Ра. Возвращение мира

Шаг за шагом понимаем мы,
Что день светлей под деревом хурмы.
Живи везде – на склоне и в долине –
Частицей сердца, той, что на вершине.

Небо моря – наш природный дом.
Павлония укроет нас шатром.
Кто их даёт – тем их и назови:
Часы для встреч и ложе для любви.

Ра бросил взгляд вниз и тотчас отступил назад.
Земля под его ногами непрерывно сотрясалась, так что его качало из стороны в сторону.
Сегодня он долго шел по мглистой пустынной равнине и в сумерках вышел к скальному отвесу, обрывающемуся в море. Там, внизу, вскипал прибой, покрывая камни белой пеной, но звука воды, обрушивающейся на скалы, на такой высоте не было слышно.
Обрыв был почти вертикален.
По нему постоянно сбегали вниз струи песка, шевелились и сыпались камни, съезжали лавины, обваливались куски карниза, змеились новые трещины и разломы.
Вряд ли кто из живущих на равнине сумел бы спуститься вниз. Лишь кое-где на склоне среди глины и камней виднелись чудом уцелевшие пучки редкой зелени.
Внизу, у воды, среди хаоса острых скал, громоздились останки земных и морских существ, выброшенных волнами. Там копошились птицы и крупные рептилии.
Верхняя кромка обрыва недалеко от него беззвучно прорезалась глубокой трещиной, нависающий кусок берега отделился и полетел вниз.

Не молоды, не стары.
Жизнь – хитрая штука.
Сегодня – вершина горы
С названием «Наша разлука».

В прошлые дни он пробовал пробиться на восход солнца, потом к северу, и вот сейчас – к югу, но везде натыкался на точно такие же неприступные отвесы береговой полосы, которые непрерывно, на глазах разрушались, обрушиваясь в море.
Ему оставалось попробовать направление на закат.   
Быстро темнело.
Уже много закатов и восходов земля под ногами Ра дрожала и сотрясалась, то сильнее, то слабее. Он всё время ощущал ее пульс, ее вдохи и выдохи, биения и неожиданные удары. Он уже отвык от ощущения незыблемости и неподвижности почвы под ногами и привык жить, ощущая твердь как зыбь, балансируя на ней во время ходьбы и стоянок, во время бодрствования и полусна.
Он двинулся прочь от обрыва.

Вырасти недотрогой –
Как бы мы жили-были?
Стать – но не дорогой,
А взвесью дорожной пыли.

Шум и гвалт заставили его оглянуться. Небо позади него заполнилось птицами, стремительно набиравшими высоту. Сотни птиц, целые сонмы пернатых, только что кормившихся внизу, у полосы прибоя, свечой взмывали в небо. Большие и малые, белые, тёмные, пёстрые птицы взлетали вверх. Был слышен лишь разноголосый клёкот и свист крыльев, разрезавших воздух.
Огромными прыжками Ра помчался прочь от берега.
Раздался низкий резкий звук, похожий на удар.
Поверхность земли в пятидесяти метрах перед ним лопнула, словно разрезанная гигантским ножом, и мгновенно расступилась в стороны, образовав бездонную трещину шириной метров в семьдесят.
Воздух с обеих сторон с пронзительным свистом устремился в расщелину.
Поток был такой сильный и плотный, что поднялся вихрь.
Открывшаяся в толще земли пустота засасывала в себя атмосферу.
Его мигом оторвало от земли, подняло в воздух и понесло к краю пропасти. Вокруг, кувыркаясь, летели беспомощные комки перьев со смятыми крыльями.
Его несло по плавной восходящей дуге. Еще несколько секунд – и его выбросит за край трещины и увлечет вниз, в разверзшуюся бездну, как воду в ниспадающем потоке.

Чайки кричат нечаянно,
Нечаянно шумит прибой.
Ты прошла и случайно
Меня увела за собой.

Приближаясь к краю трещины, он сделал глубокий вдох сердцем и резко выдохнул сквозь тело во все стороны сразу.
По инерции он пролетел, паря над разломом, до другого его края, не ощущая бьющих сквозь него ураганных потоков воздуха, хлещущих с противоположного края трещины и вихревой воронкой уходящих вниз.
Его тело стало прозрачным для воздушного потока и почти полностью утратило вес. Он словно оказался в невесомости, в безвоздушном пространстве.
Он увидел, как встречный вихрь сдирает поверхностный слой земли, комья глины и камни на том краю трещины, куда он летел, и несет их ему навстречу.
Снизившись, он коснулся ногами земли, оттолкнулся – и снова плавно взмыл в воздух, навстречу вихрю, вдохнув его собою. Песок, глина, камни, пучки травы, чахлые колючие кусты и застигнутые в воздухе крылатые создания полетели сквозь тело, свободно пронизывая его, на мгновение скрываясь в нем и вываливаясь с другой стороны.
Земля тяжко застонала, и трещина у него за спиной сомкнулась с сухим хрустом. Камни, комья глины и тела птиц посыпались сверху как косой дождь, перекатываясь по поверхности земли и постепенно замирая.

Жить бы нам спокойно, без печали
Все ли мы желанья изжелали?
Там, за тишиной, в иной тиши
Молитвенность в молчании души

Он приземлился на ноги.
Земля тяжело дышала, ворочаясь в глубине. Ее биения изменились. Поверхность под ногами стала чуть более устойчивой.
Пошатываясь от качки земной поверхности, Ра двинулся прочь от берега, постепенно забирая в сторону закатившегося светила.
Он шел в сгущающейся мгле, в которой не было никаких проблесков – ни по сторонам, ни над головой.

Поставил себе на вид
Уединился в скит
Ты Его не припомнишь –
Он тебя навестит

Спустя несколько часов в каменистой пустыне, по которой он шел, возникла из мглы неглубокая ложбина. Она открылась ему, проявляясь по мере того, как он подходил к ней.
Здесь Ра устроился на ночлег.
Он улёгся на траве на небольшой полянке. Перед тем, как уснуть, он рассеял вокруг свет своего сердца, который окутал его своими лепестками, словно коконом.   

Души предрассветный час.
Время светом укрыться.
Нет ничего, что могло бы случиться.
Всё происходит сейчас.

Перед рассветом его глаза сами открылись, осветив тьму.
Над ложбиной висела мгла, которая тотчас начала редеть.
Он лежал неподвижно, глубоко и ровно дыша.
Каждый его вдох был приятием, каждый выдох – объятием.
Крылья его сердца простерлись в обе стороны и сомкнулись впереди и сзади, покрыв собою лощину, давшую ему приют на эту ночь.

Дождиком к земле из тучи брызнуть
И на ветке вишенкой повиснуть
В роще земляникой перезреть
С дерева крыльчаткой отлететь

Наконец, Ра поднялся и осмотрел посветлевший распадок.
Кроме скудной жесткой травы, здесь рос колючий кустарник и несколько деревьев с изогнутыми стволами и стелющимися над землей кронами. Его взгляд остановился на одном из них. Это было плодовое дерево. Ветки оканчивались небольшими темными луковицами, торчащими вверх и в стороны.
Он сел на траву лицом к дереву и замер, склонив голову на грудь.
Перед тем, как сорвать плод, нужно было сделать его съедобным для себя. Для этого и существовал всеобщий язык.
Если бы за Ра наблюдала чайка или дельфин, они бы увидели, как тонкая серебристая ниточка-паутинка протянулась между Ра и деревом. Она налилась ярким светом. Возникло средостение, подобие пуповины. Ра и дерево соединились, став тонкой пищей друг для друга. Их сознание соприкоснулось и образовало общий сгусток. Ростки дерева поднялись у него внутри, а ветви его сознания переплелись с ветвями дерева. Обнявшись, они оставили отпечаток друг в друге. Их изначальное сродство проявило себя.
Ра пошевелился и поднял голову. Дерево перед ним неуловимо изменилось.

Снова говорящие молчат
Снова с нами астры говорят
Окунусь в ночной вишнёвый сад
И с любовью оглянусь назад

Он поднялся и, подойдя к дереву, сорвал несколько луковиц. Их красноватая мякоть с мелкими косточками в серединке теперь была сладкой, словно спелый инжир. Казалось, что даже форма луковиц стала слегка иной.
Ра долго и тщательно разжевывал каждый плод.
Он никогда не запасался едой впрок. У него не было с собой ничего – ни одежды на теле, ни обуви, ни шапки, ни сумки, ни пояса, ни ленты на волосах.
Так, налегке, как и пришёл, он двинулся дальше.

Видеть свет, где не было ни зги
Там, где обрываются шаги.

К вечеру он вышел к обрыву – крутому и высокому, как предыдущие, но не такому отвесному и неприступному.
Перед ним полукольцом раскрылась вниз бухта. Ее вполне можно было окинуть взглядом. Она вызывала ощущение некой трудно уловимой соразмерности – чему?
Два скалистых мыса, плавно понижаясь, вдавались в море на севере и на юге.
На склоне чередовались террасы с зеленью – там росли кусты и деревья – и желтые осыпающиеся отвесные карнизы. Козьи тропы вились там и здесь. Значит, вниз можно было спуститься.
Солнце низилось над спокойным морем.
Вдали, в серебристом покое, время от времени поднимались фонтаны всплывающих китов.
Но самым удивительным было отсутствие привычной дрожи земли под ногами. Твердь здесь была покойна и бездвижна.

Припадая ночью к изголовью
Не повязан ты земной любовью
Вот бы завязаться узелком
Хвостика веревочки – на ком?

Он долго стоял на кромке обрыва, впитывая этот покой, вслушиваясь в него и привыкая к нему.
Камни здесь не ворочались на своих местах с боку на бок, струи песка не текли ручьями вниз по склону, кусты и их корни не шевелились как живые от непрестанных сдвигов почвы, трещины не змеились под ногами, а сверху не отламывались, не оплывали и не рушились вниз части верхнего карниза.
Здесь всё прочно и устойчиво стояло на своих местах, и это было поразительно.
Он даже топнул ногой и склонил голову набок, прислушиваясь к ответу земли, но твердь под ногами была спокойна и непоколебима.
В этом покое не было ни предвестия бури, ни предощущения того, что это лишь краткое затишье, собирающее в себе мощь для будущего взрыва. Наоборот, всё вокруг излучало обетование мира, незыблемости, надежности и прочности наступившей тишины.

Кто на берегу – не морем полн.
До нас доходят отголоски волн.

По одной из козьих троп Ра начал спускаться вниз.
Жесткие стебли редкой травы были унизаны продолговатыми белыми завитками ракушек полевых улиток.
Каждый камень, на который он ступал, казалось, ждал его прикосновения, удобно укладываясь под стопу. Выступы протягивались ему навстречу, чтобы он мог опереться на них. Колючие лозы расступались, освобождая ему место.
Несколько высоких природных ступенек и крутых извивов тропы – и он оказался на террасе. Она шла вдоль берега, находясь примерно на половине береговой высоты над морем. Над ней уходила ввысь вертикаль желтого карниза, сложенного из горизонтальных слоёв мягких известняков.

Пляшет жизнь, спокойна и легка,
Магической фигуркой тростника.

На террасе росли груши, кизил, боярышник, терновник, приземистые каменные дубы, чьи ветки, даже самые тонкие, были очень прочны и упруги. Среди камней он заметил грибы. В одном месте к небу вытянулись несколько высоких стройных грабов, стволы которых были густо увиты плющом.
Кое-где из скал выбивалась вода. В одном месте под карнизом образовалось целое озерцо, окруженное зарослями хвощей выше его роста. В чуть белесой воде плавали небольшие черепахи. Везде, где была вода, высокий тростник шелестел под легким южным ветром, и его раскачивающиеся метёлки с раскинутыми верхними листьями напоминали танцующую фигурку.

Здесь – мы, взявшись за руки, стоим
Там – мы в одиночку перед Ним
День разлуки нашей наконец
Станет днём слияния сердец

Распадки были заплетены лозами ежевики, хмеля, винограда, плюща. Он приметил несколько кистей черного винограда и отщипнул несколько ягод. Ему показалось, что он никогда не пробовал такого сладкого винограда, как здесь.
На валунах виднелись ярко-оранжевые, желтые и нежно-зеленые пятна лишайников, а значит, эти камни долго и спокойно лежали здесь. В кустах шелестели курочки, в высоченных тростниках перепархивали со стебля на стебель птицы. Козы, встав на задние ножки и опираясь передними на валуны, ощипывали листья с нижних веток деревьев.
Ра спустился к воде.
По крутому берегу к морю во многих местах стекали ручейки пресной воды. Ящерки крутили лапками на вертикальных склонах возле ручьёв.

Тень твоя да будет с нами светом
Зимы дней твоих – ласкотным летом
Тонкое томленье киновари –
Страстным зовом бессловесной твари

Часть берега была завалена крупными валунами, часть – обломками скал, часть была засыпана галькой. Казалось, прибой тщательно отсортировал камни по размеру и набросал на разные места гальку строго определенной величины. Среди камней была и пологая плотная полоска белого мелкозернистого песка.
Здесь не было останков морских обитателей – ни мертвых крабов, разбитых прибоем о камни, ни панцирей морских ежей, ни выбеленных солнцем морских звезд, ни белых остовов костей крупных морских млекопитающих. Не было даже обрывков водорослей с их острым характерным запахом.
На галечные отмели набегали невысокие волны.
Ра медленно шел по гальке. Он заметил, что примерно половина камней была белого цвета, половина – тёмного.
Он нагнулся и поднял небольшой золотистый плод, вынесенный прибоем. Это был плод павлонии, он имел форму сердца.

Сердцу не оформиться в слова
Говорит макушкой голова
Что звучит – да будет всем желанным
Ну а остальное – несказанным

Чайки и бакланы молчаливо сидели на скалах, поднимающихся из воды. Черные цапли, дружно развернувшись к солнцу, сушили перья, потряхивая раскрытыми крыльями.
Вода была прозрачной, и там, где дно было песчаным или галечным, отливала бирюзой.
По узкому отлогому языку белой гальки между двумя невысокими скалами Ра зашел по колено в воду. По валунам во все стороны от него брызнули мелкие крабы, прячась под камни. В воде скользили стайками мелкие рыбки с фосфоресцирующей продольной полосой. Одна из стаек неподвижно застыла недалеко от него, образовав в воде почти идеальный шар.
На скале прямо над водой висели крупные пестрые улитки в круглых витых раковинах. Им не нужно было ни подниматься наверх, ни спускаться вниз. Их питала утренняя и вечерняя роса, оседавшая на камне. Морские птицы, садящиеся на скалы, не трогали их.    

День за днём ныряя в прану дней,
Видеть мир любовней и светлей.

Всё было открыто и обозримо как на ладони. Под водой скалы были покрыты разноцветным ковром водорослей. Здесь шныряли бычки, ловко цепляясь за валуны и мгновенно застывая, мирно щипали подводную траву тунцы и макрель, ползали по камням крупные крабы с роскошными клешнями.
Рифы были покрыты мидиями.
В заводях, укрывшись от волн, отдыхали небольшие медузы. Они были самой разной формы: в виде бахромчатой полусферы, колокольчика, плотика с продольными гребешками, по периметру которого непрестанно перетекало пульсирующее радужное свечение.
Ра ощущал их сознание как очень тонкую освежающую пульсацию. Оно было похоже на пузырьки воздуха, весело идущие сквозь толщу воды.
Над морем беспечно порхали бабочки-капустницы и ярко-малиновые стрекозы.

Летом в осень собрался,
Живя среди скальной черни.
Цветок цикория сжался,
Видевше свет вечерний.

В мареве над морским горизонтом клубились облака, но, приближаясь к берегу, они таяли и исчезали без следа.
Пройдя по береговой полосе до южной оконечности бухты, Ра забрался на скалу над морем. У нее были плавные, оглаженные обводы. Здесь было полно скальной крошки. Ветер и вода разрушали камень, и он постепенно смалывался в пыль. В углублениях и трещинах, укоренившись в ничтожных кучках измельченной породы, кое-где виднелись камнеломки и цикорий. Ра увидел голубой цветок на золотистом стебле, который казался иссохшим под жарким солнцем. Ближе к вечеру его лепестки начали сдвигаться, закрываясь.
Закат окрасил скалы в золотистые тона. После заката небо стало сиреневым.
С юга – оттуда, откуда он пришел – начала наплывать мгла. Теперь к югу море было светлее, чем небо, а к северу небо оставалось светлее, чем море. И там и там отчетливо проступала линия горизонта, оттенённая световым контрастом. Но где-то между севером и югом она исчезала, там небо становилось неотличимым от моря, и они переходили друг в друга.
 
Нет шага шагать.
Здесь сошлись все пути.
Отсюда чего искать?
Отсюда куда идти?

Запели цикады, сгущая ночную тьму и проявляя звёзды. Им ответило пение звёздного света.
Стрёкот и шелест цикад напитал собою воздух и кусты, воду и камни, а потом устремился вверх, заплавляя весь мир покоем. Ра ощутил, как его обволакивает и пронизывает этот мягкий ненавязчивый звук, песня звездной ночи и мирной жизни, не знающей иного.
Когда стемнело, морские волны начали вспыхивать то тут, то там ослепительным белым светом. Это светилось сознание крошечных микроорганизмов, живущих колониями в воде.
Ра устроился на ночлег, но не мог заснуть: веки не хотели смыкаться. Похоже, здесь, на этом берегу, не было нужды спать.

Уходя, от нас не уходи
Ты, всегда идущий впереди
Колеса бесчисленны повторы
Но да не разделят нас просторы

Он лежал на спине, глядя на мириады звёзд у себя над головой и слушая пение цикад. Звуки ночи несли в себе умиротворенность, открытость и благорасположение мира.
Ночной небосвод неспешно поворачивался перед ним. Одни звезды уходили за верхнюю кромку обрыва берега над ним, другие выдвигались на их место.
Мириады сияющих глаз смотрели на него.
Звёздный свет входил в него, притянутый светом его глаз, даруя покой и благо.
В кустах тихо шелестели невидимые мелкие зверьки, и он, ощущая их коконы, мягко поглаживал их светом приятия и сердечного тепла.

К утру скользя,
Сквозь ночь идя ко дну,
Цикада обнаружит тишину.

Этот спокойный склон берега, эта крошечная переходная полоска от суши к морю была последним оплотом умиротворённой жизни.
Кроме нее, больше не было ничего. Он знал это, он видел это сам.
Там, наверху, за гребнем, не осталось ничего, что не было бы обречено.
Он вспомнил, как легко земля поглотила города и селения, как схлопнулись пещеры и тайные убежища под землей, как расплющились в воздухе и за пределами земной атмосферы летательные аппараты, сжатые неведомой силой, как вода поглотила пароходы и субмарины. Всё было кончено в считанные часы. Земля легко освободила себя от существ, которые разучились любить, разучились жить в едином сердечном объятии с материнской планетой.

Небеса ни высоко, ни низко
Будьте рядом, но не слишком близко
Ничего иного не зови
Ведь любви достаточно любви

Перед рассветом цикады стали затихать, а свет звёзд – меркнуть. И когда осталась одна цикада, чьё пение было прерывистым и неуверенным, стало ясно, что до этого звучал неумолчный согласный хор множества голосов, гармонично сливающихся в один голос.

На рассвете простирает своды
Небо кристаллической природы.

Когда звезды угасли, и лишь на юге осталась одна, самая яркая, он увидел посветлевшее небо как колоссальный самосветящийся кристалл. Он был живой и постоянно менялся. Ему открывался то один его слой глубины, то другой.
Там, словно в хрустальном горном хребте, виднелись изрезанные течениями ложа узких извилистых рек с невидимой водой, похожие на причудливые каналы.
Сумрак вокруг него засветился, и то, что было берегом, песком, скалами, кустами, деревьями, предстало перед ним мерцающим чистым светом, принявшим форму берега, кустов, деревьев.
Он поднялся и взглянул на море. Не было никакого моря. Вместо него живая сияющая паутина уходила к горизонту, и в ней угадывались формы живых существ, морских обитателей.
И тогда он сделал последний шаг к этому небу, этому берегу, этому морю – шаг к тому, что стояло за синим небом, за лазурным морем, за каменистым берегом.
Он ниспадал к этому – словно река, впадающая в море. Словно берег, сходящий к воде. Словно небо, сливающееся с океаном.
Его тело начало меркнуть, словно звезды на рассвете. Оно стало полупрозрачным и туманным. Сквозь него проступила редкая жесткая трава, на которой он стоял, скалы за спиной. Вот оно превратилось в туманный сгусток, всё больше теряющий очертания тела, который, словно облачко, рассеялся и истаял.
Его сознание растеклось во все стороны, как вода ручья, впавшего в море.
Ра исчез. Растворился. Стал невидимкой. Рассеялся за пределы этого мира, этого света.

Он уже не видел, как южный и северный мыс бухты начали сдвигаться, сходясь друг к другу и вновь сливаясь в единый золотистый сгусток живого света, как побережье сжалось, словно лепестки цикория, как поблекло и исчезло море, как выцвело и свернулось небо.
Весь этот удивительный мир был для него и ждал именно его, его прихода, его возвращения в себя.
Ра вернулся – и мир тоже возвращался вместе с ним.

Мыс Фиолент, 11-23 сентября 2001 г.