Поэт и Музыкант

(в роли поэта - я, в роли музыканта - Владимир Сигачёв,
в будущем - создатель группы "ДДТ")


Они встретились на улице, случайно. Равнодушно пожали друг другу руку. Стандартно спросили, стандартно ответили. Они понимали друг друга, поэтому этот обряд обрядом для них и был – вынужденным и неизбежным. Музыкант спросил закурить. Поэт дал. Закурил и сам.

Музыкант. Ты куда?
Поэт. Домой. Спать хочу. Отпросился. А ты?
Музыкант. На работу.

Помолчали.

Музыкант. Пивка бы попить. С похмелья.
Поэт. Я тоже. Идём.
По дороге не разговаривали. О чём?

В магазине купили три бутылки – музыкант сказал, что ему хватит одной – зашли в кафетерий, встали у высокого столика друг против друга и стали пить. В кафетерии они были единственными посетителями, даже продавщица куда-то ушла.

Пиво было свежее и вкусное, день серый и унылый, говорить же было не о чем. Они это понимали и не тяготились молчанием.

Поэт. Дай что-нибудь почитать.
Музыкант (с усмешкой). Бог с тобой, я год печатного слова не видал.
Поэт. Я имею ввиду своё. Современных печатающихся гениев я и сам не читаю, не тянет что-то. Предпочитаю творчество своих знакомых, довольно нередко встречаешь ценное.

Просьба поэта несколько обескуражила музыканта, на какое-то время он вышел из состояния равнодушного цинизма.

Музыкант. Так ты хочешь почитать моё?
Поэт. Да.
 
Поэт с тоской ждал, что его собеседник скажет что-нибудь типа «Я весьма польщён Вашим вниманием к моим столь несовершенным литературным опытам» и был рад, когда музыкант остался самим собой. Поэту льстило, что музыкант, которого он уважал, не ломался с ним, как он это делал с теми, кого считал неумными, а таких было много.

Музыкант. Я уже не пишу. Давно не пишу.
Поэт. Но писал.

Поэт знал об этом, но не знал, что он писал – стихи или прозу. Он знал также, что музыканта не печатали, что дома у него лежит куча конвертов из редакций и что после пятидесятого отказа он потерял надежду и больше ничего не посылал. Бросил ли он тогда же писать, или ещё писал?

Музыкант. Ладно. Дам. Только у меня неаккуратно. Со вставками, исправлениями.
Поэт. Черновики?
Музыкант. Не переписывать же! Они предназначались не для такого чтения. А всё отпечатанное сжёг по пьяни.
Поэт. Ничего, разберусь как-нибудь.

Поэта тоже не печатали. Правда, у него конвертов с отказами не накопилось ещё и десяти, но он свои вещи переписывал и даже печатал на машинке. Музыкант был уверен, что поэта ждёт та же участь. Поэт же верил в свою исключительность, а вернее – в свой случай, в свою счастливую случайность.

Они допили пиво, вышли на улицу, закурили. Помолчали, глядя на прохожих, спешащих по делам.

Поэт. У тебя рабочий день не регламентирован?
Музыкант. Почему же. Просто такая контора, что на первом этаже можешь сказать, что был на втором, а на втором – что на первом. Сейчас пойду.
Помолчали.

Поэт. Играешь всё там же?
Музыкант. Там же. Кстати, принёс бы ты что-нибудь своё. Но знаешь, какого типа…
Поэт. Песенного.
Музыкант. Да, чтобы на музыку ложились. А то стихи-то есть, но петь нечего. У одного – исповедь, далеко не искренняя, «всё у меня в жизни не удалось, никто меня не понимает, никому я не нужен, никто не жалеет». Душевные излияния кретина. У меня и в своей жизни проблем хватает. У другого – вроде и тема ничего, и на музыку ложатся, но такой примитив! У третьего, кажется, всё хорошо, но не поётся.
Поэт. Примерно ясно, что нужно. Писать специально я не собираюсь, пока, во всяком случае. Если дело пойдёт, тогда посмотрим. У меня есть куча старых песен. Но предупреждаю – все они в большей или меньшей степени паршивые.
Музыкант. Такие и нужны. Без претензий. Осмысленные тексты успехом у публики не пользуются.
Поэт. Чтобы петь осмысленные тексты, нужно быть «Машиной времени».
Музыкант. Или Булатом Окуджавой – их слушает один из тысячи. Так принесёшь?
Поэт. Ладно. Я буду что-нибудь с этого иметь?
Музыкант. Конечно. Если текст понравится, музыка напишется, то… Всякий труд должен оплачиваться.
Они вновь замолчали.

Поэт. Скажи, зачем тебе это? Для музыки, денег, деть себя некуда?
Музыкант. Ради денег. В конечно счёте всё ради денег.
Поэт. Тогда проще.
Музыкант. Да.
Они ещё помолчали.

Поэт. А для себя занимаешься музыкой, для души?
Музыкант. И для души, конечно, тоже. Фифти-фифти. (Без укора и не в отместку) Ты ведь тоже пишешь в стенгазетки к разным годовщинам. Правда, они не для публики. Никто не знает, для кого и для чего такие стихи.
Поэт (поправляя). Не хочет знать. Да, я делаю это. Но не фифти-фифти, для себя больше.
Музыкант. Зато, что не для себя, отнимает больше сил.
Поэт. Это правда, потому что в этом положении ты и насильник, и жертва насилия. И я на этом не зарабатываю. Деньги, я имею в виду.
Музыкант (зная, какой последует ответ, но не злорадствуя по этому поводу). А была бы возможность, зарабатывал бы?
Поэт (без стыда и вообще без эмоций). Конечно.
Они опять помолчали.

Музыкант. Не забудь про песни. Дай ещё сигаретку.
Поэт. На. Ты тоже не забудь про своё.

Они простились вялым рукопожатием, избавив друг друга от пожеланий всего хорошего и проч., и пошли в разные стороны. Бог даст, ещё свидятся…


1980 г.