подходит к лестнице и начинает играть.
Д а ш а (С а ш е): Дорогой, ты не подержишь стремянку?
В и к т о р коробится от столь легкого перехода Д а ш и.
С а ш а (торопясь к ней): Конечно, зай!
Д а ш а: Ты мой герой.
С а ш а держит стремянку, Д а ш а на ней. Она как бы делает некую ручную работу, то ли подкрашивает, то ли подклеивает, то ли лепит орнамент, а по сути сучит руками в пустоте.
Д а ш а: Сегодня чё-т жарковато (проводит рукой по лбу). Хочется раздеться, (скептически озираясь) кругом люди… не могу же я снять платье.
С а ш а: Ну, потерпи!
Д а ш а: Нет, я сниму…
Даша решительно начинает спускать трусы, но, опустив их на голени, мешкает, поскольку снять их на стремянке будет непросто. Саша нарочито заглядывает ей под юбку. Тут по сценарию должен неожиданно явиться персонаж, которого играет Виктор.
В и к т о р (в гневе подбегая к стремянке): Что тут происходит?
С а ш а (решительно): А Вы, собссно, кто?
В и к т о р: Я?! Это (на Д а ш у) невеста моя, между прочим!
В и к т о р вопреки сценарию тоже нарочито заглядывает ей под юбку. И, отшатнувшись в изумлении, перестает играть.
В и к т о р: Дашка, дура, ты почему без трусов?
Д а ш а (иронично): Вот они! (указывает себе на голени)
Д а ш а, поняв, что репетиция кончена, натягивает трусы обратно.
Виктор: Блин, вторые где? На тебе ж должны быть вторые?! Шлюха!
Даша: Я, черт тя дери, актриса! Вторые трусы видно… Зритель хочет на-ту-рАльности! А вторые – видно!
Виктор (гневно махнув рукой): Артистка…
Сцена 4.
Палата лазарета. Л и встает на табурет перед петлей, связанной из бинтов, снятых со своей правой руки. На петле пятна запекшейся крови. На правом запястье Л и швы после вскрытия вен, на левом запястье бинты также с пятнами крови.
Л и бьет нервная дрожь, он с трудом, держась за спинку кровати, взбирается на стул. Все движения ему даются с трудом. Вставляет голову в петлю, смотрит в пространство, потом смотрит в пол, начинает креститься: подносит три пальца ко лбу, потом к животу – и вдруг перестает, опускает руку…
Решительно поправляет петлю на шее, затягивает ее, 2-е секунды стоит неподвижно – и делает шаг с табурета. Петля натягивается и тут же с легкостью рвется. Л и, ожидавший, что повиснет в воздухе, с воплем и грохотом падает на пол.
Л и лежит на полу, содрогаясь от рыданий. Пытается встать на четвереньки, падает, бьет в истерике кулаком по полу. Вновь пытается подняться, вновь падает. Лежит некоторое время в попытке отдохнуть, отдышаться, перестает содрогаться и всхлипывать, затем вновь пытается встать и вновь падает…
Сцена 5.
Театральное кафе. За столом сидят т р у ж е н и к и театра.
1 – я т р у ж е н и ц а т е а т р а: Да что-т Дашка и так и сяк: и с Витькой остается, и Сашку милует, и Валерьяныча целует.
2 т р у ж е н и ц а: На все руки от скуки.
3 т р у ж е н и ц а: Да ладно – бабы, вы и есть бабы! «Валерьяныча целует» – да кто ж его не целовал?! И не чтобы угодить как-то – его всё равно не проймешь ничем, а так, из вежливости просто… из уважения даже.
2 т р у ж е н и ц а (П е р в о й): Правда: ты прямо любовный квадрат построила, а тут не больше, чем любовный треугольник. Хотя Дашке и этого – за глаза хватит!
1 т р у ж е н и ц а: И я о том же: чего ей Витьки мало – умный, не пьет, скромный, ни на кого, кроме нее, не посмотрит? Так нет же!..
Входит Б о р и с В а л е р ь я н о в и ч.
Б В (в веселом расположении): Привет, птички певчие – стервятники, что, день только начинается, а вы уж все косточки перебрали?
Т р у ж е н и ц ы т е а т р а (наперебой): Здравствуйте, Борис Валерьяныч! Доброго здоровья! День добрый!
Б В: Да, вчера позвонил Марк Эльяшевич… Ну, вам его не надо знать. Предлагал деньги! Представляете? На дворе, скажем так, борьба с последствиями глобального кризиса, а человек легко и по своей собственной инициативе предлагает вложить деньги в эту дыру! Поразительно… И что бы вы думали на моем месте?..
1 т р у ж е н и ц а: Брать!
Б В: Ха, правильно! поэтому я отказался. Да, всё логично, всё очень логично… И не потому что послушай женщину и сделай наоборот! Я вообще никого не слушал. Марк Эльяшевич просто весьма неглупый человек, хотя и энтузиаст театрального искусства… Он, естественно, дает деньги под одно существенное условие – что они к нему вернуться с про-цен-та-ми. Пусть небольшими – не в несколько раз там – но с процентами. А теперь подумайте: он щедрый человек, он дает много денег, только много, значит и вернуть надо много да еще с названным условием!.. А у нас тут – такой каламбур – условия ни к черту! Где я сейчас возьму проект? большой проект – под эдакую сумму? (начинает суетиться как бы выискивая в помещении то, о чем говорит) Где этот великий драматург, который нам пишет гениальный сценарий? Где эта огромная труппа артистов с горящими глазами, готовых день и ночь пахать над его воплощением на сцене? (внезапно его лицо искажает боль)
(Входит Д а ш а, молча кивает в знак приветствия всем присутствующим)
Где… где, наконец, талантливый театральный режиссер со здоровым сердцем? (хватается за сердце) Нет, никого нет! Я не знаю, где они все…
(падает на пол с инфарктом)
Д а ш а подходит к нему, щупает пульс, начинает реанимацию…
Д а ш а: Вызовите скорую! (расстегивает ему пиджак, ломает два ребра, начинает прямой массаж сердца и искусственное дыхание рот-в-рот)
Сцена 6.
Домашняя обстановка Д а ш и и В и к т о р а. В и к т о р сидит дома, возможно перед телевизором, и что-то ест. Домой приходит Д а ш а.
В и к т о р (не глядя): Да-ашк?
Д а ш а: Привет, Модестов!
В и к т о р: Что-то ты с ранья сёдня?
Д а ш а: Не было у нас репетиции. Валерьянычу плохо стало с сердцем. Скорей всего, инфаркт. Я ему жизнь спасла, снова запустила сердце…
В и к т о р: Ничего се… Ты – сама?
Д а ш а: А что тут?.. Я умею ребра ломать, а искусственное дыхание тем более… лишь бы сил хватало вдувать.
В и к т о р: Ну, ты даешь – искусственное дыхание. Рот-в-рот?!
Д а ш а: Как еще!
В и к т о р: Может, он специально притворился, чтоб ты ему рот-в-рот сделала?
Д а ш а: Сволочь ты, Модестов! Человек в натуре чуть не умер, а ты всё об одном думаешь!..
В и к т о р (всё больше раззадориваясь для ссоры): Я о тебе думаю, понимаешь?! О тебе только! Дура ты, Дашка!..
Д а ш а: Сам дурак!.. Что теперь будет? Надолго Валерьяныч в больницу загремел? Ему, может, ваще работать запретят… Лучше б ты о работе подумал!
В и к т о р: На фиг работу – мне одна ты нужна… Погоди. Ты всё о той идее, чтоб я режиссером стал?!
Д а ш а: А о чем же, дурная башка?
В и к т о р: На фиг это режиссерство!
Д а ш а: Эх, Модестов…
В и к т о р: Что? Нет, ну давай, давай я стану режиссером! Правда. Выгоню на хрен твоего Сашку!..
Д а ш а: С чегой-то он «мой»?
В и к т о р: Ой, ла-а-адно! уж весь театр об этом говорит!
Д а ш а: А ты слушаешь?
В и к т о р: Нет!!! Я уши затыкаю! Потому что краснеть сколько можно?!
Д а ш а: Какая ж ты сволочь, а!
В и к т о р: Сколько уже можно краснеть, я спрашиваю?!! (подходит к ней вплотную)
Д а ш а: Да ты от неуёмной фантазии этих звездорванок краснеешь!!! Веришь всякой твари!.. (пытается дать ему пощечину)
В и к т о р (поймав ее руку на лету): Сколько – можно – краснеть?!
Д а ш а (вырываясь): Бесконечно!!!
В и к т о р свободной рукой бьет ее в ухо. Она чуть не падает, но тем самым высвобождается и, поймав равновесие, выбегает прочь из квартиры.
Сцена 7.
Палата лазарета. Л и лежит, корчась, на кровати. Его рвет. Он продолжает корчиться долго, на помощь не зовет. Рядом с кроватью валяются пустые пузырьки и пластинки от выпитых им с целью самоубийства таблеток.
В плановом порядке, ничего не подозревая, в палату входит Р а б о т н и к Ф С И Н в небрежно накинутом белом халате.
Р а б о т н и к Ф С И Н (бросаясь к Л и): Вот ты урод!.. Так. (осматривает пузырьки, пластинки, читает названия лекарств) Кто ж этим травиться?! Во дебил!!! Так, давай вставай! Пойдем желудок промывать.
Л и не встает.
Р а б о т н и к Ф С И Н: А ну встать!!!
Л и не встает.
Р а б о т н и к Ф С И Н: Последний раз приказываю: встать!!!
Л и не встает. Тогда Р а б о т н и к Ф С И Н снимает с пояса дубинку и бьет его по спине. Л и с трудом встает и направляется к выходу.
Сцена 8.
Театральное кафе. За столом сидят напротив друг друга, пьют водку, закусывают, курят и разговаривают В и к т о р и С а ш а. Они уже изрядно пьяны.
С а ш а: Ну, что я те хочу сказать, Витек. Я, ваще-то – гей!
В и к т о р: Чего?
С а ш а: Пидор я!..
В и к т о р: Чё, серьезно?!
С а ш а: Серьезней некуда!
В и к т о р: Обалдеть… А давно? В смысле ты понял, что гей, давно?
С а ш а: Годам… к двадцати точно разобрался.
В и к т о р: Обалдеть ваще… А ты какой? Я в смысле…
С а ш а: Пассивный, пассивный.
В и к т о р: А-а…
С а ш а: А что ты так интересуешься? Может, ты тоже… того… хочешь меня?
В и к т о р (кладет руку ему на ляжку): Не, я не такой.
С а ш а: Да? А может быть, ты би?!
В и к т о р: Не думаю. Но…
Входит Д а ш а. В и к т о р отдергивает руку с ляжки.
Д а ш а: О, вот они!
С а ш а: Дашка! Здорово!
В и к т о р (одновременно): Привет, Дашк!
Д а ш а: Да вы уже готовые.
С а ш а: Еще нет! По крайней мере, готовы еще не на всё.
Д а ш а подсаживается к ним за стол.
Д а ш а: Что вы говорите! У-у…
В и к т о р: Дашенька…
В и к т о р собирается с мыслями, допивает водку из своей рюмки, с отвращением закусывает.
В и к т о р (с новой силой): Дашенька, я понимаю, что место, конечно, не ахти, а закуска (оглядывая стол) и вовсе говно, но! Но (поднимает взгляд на Д а ш у) я хочу сказать… тебе. Короче, выходи за меня замуж! Да.
Д а ш а (удивленно и медленно): Оригинально… Что ж, Модестов, человек не пьющий, если ты завтра не забудешь этот разговор, то – да, черт возьми, я согласна!..
В и к т о р неуклюже бросается ее целовать. О н и сливаются в долгом поцелуе.
С а ш а (вполголоса): Ёбтыть! (в полную силу) Горько!!!
Сцена 9.
Домашняя обстановка Б о г а т о г о ф и л о с о ф а. От домашней обстановки Д а ш и и В и к т о р а она отличается только несколькими предметами роскоши.
Б о г а т ы й ф и л о с о ф ужинает. Света мало. Вдруг у него звонит мобильный телефон. Он утирается и отвечает на звонок.
Б о г а т ы й ф и л о с о ф: Внемлю тебе!..
Да…
Да?..
Конечно…
Да конечно…
Нет. Ну, ты помни, что всё не так просто, как нам хотелось бы. Во-первых, есть, условно говоря, мир вещей, то есть как бы реальность. Во-вторых, есть мир знаков, слов, то бишь словесных и других знаковых выражений. И есть мир смыслов, идей, которые ведь могут быть по-разному выражены средствами мира знаков… А твоя проблема в том, что адекватное отражение средств одного мира средствами двух других происходит не всегда. Иногда приходится сталкиваться с отсутствием таких средств, нехваткой их или избытком, а еще с их концептуальной несопоставимостью. Потому что каждый мир живет по своим законам, со своими структурами, моделями… Нечего удивляться тому, что порой ты не можешь подобрать нужные слова или найти подтверждения в реальных фактах! Или наоборот – какие-то факты не укладываются в твое представление о мире!.. Так что не только идеи иногда можно назвать мертворожденными, неспособными воплощаться и развиваться, но и вещи… и даже слова. Но ведь мать, когда вынашивает своего ребенка, никак не ожидает, чтобы он родился мертвым. Она питает надежду и ждет прекрасный плод…
Да…
Ну, будь здоров! Пока.
Б о г а т ы й ф и л о с о ф возвращается к ужину. Он кладет в рот кусок котлеты, кашляет и, поперхнувшись котлетой, внезапно начинает задыхаться. Он пытается издать крик о помощи, хрипит и стонет. Через некоторое время пытается встать, но, сделав шаг, падает на пол и умирает.
Сцена 10.
Прогулочный дворик. Несколько заключенных прогуливаются, сидят на лавочке, курят. Среди них Л и. За ними сурово наблюдает Р а б о т н и к Ф С И Н.
Л и подходит к одному решительному заключенному.
Л и: Братан.
З а к л ю ч е н н ы й: Чего?
Л и: Хочешь меня… эт самое…
З а к л ю ч е н н ы й (вскипая): Ты чего, доходяга, совсем?!
Л и (играя злость): Кто чего?! Я чего?! (достает из рукава заточку и пыряет З а к л ю ч е н н о г о в плечо) Сука!..
З а к л ю ч е н н ы й: Ну ты гад!
Выхватывает у Л и заточку, тот с легкостью отпускает. З а к л ю ч е н н ы й пыряет Л и в сердце. Подбегает Р а б о т н и к Ф С И Н и начинает избивать З а к л ю ч е н н о г о. Л и падает на землю. Выбегают другие Р а б о т н и к и Ф С И Н.
Ли (умирая): Ты был мне нужен.
Заключенный: Вот пидарюга гнойный!!! На мокруху поставил!
Р а б о т н и к и Ф С И Н утаскивают избитого З а к л ю ч е н н о г о.
Сцена 11.
Двор среди многоэтажек. Поздний вечер. В л ю б л е н н а я п а р а под окном не может сдержать лобзаний.
В центр двора выходит О т р о к с длинными волосами в кепке и с шарфом на манер Маяковского. Он начинает выкрикивать стихи также в манере, более подходящей для чтения стихов Маяковского.
О т р о к (кричит):
Был день, когда господней правды молот
Громил, дробил ветхозаветный храм,
И, собственным мечом своим заколот,
В нем издыхал первосвященник сам.
Еще страшней, еще неумолимей
И в наши дни – дни божьего суда –
Свершится казнь…
О т р о к а обрывает то, что сверху из одного окна некто выливает на него ведро воды.
Г о л о с и з о к н а: Пшел отсюда, голодранец!
О т р о к разворачивается, чтобы уйти, и напоследок показывает «фак» куда-то в небеса…
Внезапно еще одно ведро воды выливается на П а р у в л ю б л е н н ы х, они разбегаются в разные стороны.
Г о л о с и з о к н а: Пшли отсюда, сволочи бесстыдные!
Звучит музыка: песня «Москва» группы «FM» с альбома «Made in Russia» (общее время 3 мин. 24 сек.):
От того, что ты не любишь рок-н-ролл,
Эта песня хуже не станет.
Для кого всерьез, а для кого в прикол –
Пора все точки расставить!
Хватит вам на всех «Машин» или Земфир
Или там «Сплинов» с «Мумий Троллем»?
Растаскали рок – послушайте эфир:
Эфир немножко болен.
Ла-лай
Какая тихая Москва
Ла-лай
А я ведь думала иначе
Ла-лай
Какая жизнь эта тоска
Давай
Еще чуть-чуть и я заплачу.
Я провинциальна, но пока чиста,
Если не считать хали-гали.
Рок-н-ролл ведь мертв, история проста,
А эти, ну, просто достали.
Ла-лай
Какая тихая Москва
Ла-лай
А я ведь думала иначе
Ла-лай
Какая жизнь эта тоска
Давай
Еще чуть-чуть и я заплачу.
Я сняла носочки, босяком пошла
По твоей немытой брусчатке,
Жизнь твоя ночная ярка и пошла,
Москва, летим без оглядки.
Ла-лай
Какая тихая Москва
Ла-лай
А я ведь думала иначе
Ла-лай
Какая жизнь эта тоска
Давай
Еще чуть-чуть и я заплачу.
Ла-лай
Какая тихая Москва
Ла-лай
А я ведь думала иначе
Ла-лай
Какая жизнь эта тоска
Давай
За всё плачу, не надо сдачи!
Действие IV.
Неопределенное будущее.
Д е й с т в у ю щ и е л и ц а:
Г е р о й з а с т о л о м
П о д ч и н е н н ы й Г е р о я
П е р с о н а ж н а п о д о к о н н и к е
Д в о е с а н и т а р о в
А в т о р
П а р а в л ю б л е н н ы х
О т р о к, ч и т а в ш и й с т и х и
Сцена 1.
Небольшая комната. Слева на переднем плане письменный стол. На нем стоит зеленая настольная лампа и небрежно лежат несколько книг, очень много бумаги, исписанной, с печатным текстом, чистой, и пара шариковых ручек. Справа стоит убранная кровать. Левая стена комнаты глухая, правая – с окном и солидным подоконником. В задней стене дверь с большой круглой ручкой и мутным стеклом (как бы окно в двери, сама дверь не стеклянная). Справа от двери, возле задней стены, шкаф. Слева от двери, между письменным столом и задней стеной, вдоль левой стены стоит вторая убранная кровать. За столом стоит кресло, возле правой стены (перед шкафом) стоит стул.
За столом в кресле сидит Г е р о й, имеющий внешность среднюю между Бедным философом, Богатым философом и учителем Ли. (Внешне это борода и усы как у Бедного, монголоидная внешность как у Ли и дорогой костюм Богатого из II-го действия.) Перед ним стоит нервно сосредоточенный П о д ч и н е н н ы й, человек без особых примет. П е р с о н а ж н а п о д о к о н н и к е сидит на подоконнике и неспешно, не ожидая ничего нового, достает пачку дешевых сигарет и закуривает. Докурив одну сигарету, почти сразу закуривает следующую.
Г е р о й (Подчиненному): Да, История в широком масштабе являет собой неоспоримое доказательство случайности сущего, друг мой, бессмысленности и хаотичной произвольности миропорядка и всякого бытия: твоего, моего - и даже их. Конечно онИ хотят уничтожить любые наши доказательства, глупцы... хотят вырвать у нас почву из-под ног... - Ха!.. этим враг только заставит нас научиться летать! - Поэтому они спрямляют Историю: дают всему свой смысл, а то, что им мешает, - обрезают... кастрируют! и выбрасывают. Чтобы не замутняло чистоты их смысла, чтоб не засоряло школьных учебников, чтоб не давало каждому человеку найти свой смысл и обрести понимание общей бесцельности. Они дробят Историю на мелкие фрагменты, отдельный факт легче обратить к какой-то цели, наполнить смыслом. Дробят и спрямляют, дробят и спрямляют!..
Так что лучше смотреть на события далекого прошлого, когда эти сволочи еще не вырубили пером пол-Истории.
(П о д ч и н е н н ы й иногда согласительно кивает на слова Г е р о я.)
К примеру, взять важнейший вопрос истории двадцатого - двадцать первого веков от РождествА ХристОва, как говорили древние, ведшие летосчисление с рождения некоего Богочеловека. О ходе истории тех лет до сих пор идут споры.
По одной версии, в мировой войне середины двадцатого века победил мощный тоталитарный союз нацистской Германии и коммунистической империи, созданной на базе России. По мере подавления национального суверенитета всех государств в мире, при революционном скачке научного прогресса и установлении полного информационного господства единое супергосударство-оккупант установило свой тоталитарный режим на всей планете Земля. Плоды этого первого глобального единства мы и пожинаем. Оно породило этих нынешних уродов - наших врагов...
По другой же версии, нацисты и коммунисты встали по разные стороны линии фронта. Коммунисты объединились в кажущийся фантасмагорическим союз - что как раз делает эту версию неправдоподобной - в союз с либеральными капиталистическими, демократическими и другими мягкими странами. И этот союз победил в войне. Но затем на фоне якобы общности либеральных ценностей и социально-политических устройств с подачи межконтинентального корпоративного капитала начался процесс глобализации экономик, политик, культур, а потом и нравов всех мировых государств. Опять же при резком научном прогрессе было установлено это первое глобальное государство. Они захватили средства массовой информации и пропаганды... они захватили мозг, а тело и так уже было у них. Здесь обе версии сходятся...
П о д ч и н е н н ы й: Пример интересный, а что он доказывает?
Г е р о й: Что всё бессмысленно! Как бы ни старались личности в истории, как бы ни перевирали их старания будущие историки, совокупность неких бессмысленных случайностей, которые не могли иметь целей, всё же приводит к одному и тому же результату, который так удобно назвать достижением заранее поставленной цели и подсунуть соответствующий смысл во все предшествовавшие ему события... действия.
Конечно, онИ всегда могут сказать, что на сАмом дЕле был скрЫтый смысл, который по той иль другой причине невозможно было афишировать до поры, но который непременно был. Рано или поздно он выйдет наружу, а если и не выйдет... (после небольшой паузы - зло и иронично) вы его сможете додумать... О-о, сколько тайных смыслов готовы они предъявить всякому сомневающемуся! Надо быть начеку. Хотя сомневающихся всё меньше...
А на крайний случай, когда непосредственный участник - якобы носитель этих скрытых смыслов - вдруг скажет, что он про себя ничего не имел, а смысла-то и нет, - можно будет заявить с уверенностью старого психолога или адвоката: смысл всё-таки был, но скрывался от самого его носителя - в подсознании, в (саркастично, кривляясь)"потенциальном когитарном материале его мышления"...
П е р с о н а ж н а п о д о к о н н и к е (негромко начинает читать стихи):
Встречи - стоп-краны разлук.
Урбанистичество - в плуг.
Смысла нет, целей; есть ночь...
Продолжить с начала, бездействие смочь -
Так замыкается круг...
Г е р о й: Ну что за маргинальщина, уважаемый?! Особенно первые строки. (пафосно)"Стоп-краны разлук" - шансон, ей-богу!.. А это "в плуг!" - андеграунд небритый... Не хотите ли -
Скоро одиночество
закончит визит,
Скоро единенье
протиснется в щель!
Верьте: поднимется
всё, что висит.
Гой, лицемерно
прагматическая цель! -
так писали древние нигил-атео-постмодерн-панк-поэты. Богатыри... Невы! Грубо, резко, мощно - как скала в океане... (пауза) фекалий. Без этого вашего продуманного - осмысленного! - изящества. Вы же извращенцы - на фоне простой миссионерской любви.
П о д ч и н е н н ы й: А не всё равно, какая форма у стихов, если их содержание одно и то же?
П е р с о н а ж: Э! тогда и содержание немножко разное.
Г е р о й: Никакого содержания нет!!! Но форма стиха должна соответствовать отсутствию смысла, должна подчеркивать высшую онтологическую истину - бесцельность.
П е р с о н а ж (Герою): Дурак Вы, уважаемый.
Г е р о й: Попросил бы не оскорблять.
П о д ч и н е н н ы й (Персонажу): Сам дурак! С каким человеком говоришь...
П е р с о н а ж (Подчиненному): Эх, челове-э-че... Говорили-говорили о бессмысленности, о бесценности. А теперь "с кем говорю". Какая ж разница, что он за человек?! Это ж не имеет смысла! Да и как оценить? Каков смысл слова "человек"? Мож, он не человек вовсе?!
П о д ч и н е н н ы й: Да ты что! Это ж какой человечище! Как ни посмотри! Истинно дурак. Не понимаешь простейшего!
П е р с о н а ж: Да что с тобой... говорить. В голове каша. Концы с концами не сводишь... Нет в тебе цельности. Только... не уважение даже... так, подобострастие к этому...
П о д ч и н е н н ы й (нервно и зло): Да иди ты.
(П о д ч и н е н н ы й обиженно садится на кровать и умолкает.)
П е р с о н а ж (Герою): Бесцельность… А как же Ницше?
Г е р о й: А что Ницше?
П е р с о н а ж: Да я вот всё сомневаюсь на счет Ницше…
Г е р о й: Не надо сомневаться – это Ваша главная беда. Из-за нее Вы не можете доходить до конца, до решительного конца, до упора.
П е р с о н а ж: Но ведь это же догматизм, ограниченность некая…
Г е р о й: Ой, а если всё время сомневаться, вообще ничего не сделаешь.
П е р с о н а ж: Так всё-таки – у Ницше, его идея вечного возвращения.
Г е р о й: О-о, преинтересно: из-за имевших место первые сто-двести лет недоразумений при издании тех вещей, которые Ницше не издал до своего сумасшествия, многие считали, что ключевое понятие его философии – воля к власти. Поэтому так и назвали главный неоконченный труд, когда решили издать его по фрагментам. Как характерно, кстати – сварганить важнейший трактат по философии из полутыщи отрывков!
Но! Если бы самого Ницше спросили о ключевом понятии, он бы почти наверняка назвал не пресловутую – еще Шопенгауэрову! – волю, а вечное возвращение!
П е р с о н а ж: Вот-вот. Допустим, но что оно в точности из себя представляет?
Хайдеггер пишет о камне, который наблюдал Ницше на каком-то озере, кажется. И вдруг, внезапно его осенила идея о возвращении, о том, что камень постоянно возвращается в самого себя, можно, наверно, сказать, становится самим собой. Но это понимается вроде лишь в контексте времени, этого Хайдеггерского существования-бытия… бла-бла-бла.
Г е р о й: Хотите сказать, Хайдеггер подгоняет главную идею Ницше под свою главную идею – экзистенциалистскую? Конечно! Иначе и быть не может – история только так и существует, только новые и новые подгонки – под новый контекст нового автора-зрителя-читателя истории. Случай с камнем, по Хайдеггеру, практически – пардон за каламбур – краеугольный камень интеллектуальной биографии Ницше! Не случись тот виток творчества, который последовал у Ницше за «прозрением» камня, и всё – для Хайдеггера философия Ницше изрядно потеряла бы в цене. И, скорей всего, даже не получила бы того многотомного внимания Хайдеггера, которое привлекало уже в свою очередь внимание не одного поколения последующих философов…
П е р с о н а ж: Хорошо-хорошо, пусть всё так. Но почему у Делёза в книге «Ницше», когда речь заходит о вечном возвращении, совсем другие акценты? А ведь Делез диссертацию защищал по Ницше, варился во Франции в обстановке расцвета экзистенциализма, он не мог не знать подход Хайдеггера в вопросе о вечном возвращении, ха, он даже называл Сартра своим главным учителем – а тут вдруг увидел свою сущность именно для вечного возвращения.
Г е р о й: Всё-то Вы сущности хотите определять, да, пройдет еще немного – и вы поймете, какой чудовищный атавизм – Ваша сущность…
П е р с о н а ж: Делёз говорит, нельзя путать вечное возвращение с возвращением того же самого. Вечное возвращение избирательно. А еще он не устает повторять про идею утверждения, которая и есть активная, положительная форма воли к власти. Это самое утверждение – тоже вечное возвращение…
Г е р о й: Ну-ну.
П е р с о н а ж: Казалось-то, чего проще: Ницше исходит из посылок, что пространство и время бесконечны. Поэтому и в исторической перспективе возможно всё – что ни предположи, рано или поздно сбудется, и в настоящее время, в сию минуту тоже происходит всё – где-нибудь, хоть в параллельном измерении, хоть в другом мире…
Откуда же берется вечное становление – постав, или как там еще его переводят – у Хайдеггера? Откуда Делёзовские выверты?
Г е р о й: Постойте. Откуда Вы взяли, что Ницше исходил из бесконечности пространства и времени?
П е р с о н а ж: По-моему, он говорит об этом в «Человеческое, слишком человеческое»… да и в «Так говорил Заратустра» есть подобное.
Г е р о й: Ну-у, в «Заратустре» есть подобное чему угодно – было бы желание сыскать. Никакая Библия не сравнится!.. Образность развита порой до неприличия.
И вот Вы сказали: возможно всё – и это ближе к сути вечного возвращения? По-моему, Вы сами уже расставляете акценты весьма фривольно – я-то не против, но Вы пока ратовали за поиск «сущности», верили, стало быть, в истину…
П е р с о н а ж: Я тут еще думал о переоценке всех ценностей, самого способа оценивания, заявленной у Ницше… Вот. Прошлой ночью, мне показалось, я наконец понял смысл вечного возвращения. Теперь я, конечно, опасаюсь, что мог подогнать его просто под собственный контекст.
Я думал о Шопенгауэре – он был ведь очень важен для Ницше – как учитель, учение которого надо было преодолеть. Но всё же научиться при этом. Шопенгауэр учил преодолению – это его главный и, пожалуй, единственный рецепт от пессимизма, серости, обывательщины и бессмысленности. Через творчество, эстетическое мировосприятие, гениальность – неважно, это уже детали. Ницше принял эстафету от Шопенгауэра. Вот тебе, бабушка, и переоценка ценностей. Вечная переоценка, вечное преодоление, вечное возвращение… Я понял это явление, прежде всего, как преодоление, непрекращающееся преодоление всего и вся – понятий, догматов, ценностей, смыслов, границ, ориентиров, точек зрения…
И – Делез кое в чем прав – здесь действительно нет места экзистенциализму с его «Тель кель», «Принимайте бытие, как оно е…» Но так мало здесь и его «утверждения», «утверждения утверждения» и прочего, всё как раз наоборот…
Г е р о й: Эх, позволю себе с Вами не согласиться. И Делез, видимо, окажется полностью прав… Вечное преодоление – такой же фантом, как все философские понятия, претендующие на универсальность, общеприменимость. Вот… э-э, вот смотрите, что получается, если его последовательно применять. (Копается в своих бумагах. Достает один старый листок, читает)
Жизнь – чудовище,
Смерть – мамка родна.
Тьма, сыра земля,
Разложение,
Разрушение.
Два на полтора
Иль на метр даж
Да поглубже так,
На шесть футов что ль
В андеграунде .
Черви, муравьи,
Клен разлапистый,
Крест с оградкою,
Всё чугун, литьё,
И гранит гробниц,
И цветы, цветы,
Сатанисты тож,
Эмо-готы, глядь,
И бомжи поесть,
Бухари полить,
Родственники выть,
Вороги плясать
На могилочках
Свежих, праздничных,
Други ж – поминать
Водкой русскою –
И опять же лить,
Тоже бухари,
Некрофилы, твари,
Свирепствуют,
Эксгумируют,
Содомируют,
Всё, однако же,
Твари Божии,
У всех либидо,
Все под Путиным.
А полночный скрип
Седовласый страж
Не почувствует –
Стар и пьян уже;
А осадки всё
В виде лишь воды
Агрегатных форм,
Ежели сказать
Гидрометео-
рологически;
Проще говоря –
Снег, дожди и град;
Лишь весной трава,
Осенью листва,
В марте выборы,
В Думе в рифму все,
И любовь пройдет,
И надежда мрет,
Пессимизм один,
Шопенгауэр, глядь,
Обывание,
Серость да туман –
Лучше вечный мрак.
Жизнь – чудовище,
Смерть – мамка родна.
Тьма, сыра земля,
Разложение,
Разрушение.
Два на полтора
Иль на метр даж
Да поглубже так,
На шесть футов что ль
В андеграунде .
Черви, муравьи,
Клен разлапистый,
Крест с оградкою,
Всё чугун, литьё,
И гранит гробниц,
И цветы, цветы,
Сатанисты тож,
Эмо-готы, глядь,
И бомжи поесть,
Бухари полить,
Родственники выть,
Вороги плясать
На могилочках
Свежих, праздничных,
Други ж – поминать
Водкой русскою –
И опять же лить,
Тоже бухари,
Некрофилы, твари,
Свирепствуют,
Эксгумируют,
Содомируют,
Всё, однако же,
Твари Божии,
У всех либидо,
Все под Путиным.
А полночный скрип
Седовласый страж
Не почувствует –
Стар и пьян уже;
А осадки всё
В виде лишь воды
Агрегатных форм,
Ежели сказать
Гидрометео-
рологически;
Проще говоря –
Снег, дожди и град;
Лишь весной трава,
Осенью листва,
В марте выборы,
В Думе в рифму все,
И любовь пройдет,
И надежда мрет,
Пессимизм один,
Шопенгауэр, глядь,
Обывание,
Серость да туман –
Лучше вечный мрак.
Жизнь – чудовище,
Смерть – мамка родна.
Тьма, сыра земля,
Разложение,
Разрушение.
Два на полтора
Иль на метр даж
Да поглубже так,
На шесть футов что ль
В андеграунде .
Черви, муравьи,
Клен разлапистый,
Крест с оградкою,
Всё чугун, литьё,
И гранит гробниц,
И цветы, цветы,
Сатанисты тож,
Эмо-готы, глядь,
И бомжи поесть,
Бухари полить,
Родственники выть,
Вороги плясать
На могилочках
Свежих, праздничных,
Други ж – поминать
Водкой русскою –
И опять же лить,
Тоже бухари,
Некрофилы, твари,
Свирепствуют,
Эксгумируют,
Содомируют,
Всё, однако же,
Твари Божии,
У всех либидо,
Все под Путиным.
А полночный скрип
Седовласый страж
Не почувствует –
Стар и пьян уже;
А осадки всё
В виде лишь воды
Агрегатных форм,
Ежели сказать
Гидрометео-
рологически;
Проще говоря –
Снег, дожди и град;
Лишь весной трава,
Осенью листва,
В марте выборы,
В Думе в рифму все,
И любовь пройдет,
И надежда мрет,
Пессимизм один,
Шопенгауэр, глядь,
Обывание,
Серость да туман –
Лучше вечный мрак... –
И так, заметьте, до бесконечности! Вечное преодоление ведь. Можно преодолевать жизнь в пользу суицида, затем основательно и последовательно преодолевать суицид в пользу жизни…
А что в итоге? Либо – и так и сяк плохо, и тогда полная апатия, либо – белка в колесе, что тут, в общем-то, и продемонстрировано.
П е р с о н а ж: Ха, не пофигизм, а стрессоустойчивость! (смеется)
Сцена 2.
Там же.
Распахивается дверь.
Нерешительно, но спокойно, без волнения, входит А в т о р.
Г о л о с з а д в е р ь ю (один из санитаров): Место слева.
Так, хватит курить тут!
Дверь захлопывается.
А в т о р присаживается у спинки кровати.
Г е р о й: Милости прошу к нашему шабашу! Новый человек, прекрасно. Новые идеи. Наше дело не стоит на месте… Какими судьбами?
А в т о р: Да с чего начать… Я со школьных лет увлекался философией. Но… отучился по другой специальности и… тож увлекся, наверно, или просто по инерции… короче, даже защитил дисер. А потом – решил-таки писать докторскую по философии.
Г е р о й: Вы всё же философ! Интересно.
А в т о р: Да. Ну вот. У меня давно были идеи какие-то, я их записывал, обсуждал, с кем мог. Не каждый же захочет… и поймет.
П е р с о н а ж (в сторону П о д ч и н е н н о г о): Иные так и норовят потрепать тем, что больше престало поприкусить…
А в т о р: Публиковал я пару раз статейки философские. Ну, докторскую так и написал, не на пустом месте. Надо защищать – а тут такое время: Аттестационная комиссия ужесточила требования к защите там и вообще. А за плагиат, за плагиат… если обнаружат, отказывают в защите без права там повторной… без права реабилитации как бы. И тут выясняется, что один человек, нормальный человек, ну, обычный человек, ученый там, да? Всё такое… - человек этот уже защитил дисер с основными идеями моего докторского дисера – раньше меня. С моими идеями… а я на него не сослался даже в тексте. Конечно, не сослался, кто ж знал.
Ну, меня резко заворачивают с докторской. Я тогда в суд подаю.
Г е р о й: В суд. Конечно, конечно…
А в т о р: В суде я понял наконец-то, как дело было. Идеи эти – якобы мной спёртые – появились, когда я в аспирантуре учился. Ну, я тогда в себе их не держал, чего мне скрывать… Обсуждал – я уж говорил.
Если б я знал, что главное – их раньше опубликовать. Кто раньше – тот и автор. Я бы хоть пьесу написал. И в ней тезисно так прям – основные идейки… Прям, название «Предмет-метод познания и необходимость иррационального». Подход позднего Витгенштейна; основная мысль, что нельзя противопоставлять предмет и метод познания, что это одно явление: предмет-метод; что там обязательно нужен иррациональный элемент; что есть ряд проблем с границами. Ну и дальше…
П о д ч и н е н н ы й: Зачем такая муть в пьесе?
П е р с о н а ж (в сторону П о д ч и н е н н о г о): Вот человек!
А в т о р: Ну как, современное искусство, границы стёрлись. Научный дискурс хлынул в драматургию, живые эмоции – в науку. Приезжаешь на международную конференцию, а там какой-нибудь датчанин вместо доклада «Быть иль не быть – вот в чем вопрос…»
Ну так вот. Выступил я однажды, получается, с докладом на каком-то кружке, рассказал эти идеи. Но! Кто ж знал, что там будет человек, который не только их запишет и будет использовать в практике там своей, но сам защитит кандидатскую по этой проблематике! Там же не было философов! Там были студенты просто, аспиранты… пока я писал два дисера, он закончил универ и сразу ушел в философию. И тут мне что его винить – я ж тогда не собирался по этой теме дисер писать. Он раньше меня собрался…
Г е р о й: Но я чувствую по интонации – Вы вините его в чем-то другом…
А в т о р: Да. Верней, я не знаю. Короче…
П о д ч и н е н н ы й: Мы не в Сочи – как можем, так и мочим.
П е р с о н а ж: Ну, право…
А в т о р: Он мне говорит перед заседанием, в суде уже… Что, мол, делать: если я, говорит, признаюсь, что идеи твои, то меня самого степени лишат. Так что, мол, я подтвержу, что сам их опубликовал.
Г е р о й: Разумно.
А в т о р: Что разумно?! Я, конечно, понимаю, что справедливость существует только здесь (стучит себя по голове), что это идеальная конструкция, а так ее нигде нет, но человечность какая-то, уважение к человеку, ну не самопожертвование, так хоть честность!.. честность!
П е р с о н а ж: Честность основывается на истине, а объективная истина невозможна!
А в т о р: Залюбись! Молчал бы уж, нигилист. Скажи еще спасибо, что живой!
П е р с о н а ж: Я нигилист? Что Вы мне угрожаете?
А в т о р: Я угрожаю? Да я тебя породил, я автор этой пьесы! Вжик – и тебя вообще больше нет. Ва-ап-ще!
П е р с о н а ж: Да пошел ты в жопу, Автор! Я, значит, нигилист? Иногда хотя бы головой думал, когда пишешь. Шизофреник ты любучий и больше никто!
А в т о р: Молчать, Христова дефекация! Святодухово отродье.
П е р с о н а ж: Сам заткнись. На правду обиделся? Скоро все поймут, что ты шизик!
А в т о р: Вот скотина!..
(П е р с о н а ж странным образом пропадает.)
Вот, разволновал меня… Заканчиваю. Суд. Судья послушал-послушал, я ему наш разговор-то пересказал. Он мне не верит – это Вы и выдумать могли, доказательства давайте, материальные… Бла-бла-бла… Да. А как только он дочитал решение свое великое, что я плагиатор конечно, я говорю: «Так значит? Ну тогда и жить мне незачем», - из внутреннего кармана, из пиджачка нож выхватил и по венам полоснул, старательно так, глубоко… Подошел к столу судейскому, рукой трясу – весь стол ему кровью залил, дело свое горемычное, кодексы всякие… Он орет: «Вы что себе позволяете? Вы в своем уме?» А я тогда: «Вызывайте скорую, лизосранцы! А то я вас всех засужу за неоказание помощи смертельно раненому! Козероги гнойные!»
Г е р о й: А это Вы нож специально принесли на суд?
А в т о р: Да ну, я его всегда с собой ношу – для самообороны и самоатаки.
Г е р о й: Вот как. А ход с венами Вы заранее задумали?..
А в т о р (перебивая): Что Вы! Совершенно спонтанное решение!
Ну, потом скорая, больница… А потом, короче, у меня спрашивают: ты что дурак что ли? Да, в эдаком мире, говорю, по всему видать дурак. Меня к Вам и направили…
П о д ч и н е н н ы й: Эка кумека! Теперь все мозгА поотрастили. И все друг друга дураками считают. А сущая мудрость мала, семи пядей не требует.
Г е р о й: Но дает широчайшие возможности.
А в т о р:
Литр внутрь не так уж много,
Если уповать на Бога! -
Это я понимаю, но (Г е р о ю) Вы, уважаемый, Вы-то не предлагаете для народа никакого опиума, никакого «светлого будущего», никакого «высшего смысла». Откуда же эти «широчайшие возможности»? Откуда этот Ваш геройский оптимизм?
Г е р о й: Ну… (осекается, посерьезнев) Я всё-таки полагаю, что наш мир – человеческий, пусть даже субъективный мир – не бесцелер. Он не должен хорошо продаваться. Он не должен быть бесцельным… Не всесилен наш разум, хотя его достаточно для скепсиса, критики и разрушения всего и вся. Не вечна наша вера, наша воля – вопреки разуму – поддерживать то, что нам привычно и дорого. Но остается та мудрость, о которой (в сторону П о д ч и н е н н о г о) он сказал. Как сказать… мудрость, наверно, в надежде… да, получается, София состоит в Надежде, остается в той своей дочери, у которой самый долгий век. Которая умирает последней. Да и правда, мудрость – дело для поздних лет.
А в т о р (крепко задумавшись): Надежда? А какая надежда, в смысле – надежда на что?
Г е р о й: На правду. Истина – пафосное что-то такое, объективистское, научное. А правда – Слово. Некий смысл, правильный, правдивый смысл… и при этом достаточно отчетливый – может быть выражен только словами.
Автор: Так, значит, э-э, мудрость, которая есть надежда на правду, а правда в слове, которым выражен смысл. Что-то как бы ускользает от меня…
Герой: Это ничего. Главное – Надежда. Тут у меня главное – Надежда…
Автор: Ну, на том и порешим.
Входят Д в а с а н и т а р а в белых халатах.
О д и н и з с а н и т а р о в: Та-а-ак, процедуры! Собирайтесь, пора на процедуры.
Все л и ц а встают, берут полотенца и уходят с с а н и т а р а м и.
Сцена 3.
Антураж последней сцены III-го действия. На протяжении сцены звучит музыка: песня «Misery», группа «Green Day», альбом «Warning» (2000). Курящие курят.
Посередине сцены – перпендикулярно к зрителям – две железные решетки. Они сомкнуты, выглядят как одна.
По одну сторону решеток –
Г е р о й и з - з а с т о л а,
П о д ч и н е н н ы й Г е р о я,
П е р с о н а ж с п о д о к о н н и к а,
А в т о р,
по другую –
Д в о е с а н и т а р о в.
Все они внимательно осматривают то, что находится по другую сторону решеток. Внезапно один из санитаров бросается на решетки и пытается их преодолеть. К нему присоединяется второй. Они гнут решетки руками, ногами, плечом – с разбега, кусают зубами. Потом устают, обессиленные валятся с ног…
Тогда к решеткам подходит Автор, осматривает их, трогает рукой и жестом подзывает остальных со своей стороны помочь ему. Повторяется то же самое, что было с Санитарами, только с другой стороны.
С пола поднимаются Санитары и присоединяются – теперь решетки терзают с обеих сторон…
Люди слабеют, отчаиваются – и тут решетки разъезжаются метра на 4 друг от друга. В пространство между решетками является Пара влюбленных из III-го действия. Они продолжают лобзания, начатые тогда. Всё происходит еще откровенней. Лица по обе стороны приникают к решеткам и тщетно тянут руки к Влюбленным.
Музыка прерывается. В тишине в пространство между решеток входит Отрок, читавший стихи. Его длинные волосы сменились на короткий ёжик, он одет в форму рядового российской армии, в руках автомат, движения стали еще более решительными. Пара влюбленных вздрагивает при его виде и поспешно одевается. Автоматная очередь. Влюбленные падают замертво.
Снова звучит музыка. Отрок убегает. Решетки вновь смыкаются и остаются сомкнутыми до конца. Через некоторое время Отрок, переодетый, без автомата, является с той стороны, где находятся Герой, Подчиненный, Персонаж и Автор. Отрок бросается на грудь к Автору, сотрясаясь от рыданий. Автор недоуменно разводит руками, но не отвергает его.
Занавес.
Для Ваших замечаний и предложений
e-mail: yuland@lipetsk.ru
Трэджэди Клаб
© Copyright: Подрыв Устоев, 2010
Свидетельство о публикации №210013001416
Свидетельство о публикации №210013001416
Рецензии