Зубная боль

Говорят, что если любишь человека, то у вас одна жизнь на двоих. Я бы сказала так – у вас одна зубная боль на двоих. Когда я с кем-то, то все недомогания моего друга переходят на меня. Поэтому я не особо удивилась вскоре начавшейся простуде на губах, как у него (хотя какой-либо контакт на тот момент отсутствовал). Но я очень удивилась, когда у него разболелся зуб и через пару дней ”мой приятель” тоже стал подавать тревожные признаки. Немного подумав о несправедливости бренного мира и своего же бренного тела, я направилась в ближайшую стоматологическую поликлинику. Поликлиника обещала помочь самым лучшим швейцарским оборудованием и прекрасным персоналом (а то мы не знаем, что в России все через ж…)
Самый прекрасный персонал никак не мог запомнить мое отчество. И с третьей неверной попытки решил, что нечего забивать себе мозг и называл меня просто ”девушка”. Спасибо, что не женщина. Потом меня встретила суетливая восточная тетка, которая бегала и махала руками. ”Если меня будет лечить она, то  я ухожу” – пронеслось в мозгу. Дело в том, что в кабинете у стоматолога и гинеколога я всегда дико нервничаю. А когда я нервничаю сама, то такие же нервные окружающие вгоняют меня в состояние близкое к клинической смерти. Но нет. Лечить меня вызвалась маленькая и хрупкая, а суетливая была ассистенткой и участливо смотрела мне в рот. Маленькая и хрупкая относилась ко всему со спокойствием могильщика со стажем. Было видно, что она похоронила не один зуб на своем веку. Она умудрилась определить по зубу, что у меня месячные. На ее слова – ”как сильно кровоточит”, я вдруг испуганно спросила – ”Откуда?” и посмотрела себе между ног. На что маленькая и хрупкая округлила глаза – ”Зуб кровоточит”. Потом мне торжественно объявили, что нерв рядом и его надо удалить. Это было выше моих сил. Мне стало так плохо, что я даже позвонила маме по межгороду. А такое со мной бывает редко. Маме эта затея тоже не понравилась, но мама сказала своим добрым и мученическим голосом: ”ну что же, видимо, правда надо”. Еще две минуты я робко отстаивала свой приговоренный к смерти нерв, но перед могильщиком со стажем это было все равно, что размахивать фантиком от конфетки. То, что оставалось от зуба,  сопротивлялось до последнего, швейцарская аппаратура давала сбивчивые показания и никак не хотела работать. Боли  я не почувствовала. Я ничего не почувствовала. Маленькая и хрупкая мило трепалась с суетливой в процессе умерщвления, и казалось, что я сижу просто так, с открытым ртом, для антуража. Будто так и сидела всю жизнь. И просижу до тех пор, пока не настанет какой-нибудь Всемирный потоп и всех не смоет к чертовой матери. Потом я стала дико переживать из-за денег, что их не хватит…
 В каком-то оцепенении я оказалась уже в аптеке, где продавщица поведывала мне успокоительную историю про зубы, называя меня ”солнышком”. Дома мне стало плохо, и я уснула. Я всегда засыпаю, когда мне физически или морально плохо. Для меня это как панцирь для черепахи. Защита. Проснулась я уже в относительно хорошем состоянии и почему-то подумала: ”вот вам и детские страшилки про дефлорацию. Это как умереть один раз и навсегда, чтобы потом получать или не получать удовольствие. А зубная боль она вечна, это умирать снова и снова и никакой радости при этом”.