Жди...
Она остановилась, развеяла какие-то мысли о концерте местной группы через неделю, на который нужно еще успеть купить билеты у Тусклого. Так звали продюсера, если то, что он делал, можно так назвать, может скорее менеджера этой самой группы, в общем, человека, решившего, что зарабатывать на оголтелых говнарях дело не последнее и принесет какой-никакой опыт в организации в будущем своего бизнеса, и вернувшись в реальность, переспросила.
- Что?
- У Вас часов нет?! – улыбнувшись, повторил молодой человек, лет двадцати четырех с аккуратной прической, не смотря на периодические порывы легкого ветра, и добрыми, как у месячного щенка глазами. Он показался ей похожим на старого знакомого, с которым они, будучи ещё очень маленькими, сидели на кровати у нее дома, пока их родители, соседи по загородному участку, не подозревая о уже начавшемся необратимом процессе безжалостного тайма взросления и первом сете игры гормонов в детских кровеносных сосудах, вели беседы на скучные темы на кухне. Ну, скучные все, разве что кроме обсуждения новой машины своего брата, в процессе которого отец притворно заливался смехом от своих же колких шуточек, это было довольно весело. Ему удавалось тонко макать своего кузена в дерьмо, стараясь не выдать тот факт, что на самом деле, Рено Сандеро не такая уж и плохая машина, особенно для его бесчисленной семьи, в состав которой входило помимо него самого с беременной женой еще трое сорванцов, уже закончивших внутриутробное путешествие в руки акушера. Не сказать, что отец завидовал дяде, но временное отсутствие возможности купить что-то другое вместо, подаренного тестем на день их свадьбы серебристого Авенсиса 2003го года, закладывало в нем сперва дозу ехидства, а потом скупое, мужское уныние. На децибелах смеха, доносившегося из кухни его печаль не отражалась.
А в это время их дети, сидя спина к спине, молча, грезили о взрослой жизни, казавшейся такой недостижимой. Единственное, что оставалось в их ситуации это только ждать, хотя чего можно ждать, когда каждый день форма желаний и очертания мечты меняются радикально. Сегодня ты желаешь велосипед, у которого несколько скоростей, как на папиной машине, а завтра на витрине книжного увидишь новый выпуск серии энциклопедий, в этот раз посвященный пришельцам. И все, вчерашний велосипед уже не кажется таким идеальным, более того, на книге про НЛО ты никогда не упадешь и не разобьешь колено и не нужно просить вечно занятого родителя накачать на книге колесо.
Она совершенно открыто мечтала выйти за него замуж, хотя так, наверное, всегда бывает, когда испытываешь нежное чувство первой любви, с которой познакомиться на самом деле им суждено было гораздо позже. А пока ты хочешь прожить с ним до конца жизни, стать счастливой обладательницей некоторого количества милых деток и никогда не догадываться, что в жизни взрослого человека бывают какие-то проблемы, серьезней контрольной по арифметике или пропуск серии "Беверли Хиллз" из-за внезапно отключенного света. Все желания ребёнка рушатся уже через пол десятилетия, а к восемнадцати ты уже полностью разочаровываешься в жизни, и у тебя начинается совсем другой геморрой.
Она принципиально отказалась от всего, что волнует её не всегда адекватных сверстников. Она стала реже общаться со своими друзьями, просто так получилось, ничего личного, и почти не разговаривает со своей маразматичкой матерью, привычно закрывая дверь своей комнаты, включая громче и без того не тихие "The Offspring", дабы заглушить сердечные вопли, так часто рождающиеся в девичьей груди.
Резко дёрнув рукой, она посмотрела на светлый циферблат золотых часов, подаренных матерью в честь окончания школы. Машина опять откладывается, а ведь они обещали ее за аттестат без троек, а потом внезапно умерла папина бабушка из Иркутска, оставив немыслимые долги за квартиру. Дедушка, ее сын, ныне живущий отдельно и достаточно независимо, предложил отцу переписать квартиру на него при условии, если он погасит долг, видимо, как раз эти деньги, что предполагались ей на выпускной подарок уехали в Иркутск. Недолго думая, мама заказала в журнале часы и вручила понимающей ситуацию дочери, пообещав, что если она еще немного подождет, когда квартира перейдет в их собственность, они ее продадут и ездить на трамвае в университет ей больше не понадобится. Отец даже придумал план, как, не вызывая чувств обид и сожаления у своего тестя, положить из этих же денег немного к своей Тойоте и разродиться хорошей Ауди, которую он давно присмотрел на барахолке. Как оказалось, тесть давно хотел предложить отцу не позориться и сменить его наспех выбранный подарок на что-нибудь более солидное.
- Половина десятого.
- Спасибо большое, извините, что вырвал Вас из Вашего пропитанного свежестью, утреннего леса идей!- молодой человек, неспешно, но широко шагая, продолжил путь в сторону заката. На нем были белые брюки, снизу штанины были немного завернуты, благодаря расцветке, в глаза этот недочет не бросался. Ей показалось, что на нем была темная рубашка, вероятно с коротким рукавом, потому что, не смотря на довольно позднее время, жара стояла уже третий день довольно уверенная. Если бы не прохладный ветер и бутылочка Бон-Аквы, откладывая хотя бы ненадолго мучительную смерть от обезвоживания, не понятно, что бы случилось с ней. Возможно, она бы захлебнулась в собственном поту или же наоборот высохла как вяленые рыбёшки, которые отец покупает по пятницам к футболу или просто к пиву, если не нужно ехать на следующий день на работу, конечно же. Он работал извозчиком, как он говорил, возил из соседнего города всякие небольшие грузы, именно поэтому миниатюрная японская машина для такой работы не очень подходила.
Девушка обернулась и посмотрела незнакомцу вслед, и новый муравейник мыслей вырос в ее голове. "Как забавно он выразился, утренний лес идей или оазис идей. Как-то так, что ли. А здорово было бы это нарисовать - уходящая тень, это как мои мечты, идущие от меня к месту своего упокоения". Ей отчетливо предстала перед глазами картина на альбомном листе, хотя бы того, что торчал у нее из сумки. В центре огромное солнце и человеческий силуэт, с распростёртыми руками, которые как змеи вьются и рвутся в разные стороны не то к солнцу, не то от него. Черт, это так банально, от этой мысли у нее резко похолодело внутри, как грустно рушить свои надежды, еще больнее оттого, что делает это не кто-то, а ты сам. Рисовала она частенько, рисовала все свои мысли, свои проблемы, свои идеи и мечты, выбрасывала всё на несчастную бумагу, чтобы не держать в себе такое количество черноты и боли. Вот и сейчас она шла домой от речного парка, где хотя бы раз в неделю занимала любимую лавочку и что-нибудь статичное срисовывала, потом добавляла немного отсебятины, щепотку мистики и все, пообещав себе, что дорисует дома, навсегда закрывала рисунок в корке толстой тетради. Сколько их там уже, пятнадцать, двадцать, сорок, нет, изредка она все же открывала и что-то даже пересматривала, а ту крылатую собаку за рулем автобуса, водитель которого наудачу оставил свой транспорт в поле ее зрения и ушел обедать, она даже закончила, но там есть недочеты, поэтому смысла кому-то ее показывать она не видела. Собака с крыльями символизировала ее саму, то есть того, кто по своей природе не может иметь крыльев и возможности взмыть ввысь, того, кого бог обделил этим атрибутом. Она нарисовала себе крылья, они были не птичьи, а скорее крылья какого-то насекомого, прозрачные и узкие, как у стрекозы, но чуть более сложенные, именно такие она хотела себе, быть феей лучше же, чем птицей. Поместив себя за руль автобуса, она хотела показать, что даже, фантастическим образом имея то, о чем ты мечтал, научиться этим пользоваться дано не каждому. Пусть мечта сбудется, но узнаешь ли ты об этом и не принесет ли тебе это лишних хлопот.
Она стояла и смотрела, как солнечные лучи пожирали тёмную фигуру парня, но она хотела ему помочь, не зная того, кто помог бы ей самой, а вдруг этот парень и был её спасением, посланным ей свыше, или хоть откуда-нибудь, где не носят белых халатов и не кормят успокоительным. Как же она могла его отпустить?! Вот так всегда, она всегда отпускает свои желания и не получает ничего в итоге. Ей двадцать, а жизнь уже миллион раз рушилась. С тех времен, когда голубейшей мечтой было стать старше хотя бы на пару лет не осталось ничего, ни этого мальчика, который был идеалом для нее, его родители переехали в какой-то странный город на букву К, название которого она почти сразу забыла, как узнала эту новость и больше не вспоминала. Не осталось ее коллекции энциклопедий, их всего-то вышло штук пять или семь, из них на ее полке стояли только две, о динозаврах и призраках. Того книжного магазина тоже уже давно нет, теперь там офисы фирм по организации праздников, издевательски расположившиеся, казалось, в самом унылом городе планеты, и кажется, моментальные фото, хотя они тоже несколько раз переезжали из того здания. Она перестала о чем-то мечтать, даже заглядывать в будущее ей казалось бессмысленным, она на впечатляющее количество процентов была уверена, что старой ей быть не суждено, да ей и не хотелось, как и многим из нас. Но не потому, что она боялась или стеснялась представить себя старушкой, кормящей голубей или бездомных кошек, она просто не могла себя представить в этом образе. Даже если она старалась облачить себя мысленно или перед зеркалом в пестрый платок, привить себе несколько соответствующих возрасту морщин, воедино картина своей старости никак не складывалась. Так же как и своего будущего она не видела, а видела она сейчас, как силуэт незнакомца завернул за угол пятиэтажного дома, стоящего в метрах ста пятидесяти от нее и поняла, что если она и на этот раз отпустит свое счастье, оно к ней уже не вернётся. А если и вернётся, то в образе чахоточного скелета с блокнотом в одной руке и с крестом в другой.
Она медленно сделала шаг, как будто смотрела на беснующийся вулкан на довольно безопасном расстоянии и приняв решение, что ее положение на шаг ближе к огнедышащей горе на один шаг не принесет ей несчастья, но любопытство умерит чуть больше, чем в полуметре от него. Затем ещё один и даже сама не заметила, как побежала вперед. Глуповато так побежала, она вообще забыла, что такое бегать и когда последний раз она это делала, наверное, в школе на уроках Виктора Петровича, который умер сразу же через год после их выпуска, или за трамваем по утрам, но она бежала, бежала с горящими глазами, не чувствуя земли под ногами. Она уже представляла, как завернёт за угол дома и окрикнет его, потом, когда он остановится, сожмёт его плечи крепкими объятиями и поцелует в губы, и плевать на прохожих, которых ровным счетом и не было вокруг. Да и какая разница, что подумает, мимо идущая старушка, или молодой человек, сам молодой человек, какая разница, что он подумает, главное, она сделает, то, что действительно хочет, а не то, что как всегда. Она бежала и мысленно заключила пари сама с собой, ей было интересно, кто этот человек и как его зовут. Первым в голову пришло имя Никита, как того мальчика из детства, но чуть подумав, путем подбора вторым, более подходящим именем этого человека, который одним вопросом изменил ее жизнь, Евгений. Женя. Ответ на этот вопрос навсегда прольет ей свет на свое подсознание, бывают ли правильными первые мысли и ощущения, можно ли доверять своим эмоциям, так или иначе, в том, что он был ее предназначением, сомневаться не приходилось.
Но тут ее мысли снова были подвергнуты атаке, уже почти около угла, метров за сорок она подумала, что у ее спасителя на минуточку может быть другая девушка, а учитывая, что он немного старше ее, и жена, а если еще и ребенок. Ведь он вполне себе симпатичный, разговорчивый и остроумный, по крайней мере, так ей казалось, про лес мыслей она уже не вспомнит. Это же в корне меняет дело и снова этот холод пролился по жилам и, кажется даже замерло сердце, она сбавила скорость и через несколько шагов почти остановилась, до заветного здания осталось перейти дорогу. Она не глядя по сторонам, полагаясь на боковое зрение пошла вперед, но мыслей уже не осталось, последней, промелькнувшей идеей была возможность того, что он мог зайти в любой подъезд этого дома и сумасшедший, спонтанный поцелуй отложится на неопределенный срок. Тогда ей придется сесть на качели или скамейку в этом дворе и ждать, пока он не выйдет, ради него она была готова сидеть там всю ночь, главное предупредить родителей, чтобы они ее не ждали. Если понадобится, она готова сидеть там и день и неделю, но захочет ли она его целовать потом. Будет ли это желание таким же ярким и возбуждающим, когда он все-таки выйдет. В любом случае, то, что он вошел в этот дом была равна 50%, она не часто ходила этой дорогой и конструкцию этого здания представляла довольно смутно, даже казалось, что его здесь никогда не было. Да уж, забавно, пришли строители и за неделю возвели дом, придав ему элементы винтажа, отколупав во многих местах краску и придав ему вид обычной хрущёвки.
Ей осталось сделать несколько шагов, что бы не ждало ее за углом, она ждала этого больше и примет как должное. Солнце безжалостно обжигало глаза, она была уверена, как никогда. Девушка завернула за угол, проведя рукой по гладкому, не подверженному деструктуризации временем, кирпичу, собрала всю пыль с него и покачивая бедрами и неуклюже споткнувшись о разлёгшийся камень, повернулась на девяносто градусов или что-то около того. В последний момент ей, почему то представилось, что он стоит и ждет ее, хитро улыбаясь, она увидела его в голове, стоявшим, облокотившимся на дерево или стену дома, но то, что предстало ее взгляду не умещалось ни в одной ее мысли.
Она стояла и смотрела, нахмурив брови, её воодушевленный взгляд сменился на каменный и бессмысленный, она побледнела. Там был тупик, самый настоящий тупик и не было, ни единого прохода, где он бы мог протиснуться. Ни окон, куда бы он мог залезть при всем желании, ни пожарной лестницы, ни малейшего намека на путь отступления. Неужели. Не может быть. Она же не спускала глаз, она еще раз прокрутила в голове свой бег, она все время смотрела прямо на угол этого дома, он никак не мог просто взять и пройти прямо незамеченным. Да, солнце светило, но не достаточно, чтобы ослепить ее от им же подаренного счастья. Он точно завернул сюда. Но его здесь нет. Тут она заметила на кирпичной стене, чуть выше уровня ее глаз, одиноко был приклеен листок из отрывного блокнота. Это точно было не объявление, лист был целый и практически чистым. Она медленно, почти не дыша, подошла к ней, дрожащей рукой, оторвала бумажонку, на ней красивым мелким мужским подчерком было написано – «Жди…»
А солнце уже практически село, где-то недалеко залаяла собака, обычная, без крыльев, на что ее друзья по подвиду не преминули долго затягивать с ответом. Улицы совсем опустели, будничный вечер многие встречали в семейном кругу, в компании футбольного матча чемпионата Европы, где наша сборная вопреки мечтам снова не блещет результатами. Показались звезды, а хитрый день ушёл восвояси, оставив на ночном дежурстве свою беспокойную коллегу, безответственную родительницу легкой эротики и кошмарных снов.
09.09.07г.
Свидетельство о публикации №210020100825