Живой художественный образ

Живой художественный образ
(на материале повести Гуллы Хирачева (Алисы Ганиевой) «Салам тебе, Далгат!»)

     Живой художественный образ как композиционно-языковое единство повторяет композиционно-языковую структуру живого текста, в языковом пространстве которого происходит динамическое его «прорастание» и взаимодействие с другими живыми образами. Жизнь образа способствует усилению плотности текста. Энергетика текста усиливается за счет взаимодействия живых образов. Чем больше точек соприкосновения живых образов между собой, тем талантливее произведение.

Именно таким талантливым живым текстом представляется мне по-весть Гуллы Хирачева (Алисы Ганиевой) «Салам тебе, Далгат!», ставшая не так давно (декабрь 2009 г.) победителем в номинации «Крупная проза» литературной премии «Дебют».

Содержание повести в целом может показаться несложным – всё в мире покоится на противопоставлении Добра и Зла, Светлого и Темного. Действие происходит в современном Дагестане. Повествование ведется от третьего лица, т.е. в тексте представлена точка зрения главного героя – молодого человека Далгата. Время и место повествования в общем-то ограниченные. Все события укладываются в один день, а происходят они в Махачкале – это улицы города, базар, а также некоторые помещения, в которых оказывается герой, разыскивающий на протяжении всего повествования своего знакомого. Но ему так и не удалось с ним переговорить. Заканчивается повесть неожиданно, словно обрывается – многоточие в самом конце свидетельствует о недоговоренности: «Далгат, улыбаясь, смотрел на идущего к нему человека...» Кто был этот человек, читатель не знает. Может быть, Халилбек, которого искал весь день Далгат. Может быть, кто-то из тех недоброжелательных людей, с которыми он столкнулся днем, - и тогда эта встреча не принесет ничего хорошего.

Но ведь в самом конце повести появляются слова, которыми названо произведение. И эти слова произносит тот самый незнакомец, окликнувший Далгата: «- Салам тебе, Далгат! – сказал человек и пошел к нему большими уверенными шагами».

«Салам» («Салам алейкум!») – это не просто восточное приветствие, это еще и пожелание мира, как, например, русское приветствие «здравствуйте» - это также и пожелание здоровья.

В стихах Хаджи Байрама это хорошо видно:

Мы покидаем этот мир,
Вам – остающимся – салам.
Прочти дуа(1) за нас, факир,
Пошли салам от нас друзьям.

Когда придет последний час,
Смерть мысль и слово оборвет.
Спросившим в этот миг о нас,
Всевышний пусть салам пошлет.

 И тем, кто в саван обернет,
Словно детей запеленав,
С молитвой в сердце понесет,
Нас над Землей  легко подняв.

Друзья ушедшие нас ждут,
Там приготовив место нам,
Живые джаназа(2) прочтут,
Всем вам салам, всем вам салам.
 
Дервиш Юнус, инша Аллах(3),
Изрек слова на благо вам,
Но что глухой поймет в словах?
А тем, кто слышит – наш салам.

Хаджи Байрам себя познал,
Познав себя, себя нашел,
В нашедшем он себя узнал.
Познай себя, узнай себя,
пока час смертный не пришел.

Живой образ традиционного Дагестана раскрывается через текст повести «Меня зовут Яраги», которую читает Далгат: «Где ты, мой Дагестан? Кто погубил тебя? Где законы твои, где тухумы, где твои ханства, уцмийства, шамхальства, вольные общества, военные демократии…? Где дивные платья и головные уборы твоих людей? Где языки твои, где песни твои, где вековые стихи твои? Все попрано, все попрано…» Язык повести Яраги – это традиционная восточная лиричность и автобиографичность. Это особый мягкий и спокойный ритм: «Я шел, и в небе образовывался дождь, чтобы вылиться на скользкие глыбы и мягкую землю, на белые ромашки и синие колокольчики. Но Дербент и близлежащая Табасарань оставались сухи. Только журчал водопад в Хучни, а рядом стыли остатки «Крепости Семи братьев», заполненные от времени землей. Когда-то здесь жили семь братьев вместе с красавицей-сестрой, а народ содержал их. Но во время одной из осад сестра влюбилась в предводителя вражеской ар-мии, то ли иранской, то ли монгольской, и налила соленой воды в дула братниных ружей, и попыталась перебежать к возлюбленному, но братья поймали ее, побили камнями и спешно покинули крепость, завещав свое имущество жителям. Пригорок из камней, под которым лежала сестра, с тех пор был проклят, и каждый прохожий еще совсем недавно плевал на холм и швырял туда камень».

Переклички между прошлым и будущим, яркая сиюминутность происходящего мастерски передаются авторскими ремарками, которые сопровождают процесс чтения Долгатом повести Яраги: «Мы, лезгины-паломники, собрались меж гигантскими…

(Далгат зевнул и почесал ногу)

…собрались меж гигантскими гранитными глыбами и метали камни в шайтана, спрятавшегося в выемке скалы»; «(Далгат на секунду перевернул страницу, внимательно посмотрел на цветной портрет автора, его об-висшие усы и скромную улыбку, и продолжил чтение)»; («Надо вернуться в «Халал» и поискать там Халилбека», - подумал Далгат)».

Подобный прием замечательно использует Михаил Шишкин в романе «Венерин волос»: «Алеша наклонился к моему уху и сказал, чтобы я посмотрела, как священник бьет по губам старух, которые

На середине фразы заверещал мобильник».

В романе Дениса Гуцко «Русскоговорящий» также используется похожий прием, только вместо авторской ремарки в текст вставляется прямая речь: «Люди, заговорившие с пожелтевших страниц, были будто вчера лишь оттуда, от яблонь Эдема. Звенели и ослепляли.

Было в этой книге…

- Эй, жрать будешь? – кричал кто-нибудь из охранников, выглядывая в коридор. – Что ты там делаешь? Смотри, вредно. Ноги отнимутся. Или руки шерстью покроются.

…много литер и громов небесных. Но особенно пробрал его коротенький псалом про то, как …на вербах… повесили мы наши арфы… там пленившие нас требовали от нас слов песней… и притеснители наши – веселья…

Вот так: повесили арфы на вербы…»

…Мир повести Яраги иной, нежели тот, который окружает Далгата. При описании современности меняется стиль повествования. Живой образ современного Дагестана раскрывается и через живой современный язык, который тоже когда-нибудь исчезнет, станет своеобразной культурной традицией для новых поколений. Это и живой язык города и улиц, это и живой национальный язык, это живой язык молодого поколения нового Дагестана: «- Салам, Далгат, движения не движения? – путь Далгату преградил улыбающийся до ушей одноклассник с поломанным ухом.

- А, салам, Мага, как дела?

- По кайфу, же есть. Трубка с собой у тебя?

- Да – отвечал Далгат, нащупывая в кармане мобильник.

- Ты не обессудь, особо копейки тоже нету, надо кентам позвонить, там этот, с Альбурикента один аташка бычиться начал. Раз стоим, он обостряет. Я его нежданул, он по мелочи потерялся. Бах-бух, зарубились мы с ним, короче. Я его на обратку кинул и поломал, короче. Теперь он со своими на стрелку забил буцкаться, и мне джамаат(4) собрать надо.

Говоря с Далгатом, Мага взял у него включенный телефон, что-то высказал по поводу его модели и мощности и вдруг завопил в трубку.

- Ле(5), Мурад, салам! Это Мага. Че ты, как ты? Папа-мама, брат-сеструха? Я че звоню, этот черт же есть, который Исашки брат! Махаться хочет! Ты сейчас где? Давай да подъезжай на 26(6), кувыркнем их. Я его выстегну! Братуху тоже позови и Шапишку. Пусть приходят. Давай, Саул тебе! На связи тогда!»

Старое и новое сталкивается в повести как в языке, так и в описании обычаев. Далгат попадает на свадьбу, потом на церемонию презентации книги стихов. В этих контекстах происходит взаимодействие различных словесных рядов: традиционных и современных. Сравним: «Далгат увидел улыбчивого жениха, рыжего и высокого, идущего следом, и вспомнил, как в детстве, в старом селении, они сами были на чьей-то свадьбе. Тогда все сельчане усеяли плоские крыши домов, а на улице, на стол молодых посадили пестро украшенную козлиную голову. Носили тяжелые подносы с хинкалом и вареным мясом. Какой-то ряженый мужчина семь дней разливал вино, а гости семь дней танцевали под зурну и барабаны.

Пока Далгат воспоминал, круг раздался и разлетелся на отдельные танцующие пары. Какая-то девушка тронула его за локоть и поднесла скрученную салфетку, как знак приглашения. Далгат попятился и хотел отказаться, но, засмущавшись, все-таки принял салфетку и воздел кулаки». – «К ним подсела крупная девушка в узкой золотистой юбке, с мелированной челкой и густо намазанным круглым лицом.

- Ай, такой сушняк из-за этой жары, сейчас всю минералку выбухаю, – воскликнула девушка, наливая себе воды.

- Патя, – говорила Залина, внимательно разглядывая Патю с ног до головы. - Ты юбку эту где купила?

- Из Москвы, в бутике покупала. Это гуччи, – важно ответила Патя, проглатывая воду и дуя на челку.

- Такая прелесть. Да же? – спросила Залина, ударяя на последний слог».

И если и звучит в этих контекстах тема нежелания оставаться в родном краю, - так кого в молодости не притягивают странствия и путешествия?

Истинный смысл повести глубже, чем просто противопоставление старого и нового.
Салам тебе, ушедший в прошлое традиционный Дагестан! Салам тебе, новый Дагестан! Прошлое живо. Новое живет.

Салам!..
----
(1) Молитва
(2) Молитва, читаемая над умершими.
(3) Да будет на то воля.
(4) Общество.
(5) Обращение к мужчине (авар.)
(6) Улица 26 бакинских комиссаров в Махачкале.