Псевдоним

Сначала, как известно, было слово. А потом, наверное, появился и псевдоним. Кому-то в силу ряда причин удобно скрывать за ним своё имя, не опускаясь при этом до анонимности. Кто-то вынужден ставить его из-за неблагозвучной фамилии, доставшейся в наследство от родителей. Но их не выбирают.
Один ёрничает, подписываясь витиеватым псевдонимом, другой модничает, третий скромничает. И по сей день чего только не встретишь на печатных страницах в конце творений авторов – великих и безвестных. Но, как говорится, хоть горшком назови -
только в печь не ставь; лишь писал бы интересно, и было бы ради чего время тратить на чтение. Знавал я много лет назад одного поэта, печатавшегося под интересным псевдонимом.
Служил я тогда в армейской газете “Гвардеец”. Штат её редакции был небольшим: офицеры - главный редактор, его заместитель, военный корреспондент и фотокорреспондент, приходящая дама-машинистка без званий и наград, и пятеро солдат срочной службы – ефрейторы и рядовые - работники типографии и по совместительству, от случая к случаю, нештатные сотрудники “Гвардейца”.
В то время на страницах нашей газеты довольно часто появлялись стихи отставного полковника, ставшего городским чиновником, Александра Яковлевича Рябкина. Публикаций у него в разных изданиях было много, но особых лавров он не снискал, выпустив к своим шестидесяти годам лишь одну небольшую книжку. А человек он был доброжелательный и собеседник интересный. Будучи по выходным дням в увольнении, я непременно заходил к нему в гости, где за угощением и разговорами засиживался допоздна, рискуя опоздать к себе в часть до конца увольнительной.
Принося в редакцию свои вирши, как он их называл, Александр Яковлевич заглядывал и к нам, в типографию, запросто здороваясь и интересуясь нашим житьём-бытьём. Каким он был полковником – не знаю, но в штатском звании для нас он был вполне своим человеком, что, правда, не мешало в то же время ребятам – моим сослуживцам – за глаза подтрунивать над ним. А всё упиралось в его псевдоним, который он выбрал для своих стихов – А. Я. Берёза. Не Березин или Берёзкин, а именно Берёза. Объяснял, что больно нравится ему это истинно русское красивое дерево. И сам он русский. Ну, нравится, так нравится – что с того!
Но когда в типографию приносили подписанные главным редактором для набора в очередной номер газеты машинописные листы со стихами А.Я. Рябкина, то каждый из солдат-наборщиков, кому они доставались, увидев знакомый псевдоним, непременно во всеуслышание восклицал:
– А. Я. Берёза – А. Я. Дуб!
Довольные произведённым каламбуром и с удивительным постоянством его повторяя, они и не подозревали, как он работал против них самих, характеризуя уровень их эрудиции и такта. А зря: стихи у А. Я. Рябкина были неплохие. Но, как известно, язык мой – враг мой: бьёт порой, как бумеранг, а, бывает, и наоборот.
Однажды, уже под конец моей службы в редакции, случился неожиданный конфуз, если не сказать худшего. В тот день нам, как обычно, принесли для набора в печать очередные стихи А. Я. Берёзы. И поначалу всё повторилось так, как было много раз до этого случая, с той лишь разницей, что громко произнесённую кем-то из солдат фразу по поводу двух деревьев с намёком на знакомого поэта услышал сам автор.
Никем не замеченный, он неслышно зашёл в тот момент в помещение типографии и застыл в дверях, поражённый услышанным. Когда же обнаружилось его присутствие, то разом смолкли голоса, и повисло неловкое молчание. Постояв в раздумье с минуту, старчески пожевав губами и ни слова не говоря, Александр Яковлевич повернулся и вышел из цеха. Как ни странно, но с его уходом, никто, казалось, не испытывал никаких угрызений совести, и кое-кто даже острил:
– Ничего, новый псевдоним придумает – у нас деревьев много!
В тот день набранные стихи были опубликованы в газете под двойной фамилией автора: А. Я. Рябкин-Берёза. Потом прошёл месяц, но ни Рябкина, ни Берёзы мы за это время  в типографии не видели, как и не увидели больше его стихов в своей газете. Вместо них печатались графоманы срочной службы.
Как-то раз, навестив в увольнении Александра Яковлевича, я  к своему удивлению нашёл его отнюдь не оскорблённым или сильно расстроенным. Видно, старик отнёсся к происшедшему философски, но всё-таки в наших с ним разговорах мы старались этой темы не касаться.
А вскоре я демобилизовался и навсегда уехал из древнего гостеприимного города Витебска домой, в Москву. Ещё несколько лет после этого мы переписывались с Александром Яковлевичем до самой его кончины.
Он присылал мне свои книги и новые стихи в рукописном варианте без всякой подписи или под двойной фамилией. И я уже не знал – под каким соусом он преподносил на суд читателей в печати своё творчество.


1999 г.
Витебск - Москва
Белоруссия - Россия