Happy New Year и Клочья морской пены

Дмитрий шел медленно, с удовольствием вдыхая морозный воздух. С неба сеялся рассеянный свет. Или это был снег?
На улочках поселка было безлюдно. Лишь в одном месте он обогнал едва бредущую пожилую женщину, пожалуй, даже старуху. Она была одета в нечто настолько бесформенное, что было непросто разобрать, мужчина это или женщина. Она шла, опустив голову, и казалось, не замечала окружающего.
Еще несколько часов – и наступит первый рассвет третьего тысячелетия. Дмитрия это не слишком волновало. Свои праздники он пестовал и носил внутри себя. Календарная смена дней, веков, тысячелетий была для него простой условностью.
В голове у него было прозрачно и ясно. За праздничным столом он в основном налегал на фрукты и не выпил ни капли алкоголя.
Под утро он потихоньку улизнул от шумной компании на улицу и отправился переведаться со знакомыми местами. Было здесь несколько небезразличных ему сосен, симпатичная ольха на берегу незамерзающей реки, огромная деревянная усадьба постройки начала века возле церквушки. И потом все эти заборчики, дачки, пристройки, палисады, сарайчики, – милая его сердцу провинция.
Выйдя, он подумал, что пройдется вдоль берега реки до церкви и вернется обратно поселком, и теперь вслушивался в скрип снега под сапогами и с особой внутренней размягченностью смотрел на сияние елочных гирлянд за шторами сельских домиков.
Он вышел за околицу. Слева на отдалении темнела высокая насыпь железной дороги, справа тянулись усадьбы крайних домов поселка. Он посматривал налево, не пройдет ли электричка или поезд. На таком расстоянии звука не было слышно, и длинная гирлянда огней освещенных окон игрушечных вагонов, несущихся по рельсам, казалась тем, чем и была на самом деле – призрачной картинкой. Но время было неподходящее для поездов – около четырех часов утра. Ничуть не огорчившись, он легко воспроизвел в памяти желаемую картину – и по насыпи тотчас помчался игрушечный нарядный поезд, светя во тьму желтыми огоньками окон.
Дмитрий качнул головой, прогоняя иллюзию внутри иллюзии. Он спрятал рукавицы в карман своей спортивной куртки и поправил ослепительно белый шарф, приобретенный перед самым новым годом в качестве праздничного атрибута.
Вот и река. Вода как обычно курилась паром. Ночующие под берегом утки, услышав хруст наста под его сапогами, с шумом взлетели, перебираясь на другую сторону реки.
Ольха стояла на месте, невзирая на то, что последние годы ее корни омывала отнюдь не речная вода – состав жидкости, текущей в реке, сильно отличался от природной воды. Дмитрий нагнулся и, подняв со снега несколько веточек с шишечками, то ли сбитых ветром, то ли обломанных бездумными прохожими, положил их себе в карман. Потом ему попалась большая ветка, и он тоже прихватил ее с собой. От реки он свернул к поселку.
Деревянный дом усадьбы, как корабль во временах, по-прежнему мирно плыл своим незримым курсом. Дерево всё так же светилось теплым коричневым цветом. У входа в дом, возле колонного портика, трое мальчишек лет по двенадцать стояли возле огромного окна и выманивали на улицу своего друга, который, вывесившись из форточки размером едва ли не с дверь, уговаривался с ними о гулянье днем.
Троекратно перекрестившись на церковь, Дмитрий повернул обратно. Теперь он неторопливо шагал вдоль дороги по тротуару, мимо деревянных одноэтажных домиков, обнесенных невысокими прозрачными заборами с калитками. Всё дышало покоем и умиротворенностью.

Здесь наконец стали попадаться прохожие. Девушки с дороги весело крикнули ему «С новым годом!», и он в ответ помахал им рукой.
У приоткрытой калитки стояла старуха.
– Молодой человек, помогите, проводите до дома. Здесь недалеко, через три дома. Я замерзла, оделась плохо, а одна идти боюсь, там газ.
Дмитрий остановился.
– Я сплю, чувствую, газ, едва не задохнулась, и скорей на улицу, – тихо договорила старуха, глядя на него. Дмитрий опустил глаза и заметил, что на ногах у нее старые резиновые сапоги. Он различил тяжелый удушливый запах, видимо, оставшийся в складках одежды. Природный горючий газ из кухонной конфорки так не пах.
Из дома, возле которого стояла старуха, вышли две женщины средних лет, одна постарше, другая помоложе, и подошли к ним. Та, что помоложе, заговорила, ее речь была такой мягкой и переливчатой, что походила на ангельское пение. 
– Вы к нам стучите ночью, а ведь мы спим. Мы вам открыли, чаем напоили, посидели с вами. А что еще мы можем сделать?
Слушая ее, Дмитрий отметил про себя, что в доме нет мужчин. 
Старуха взяла его под руку, и они медленно двинулись по той же улице, по которой он только что шел, в обратную сторону. Старуха едва переставляла ноги.
– Она живет с сыном, – рассказывали ему, – к сыну приходит любовница, она им вроде мешает, сын грозится ее отравить, а она всё терпит. А сегодня у них кушетка от сигареты загорелась, залили ее водой.
Они подошли к полуоткрытой калитке.
– На кухне свет, – сказала одна из женщин.
Дмитрий ощутил, как старуха крепче уцепилась за его руку.
– Там газ, – сказала она тихо. – Они меня отравить хотели. Но без смерти не умрешь. Я встала – и скорей на улицу.
Женщины опасливо отстали, пропустив их вперед. Дмитрия, наоборот, свет успокоил. Если там и был газ, то очень мало, иначе он бы давно рванул от включенного света. Они подошли к крыльцу. Дверь на улицу была полуоткрыта, дверь из кухни на крыльцо – тоже.
Старуха отпустила его руку, и Дмитрий вошел, оставив у крыльца поднятую им у реки веточку ольхи.
Газовая плита стояла слева, почти у самой двери. Все горелки были перекрыты. Рядом с плитой уходил под потолок цельнометаллический столб газовой колонки. Дмитрий осторожно открыл дверку внизу. Внутри ровно горело синеватое пламя. Он закрыл дверку и выпрямился. Лишь после этого он мельком окинул взглядом кухню. Это была узкая веранда, выходившая окнами во двор. Он подошел к окнам и отдернул занавеску – единственная форточка была открыта настежь. И всё же откуда-то тянуло удушливым тяжелым запахом.
На другом конце кухни виднелась дверь в комнату. Там тоже горел свет. Дмитрий шагнул два раза – и оказался там. Комнатка была узкая, она шла вдоль внешней стены дома. Здесь тоже никого не было. Стены были побелены, как в мазанке. Справа виднелось окошко во двор с одинарной, летней, рамой, слева у глухой стены находилась встроенная в стену лежанка с постелью. Одеяло, сверху покрытое старенькой клеенкой, было откинуто в сторону.
«Здесь она спала и поспешно поднялась, когда ощутила удушье», – подумал Дмитрий.
В дальнем углу стояло зеркало, возле него на деревянных кольцах висела выцветшая портьера розового цвета. Она закрывала проход в комнату сына.
Дмитрий сделал еще два шага и раздвинул портьеру. Он стоял на пороге пустой квадратной комнатушки с низкой притолокой и голыми стенами. Посреди комнаты стояла разложенная кушетка. Обгоревшая матерчатая обивка почернела. Пол вокруг кушетки был мокрым.
У Дмитрия защипало глаза. Он подошел и пошевелил кушетку – она была неподъемная, разбухшая от воды. Из его глаз потекли слезы, и он быстро вышел обратно в комнату с лежанкой, задернув за собой портьеру. Шагнув к окну, он отдернул занавеску. И здесь форточка была открыта, но ее было недостаточно. Он попытался открыть шпингалеты – и не смог: в каждом шпингалете было сбоку просверлено отверстие и вставлен особый винт.
С батареи под подоконником упал валенок, и Дмитрий машинально нагнулся и поставил его на место. Это простое действие помогло ему понять, что надо делать.
Он подошел к розовой портьере и перед тем, как вновь зайти в комнату с кушеткой, на мгновение остановился – и нырнул внутрь.
Он резко приподнял кушетку – три ее секции сложились, стукнувшись друг о друга, при этом сквозь прогоревшую дыру откуда-то изнутри выбился клуб густого серо-желтого дыма. Дмитрий тотчас опрокинул кушетку на бок  и, резко толкая перед собой, поволок к выходу. Минуты через три он уже забрасывал ее снегом в сугробе во дворе, чтобы остановить внутреннее тление поролона.
– Вот вам и новый год, – певуче сказала одна из женщин, когда он, подняв свою веточку ольхи и поправив выбившийся белый шарф, шел обратно к калитке, по пути машинально сбивая прозрачные сосульки с низкой крыши сарая.
– Бог даст, ничего, обойдется, – откликнулся Дмитрий, прощаясь с женщинами.

Клочья морской пены

Алмазные тела не тают
Предвестья истины – простые.
Как много птиц уже летает
И они вовсе не святые.

Спальники-куколки были расстелены прямо на песке, у полосы прибоя, спускаясь к воде. Они были похожи на две лодки, дремлющие на берегу.
Южные звезды взирали на них сверху. Их было столько, что знакомые созвездия терялись в сияющей россыпи мерцающих живых светлячков.
Прямо над ними светилось созвездие Лебедя.
– А ведь они по-прежнему опекают нас. Знаешь, как мать присматривает за своим несмышлёнышем, – тихо сказал Кирилл.
Хари вместо ответа чуть сжала его ладонь. Оба думали об одном и том же. В последнее время они часто угадывали мысли друг друга. Это получалось само собой, без усилий.
На берегу было тихо-тихо. Даже волны не шорхали о песок. Приглушенные звуки, доносящиеся откуда-то издалека, со стороны берега, лишь подчеркивали тишину.
Они ночевали без палатки, под шатром неба.
Ночная прана моря натекала на берег, омывая их тела. Они покачивались на ее незримых волнах и обычно засыпали, убаюканные любовными касаниями тонкой воды.
Уже шесть дней они жили, постоянно находясь на этом незримом сквозняке, днем и ночью дующем с моря.
Их тела за эти дни ощутимо изменились – стали более упругими, легкими, проницаемыми и чувствительными к малейшим изменениям среды.

 В голове у Кирилла вдруг возникла отчетливая картина: он увидел высокую заснеженную насыпь и игрушечную электричку, светящую в ночи веселыми золотистыми огоньками. В это мгновение он ощутил легкое пожатие руки – Хари увидела то же самое. Мгновение – и видение исчезло. Перед его глазами по-прежнему светились крупные южные звезды.
– Новогодний привет от Дмитрия, – шепнула Хари, не поворачивая головы.
Пронизанные звездным светом, они оба улыбнулись, сердцами мгновенно протянувшись к другу, находящемуся за полторы тысячи километров к северу от них.
– Поднимемся на утес? – неожиданно предложил Кирилл. Хари тотчас поднялась на ноги.
Через четверть часа они сидели на верхушке утеса над морем. Этот утес днем притягивал к себе ветер с обеих сторон побережья, зато перед утесом и под ним всегда было тихо. Это означало, что энергия уходила вверх. Ночью, когда ветер стихал, восходящий поток над утесом по-прежнему уходил прямо к звездам.
Кирилл с Хари сели рядом, ощущая мощные, пронизывающие их волны, идущие снизу вверх. До этого им почему-то ни разу не приходило в голову подняться сюда. И вдруг они переглянулись – оба ощутили смерть, разлитую в спертом воздухе комнатушки с низкой притолокой за тысячу километров от них, в подмосковном поселке у станции электрички.
У Дмитрия защипало глаза. Он подошел и пошевелил кушетку – она была неподъемная, разбухшая от воды. Из его глаз потекли слезы, и он быстро вышел обратно в комнату с лежанкой, задернув за собой портьеру.
Кирилл и Хари сделали протяжный глубокий вдох из того потока, в котором находились, – и выдохнули прану сквозь тело Дмитрия, промыв ему легкие и глаза.
Дмитрий подошел к розовой портьере и перед тем, как снова зайти в комнату с кушеткой, на мгновение остановился.
В это мгновение Кирилл и Хари, вновь сделавшие глубокий вдох, уже были внутри, возле кушетки. Они выдохнули прану сразу во все стороны от себя, очищая атмосферу комнаты.
Дмитрий нырнул внутрь и резко приподнял кушетку – с другой стороны Кирилл сделал то же самое, и кушетка со стуком сложилась, вновь выпустив газ. Хари тотчас окутала желтый сгусток метана праной и прямо сквозь стену вывела его из комнаты на улицу. В это время Дмитрий начал опрокидывать кушетку на бок, и Кирилл резким толчком помог ему. Кушетка рухнула спинкой на пол. Дмитрий налег на нее, пытаясь сдвинуть с места и протолкнуть в дверной проем. Но мешал невысокий порожек.
В этот момент Кирилл и Хари дружно уцепились за кушетку и приподняли ее над полом, дернув на себя. Дмитрий вновь резко толкнул сзади – кушетка быстро проехала по полу мимо лежанки и уперлась в невысокий порожек двери в кухню. В ту же секунду Кирилл вновь приподнял кушетку и потянул на себя. Кушетка въехала в кухню и, миновав колонку и газовую плиту, уперлась в порожек двери на крыльцо. И вновь Кирилл и Хари пришли на помощь Дмитрию. Еще одно усилие – и кушетка полетела с крыльца в сугроб. А Дмитрий уже забрасывал ее снегом, чтобы остановить внутреннее тление поролона. Прошло не более трех минут.
На верхушке утеса над морем Хари и Кирилл открыли глаза и переглянулись.
– Вот тебе и новогодний привет, – насмешливо протянул Кирилл.
Хари лишь засмеялась в ответ.
– Так вот чего нас потянуло сегодня на утес, – накропать ответную весточку другу, – пошутил Кирилл.
– Посмотрим еще разок комнаты? – предложила Хари.
Они вновь вернулись туда, где только что побывали, прошлись по комнатам и кухне, любовно обдувая их праной, – и ощутили, что Дмитрий, неспешно шагая тихими улочками поселка, делает то же самое.

Едино место, действие и час
Не забывай, что ты – один из нас
Ведь сила – пусть не замкнутый, но круг
Твою конечность продлевает друг

7 января 2001 г.