Кинф, блуждающие звезды. книга третья. отрывок

9. ЕДИНЕНИЕ (ОКОНЧАНИЕ).
Так и не решив, как хоронить Радигана, Назир решил отправить его тело в склеп, который все это время назывался домом Феникса, тем более, что до него дошли слухи, что сама птичка из гнездышка своего вылетела, а значит, высокородный покойник ей не помешает. Далековато, конечно, но место это самое надежное. Во-первых, его охраняют сцеллы, а значит, покоя старого лорда никто не потревожит, коли он попадет в склеп. Что до охраны лорда Терроза – так они самые почитающие старших люди, и процессию с гробом не посмеют задержать. Несколько человек не представляют им угрозы, они легко их пропустят, а тело лорда будет веским аргументом в пользу того, чтобы их не задержали и не потащили к лорду Террозу, что, несомненно, очень затормозило бы дело.
Савари тоже почувствовал, что Феникс жив и полон сил, и не понимал, отчего он не присоединился к Эльвире. Она и сама этого не понимала; Феникс, дразнясь, кружился где-то поблизости, ходил по дорогам Эшебии, но к Северному Альянсу не спешил. Даже возможность встречи с любимой его не торопила; и это было странно с точки зрения Савари. Что произошло с тех пор, как он воскрес? Вопросы, вопросы…
С утра Рваола был на страже; его верные сонки заняли все удобные наблюдательные посты, все дороги, по которым некто мог бы с севера спуститься в долину Луны и в частности подойти к поселку, где они обосновались и который теперь пестрел всяческими палатками и флажками.
Вместе с Рваолой выпало сторожить и леди Мелли. Сонк, зевая во всю свою зубастую пасть, почесывая бока, вылез из своего войлочного шатра – пусть пакефидцы сами мерзнут в своем веселеньком, продуваемом всеми ветрами шелковом домишке! – в утренний туман и нос к носу столкнулся с леди. Если ночь на его физиономии расписалась весьма щедро – чуть припухла и покраснела залежанная щека, лоб был сальным и блестящими, и глаза неумытые и сонные, - то по виду леди никак нельзя было сказать, что она спала. И что не спала – тоже. Её лицо было ясным и спокойным, я бы сказал – безмятежным, словно и не в дозоре она, а так, вышла в сад погулять и замечталась, глядя на первые солнечные лучи. Разумеется, она была умыта и причесана, не в пример Рваоле, волосы которого на голове торчали в разные стороны, как солома или – еще лучше, - хворост, - и все её невероятной длины волосы, эта огненная золотая река была сплетена в косы и уложена на голове венцом. Куртка до колена, перепоясанная кожаным ремешком, сапожки из серого сафьяна – все было идеально чисто и выглажено, ни единой лишней складочки и ни единого пятнышка. Словом, женщина есть женщина, подумал Рваола, дивясь.
И вместе с тем ему почему-то совершенно не хотелось ухватить её за зад, несмотря на весьма соблазнительные очертания последнего. Это все равно что щипать за задницу кого из своего караула – странно, мерзко и как-то… безвкусно. Не так поймут, во-первых; а во-вторых, несмотря на свою редкостную красоту, леди не возбуждала низменных чувств. Она была строга, подтянута, сосредоточена, и за меч держалась весьма уверенно. Безусловно, перед ним была женщина, но относиться к ней как к таковой он почему-то не мог.
- Кинф, - сплюнул Рваола, и в жесте его было больше сожаления, чем презрения или еще чего там полагается. – Разве полагается красивой бабе быть солдатом?!
Да, это было именно то определение, что нужно: солдат. И если не солдафон, то уж чистокровный прирожденный офицер.
Впрочем, весьма скоро Рваола очень порадовался тому, что она именно офицер, а не баба с железякой на боку, которая бы не знала, куда бежать в случае чего – а случай тот наступил так внезапно и грозно, что попятились и сонки далеко не робкого десятка, и эшебы леди, выставив вперед свои пики.
Поселок стоял в маленькой низинке, как я уже говорил, и люди, – кто таковые?! Как прокрались так незаметно и тихо?! - множество всадников, просто появились вдруг, разом, окаймив всю возвышенность своим поднятыми к небу копьями. И было это так грозно и страшно, словно не люди это были вовсе, а демоны.
- Это еще кто? – настороженно поинтересовался Рваола у леди. Та не отвечала, считая неприятеля, и, видно, насчитала предостаточно. Один маленький, еле заметный кивок её златокудрой головки – и человечек, юркий, как угорь ринулся к палаткам остальных союзников. Другой, не менее юркий, и  наверное, более расторопный, ринулся в её личную палатку – видно будить госпожу Суккуб, ибо сегодня кормить духов было б сильно большой роскошью!
Тем временем войска, окружившие поселок, нападать не спешили. Они стояли против солнца, только вскарабкавшегося на самую низшую ступеньку, ведущую к небесным чертогам Слепого пророка, но Рваола безошибочно угадал во всадниках эшебов. Не видно было ни гривастого шлема, ни панциря, ни лат, ни наголенников. По ветру развевались волосы; на плечах лежали широкие, до середины груди, воротники или же кожаные черные жилеты, на бедрах – тонкие короткие светлые штаны или кожаные юбки. Силуэты их, полурастворенные в утренних лучах солнца, встающего у них за спиной, были истончены, и лица не различимы, но  Рваола мог поклясться, что все они, как один, разрисовали себе глаза и губы черной помадой.
- Поди-ка, поторопи принцев, - велел он леди, выступая вперед. И вовсе не оттого, что она была женщиной, о, нет! В её надежности он не сомневался; просто она с ним была на короткой ноге, а он все же едва знаком. – Я же пока поговорю с ними, узнаю, кто таковы.
На лице леди отразилось некое сомнение, а хорошая ли это идея – оставить сонка разговаривать с эшебами?! Но врожденное чувство такта не позволило ей сказать внезапному союзнику о том, что бешеная собака в данной ситуации на роль переговорщика подошла бы больше, и она молча пошла исполнять его поручение.
От стройных рядов всадников отделился один; Рваола хорошо его разглядел, стоило ему спуститься с горы и вынырнуть из потока солнечных лучей. Это был молодой беловолосый эшеб, как и все полуголый, с широким воротником на плечах вместо рубашки. Когда он пустил своего коня вскачь, и его белые волосы разлились по ветру словно молоко, невозмутимая леди даже замедлила шаг, залюбовавшись им.
Наглый эшеб не боялся совершенно; подъехав к постам так близко, что сонки могли ткнуть его лошадь в грудь своими пиками, он, щуря зеленые светлые глаза, обведенные зловещими черными кругами, осадил скакуна и весело крикнул:
- Эй, меховая шкура, ты кто такой и как тут оказался?! Сдается мне, что Зеленый Барон не очень-то жалует таких, как ты. Как же ты миновал его владения?
Рваолу такое обращение взбесило; в последнее время ему никто не напоминал о его своеобразных национальных традициях, и даже пакефидцы его дикарем не обзывали, и не принижали,  а держались на равных. И тут поди ж ты!
- Я барон Рваола Железнолобый! – прорычал Рваола яростно. – Как я тут оказался и зачем – это мое дело, и тебе я о том говорить не обязан!
- Обязан, - весело возразил эшеб, гарцуя, - потому что это - мои владения. Я терплю таких же, как и ты,  меховых соседей, но лишь потому, что, несмотря на свои медвежьи головы, они люди разумные. Но это вовсе не означает, что и тебя я сюда пущу лишь потому, что ты с ними из одной берлоги.
- Что?! – взревел Рваола, и его глаза и нос стали одного цвета – красного. – Да кто ты таков, щенок?! Притащил сюда горстку людей и думаешь, что уж можешь решать, кто может тут проехать, а кто -нет?!
- Я – барон Ставриол, - миролюбиво ответил эшеб, что совершенно не вязалось с теми оскорблениями, что он отпустил в адрес Рваолы. – И это мои земли. И мне решать, кто по ним станет ходить. Уж извини.
- Барон?! – насмешливо протянул Рваола. – Да какой ты барон – ты самозванец какой-то! Твоя рожа кажется мне подозрительно знакомой, а я ни разу глубоко на севере, там, где ты прятался от войны, нацепив юбку с оборками на задницу и чепчик на свои косы,  не бывал, и, значит, и тебя видеть не мог! Да и что это за барон с голой жопой?!
Вышеупомянутый барон и в самом деле гарцевал, демонстрируя миру крепкие бедра, обтянутые крайне короткими светлыми штанами. Срам, да и только.
- Подойди-ка поближе, - совершенно дружелюбно крикнул эшеб, - и я сошью себе штаны из твоей крепкой медвежьей шкуры.
Рваола даже зарычал от ярости.
Назир, незаметно подошедший к сонку сзади и жующий что-то, с интересом прислушивался к перепалке. Наверное, его развлекало то, как злится Рваола; леди, как обычно, стоя на почтительном расстоянии, весьма выразительно молчала, вопросительно поглядывая на Назира. Несомненно, очень увлекательно и интересно, чем окончится перепалка меж эшебом и сонком, говорили её укоризненные глаза, но это и на самом деле барон Ставриол? Худо будет, если они со Рваолой сцепятся, и барон покрошит весь лагерь в капусту просто потому, что Назиру было интересно понаблюдать за их руганью. Но, так или иначе, а именно её молчание и заставило Назира нехотя вылезти из тени валунов, за коими он прятался дотоле, и подойти к Рваоле.
- Брат, - крикнул он гарцующему Ставриолу, - не трать понапрасну сил и красноречия! Это союзник; а ты, Рваола, поберегись в будущем называть барона Ставриола голожопым, ибо он может действительно выкроить себе штаны из твоей шкуры!
Йонеон, увидев Назира, обернулся назад и оглушительно свистнул; и войска его, как лавина с гор, ринулись вслед за ним к поселку,  и сонки с эшебами опускали свои пики.
Йонеон соскочил с коня и сердечно обнял Назира; они давненько уж не виделись – с тех самых дней, как отпраздновали свои свадьбы.
- Да как же получилось, - в изумлении произнес Йонеон, разглядывая все еще злого сонка (голую жопу он Рваоле простил, так как на подобные вещи обращал внимания мало), - что сонки теперь явились на север и хотят найти здесь союзников?!
- И не одни сонки, барон, - произнес Назир, и по лицу его прошла судорога. – Я уж услал Хлою из храма на Драгоценные Острова. То, что мы с тобою легкомысленно принимали за безумие сонков, за их извращенный больной разум, на самом деле к ним не имеет никакого отношения, ибо они уж давно всего лишь орудие в руках недоброго человека! Идем, я познакомлю тебя с теми, кто, как и Рваола, пришел на север в поисках помощи. 
- А кто пришел на север? – поинтересовался Йонеон.
- Кроме Рваолы (а имя-то у него какое забавное – Железнолобый… он что, проверял?) здесь высадились двое принцев из Пакефиды, - сказал Назир. – Зачем пришли сюда – молчат, но, кажется, тайна их как-то связана с тем, что происходит сейчас с нашими землями. С ними кинф леди Мелиссандра из Ладина и чародейка госпожа Суккуб. А вчера, - Назир прехитро прищурился, - пришли еще трое. И один из них перед тобою. Меня нашел некий чародей, Савари, и повел именно сюда, сказав, что здесь сойдутся пути многих.
- Савари, - протянул Йон, и в голосе его проскользнула холодная неприязнь. – Этот старый интриган тоже тут… А третий кто? – поинтересовался Йон, хотя вопрос это был скорее всего чисто риторический, и ответ он на него знал.
- Натаниэль Ардсен, - ответил Назир. – И, сдается мне, сила его мышц куда надежнее, чем некоторые заклятья в книгах злобных колдунов! Он рассказывал престранную историю о том, как их преследовал некто, - Назир как бы невзначай опустил взгляд на руки Йона, - а старик назвал некое имя – Горт. Ты слышал его?
Йон нахмурился.
- Горт – это тот человек, что был с Кинф Андлолор в Мунивер, - сказал он. – Горт, Горт… странно этого имени я ранее не слышал; а я был при дворе долго! Оно похоже на восточные имена. Возможно, просто много времени прошло, но я не припомню даже его лица на каком-либо празднике…
Назир молча слушал размышления господина.
- Идем? – сказал он, наконец. – Пакефидцы ждут только тебя. 
- Постой, - Йон отвел протянутую ему руку. – Негоже барону севера являться перед таким людьми голым – вон, даже Рваоле не понравился мой голый зад. Кроме того, я не один, - он многозначительно посмотрел на Назира, - а с наследницей Андлолоров. Негоже соваться впереди неё. Да и кроме неё со мною есть люди, которым не к лицу суетиться и спешить к кому бы то ни было. Нам нужно время, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок. Скажи своим пакефидцам, что мы выражаем им свое уважение и не хотим оскорбить их взор своим видом. Мы прибудем позже.
И эшебы обменялись долгими многозначительными взглядами. Говорят же, что они все – колдуны и умеют говорить без слов?
Но, так или иначе, а Йон вскочил на коня и снова присвистнул неким особым образом. Теперь, повинуясь его свисту, его люди покинули поселок, где уж собирались разбить лагерь, оставив в недоумении людей Рваолы и леди. Назир с усмешкой наблюдал, как люди Йонеона, отъехав на чисто символическое расстояние, начали устанавливать его шатер в стороне от общего лагеря.
Свому вассалу, Назиру, Йон не сказал ни слова, предоставив самому решать, где оставаться на ночлег. Он мог бы присоединиться к своему барону, но тогда оскорбил бы гостеприимных пакефидцев, и Йон это понимал, и не стал настаивать, чтобы Назир последовал за ним.
- Что это означает? – спросил озадаченный Рваола, который совершенно ничего не понял. – Отчего он не присоединился к нам? Он отказывается помочь?
- Вовсе нет, - ответил Назир. – Просто сюда явился не мальчишка на побегушках, а властелин севера.
Госпожа Суккуб восприняла эту весть равнодушно, и пакефидцы не выразили никакого неудовольствия по поводу капризов барона. В конце концов, изнеженный вельможа хочет с дороги омыть дорожную грязь и переодеться, велика невидаль. Леди кротко смолчала, но на лице её как обычно было весьма красноречиво написано, что сейчас не время для придворных церемоний.
Нат, тоже накануне принявший ванну и наконец-то разжившийся чистой и не рваной одеждой (кое-что смастерила ему все та же леди, потому что во всем поселке не нашлось куртки, пришедшейся бы впору на его могучие плечи), отлично его понял и тоже возмущаться не стал. Он попивал винцо, предложенное пакефидцами, развалившись на жалобно поскрипывающем кресле, которое смахивало на детский стульчик по сравнению с его внушительной фигурой, и недоумевал, отчего это барон севера тот час же обязан явиться к ним и кинуться с соплями и слезами на шею всем и каждому. Отчего я говорю о том что практически никого не смутило то, что лагерь Йонеона разворачивался рядом, за скалистой возвышенностью, а не бок о бок с нашим? Да оттого, что были и недовольные таким барским поведением Йонеона.
И это был Савари.
- О, боги! – брюзжал он. – Время ли сейчас вспоминать о том, кто какой крови?! Время ли поливать волосы духами?! И пока мы будем отдыхать, там, на юге, люди будут посещать Башни, чтобы остаться там навсегда! Время ли теперь для церемоний? И Кинф Андлолор – она с ним, говоришь? Зачем же он потащил её с собой?! Какая небрежность… зачем подвергать её опасности?!
Назир лишь покосился на старика.
- С ним, - ответил он небрежно. – Вон, под скалой устанавливают её шатер, тот яркий, видишь? Только, убей меня гром, не пойму я твоего возмущения, старик. Помнится мне, что ты ничуть не беспокоился о её безопасности, когда вел её через Черные Ущелья. А север сейчас безопасен, куда более безопасен, чем Ущелья.
Савари яростно посмотрел на Назира, в его смеющиеся разрисованные глаза, но смолчал.
Оставив палатки, Назир обошел лагерь. Он не отдавал никаких громких приказов; он не говорил вообще – просто заглядывал в палатки эшебов, наскоро собранные,  больше похожие на земляные кочки, и выходил. Со стороны казалось, что он проверяет, все ли его люди на местах.
Но после его молчаливых посещений долина оживала. То одна, то вторая земляная кочка вдруг начинала издавать звуки, барабанную дробь, гудящие песни тамтамов, словно всем эшебам вдруг вздумалось поучаствовать в некой дуэли, и задать боевой ритм. Ритм тот был неспешен, но неумолим и зловещ, и когда Назир бегом уже обходил последние палатки, почему-то до этого молчавшие, в панике выскочил из шатра Савари, и вышла госпожа Суккуб.
- Что это?! Отчего это? – выкрикнул Савари.
От крика его выскочили пакефидцы.
Зед окинул быстрым взглядом наливающееся чернильной темнотой небо, Торн молчал.
Госпожа Суккуб, неторопливо подняв свою трубочку, не выказывала ни малейшего волнения. Казалось, она безмятежно спокойна, хотя лица её под покрывалом разглядеть было невозможно.
- Это Наур-тим, - ответила она. – Господин барон почуял угрозу, нависшую над его землями, и будет творить защитное заклятье.
Савари побагровел всем своим лицом.
- Но это же опасно! – прокричал он гневно. – Здесь сонки! О них он подумал?!
Госпожа Суккуб даже не обернулась в его сторону.
- Если они действительно пришли к нему за помощью, - жестоко ответила она, - то им бояться нечего.
- А если его магия убьет их?! – прокричал старик; вдруг поднялся ветер – ветер колючий, нещадный, и посыпал снег, густой и липкий. Но он не был мягким; он хлестко бил людей по щекам, залеплял глаза, и все спешили укрыться от его холодных объятий; он мгновенно облеплял все кругом, словно хотел схватить, обездвижить, удержать, чтобы никто и с места не смог сдвинуться…
Чтобы пришлось выслушать Наур-тим.
Замерли лошади; гудящие зловещими барабанами кочки превратились в сугробы, а люди торопливо попрятались. Потемнело; потемнело так, словно среди белого дня наступила непроглядная ночь, словно Зед и Торн на небе сошлись и затмили Один, словно конец этого света наступал!!! И в темноте не было ни покоя, ни тишины; огромное сердце под землей пульсировало и билось.
- Нам лучше быть всем вместе, - произнесла госпожа Суккуб. – Сиятельные, идемте в наш шатер! Там теплее.
Снег валил и валил; фигура Назира, мелькающая в густой пелене (он обходил людей Рваолы с тем, чтобы успокоить их и предложить им переждать пургу в укрытии), казалась призраком, и даже самые беззаботные люди понимали – это не просто непогода…
В шатре госпожи Суккуб действительно было теплее, но во сто крат страшнее. Леди, обернув плечи мехом, выглядела испуганной – леди, которую не устрашили и полчища канилюдов! Чародейка была все так же расслабленна и спокойна, но в её позе чудилась какая-то скрытая угроза. Она казалась демоном, который вдруг оказался в своей среде – враждебной, страшной, - и та стащила с демона его обманчивую маску. Впрочем, это ведь только казалось?
Последним в шатер ввалился Назир. Эшеба колотило от холода, на плечах его и на смоляных волосах лежал целый сугроб снега, и боевая его раскраска была смыта, стерта – ладонями он отирал слепящий его снег.
- Началось, - произнес он; госпожа Суккуб согласно кивнула и жестом предложила ему горячее питье. Кажется, она одна из всей компании понимала, что происходит – впрочем, нет. Принц Торн тоже понимал, понимал так, как это может лишь Равновес, и порывался  высунуть любопытный нос наружу. Но это было тщетно – снег тотчас врывался в шатер, и стужа дышала невыносимо. Да и разглядеть что-либо в этой снеговой каше было просто невозможно, и Торн оставил свои попытки.
Тем временем снегопад прекратился. Бой барабанов не смолкал; казалось, что он вводит в транс, завораживает, подчиняет, и даже если зажать уши, он все равно настигнет и проберет до печенок. Гудела земля.
- Теперь можно посмотреть, - спокойно предложила госпожа Суккуб изнывающему от любопытства Равновесу. Торн оживился: он накинул теплый плащ с меховым воротом и вывалился на мороз, на ходу застегивая его.
Темное небо; над долиной замер купол, непроглядный и темный, как синее стекло, и изумленный Торн, открыв рот, смотрел на слепящий диск Одина, плывущий по этому куполу горящим белым пятном.
Вся долина была ровной, плоской и синей, и длинные жуткие тени тянулись по ней.
- Похоже на мир мертвых, - произнес Торн заворожено.
- Это он и есть, - ответила госпожа Суккуб за его спиной. – Смотри!
Над долиной, где-то вдалеке, поднималась золотая звезда.
Она зажглась у самой земли, и поначалу мерцала , освещая синий снег своим золотистым светом. Затем над долиной пронесся ветер, слабый вздох, но и его хватило, чтобы сорвать эту звезду и поднять её вверх. Савари, вылезший на лютый мороз вслед за госпожой Суккуб и Торном, так и замер, не натянув капюшона на голову, и ветер растрепал его белоснежные кудри.
- Что, не ожидал? – насмешливо произнесла госпожа Суккуб, и в голосе её послышались похабные издевательские нотки. – Это тебе не твои дешевые фокусы. Этой магии тысячи и тысячи лет.
- Ты видела это раньше?
- И не единожды. Даже когда была простой смертной.
- И никогда не говорила об этом?! Почему?
- К чему рассказывать о тайном оружие господина севера? Враги должны испробовать его на своей шкуре. А союзники – научиться. Для того просто было нужно приехать на север. Но что таким, как ты, делать на севере? Ты всегда был глупцом и предпочитал роскошь Мунивер, а не мудрость.
Тем временем звезда, вращаясь, поднималась все выше. Ветер там, в вышине, был силен, и развевались молочно-белые волосы, и свет лился от запрокинутого вверх лица…
И раздался вой, многократный волчий вой. Йон призвал прародителя  - белого волка, и тот шел к барону из глубин небытия.
Это был великолепный зверь, огромный, матерый. Его белоснежная шерсть светилась в неестественной синеве, и умные глаза смотрели на барона неотрывно. Его призрачные лапы ступали по синему снегу, и из пасти валил пар. Он шел по зову своего потомка из людей, и вслед за ним летели призраки, страшные и грозные призраки прошлого. Они развевались, подобно длинным драным черным лентам, и в их лоскутно-рваных чернильных мельтешениях проступали на краткий миг то лица давно почивших героев, то искаженные рожи канувших в небытие злодеев, то морды волков, то лица охотников и воинов, что породила эта земля, канилюдов, едва отлетевших в мир иной…
Кипящий поток призраков нахлынул на Йона, на миг застив золотое сияние, и он оказался охвачен, потоплен в этой призрачной массе мертвецов, похоронен вместе с ними, а белый волк, задрав рыло к небу, провыл, призывая их еще и еще. Это было страшно, неумолимо и жестоко, но так должно было быть. Либо барон усмирит их, либо они заберут его с собою – вот какова плата за то, что он мог призывать их на защиту своего края. Многие ли могли вынести этот ужас?!
На миг Торн даже перестал дышать, глядя, как черный растрепанный рваный клубок кипит вокруг Йона, едва просвечивающего сквозь чернильные тела призраков. Волк, ослепляющий своей белой шерстью все звал и звал страшных тварей, и, казалось, им нет числа…
Но вдруг шевелящийся и кипящий ком лопнул; сильно и сразу, словно внутри его взорвалось солнце, и наступил долгожданный покой, и свет. Тени прошлого, до того возящиеся в хаосе, стали спокойны и медленны, и движение их стало упорядочено. Белый волк звал все больше, но теперь они не налетали на Йона – они выстраивались вокруг него, и плыли по спирали.
И черная эта спираль укладывалась на землю.
Волки, ночные беспощадные охотники, несясь в серебристой пыли, укладывались в землю и следом за ними уходили поверженные злодеи, павшие сонки-завоеватели и защитники-эшебы, на следующем витке, чуть шире и больше, герои исчезали в синем покрывале… все они – и вырванные из преисподней, и призванные из гостеприимных чертогов богов, что их любили, и злые тени, что терзают смертных, и покровители, к коим взывают в миг скорби и отчаяния, подчинились теперь слову Йона – а его голос, многократно усиленный волшебством, разнесся мощно и властно над равниной, и белый волк вторил ему. И не смолкали барабаны!
- Что это?! – в ужасе произнес Савари. Госпожа Суккуб чуть слышно хихикнула.
- Теперь все они, - произнесла она нараспев, - и мерзавцы, и святые, и люди, и звери, и хищники, и их добыча – все призраки этой земли станут охранять её. Все!!! Посмотри на реку – там пляшут русалки. Любая из них с удовольствием утопит тебя и твой корабль, если ты замыслишь дурное. Тени утопленников станут витать над водами; пираты, что позабыты и погребены в веках, станут сторожить берег. Если хочешь испытать на себе силу Наур-тима – попробуй ударить эшеба теперь…м-м-м… мне даже интересно было б, кто за тебя тогда взялся бы! Да только они гнали бы тебя повсюду! Стражи…волк, мерзавец и эшеб…
- Но отчего старый Ставриол не сделал этого, - в изумлении произнес Савари, дивясь мощи заклятья и содрогаясь от ужаса, - когда пришли сонки?!
Госпожа Суккуб обернула к нему свое закрытое покрывалом лицо.
- Не у всякого барона достанет смелости на это, - ответила она, и в голосе её послышалось ликование. – А ты бы осмелился предстать перед призраками смерти, Великий? Лицом к лицу? С теми, кого, возможно, убил сам? Кто жаждет местью и готов разорвать тебя в клочья? Или, напротив – смог бы ты смотреть в глаза своим умершим родным, которые в своей тоске о тебе призывали б тебя уйти с ними? Смог бы ты выжить в том кипящем хаосе, когда они все тянут к тебе свои руки?! И остаться притом спокойным?! Иначе тьма поглотит вызывателя! И только тот, кого мир удерживает прочно, может остаться в нем, а не уйти, не раствориться в призраках!
Прозрачные глаза Назира, высунувшегося из шатра в колдовскую тьму, с благоговейным ужасом смотрели на Йона, висящего высоко над землею. Нет, он, Назир, так не осмелился бы…
- Поистине, - произнес он почтительно, - у нас великий барон!
Тем временем, казалось, поток призраков иссяк. Волк уж никого не звал. Он сел на снег, наблюдая, как последние, призванные им, уходят в землю, и синий купол бледнел, становился прозрачен, а стужа уходила прочь, и Йон сияющей звездой опускался вниз, на заснеженную землю…
Скоро непроглядная синева сменилась дневным светом. Йон стоял на снежном покрывале, укутавшись в плащ, и на снегу вокруг него не было ни единого следа. Рядом с ним сидел волк. Если б Йон захотел, он мог бы протянуть руку и погладить зверя. Волк бы не тронул его. Но это был не тот  зверь, которого надобно было бы гладить.
Йон молча смотрел на зверя, и волк смотрел на него. Зверь знал, что Йон когда-то ничего этого не помнил – о Наур-тиме, - а Йон знал, что зверь звал его, когда он ничего не помнил. Может, благодаря этому Йон и не сошел с ума. Он чуть заметно поклонился зверю, и волк встал. Йон вспомнил все. Зверь признал его своим потомком – и господином севера, по праву носящим его священное изображение на своем теле.
Затем зверь исчез. И Йон ушел в свой лагерь.
- Ну! – выдохнул Торн, взъерошив светлые волосы. – Такого я еще не видывал!
Госпожа Суккуб обернула к нему лицо, но смолчала. Кажется, она улыбалась. 
День сменился вечером, и на каменистую равнину начали спускаться сумерки, холодные и такие тоскливые, что, казалось, снова пришло время приведений, да и весь мир, в общем-то, принадлежит лишь бесплотным теням умерших, которым свет и тепло ни к чему.
Принцы велели утеплить их шатер и переоделись. По обыкновению своему Зед надел маску; веселенькая блестящая личина неуместно улыбалась миру, и на её вышитых серебряными нитями высоко поднятых бровях примостилась радужная бабочка из мельчайших капелек драгоценных камней.
Маска – это, пожалуй, было единственное украшение, которое было на принце. Отчего-то он предпочел всем свои нарядам неприметный черный походный костюм, лишенный даже тех украшений, которые мог бы придумать искусный портной.
Торн оделся более приятно, в светло-серый бархат, также не преминув воспользоваться маской. Впрочем, маски принцы носили почти всегда, снимая их лишь в очень редких случаях. Маски выполняли двойную работу: скрывали истинное выражение лиц принцев и их настроение, и служили своеобразным красивым аксессуаром.
Скромная леди тоже была приглашена, и специально для неё поставили кресло рядом с жаровней, чтобы леди не мерзла. Ради высокого гостя она надела платье. Нат, Савари, Назир, Рваола – все были здесь, кроме госпожи Суккуб. Она сама решала, когда ей явиться 
Солнце, наконец, закатилось, и лишь последние лучи его скупо освещали долину, а барона все не было.
Савари места себе не находил, вышагивая по шатру, и Нат неодобрительно посмотрел на него.
Наконец, что-то произошло. За стенками шатра возникло некое движение, люди заходили, переговариваясь громче, и Савари нетерпеливо выглянул наружу. 
- Наконец-то! – выдохнул он. – Идет!
Из лагеря Йона вышла целая процессия. Он сам, в роскошном темно-синем халате, ушитом серебром, ехал верхом, следом за ним – сопровождающие, кажется, кары. Следом с ним шли носильщики с носилками, наглухо закрытыми от ветра тяжелыми шторами, и по бокам всей этой процессии бежали люди с трубами, наполняя долину торжественными звуками, и люди с факелами, а ветер трепал пламя в их руках, превращая его в неряшливые кляксы. Свита барона Ставриола была такова, словно сам король в старые добрые времена выехал на прогулку.
Назир подскочил и выбежал навстречу своему господину. Несмотря на кажущуюся безмятежность, он уже давно сгорал от нетерпения. Вслед за ним вышел и Натаниэль и выскочил Савари.
Процессия остановилась у самого шатра принцев – бегущие впереди гонцы указывали Йону дорогу, и все расступались перед его великолепной процессией, - и он спешился. Прошел к носилкам, которые носильщики бережно установили на земле и отдернул занавес. Подал руку; и из-за занавесок и дорогих тканей, которыми было задрапировано её маленькое убежище, появилась Кинф.
На ней была юбка из жесткой шуршащей красной парчи, расшитой, по обычаям эшебов, всяческими блестками, а на плечах лежала роскошная меховая накидка из золотистых шкурок лис, в которую  можно было завернуться с головы до ног. На голове был венец – сам барон прибыл простоволосый, безо всяких знаков, говорящих о его положении, - на руках и ногах – звенящие браслеты, целые стопки. И первый шаг она сделала не на землю, а на ладонь Йонеона, церемонно и почтительно преклонившего перед нею колени. Это тоже был знак почтения, который оказывают лишь эшебы господам, что выше их по положению, или же – своим женам…
Впрочем, о том, что они женаты, мы не знали, а Назир о том умолчал, и для нас этот полный почтения жест был знаком уважения к наследнице.
Для Савари – тоже.
Он выступил вперед, увидев Кинф, и глаза его ярко блеснули.
- Моя молодая госпожа! – произнес он голосом, дрожащим от радости. – Как я счастлив, что ты жива! Как я счастлив..!
И он упал, заливаясь слезами, к её ногам, лобызая край её роскошной блестящей юбки.
Йон смотрел на это зрелище холодно; ему был неприятен старик, и слезы его казались фальшивыми. Коли б ему дали волю, он сказал бы пару едких словечек этому старому притворщику, но Кинф отнеслась к старику весьма тепло, и Йон смолчал, отступив назад.
- Встань же, встань, мой добрый друг! – произнесла она, и Савари, не скрывая уж своих слез, поднялся. – Все хорошо! Я цела и невредима. И я рада, что и с тобою ничего дурного не случилось.
Нат, хмыкая, выступил вперед, заложив руки за пояс. Его наглые глаза бесцеремонно разглядывали Йонеона, его роскошный дорогой халат и блестящие волосы, искусно заплетенные на висках.
- Значит, теперь ты барон? – произнес он, усмехаясь. Йон тоже глянул испытующе ему в глаза.
- Барон, - ответил он очень спокойно.
- Ну так здравствуй, барон Ставриол, - сказал Нат, протянув руку.
Йон усмехнулся и руку подал, и великан сграбастал эшеба в свои объятья.
- Дружище! – радостно ревел он, радуясь, что так просто разрешил ссору. – Как же я рад! Расскажи – как это получилось-то?! Прости, прости, друг, я не знал ничего…
- Потом, - ответил Йон, хлопая Ната по плечу. – Непременно. А теперь у меня для тебя еще один подарок.
Нат подозрительно посмотрел на Йона, в его ухмыляющиеся разрисованные глаза, и переел взгляд ему за спину, на его свиту.
В самом деле! Как мог он не заметить раньше!
Возможно, в том повинны разноцветные одежды эшебов; да только великан все равно остается великаном, как не верти, и, даже облаченный в расшитые серебром и мелким речным жемчугом эшебские одежды, Клайд оставался Клайдом. И Нат тотчас узнал его; не мог не узнать!
- Ты?! – произнес он, ступив вперед, оставляя барона. – Ты?! Я думал – ты погиб… умер!
- Я думал то же самое о тебе, - ухмыляясь во весь рот, ответил Клайд, качая головой.
Он преобразился; красавица Инильга по утрам заплетала мужу косы на висках, и Клайд давно уж сменил свои борцовские трико на красивые халаты эшебов, но все же, как ни верти, он так и остался каром Клайдом, гигантом со стальными глазами и переломанным страшным носом.
Кары обнялись; церемонии были окончены, и человек принцев с поклоном пригласил гостей в шатер.
Принцы встретили барона почтительно; сверкая своей ослепительной маской, поклонился Зед, Торн, улыбаясь чуть не до ушей, подал руку.
Савари, чье место в таком блестящем обществе было сомнительно, тихо злился в углу. По этикету его даже не допустили  к его королеве – леди Мелли, отступница, кинф, и то имела больше прав находиться рядом с её креслом!
- Значит, беда дошла уже и до севера, - констатировал Йон, когда с положенными по такому случаю церемониями было покончено, и все расселись по своим местам. – М-м, а я надеялся, что это всего лишь блажь сонков…
- Блажь?! – не вынес Савари, подскочив на ноги. Все взгляды обернулись к нему. – Блажь?! Да коли бы и так – отчего эта страшная блажь тебя не возмутила?! Отчего – если ты и верно стал полноправным бароном Севера, - отчего ты не пошел на юг и не выколотил силой эту блажь из голов, её породивших?
Йон, ничуть не изменившись в лице, смотрел на Савари.
- Я и верно барон, - ответил он немного погодя. – И я забочусь о процветании моего края и о спокойствии моих людей. Я не желаю им горя и войны. Не желаю, чтобы беда и смерть приходили в их дома. Лорд Терроз, Зеленый Барон, надежно укрыл нас от скверны юга; и юг – от нас. Если б я пошел «выколачивать блажь», я должен был бы пройти по его землям – и, сдается мне, не без потерь. Кроме того, отчего я должен идти в Мунивер восстанавливать порядок? Страна поделена; мой – север. Запад – принадлежит Зеленому Барону. Неужто в Эшебии не найдется достойного человека, что смог бы претендовать на господство, и что смог бы собрать силы, чтобы  эту самую блажь истребить?
- Законный господин Эшебии, - прогремел Савари, - сидит здесь, рядом с тобой! Это – Кинф Андлолор!
И ты – её верный вассал, или называешь себя таковым! А значит, должен был бы…
- Я ничего тебе не должен, старик, - озлился Йон. Отчего-то старик его разозлил, и, несмотря на давние его заслуги, Йону он стал неприятен. Словно внезапно открылись у него глаза. Словно он увидел что-то премерзкое в старом друге. – Теперь я многое должен людям, что называют меня своим господином!
- А как же быть с тем, - язвительно воскликнул старик, - что пока ты тешился своей баронской короной, мерзость эта дошла и до тебя, до твоих границ?!
- Вот теперь, - спокойно ответил Йон, - и пришло время мне выступать. Кроме того – теперь у меня есть лазейка, владения барона Рваолы. В любое другое время он не позволил бы мне пройти в Эшебию без потерь, равно как и Зеленый Барон. Но теперь мои люди не погибнут зря; лишь в бою против тех, кто ставит эти башни.
- Выступим сейчас? – нетерпеливо спросил Рваола. Йон покачал головой:
- Нет. Мы не готовы. Берега наши не укреплены. Дай нам несколько дней. И мы пойдем с тобою. Но не сейчас.
- А Наур-тим?
- Наур-тим причинит зло только в ответ. Если кто-то решит ограбить и убить в этих землях. Но он ведь убьет и ограбит, не так ли? Чтобы этого не случилось, и надо укрепить берег. Нужно наведаться в Дан – кажется, там дела не так хороши, как здесь, - и дождаться основных моих сил.