Брат приехал

       Приехал брат – тридцать лет не виделись. Так стоило ли надеяться на хорошие причины приезда? Впрочем, обниматься и целоваться не лез. Чрезмерной радостью не светился. Много и громко не говорил. Ужаса бесстыжими глазами не нагонял. Вел себя скромно. То есть давал понять: ты пока подготовь себя к неприятностям. И хотя бы за это хотелось быть благодарным. Даже его первая просьба понравилась – съездить сразу на кладбище. Видимо, волокититься с предстоящими проблемами не собирался. И ожидание не должно было быть утомительным. Следовало только соблюсти правила приличия.

         Поклонились своим. Поставили на могилках цветы в баночки, положили конфеты, печенье, зажгли свечи. А помянуть решили вернуться домой. «Не люблю не дома это дело!» – он сказал. Это тоже показалось правильным. И наблюдая за ним со стороны, многое узнавалось – и я вот точно так делаю! Даже удивляло – совсем, как у меня получается? Поэтому, возвращаясь, улыбались друг другу чаще. В магазине также долго выбирал водку, будто угадывал ее. Я терпеливо ждал своего Морковника возле кассы с уже «обилечеными» продуктами. И девушка-кассир, поглядывая на нас, улыбалась нашему сходству. Здесь я бывал часто, и меня знали. Часто здесь бывала и жена. Последнее время только здесь и встречались с ней. Разошлись после отъезда сына в армию. Все произошло по-доброму – стали вдруг удивляться – долго мы умудрялись сосуществовать вместе несовместимые!? И она ушла устраивать свою жизнь. Здесь же познакомилась с новым другом. Два раза даже приходили ко мне в гости. И, видимо, в нем объявилась ревность. Виновата была она – все приводила меня в пример. Совсем не просто сходиться и взрослым людям. Возможно, у нее был еще кто-то – это мы уже не обсуждали. Со временем разговаривали больше о сыне. Он пошел по стопам своего родимого дядечки – после армии там за Уралом и остался. Женился и жил своей жизнью. Правда, он о нас иногда вспоминал и звонил. То есть, о нем кое-что знали. Ну и вместе уже о чем-то догадывались, что-то предполагали.

         В том ожидании, я опять вспомнил о ней, и она не замедлила появиться, привычно широко распахнув дверь. И как всегда, сделала вид, что удивлена. Но по-настоящему удивилась, когда увидела брата, нашему сходству: она только слышала о нем. Мне пришлось их познакомить, заранее предчувствуя, что ему эта женщина понравится. Не зря же я когда-то обратил на нее внимание! И вот теперь он имел наглость пригласить ее ко мне домой. Впрочем, скорее всего из-за квартиры родителей он и приехал. По закону половина принадлежала ему. Как же просто, оказывается, все может разрешиться! Я не мог сдержать себя от смеха. А она удивлялась моему веселью уже без наигрывания. Смущался и он, не понимая всей возможной своей глупости. Поэтому события начинали развиваться интересно, и я не стал им противиться – ну, будь, что будет. Однако надо же, без лупы видно – голимый подкаблучник, но что сегодня вытворяет?!

         Посидели у нас на кухне. Помянули родителей и всех умерших близких. Отметили встречу. О себе он рассказывал неохотно. Зато пытался разговорить мою жену. Во всяком случае, ему хотелось вызвать ее на откровенность. А значит, он тоже любил с серьезным видом поиздеваться над женщиной, изображая простоватого умника. Я продолжал улыбаться, уверенный, что она скоро все поймет и разочаруется в нем. Мне стало казаться, что у него все получается неуклюже. Постоянно кивал на меня, будто не было тридцати лет разлуки, и знает меня лучше, чем даже она. При этом слишком  сильно старался нам обоим посочувствовать.

         - Нет, Алексевна, так нельзя – не верю я, что у тебя свободных подруг нет. Самой не нужен товар – передай в надежные руки, может, кто им и попользуется? Подумаешь, «Секунд хенд»? Там тоже очереди большие бывают – я видел.

         В конце концов, он ушел провожать даму и не вернулся. Уже от нее позвонил мне на трубку – не жди. И у меня впервые после развода возник протест – вот он-то тебе зачем?! Да и ты хорош, морковкин клещ, принесла тебя нелегкая. Хотя, что собственно, случилось – не чужие и та и другой. Вот, наверное, поэтому и было очень неприятно. В такие моменты людям не спится – их почему-то начинают отвлекать чужие звезды. И приходит очередное разочарование насчет собственных огонечков. Какими бы ни были твои знания и опыт, но они никогда не смогут объяснить тебе жизнь. Да даже догадки видных ученых, их серьезнейшие предположения, не единожды обоснованные гипотезы, и трижды перепроверенные факты, могут только рассчитывать – на короткое время истины. Что уж там говорить об иллюзии знания простого человека своей женщины. Нет таких знаний – и быть их не может! Тогда, не потому ли жизнь и интересна!

         Всю следующую неделю мы с братом не виделись. Днем, когда я был на работе, он приходил домой и даже готовил мне ужин. А, может, не был уверен, что самому удастся там покормиться и не выпроводят,  наконец? Я же по вечерам наблюдал из машины, как он встречал Алексевну возле ее конторки. То есть неприятность уже произошла, но приехал он по другим причинам! И в выходной я решил сам поговорить с ним. Но в своих планах он уже засомневался – сейчас его больше волновало другое.

         - Давай о квартире пока говорить не будем. У нас там с женой, примерно то же, что и у вас, только не разбежались еще – некуда! И виноватых, как и ты, не ищу – сам знаю, кто всегда виноват! Если мы умудряемся подводить самих себя, то какая может быть уверенность в друге или жене? И должна ли она быть? Живешь много времени в одной обстановке и уже привыкаешь, что протянешь, не глядя, руку и возьмешь нужную вещь. И вдруг этой вещи там не оказывается – жена навела порядок. Только какой толк беситься, взрываться? Все женщины согласно внутреннему порыву время от времени наводят такой порядок, после которого и сами многого не могут найти, понять. И они в этом не виноваты. Они ничего с этим не могут поделать. И даже в подсознании сами согласны, что наведение такого порядка сродни погрому, войне, переделу мира! Но душа требует перемен! Не в этих ли таинственных дебрях и таятся жаркие источники периодов измен? Вот только из этих периодов выйти гораздо сложнее. Разве не так? У нас разве по-другому? А что случилось у вас, если это не банальная подлость? Она молчит, как партизанка. Или просто – не тронь его – все у нас хорошо было! Хорошо, а разбежались?
 
         - Предательство женщины, податливую измену перед силой природы и похоти, о которой понаписано и пересказано, я могу понять и даже, наверное, простить. Но чаще происходит предательство именно жены – человека, живущего с тобой под одной крышей, греющейся от тебя по ночам, готовящей тебе ужин и постоянно что-то находящей в твоих глазах, а потому уже не всегда нуждающейся в словах. Я говорю о предательстве Павлика Морозова – о родственном предательстве, когда перестаешь быть уверенным в человеке во всем, даже в мелочах. Противодействие уже возникает из ничего и просто ниоткуда. А она продолжает смотреть на тебя с наивным удивлением – а что собственно я сделала не так? После чего мы далеко не всегда разлучаемся – нам еще предстоит долго и долго жить вместе. Если это не переворачивает нашу жизнь, то оно даже прощается. И, вроде как, забывается. Или стараемся не думать об этом. Поэтому в следующий раз оно проходит уже незаметно или вроде как буднично. Так, поговорим на повышенных тонах предполагая, что угодно и как угодно, но избегая понятия предательства. То есть, нам очень не хочется назвать это предательством. Вот и придумал кто-то дурацкое – непонима-а-ние. Хотя сходились мы не только в силу физиологической близости, но и из желания понимать друг друга. Так о какой любви может идти речь – она давно превращена в партнерство. И когда птенцы выращены, на него уже не все согласны. А ты зачем об этом спросил?

         - О том, что ты совершаешь очередную глупость, лучше все-таки знать заранее.
И мой Морковник больше ни о чем разговаривать не захотел. Молча посидел, пожевал сырку без аппетитца и опять подался к Алексевне. Мне почему-то стало жаль его. А что делать – скоро сам будет, как Эльбрус, сед. И уже решил помочь ему – предложу срочный отъезд, а тут вроде все сделаю как надо, по-человечески. То есть разменяю квартиру на меньшую, и причитающуюся доплату вышлю «сберкассой». Казалось бы все справедливо. Только ночью слышу:

         - Тук-тук, кто в тереме живет? А мы вам вещички свои обратно принесли – свободная комнатка где? С услугами коммунальными все в порядке? Плесени по углам нет? И это, как, сыпь по коже на нервной почве пока не выступает?  Клофелинчиком на ночь не балуетесь еще?

         Утром дождался, когда она уйдет на работу, а сам задержался для разговора без свидетелей, по-мужски. Ну, какая работа в таком состоянии? Правда, посмотрев ему в глаза, жесткого наезда не получилось. Так, почти промямлил:

         - По-твоему, ты поступил правильно?

         - Нет, конечно. В этой ситуации правильно поступила только она – вернулась на место прописки. Если честно, я не мог представить тебя таким идиотом – женщина желала развода, а ты не удосужился поставить ей условие выписаться из квартиры! И теперь мы, собственники, ничего не сможем с ней сделать. И с квартирой тоже. Интересно, а тебя никогда не мучили кошмары, как она тебе начинает приводить людей посторонних? Не для стравливания – давай о самом плохом не будем. И о лицах кавказской национальности тоже. Вот негде ей стало жить – и ничего ей больше не остается? Вернуться со мной сегодня она решила самостоятельно, узнав, зачем я приехал. Теперь она бы все равно вернулась. Можно, конечно, было бы пойти по пути выживания. Но я предпочел вариант наименьшего сопротивления. Ты как будешь питаться: за общим столом или отдельно?

         И стали мы жить втроем. Готовили по очереди ужин – дерзай Квакуша – учись Морковник! Смотрели вместе телевизор – Яна Арлазорова, пожалуйста, на тридцатом канале. Она вся светилась – ребята, а с вами просто удобно! Иногда они звали меня в большое кино после рекламы или в гости к забытой подруге. Возвращаясь с работы, встречали привычным гулом соседки на лавочке, улыбались, здоровались. И я думал о них: странные люди, им все нравится! Морковник быстро освоился на новом месте, прописался, устроился на работу. Купил новое портмоне. Стал разговаривать совсем уже не о своих вещах. И теперь вполне серьезно полагал, что разговор, поэтому и называется разговор – в нем главное разговориться, а не выслушать. Вот, например:

         - Жестокость закона, говорят, не изменит положения. Пусть сильно не изменит. Но и преступнику лучше жизнь не сделает. Чудно стало – о преступниках пекутся больше, чем об их жертвах. А сами от этого преступными не становятся? Передачи о них по радио идут. В телевизоре показывают. Справедливо было бы и о жертвах вспоминать почаще, об их думах и жизни.
 
         И вдруг Алексевна исчезает. То есть, вещи вроде бы на месте, а ее нигде нет. Трубка не отвечает. На работе, подруги – никто ничего не знает. В больнице и «Скорой» не регистрировалась. В милицию сами пока решили не обращаться. Он мне сразу заявил – они там все определяют по луже твоей крови – успеем еще, насидимся. Но тут же едва ли не впал в панику: ничего не ест, только пьет и водку подолгу уже не выбирает. Я на другой день отказался от такого совместного самоистязания. Оставляю его одного на кухне – брожу по городу один из края в край. Нет-нет, загляну в какой-нибудь бар на пятьдесят грамм – тоже ничего хорошего. Гадко на душе, но не раскисал – держался. А на работе уже как-то стало известно, пока не о пропаже жены, о том, что мы с братом обращались к юристам насчет квартиры. Хотя теперь и маленькие городки завоевывает безразличие, но слухи о нас всегда распространяются быстрее, чем бы нам хотелось. Начальник в Морковнике заметил запойного человека и выгнал. Отчего тот совсем набычился и со мной разговаривал уже только пакостным языком – не сочиняй себе боль – видел, как ревновал к родному брату! Потом тоже вдруг отрезвел, попросил прощения. И сказал:

         - Я к своим лучше поеду. Ничего мне от тебя не надо.

         Что я ему мог ответить? Езжай!

         Через неделю после его отъезда, ночью заявилась Алексевна.

         - Не спишь? Смотрю в окно – телевизор работает.

         - А ты где была?

         - К сыну ездила. У них там древний монастырь рядом. Зашла посмотреть, свечки поставить. Купила книжечку – и осталась –  помолилась недельку.

          - Как помолилась? Да ты в церкви никогда не была?

          - Оно всегда так начинается – следуя традиции, а не вере. А ты, что, беспокоился обо мне?


    

Из книги Садик напротив Вечности 2009год