Роковой отрок 2 глава

Александр Данилович Меньшиков чувствовал себя настоящим хозяином  земли русской. Екатерина 1 была сегодня погребена рядом со своим мужем Петром Великим. Жаль, что нет возможности ему, Александру Даниловичу, стать императором. Да и старый стал. Но он сделает все, чтобы уж его внуки родились царственными особами. С дочерью дело решенное, она вскоре будет императрицей, женой Петра 2. И это сделал он собственной волей и руками. Он знает, в какое время что выгодно. После смерти Петра 1, какой был прок тащить мальчишку на трон. Ведь тогда Меньшиков мог бы лишиться власти. За спиной у Екатерины было очень удобно вершить все дела. А когда та умерла, он  набрал большую силу, тут уж отдавать власть ее дочерям глупо, их мужья могут все прибрать к рукам. Вот тут-то и пригодилась лелеемая в народе вера, что Петра 2 обидели, лишив его когда-то трона, ведь он - кровь и плоть Романовых. Заручился Меньшиков у умиравшей Екатерины условием, что Петр должен жениться на его дочери. Тогда-то смело перешел на сторону юного царевича. А то, что жениху двенадцать лет, а невесте за двадцать, ничуть не смущало Александра Даниловича. Подрастет, возмужает. Вот за дочерью надо следить. Сообщили ему, что тайком встречается она со своим бывшим женихом Сапегой.
Александр Данилович взял в руки колокольчик и нетерпеливо затряс его. Вбежавшего лакея спросил:
- Где княжна?
- Марья Александровна изволили недавно прибыть и сейчас направились в свою половину. - быстро протараторил лакей.
- Пусть пригласят ее ко мне.
- Слушаюсь, Ваше светлейшество!
И он тут же исчез, только шторы на двери затрепетали.
Вот глупая девчонка, раздраженно подумал Меньшиков, не понимает своего счастья. Что ей этот Сапега даст?! Конечно, нищей дочь его никогда не будет, но если есть возможность воспользоваться большим, то зачем это упускать. Раздражение в нем накопилось и переполнило его. В сердцах он стукнул кулаком по столу. В это время в кабинет вошла княжна.
- Папенька, что Вы сердитесь?
- А что же мне делать любезнейшая Мария Александровна,
я стараюсь, счастье тебе кую, из кожи вон лезу, а ты...!
На последнем слове Александр Данилович даже вскрикнул.
- Я всю жизнь из грязи в князи поднимался, а от тебя зависит только одно, не гадить!
- А что я... папенька... я не знаю...
- Не знаешь? А с кем третьего дня в парке шлялась поздно вечером? Дура! С Сапегой?
Княжна опустила голову и слезинки выкатились из ее глаз:
- Он мне нравится...
- Забудь об этом, и думать не смей! - у Александра Даниловича от гнева подбородок затрясся. - Как увижу, в порошок сотру его!
- Папенька... - зарыдала Мария.
- С Сапегой любезничаешь, а намедни перед императором, как статуя мраморная стояла. Что за дерзость такая?
- Так Петр-то мал, не понимает он еще ничего... - захлебываясь слезами, пролепетала княжна.
- Ну и что, приручать надо с небольшого, где вздохнула, где приласкала, где прижалась. Да, тьфу! Мне ли учить тебя девичьим премудростям!  Чай, Сапегу-то знала, как приворожить?
- Так я люблю его. - снова зарыдала княжна.
- Молчи! - закричал Александр Данилович и стукнул ладонью по столу. - Заладила одно и то же. Не упоминай мне об этом.
Он зашагал по комнате, паркет скрипел под его сапогами. Княжна стояла около стола, наклонившись, с белым носовым  кружевным платком у лица, и плечи ее вздрагивали.
- Ладно, иди к себе и подумай над моими словами. Ведь ты будешь императрицей! Никогда такого случая уж не подойдет. Упустить - грех! - он говорил теперь, как мог, проникновенно: ведь должна же Марья понять его.
Но она,  услышав разрешенье идти, как мышка юркнула в дверь.
У Меньшикова под сердцем жгучий комок собрался. Все равно, конечно, Марья никуда из-под власти отца не денется, но жаль, что женитьба будет против ее воли. С немилым житье хуже некуда. Но такая женская доля, сначала повиноваться отцу, потом мужу.

Расстроенный этим разговором пошел Меньшиков на заседание Верховного тайного совета. Он был там наиглавнейшей фигурой, остальные так себе, с боку припеку. С капризами Петра он сумеет справиться, если таковые будут. Пока же Петр благодарен князю и будет выказывать это. Вот уже пожаловал Меньшикова из вице- адмирала в адмиралы, а его сына Александра сделал обер- камергером. Сегодня же царь должен подписать патент на чин генераллиссимуса. Пожалуй, это надо принять, как можно равнодушнее, будто само собой разумеющееся. Показать царю и членам Совета, что он, Меньшиков, хозяин
положения, а все они просители. А чтобы показать, что он презирает  Государственный Совет он взял. туда с собой своего шута Лукьяна. Немного припоздал, специально. В зале все были в сборе. Царь уже сидел на троне под балдахином в кресле. Рядом с ним по разные стороны сидели его сестра великая княжна Наталья и цесаревны Анна и Елизавета, канцлер Головкин, князь Голицын. Около императорского кресла стоял Остерман. Меньшиков поклонился и сел в свое кресло. Заседание не начиналось, ждали только его.
И вот новый государь заговорил звонким срывающимся голосом:
- Богу  угодно было призвать меня на престол в юных летах. Моею первою заботою будет приобресть славу доброго государя. Хочу управлять богобоязненно и справедливо. Желаю оказывать покровительство бедным,
облегчать всех страждущих, выслушивать невинно преследуемых, когда они станут прибегать ко мне, и по примеру римского императора Веспасиана, никого не отпускать от себя с печальным лицом...
Петр, зарумянившись, кончил говорить, и все, кто сидел, одобрительно зашумели. Меньшиков про себя усмехнулся, видна рука Остермана, особенно по поводу римского императора. Как будто в русской истории не с кем себя сравнить? Ну, да это все слова, слова... Он ждал самого главного. И вот Петр взглянул на Меньшикова,
только взгляд у него был какой-то странный, тяжелый, несообразный с его детскими чертами лица:
-  Я объявляю, что сегодня хочу уничтожить фельдмаршала!
Наступила мертвая тишина. Все, переглянувшись, смотрели на Меньшикова. Тот побледнел, потом ему в голову бросилась кровь. Ему показалось, что его парализовало, потому что он никак не мог сглотнуть слюну. Что за пропасть такая? Почему ухмыляется Остерман, почему улыбка на лице Натальи? Это что, заговор?
- Возьмите Александр Данилович! - холодно произнес Петр, протягивая какую-то бумагу. Шут Лукьян хотел взять и отнести Меньшикову, но Петр остановил его. - Он сам подойдет.
Негнущимися ногами князь Меньшиков подошел, покачиваясь к трону. Дрожащими руками развернул лист, ожидая увидеть самое худшее... Но его всего передернуло. Это был ожидаемый патент на чин генераллиссимуса.
- Вы что, не рады, князь? - удивленно спросил царь и улыбнулся во все лицо. - Успокойтесь! Я пошутил.
Вокруг все оживились от удачной шутки юного государя. Более всего веселы были противники Меньшикова. Остерман открыто смеялся в глаза. Никогда еще Меньшиков не был так унижен. Но не может же он показать это им, ждущим продолжения спектакля.
Меньшиков выдавил улыбку, поклонился Петру и сказал спокойно:
- Я ценю хорошие шутки, Ваше величество. 
Шут Лукьян пискляво выкрикнул экспромтом:
- Нам без шутки не прожить минутки!
Меньшиков степенно вышел из зала. За ним, как собачонка выскочил шут. В душе князя бушевали бури. Хотелось плюнуть в лицо Остерману, проклятому лютеранину. Это он все подстроил. Под сердцем заныло какое-то тревожное чувство. Впервые за долгие-долгие годы почувствовал Меньшиков, что земля закачалась под его ногами. При Петре Великом много было ситуаций, которые окончились бы плачевно, но в любом случае он всегда выкручивался, да, притом, император его любил и  не давал в обиду. Конечно, бивал смертным боем, но потом обласкивал новыми землями, деньгами и прочим. Но то был император, и от него можно было претерпеть. А тут издеваются какие-то остерманишки и бабы. Да над кем? Над ним, могущественным Меньшиковым. Малолетнего Петра он не брал в расчет. Ему бы в голову не пришло такое... Это его научили. Повеселиться захотелось!  Ну да ничего. Рано  враги зашевелились. Как только Петр обручится с его дочерью, меньшиковская власть начнет еще более крепнуть. Тогда-то он набросит силки на кое-кого. А уж когда сыграют свадьбу, тут-то он эти силки стянет.   Главное сейчас держать в послушании царя, не давать ему общаться с Остерманом и иными прочими.  Конечно, немец обучает Петра наукам, но кроме этого их контакты должны быть исчерпаны.
Как-то заметил Меньшиков, что Петр еще, будучи царевичем, заинтересовался охотою, вот теперь и надо сделать все, чтобы он ушел в нее с головою. Не надо зевать, иначе будет поздно. Увлечется царь охотой и все, кто рядом к нему прилепляются, будут вынуждены разделять эту его увлеченность. Тут уж будет не до государственных дел. В правительстве все зациклится на нем, Меньшикове, а еиу это и нужно.
Но в первую очередь надо дать понять юному императору свою величественность и всесилье, чтобы он не смел превращать его в какого-то там петрушку, как сегодня на Государственном Совете. Надо показать свою власть и кое в чем ущемлять противного мальчишку. Пусть поймет, что не все ему позволено.
Кстати, вспомнил Меньшиков о помощнике садовника, с которым видел Петра в саду. Что это за взаимоотношения такие? Он велел позвать этого мужика.   Сам сел за стол, будто бы углубясь в бумаги. Когда тот робко вошел в комнату, князь некоторое время продержал паузу. Потом поднял голову и, нахмуря брови, недовольно спросил:
- Ты кто таков?
- Никита я, помощник садовника, Ваша светлость… - пролепетал тот.
- Что тебе нужно от императора?
- Я... мне... - начал путаться Никита.
Но Меньшиков не слушал его, а сразу же помчался с места в карьер:
- Как ты смеешь даже близко подходить к его императорскому величеству, а не то что разговаривать с ним о чем-то и тем паче просить? Ты своими куриными мозгами думаешь, что если царь - дите, то стоит только попросить его  о чем-либо, то тут тебе все клады отымутся!
- Я ничего не просил... - пытался оправдаться Никита.
- Молчать! - заорал Меньшиков. Вся обида за Государственный Совет выплеснулась у него в этом крике. Он на мгновение представил, что перед ним стоит сам несмышленыш Петр. - Ты откуда такой взялся шустрый!
- Я работаю уже давно... - Никита не мог понять, почему князь так взъелся на него. Он не знал, что дальше отвечать светлейшему. Любое его слово вызывало в Меньшикове бурю эмоций. Он стоял, нагнув голову, и молчал. А князя вело дальше.
- Ты смеешь гнушаться моими словами и не отвечаешь на мои вопросы, кои я ставлю перед тобой. Ты грубиян! Я выгоняю тебя! Изволь собрать свои вещи и чтобы никогда не видел твою рожу в дворцовом саду. А коли увижу, упеку тебя в Сибирь, как каторжника. Еще  и  бороду  отрастил, не  блюдешь  Петровы  законы!  Во  дворце  да  с  такой  бородищею.  Это  ж  запрещено!
Никита тяжело вздохнул и быстренько, пятясь задом, скрылся за дверью.
Невесть  откуда вынырнувший шут, показал вслед Никите  неприличный жест. Но это Меньшикова не развеселило, наоборот он разозлился?
- Пшел на место, тварь!
Лукьян вдруг от чего-то покраснел и, вздохнув, пропал.