Приапеи. Сын розопёрстой Зори

Но в Пер-Рамсесе о корпусе не забыли и прислали гонца. Главный везир потребовал от комкора одного: вытрясти из семитов украденные у подданных его величества драгоцен-ности: золотые, серебряные изделия, цветные прозрачные камни, статуэтки из слоновых бивней и прочие украшения, имеющие какую-либо стоимость. Табличка извещала Ашахебу-седа, что Чермным морем следует флот эфиопов. Какой залив он выберет, Суэцкий или Акабский,  зависит от сильного переговорщика, другим таким, как Ашахебусед, империя не располагает. Его величество желает, чтобы корабли союзников прошли по Суэцкому каналу до Мемфиса   и далее, через Пелусский рукав вышли в море, и морским путём добрались до Трои. Его величество опасается, как бы эфиопы не выбрали сухопутный маршрут через Па-лестину и Сирию и не нанесли неизбежного в длительном переходе ущерба имуществу Егип-та.

Однажды ветер с Чермного моря донёс запахи пота и ременных доспехов. Рыбаки мадиан-ские распетушили неслыханную новость: с юга на север идёт неизвестный флот, да таков, что число кораблей редкий звездочёт сочтёт. Ширина моря где-то, если в парасангах, сорок, держатся парусники по средине, не нарушают, так сказать, ни египетские, ни мадианские во-ды. Воинскому начальнику Ашахебуседу знать полагается, чьи адмиралы хозяйничают в почти, что внутренних водах Египта. Он – к Иофору. Тот ни в зуб ногой, военного корабля за свои сто десять лет он в глаза не видел. В Пунт египетские барки, конечно, проходили регу-лярно, но такой экспедиции не случалось со времени царицы Хатшесуп.

– Это Мемнон спешит померяться силами с Ахиллесом, – лениво процедил Приап, лаская кудри еврейки.
– Царь опалённоликих?!
– У меня нет кораблей,– вместо ответа Приап,– прикажи Мемнону оставить десяток с моряками.

По приказу Ашахебуседа на высоком берегу зажгли жалкое быльё, бросили в огонь зелённые ветки, и дым привлёк двухъярусный корабль. Агатовые лица гребцов произвели впечатление на мадианян. Они отшатнулись от людей чернее ночи, но египтяне, отнимая у нубийцев порог за порогом, к чернокожим привыкли.

Поврачевав в лагере, смазывая бальзамом ссадины и царапины, мы были вспомянуты вельможным командиром и приглашены на рандеву с эфиопом в качестве переводчиков, но царь царей, на удивление, владел аккадским – тогдашним международным.
– От имени его величества, да будет он жив, здрав и невредим, приветствую царя ца-рей Мемнона, племянника могущественного Приама,– приложив руку к сердцу, приветство-вал нгусэ нэгэста Ашахебусед.
– У тебя сколько колесниц? – не спрашивая о здоровье Усермаатра, перешёл к делу Мемнон, как только уселись за белым ковром из дромадёрской шерсти, на котором стояли ведёрная клёпанная из бронзы ситула с вином и дюжина золотых чаш. – Присоединяйся ко мне и через месяц покроешь себя золотом и славой.
– Золотом я себя уже покрыл, а слава – жена неверная. Если твоё величество пойдёт левым заливом, получишь столько кубков и ритонов, сколько сумеют поднять пять самых дюжих твоих матросов. Солнце Египта ждёт тебя в Пер-Рамсесе, чтобы соединиться с твоим флотом.
– Вот как! А я намерялся пройти царской дорогой, взять неприступный Иршалем и ус-тановить на Сионе колосс.

Серебряный ковчежец уже шнырял от ситулы к чашам, Приап ревностно следил, как бы его не обделили. Я тоже грешная, хотела скорее припасть к краю кубка, единственного среди чаш, но не от пристрастия к вину, а от жажды.
– Разве тебе мало статуи в Фивах?
– То другому Мемнону. У нас Мемнонов не меньше, чем у вас Рамсесов. А Иршалем ещё никому не открывал ворота.
– И тебе не откроет, – буркнул Приап.
– А ты кто таков, что вещать можешь?
– Царь мадианский, – сказал Ашахебусед и подмигнул Мемнону.– За победу!

– А я – за павших героев,– бросил вызов Приап и стал пить как воду, выпучив от нату-ги глаза. – Ты оставь мне десять кораблей, всё равно они тебе больше не понадобятся, – дер-зит он, оторвавшись от чаши.
Мы с Эшмуном гордились молча своим умницей.
– Как так? На чём же я вернусь?
– Всё равно не поверишь. Вскоре твоё ка взвесит Зевс.

Каков оракул! А я стремилась к милетскому узнать про святого младенца. Вот у кого следует спрашивать, он и есть божье дитя. Ах, как я хотела в эти минуты, чтобы Приап при-знал во мне маму, чтобы не гневался. Чем же нам заслужить у него прощение?

– Моего двойника может поставить на весы только Осирис.
– Чушь! Тебя родила Эос, сестра Зевса. Выходит, что дядюшке вершить суд над тобой. У ахейцев не принято ложиться с сестрами, а на Фетиду, мамульку Ахилла, Зевс давно по-ложил глаз, так что взвесь, царь царей, чья чаша перетянет. У вас с Ахиллом доспехи из од-ной кузницы1, испытывать их в единоборстве с этим витязем для тебя опасно, – пророчест-вовал Приап, но сам из того, что сказал, не понял ничего.

Зато военачальники взяли в толк как нельзя лучше.
– И действительно, – остерёг Мемнона Ашахебусед, – уста младенца часто вещают волю богов. Побереги себя, царь царей. Ты силён на море. Разори Спарту и Микены, тогда ахейцы снимут осаду Трои, и вернутся спасать свои семьи.
– Что ж, – вздохнул Мемнон, – оставлю тебе корабли для рыбалки. Чем рассчитаешь-ся?
– Корабли – приданное твоей дочери, которую я возьму в жёны.

Мемнон расхохотался. Эшмун чокнулся со мной, ведь сын заговорил о женитьбе.
– Господин Аша, обойди все страны, а такого стервеца не сыщешь. Андромеда, маль-чик, на одну ногу тебя положит, а другой прикроет. Что делать будешь?
– А давай с тобой потягаемся,– сообразил Приап.– Если свалю тебя, то буду зятем, под тобой очутюсь, быками рассчитаюсь.
Иофор глядел на Приапа со злобой, ведь каждый его промах в поведении бьёт, прежде всего, воспитателя. Тягаться с царём царей вздумал шуточный царь. Не было никогда царей в Мадиане, а только шейхи и первосвященники, и этот шалопай, надеялся Иофор, недолго процарствует.
– Ладно, – согласился царь,– только, чтобы ростом сравняться, я опущусь на колени.
Борцы обнажились по пояс. Мемнон неожиданно удивил белой кожей. Ещё бы, сын зари. Став ниже ростом, он, приглашая, поманил Приапа руками. Приап наскочил с боку и знакомым Ашахебуседу приёмом сбил царя с колен и прыгнул на него сверху.
– Поднимайся, дорогой тесть. Ты не ушибся? Не переживай шибко, в твоём царстве девице твоей никогда не быть царицей, а в Мадиане – хоть завтра.
Нет, Мемнон не согласен. До трёх раз, просит он.
– Хорошо,– отвечает Приап, – два раза я тебе поддамся, но мертвые реванша не тре-буют.

Мемнон смущён, он говорит, что на обратном пути навестит Приапа и обсудит с его воспитателем детали сватовства.
– Бедный Мемнон,– ответил на это Приап,– я дал Андромеде шанс, как сосед через море, из уважения к твоей жертве в Троянской войне, но ты его упускаешь. Кто же тогда уронит слезу на твою могилу? Дочь мне твоя нужна для политического брака, в пустыню она может не переселяться, тайно блудить в своём дворце ей позволю, я не ревнив, как глупый бык, я уже сосватал принцессу Египта. А корабли мне нужны, чтобы спасти Андромеду от лап чудовища, которого нашлёт Посейдон из-за бахвальства жены твоей Кассиопеи.
У Мемнона царская спесь и кичливость уже закипали в сердце, но благоразумие пре-дусмотрительно сняло крышку гнева и не дало им пролиться – пусть потешится дитя, а ему забавно.

Золото, изменившее маршрут эфиопского флота, предусмотрительно было захвачено Ашахебуседом для встречи Мемнона. Посуду и украшения обеззаразили над огнём и посчи-тали, что они стали безопасными, для чужих рук естественно. Пять моряков, шатаясь под тяжестью кожаных мешков, понесли сокровища на корабли.

Тут я решилась и шепнула Эшмуну: – Поедем? – Он понял куда и кивнул.
– Приап, милый, скажи: нам с Эшмуном можно под Трою?
Царь мадианский процедил презрительно: – Ты же не сможешь отказать Мемнону. А как только царь царей посадит тебя на копьё, целитель снова отрежет себе яйца.
Как громом поразили нас эти вещие слова. Уязвлённый Эшмун не захотел молча про-глотить обиду, он сказал: – Андромеду спасут без тебя. Ты же подрастёшь ещё немного и никогда не женишься.
– Откуда тебе знать? – заносчиво Приап.
– За карла ни одна уважающая себя дама не пойдёт.
– Почему я не выросту?
– В корень твой рост уходит, а не в крону, потому что отказался от операции.
– Забирай, Мемнон, этого яйцереза, вместе со швеёй мошонок.

Отказавшись от родителей во второй раз, Приап почувствовал внутри голос совести: сейчас же дар свой потеряешь, коль богов не уважаешь.
– Через год, когда падёт Троя, выручу. Гружённые золотом Приама, ахейские моно-кротосы потеряют манёвренность и станут лёгкой добычей. Господин Аша, ты дашь мне сотню головорезов?
– Как прикажет твоё величество.
– Да, да, я приказываю тебе дать сотню солдат. Евреи для этой цели слабы в коленках.
– Послушай, зятёк, с чего ты взял, что Троя непременно падёт? Зачем же я веду туда 20000 воинов?
– Чтобы не вести их против Рамсеса. Самое время стать тебе фараоном Египта, но борьбы с ахейцами никому не избежать.
– Почему?
– У Зевса перун поднялся на окрестных богинь, у Йахве же писун вялый, он, пока, с чужого стола кормится. Вот станет царём подземки, тогда потрясёт дно. Кроме того, Приам поборами задавил на Пропонтиде. Вот придумал грабёж, без труда тянет рыбку. Всем за-видно. А ещё мудрецы-ахейцы задрали подол цене на оливки выше нижнего места, но трояне на оливки положили с прибором, так Агамемнон их копьём щекочет, нагоняет аппетит. При-вет передай, детоубийце, скажи,  что жить ему осталось меньше, чем молодому вину Клите-местры.