Олисс Лютер или Ветер

Ну, пускай смерти правда нет. Пусть так. Но есть грань. Черта, за которой неизвестность, безысходность одиночества и безысходное само это одиночество, и вечность, и неотвратимость, и ужас последнего мига – всё то, что для простых смертных и есть смерть. Та самая, которой вроде бы как и нет. И нимало не легче оттого, как там оно – на самом, якобы, деле…
«…Как ты там, за чертой?
Где ты там, в тишине?
Заболел я душой,
что вернулась ко мне…
…Эта белая ночь
без одежд ждёт и просит любви.
Эта голая ночь –
пропаду я в объятьях её. Не зови…»
Вся жизнь – словно клип «DDT» «Белая ночь»: расстрелян, умер от ран, снова расстрелян, пал на Финской, на Отечественной пал – снова и снова. Словно всё один и тот же. Вся Земля – огромная братская могила без конца и краю…
И не всем так повезёт, чтоб скончаться скоропостижно – шёл, упал, умер. Или чтоб в спину застрелили, когда не успеваешь понять, что кто-то захотел твоей смерти, и вот она пришла, а ты не заметил – для него тоже мужество надо – для этого знания, что кому-то настолько, до выстрела, мешает твоя жизнь.
Мгновенная смерть, пусть даже насильственная, достаётся единицам. Большинству же достаётся – вкусить и физические муки предсмертные, и всю безысходную неотвратимость, а многим – и оголтелую ненависть врагов, и одиночество, когда близких никогда не увидеть уже, руки не протянуть. Это ведь легче, да, легче, всё-таки легче, когда умираешь, чувствуя любовь того, кто хочет облегчить муки – он их этим уже облегчает…
А наша гуманная медицина добивать считает не гуманным.
Да, пусть-ка человек перед смертью всё вкусит по полной программе – ведь так души растут. Только вот его никто не спрашивает: готов он расти – такой ценой?
И все живут, зная об этом, прячась от ужаса этого непроходимого в суету ежедневных бытовых дел, а многие, и зная, предпочитают не понимать, не думать вовсе – до поры, до времени – до прямого столкновения лицом к лицу, и не думать, каково это – другим, жалея в принципе только себя, зачастую для других эту встречу лицом к лицу – ускоряя… И не кромешный ли этот страх превращает в сволочей слабых людей, не почувствовавших органически, глубиной своей сути единства с миром? Это когда пытаешься спастись от своего страха, перекладывая его на чужие плечи, когда несёшь смерть другим, теша себя иллюзией, что отодвигаешь этим свою? Не потому ли так трусливы палачи?! А почему женщины-гинекологи все сплошь поголовно садистки? Потому что женщина эта, которая стала гинекологом, стала этим гинекологом в надежде, что причинив кому-то, а вот другой женщине, многим другим женщинам, такую же нестерпимую боль, которую когда-то причинили ей самой, она станет – в своих глазах! – не единственной страдающей, а потому, может быть, и вообще не страдающей. Она всему миру – виноватым и невиноватым, даже невиновным и невинным – просто мстит за свою боль – а там уж как что получится. И многие мстят, пытаясь заменить свою боль чужой. Крайними вот только всегда оказываются те, кому чужая боль – всегда своя…

Это не только по поводу Вашего, но и с учётом рецензии последней. Пишете действительно хорошо и не о ерунде. Приглашаю:
http://www.proza.ru/2009/12/20/353

Александра Алёшина   08.05.2011 07:46   •   Заявить о нарушении