Болеутолитель

Болеутолитель
Рассказ
-Давно это у вас? – спросил врач. Холодные пальцы скользнули по моей груди, ненадолго задержавшись у соска. Я подняла глаза и посмотрела прямо в худое неприветливое лицо. Тухлый взгляд замороженной рыбы был мне достойным ответом. Я усмехнулась: инстинкты, инстинкты… Никуда от них не денешься, даже в такой ситуации. А тонкие, почти прозрачные пальца доктора, нащупав на плотный шарик под кожей, надавили на него: настойчиво, без тени жалости и сострадания.
-Недавно, - хмуро ответила я.
Небо за окном было неприлично ярким для такого дня. Ноябрь, пять вечера, и по всем правилам там, за полотном стекла должны висеть комковатые серые тучи. Но сегодня небеса словно решили посмеяться. Кабинет заливали красные лучи, придавая этой мертвецкой веселенький вид. Умирать в такой день будет тяжело.
-Одевайтесь, - брезгливо произнес врач.
Я шагнула за ширму, небрежно подхватила лифчик, скользнувший по моей кисти щупальцами мертвого осьминога и, неуклюже застегнув его, скосила глаза в длинную прорезь на человека в белом халате, мывшего руки под забрызганным мылом краном. Не знаю, о чем он думал в тот момент, но явно не о взгляде любопытствующего. Серые впалые щеки, трехдневная щетина, круги под глазами… Доктор устал. И по его равнодушной физиономии было видно: ему нет дела до странного уплотнения в груди своей пациентки.
Я вышла из-за ширмы и уставилась на него, как преданный пес. Эскулап болезненно сморщился и машинально коснулся виска кончиками худых пальцев. Я злорадно ухмыльнулась про себя: что ж, при такой работе мигрень обеспечена. Это тебе не чужую грудь лапать…
-Я выпишу вам направление на томографию, - досадливо произнес врач, словно ему не терпелось от меня избавиться. Руки врача тряслись, как у наркомана. По виску потекла струйка пота. Я молчала и ждала. –Вы так и не сказали, когда нашли у себя эту опухоль…

Что я могла ему сказать? Все началось в тот день, когда реальность вздыбилась и прекратила свое существование. Взгляд холодной рептилии в белом халате всколыхнул недавний кошмар.
Конечно же, ничего не было. Ни предупреждений по радио или телевидению, ни броских заголовков в газетах, ни спешной эвакуации населения. Ни-че-го! Хотя… Кто будет беспокоиться о нескольких десятках новоявленных фермерах в  отдаленных хозяйствах, на краю цивилизации, где из всех развлечений – спутниковая тарелка, телефон и ежедневная многочасовая работа в поле. И уже ближе к вечеру, когда ты обессилено плюхаешься на продавленный диванчик, в голове зудит только одно желание: спать, спать, спать… Пульт падает из отяжелевшей руки, так что спутниковая тарелка становится бесполезным украшением крыши террасы.
С тарелки все и началось. Муж уехал в поле, я ковырялась в огороде, пропалывая грядки и плавясь на солнцепеке. Жара, нагрянувшая после недели проливных дождей, была невыносима. Воздух был тяжелым и плотным, его, казалось, можно было резать ножом. Сорняки кусали пальцы колючками и никак не хотели расставаться с сырой, после ливня, землей. Исколов пальцы о репейник, я обессилено уселась прямо на землю, лениво подумав, что было бы неплохо залезть в наполненную прохладной водой ванну и полежать минут тридцать. В этот самый момент из дома выбежал мой сын.
-Мама, телевизор сломался! – закричал он. – А там мультики!
Я малодушно порадовалась временной передышке и со стоном поднялась на ноги. Спину разламывало, голова кружилась. Ничего, сейчас передохну с полчаса дома, да и обед кстати, скоро. Пока то, да се, жара и спадет… Никуда эти проклятущие грядки не денутся…
В экране телевизора кружилась и шипела метель помех. Я безрезультатно давила на кнопки, переключая каналы, попробовала перенастроить тарелку заново – все было безрезультатно. Антон сосал грязный мизинец и смотрел на меня с надеждой.
-Не получается, - сокрушенно призналась я. – Может, папа настроит? Наверное, что-то со спутником…
-А ты позвони ему, пусть придет пораньше, - попросил сын и с мольбой подвинул ко мне мобильный. По большому счету, ребенка следовало отправить гулять. Не все лето ему куковать возле телевизора… Но на улице плавился асфальт. Я подумала, что позвать мужа домой пораньше не такая плохая идея. Много он там наработает в такую жару? Я откинула крышку телефона и подмигнула ребенку. Сын ощерился белозубой улыбкой.
Телефон повиноваться отказался. Я еще раз нажала на кнопку, а потом догадалась посмотреть на дисплей. Ни одной ровной полоски, обозначающих сеть, не было.
-Что за фигня? – возмутилась я. – Сети нет…
-Ты просто неправильно звонишь, - нетерпеливо сказал Антон и вырвал телефон у меня из рук. Давай, я покажу как….
Телефон на действия сына не отреагировал. Пару минут мы вырывали его друг у друга, а затем я, раздраженная и злая, отправилась к домашнему телефону, сняла трубку, услышала ровный гудок и, выдохнув с облегчением, набрала номер мобильного мужа.
«Аппарат выключен или находится вне действия сети», - вежливо сообщил приятный женский голос. Гневно швырнув трубку на рычаг, я повернулась к сыну.
-Антоша, сбегай-ка в поле к папе, скажи про телевизор и попроси вернуться пораньше. Может быть, на речку сходим…
-Ура, на речку! – обрадовался сын и пулей вылетел из дома. Я бросила еще один взгляд на провинившийся мобильный, а потом, с неохотой отправилась на кухню. Гнетущее чувство неясной тревоги грызло где-то внутри голодной крысой. Все валилось из рук, я не могла найти простейших вещей, чтобы приготовить ужин. Куда-то запропастился нож, потом я не могла найти бутылку с растительным маслом, стоявшую прямо передо мной. Ведро, которое я заполняла овощами из погреба, было пустым. Тяжело вздохнув, я отправилась за картошкой.
В погребе было тихо и почти холодно, что после душного июльского марева показалось настоящим раем. Наполнив ведро картошкой, сунув на кучу корнеплодов банку с прошлогодними огурцами, я пошла по ступенькам вверх. Открыв дверь, я с ужасом увидела в поле, куда убежал Антон, яркую беззвучную вспышку, а потом удушливая горячая волна ударила меня прямо в лицо. Отшатнувшись назад, я, ослепленная болью, покатилась вниз по крутым бетонным ступенькам.

«Вставай!», - приказал голос. Не понимая, где я, и что со мной, я попыталась открыть глаза. Тьма качнулась. Узкая полоска света превратилась в три ослепительных луча, кружащихся в хаотичном танце. Я застонала и закрыла глаза.
«Вставай!», - повторил голос. В этом металлическом набате, звучавшем в моих ушах, не было абсолютно никаких интонаций. Только четкое ощущение – это не просьба, это приказ. «Вставай!» - настойчиво повторил невидимый командир.
Я открыла глаза. Да, теперь, когда мир перестал кружиться вокруг, можно было что-то понять. Лучи слились в узкую щель дверного проема. Мне больно, неудобно и холодно. Я лежу на подвальной лестнице вверх ногами, с разбитым лицом, ноющей спиной и вероятностью перелома позвоночника. Охнув, я попыталась встать и сразу же вскрикнула от всеобщей, скручивающей колючей проволокой весь организм боли. Я оперлась о стену спиной и завыла от боли, не в силах пошевелиться.
«Иди в дом!», - приказал голос. Я вдруг сразу вспомнила слепящее зарево, сына, который убежал в поле к отцу, и этот чертов телевизор, который враз перестал показывать привычные мультфильмы.
«Господи, - подумала я. – Это ведь война! Американцы сбросили на нас атомную бомбу…»
Мысль о том, что если так случилось, мне самое место в подвале, даже не пришла мне в голову. Не дожидаясь очередной команды, я, подвывая, карабкалась наверх, шатаясь, как пьяная. Если я и была способна о чем-то думать в тот момент, то это только о сыне, которого я сама отправила в поле к отцу. Все инстинкты самосохранения задавила жгучая боль, терзавшая душу. И сейчас мне было плевать – пусть там радиация, все горит и пылает – я должна это увидеть. Погреб от разрушающих атомов не спасет. Так к чему продлевать агонию? Лучше умереть, бросив в небеса свое проклятие…
Я толкнула дверь, приготовившись ощутить на коже всепоглощающее пламя, и инстинктивно зажмурилась, но ничего не произошло. Осторожно приоткрыв один глаз, а затем и второй я с удивлением обнаружила, что все в порядке. Солнце клонилось к западу, сонные пчелы крутились вокруг цветов, птицы беспечно щебетали в ветках вишни. Медленно, опираясь о штакетник, я добрела до летнего душа и прямо в халате и тапках встала под нагревшуюся за день воду. «Я сошла с ума, - истерически захихикала я про себя. – Я свалилась с лестницы, получила сотрясение мозга и реактивный психоз! Ничего же не было! Сейчас вернутся муж с сыном, мы пойдем на речку… Хотя, какая речка? Я же упала с лестницы, возможно, сломала пару ребер, и сошла с ума…»
«Нет, тебе не померещилось», - возразил тихий, но твердый голос.
«Что?» - испуганно спросила я про себя.
«Тебе не померещилось», - терпеливо повторил голос.
«Я точно сошла с ума…»
«Нет».
Как сомнамбула, на подгибающихся ногах, я вышла из душа и, оставляя за собой мокрые следы, направилась к дому. Там я с трудом добрела до дивана и упала на него, не в силах даже стянуть мокрый халат. Последней угасающей мыслью было то, что с моими родными, слава богу, ничего не случилось, а мне грозит желтый дом.

Утро встретило меня непривычной тишиной. События вчерашнего дня не сразу нахлынули на меня, а когда я, недоумевающе глядя вокруг, осознала, что до сих пор лежу на диване во влажном халате. Почему муж не разбудил меня? И почему не слышно Антоши?
А вдруг вчера мне ничего не померещилось? Эта мысль подбросила меня вверх. Я соскочила с дивана и недоуменно уставилась на цепочку грязных следов. Да, это я вчера, выйдя из душа, натоптала в доме… Но, отчего меня не разбудили? Разве муж не заметил, в каком я состоянии? Или он… не вернулся домой?
В кухне что-то звякнуло, а потом зашумела вода. Я облегченно выдохнула и уже бодрее зашагала на звук. Муж, стоя спиной ко мне, мыл в раковине посуду. Антон сидел за столом и пил из своей любимой кружки.
-Вы чего меня не разбудили? – хриплым голосом спросила я. – Я вчера с лестницы грохнулась…
-Мы решили тебя не беспокоить, - спокойно ответил муж, не поворачиваясь. –Нам показалось, что ты устала.
-Устала? – взорвалась я. – Ты не заметил, что у меня все лицо синее? Да я в этом погребе чуть не сдохла, а ты решил меня не беспокоить?..
-Прости, - равнодушно ответил муж.
В этом «прости» было что-то неправильное. Он никогда прежде не говорил со мной тоном, полным присущего автоматам безразличия. Утром муж, не выспавшийся и раздраженный, отвечал короткими рубленными фразами, полными сарказма и плохо сдерживаемого недовольства. Вечерами он, устав, помалкивал, отделываясь односложными фразами, но даже в такие минуты в голосе супруга было больше теплоты и человечности. А уж в моменты, когда он пребывал в игривом настроении, от каждого слова веяло жаром. А тут… Да еще посуду мыл сам…
Ссориться не хотелось, не то у меня было состояние. Решив не спорить, я повернулась к сыну, глядевшего на нас своими голубыми глазенками.
-Антоша, ты поел?
-Да, - ответил сын. -Папа меня накормил.
Что-то в голосе сына показалось мне странным. Он говорил тем же заторможенным тоном с полным отсутствием интонаций. Налив из кувшина воды, сын подвинул кружку к себе и стал пить.
-Что же вы такое ели? – удивилась я и шагнула к холодильнику. – Я ведь вчера как свалилась, так и пролежала весь вечер, ничего не сварила…
-Я приготовил, - торопливо сказал муж. –Мы позавтракали…
Вчерашние продукты стояли в холодильнике нетронутыми. Все еще ничего не понимая, я сделал шаг к раковине, чтобы увидеть хотя бы грязную кастрюли, сковороду или еще что-либо, дабы определить, чем муж и сын сегодня питались. Неясное тревожное чувство уже колыхнулось в груди влажной медузой.
Из крана хлестала вода. Муж держал под струей руки и отрешенно глядел вниз. В раковине не было ни тарелок, ни кастрюль.
-Что ты де… - начала я, но муж, оттолкнув меня, направился к выходу.
-Мне надо работать, - крикнул он из коридора. –Увидимся вечером, дорогая….
Дорогая?
Муж никогда не называл меня «дорогая». Лапочка, рыбка – да. Дорогая – это совсем из другой оперы. Не наше, не семейное. Иное…
Брякнул о стол кувшин. Антоша пил воду и смотрел на меня без особого интереса. Допив воду, сын встал и направился к выходу, обогнув меня, как неодушевленный предмет.
-Антоша, ты куда?
-Гулять, - ответил сын и скрылся за дверью.
-Куда гулять? – всполошилась я. – Ты же не поел ничего…
Антон предпочел не услышать. Я грузно села на стул и потрясла головой. Происходило что-то странное, но я, мучаясь от боли в пострадавших конечностях и спине, никак не могла осознать общую несуразность ситуации.
Солнце нещадно палило с небес. Столбик термометра, зашкалив за сорок, готов был взорваться. Я беспокойно выглянула из окна и, увидев сына у большой бочки, где собиралась вода для полива, решила выйти к нему с панамкой. Не хватало еще солнечный удар получить…
Резиновые тапки позволили мне подойти к Антону вплотную. Я уже открыла рот для родительской отповеди, вроде: «Нельзя под солнцем стоять, голову напечет», но мой взор упал в бочку, куда были опущены руки сына, и я застыла, чувствуя, что сейчас упаду в обморок.
От ладоней Антона в воде тянулись беспокойно мечущиеся щупальца, бледные и прозрачные, как стебельки проросшей в погребе картошки. Они плавали, как черви, переплетаясь между собой, и вновь расходясь в стороны, а уровень воды в бочке медленно понижался. На деревянных ногах, я попятилась к дому, надеясь, что Антон не обернется. Он и не обернулся.

«Я свихнулась, просто свихнулась», - уныло твердило мое подсознание, в то время, как все остальное естество пряталось в стенном шкафу. Как иначе можно было объяснить увиденное? Яркая вспышка вчера, странное поведение мужа за завтраком и этот кошмар, увиденный только что. Это внезапно развившаяся шизофрения, галлюцинации, все, что угодно, только не явь. «Я просто ударилась головой, и у меня глюки…»
«Нет!»
Я подпрыгнула на месте. Голос, прозвучавший в голове, мне явно не принадлежал. Переживая свои видения, я думала, сопоставляла, но даже мои мысли имели какой-то эмоциональный окрас. Голос же был иным: бездушным, пустым, как пыльный шкаф… Звук равнодушного автомата, осуществленный компьютером, не понимающем, где нужно придать интонации теплоту или нежность, а где угрозу или приказ.
«Я не сумасшедшая?», - решилась я спросить у невидимого собеседника.
«Нет».
«То, что я видела, есть на самом деле?»
«Да.»
«Что случилось с моим мужем и сыном».
«Они погибли»
«Но я только что…»
«Это не они.»
«Тогда кто они?»
«Иные.»
«Иные? Откуда они пришли? И что им здесь нужно?»
После долгого молчания, голос в голове ответил.
«Вода. Им нужна вода. И все вы.»
«Зачем?»
«Вы состоите из воды на 80 процентов.»
Я стиснула зубы, опасаясь даже сформулировать в голове очередной вопрос, который мелькнул молнией догадки, но я не успела даже ничего спросить, как голос ответил:
«Да.»
«Что?»
«Это ответ на твой вопрос. Да. Они жили на другой планете.»
«Что происходит?»
Голос снова промолчал, а потом словно нехотя, ответил, если в этих безликих интонациях можно было уловить хоть тень чувств.
«Это вторжение…»

Солнце снова исчезло за горизонтом. Дома было тихо. Я, скорчившись, сидела в шкафу и мучалась от невыносимой боли.
Мне было плохо, больно, в каждом суставе, каждой клеточке кожи. Казалось, я ощущала боль всем. Но вместе с осознанием потери двух самых близких мне людей, в сердце жило неверие. А что если голоса в голове – всего лишь плод моего больного воображения? Что, если все это мне показалось?
«Выходи, - приказал голос. – Иди к соседнему дому, и спрячься в кустах»
Я вылезла из шкафа и отправилась к соседям, не обращая внимания, что на мне – грязный драный халат и всего одна тапка на левой ноге. Существо, которое я считала своим сыном, неподвижно стояло у другой бочки. Крадучись, я нырнула в заросли малинника и едва не взвыла, наступив босой ногой на чью-то руку. Подавив желание сбежать, я присела, увидев перед собой соседа-пенсионера, с перекошенным от страха лицом.
-Ларисочка? – оторопело вымолвил старик
-Иван Ефремович? – прошептала я. –Что вы тут делаете?
-А вы? – тренькающим от страха голосом, спросил он.
-Не знаю, - призналась я. – Мне сказали сюда придти.
Испуг на лице старика вдруг сменился радостным пониманием.
-Вы тоже их слышите?
-Кого?
-Ну… этих… марсиан.
Сознание того, что сосед вполне нормален и буквально позавчера мы обсуждали с ним перспективы грядущего урожая, заставило меня торопливо кивнуть. Иван Ефремович выдохнул с явным облегчением.
-Что происходит? – спросила я.
-Это вчера началось, - прошептал старик. – Я с утра решил в подполе стену заштукатурить. И только люк открыл, тут как полыхнуло… Я с перепугу в подпол то и прыгнул. А старуха моя к соседям уходила, с бабкой ихней посудачить… Ну, вернулась вечером сама не своя, и давай воду пить, как лошадь. Да со мной и не разговаривает, смотрит волком, как чужая. А тут голос в голове: не подходи, говорит, к ней, она – не она теперь, марсианка… Я, грешным делом, думал – все, маразм пришел… А утром в ванную зашел, а она там лежит, вся щупальцами облепленная. Ну, я тут деру то и дал. Хотел к вам кинуться, а потом подумал – а вдруг вы тоже марсиане?
Старик участливо посмотрел на меня.
-Лариса, а что у вас?
-Сын и муж, - буркнула я. – Ушли вчера в поле, а вернулись уже такими. Не едят, только воду пьют.
-А вы как же…
-Да так же, - отмахнулась я. – За картошкой в погреб пошла. Не знаю, кто еще спасся. Наверное, только те, кто были под землей.
Иван Ефремович помолчал, а потом осторожно добавил.
-У Мурзиковых мужики то в поле были, а бабка и невестка дома. Думаете, они...?
-Не знаю, - прошептала я и, не выдержав, разрыдалась. Сосед неловко погладил меня по спине.
-Может, они еще вернутся… ну, в прежнее состояние? – предположил он.
«Нет, - резко ответил голос в голове. –Это уже не люди.»
Судя по тому, что старик дернулся и опустил голову, он тоже это слышал. Но лично мне не хотелось в это верить.
«Идите к реке, - вдруг сказал голос. –Только не попадитесь им на глаза. Прячьтесь.»
Мы переглянулись и, пригибаясь как партизаны, бросились к излучине, видневшееся сквозь березовую рощу. По дороге, у меня мелькнула мысль: почему мы должны слепо доверять голосу, а не обратиться, скажем, в милицию…
«Люди вам не поверят. А иные уничтожат. К тому же все средства связи выведены из строя при приземлении»
«Телефон работал», - возразила я.
«Уже нет».
-Лариса, вы слышите, что он говорит? – спросил запыхавшийся старик. – Мы даже рассказать никому не можем.
-Слышу, - досадливо произнесла я. – И что же нам делать?
«Смотрите.»
Сквозь стволы деревьев на берегу реки метались какие-то фигуры, окруженные непонятным светящимся ореолом. Поначалу я не поняла, что это такое, пока не разглядела среди них своего мужа. Абсолютно голый, он, в компании престарелой соседки, ходил по колено в воде взад-вперед. Его тело напоминало какую-то каракатицу, из рук, ног, груди и даже головы торчали отвратительно шевелящиеся тонкие отростки. Я забыла вдохнуть, зажала рот рукой, чтобы не закричать. Рядом сипел Иван Ефремович, глядя как его супруга, напоминающая Медузу Горгону, рассекает щупальцами воздух.
«Уходите, - приказал голос. –Сюда идут другие. Они могут вас увидеть».
Я послушно попятилась, потянув старика за рука. Ивана Ефремовича колотила мелкая дрожь, челюсть тряслась, как у балаганного Петрушки, а глаза были совершенно стеклянными. Прижав руку к груди, он сморщился и вдруг неловко повалился на бок.
-Иван Ефремович, - прошептала я, - вставайте! Что с вами? Скорее, скорее поднимайтесь.
«Оставь его, - приказал голос. –Носитель умер».
«Что? Какой носитель?»
«Он был носителем иных. Охотников за выродками. Они могут сосуществовать с носителем, не причиняя ему вреда.»
«А я?»
«Ты тоже носитель. Как и некоторые другие. Вы – единственная надежда сохранить вашу планету. К сожалению, не все люди выдерживают перегрузки. Твой друг был стар.»
Я подбежала к дому и, тяжело переводя дыхание, огляделась по сторонам. Наступавшая ночь была безмолвна. Мучительная боль сжала на мгновение сердце. Я инстинктивно прижала к груди руку. Пальцы наткнулись на странный плотный бугорок. Боль на мгновение стала сильнее.
«Это я.»
Час от часу не легче… Опухоль в груди разговаривает со мной? Я носитель какого-то создания…
«Ты тоже иной?»
«Да»
«Ты – охотник?»
«Нет. Охотник теперь ты.»
«От них можно избавится?»
«Да.»
«Что я должна делать?»
«Убивать»…

Бочки у яблони были пусты. Тот, кто прятался в теле моего сына, не смог открыть кран и наполнить их заново. Вентиль был сломан, поэтому мы пользовались плоскогубцами. Но их всегда возвращали в дом, но законное место в кладовой. Полочка была высоко и тот, кто казался Антоном, дотянуться до них не смог. Я бесшумно открыла дверь кладовки и нащупала стоявший за дверью топор.
В телевизоре шипели колючие иголочки помех. Антон неподвижно стоял перед экраном, странно запрокинув голову. Тонкие стебельки щупалец высовывались из его рукавов и нервно трепыхались на полу. Воздух был наполнен вонью протухшего мяса.
«Что происходит?»
«Он считывает информацию.»
По мелодраматическим канонам в этот момент я должна была грозно крикнуть что-то вроде «Эй ты, тварь, а ну, отпусти моего сына!», но я не произнесла ни слова. В этот самый момент я отчетливо поняла – Антона здесь нет, а то, что стоит передо мной в его рубашке и шортах – не мой сын. Я сделала шаг вперед и подняла топор.
Щупальца вдруг агрессивно вздыбились над головой существа. Оно резко повернулось, обнажая истинное хищное нутро под гротескной маской-пародией на лицо моего сына. Щупальца выстрелили прямо в меня, но я не дала чудовищу шанса и, сгребая их одной рукой, второй ударила монстра топором, угодив в шею, наполовину отрубив голову.
Существо отпрянуло от меня и хаотично замолотило в воздухе конечностями. Щупальца тряслись в безумном припадке, стараясь вцепиться мне в лицо. Я ожидала чего угодно, фонтана крови, крика, но ничего такого не произошло. Изо рта инопланетянина вырвался шипящий звук. Тело Антона, сметя этажерку, грузно рухнуло на пол, дергаясь в агонии, а из открытой раны на шее полезли мерзкие розоватые отростки. Они тянулись друг к другу, словно стараясь затянуть зияющую брешь в организме монстра, но я, никогда прежде не видевшая ничего подобного, понимала – это конец. И когда ноги прятавшегося в теле моего сына чудовища перестали трепыхаться, я почувствовала, как отступает боль в груди.
Медленно, словно вышедшая на охоту кошка, я вновь вернулась в кладовку. В железном ящике, намертво прикрепленном к стене, хранилось охотничье ружье, с которым муж, в прежней, счастливой жизни иногда ходил стрелять уток или кабанов. Открыв шкаф, я вынула ружье, сунула в карман халата горсть патронов, двумя зарядила ружье, выбрав самую крупную картечь. Подхватив канистру с бензином, я вернулась в комнату.
То, что лежало на полу, уже не напоминало моего сына. Это… скорее выглядело как сдувшаяся резиновая кукла, наполненная синтетическими веревками, слабо мерцавшими в свете телевизора. Когда я облила останки инопланетянина бензином, щупальца слабо вздрогнули и зашевелились, словно стараясь впитать в себя живительную влагу. Увы, но к несчастью для них это была не вода.
Когда скрипнула калитка, я уже стояла у входа с ружьем в руках. В застекленные окна веранды я увидела, как по дорожке из гравия прошло нечто, словно оплетенное прозрачной колыхавшейся проволокой. Нечто подобное двигалось к дому соседей, грузно переваливаясь с конечности на конечность. Платье в цветочек явно говорило о том, что существо когда-то было супругой Ивана Ефремовича.
Несколько пронзительно долгих минут тварь бродила по двору. Вот гулко ухнула пустая бочка, загремела цепь, а потом пронзительно взвизгнула собака. Я не сдвинулась с места, только подняла ружье повыше. Цепь снова забренчала, а потом на землю упало что-то тяжелое. Существо кралось к дому, пошаркивая подошвами на неуклюжих ногах. Половицы рассохшегося крыльца скрипнули, дверная ручка медленно ушла вниз. Петли заскрипели как никогда, словно эта дверь вела в ад. Чудовищная вонь протухшего мяса ударила мне в нос.
-Здравствуй, дорогая, - промурлыкало появившееся в проеме существо, тянущее к моему лицу липкие щупальца. И в этот момент я нажала на курок, снеся ему половину головы.
Когда я направлялась в город на нашей «Ниве», мой дом уже пылал. Спустя мгновение послышался глухой взрыв. Это рванул газовый баллон в доме Ивана Ефремовича, который я навестила после того, как облила бензином тело мужа и подожгла его. Не знаю, что смогли бы найти эксперты. Возможно, помимо прочих загадок, их заинтересовал бы высохший труп собаки, но я об этом уже не узнала. С собой я взяла немного денег, кое-какую одежду, семейное фото и ружье. Я сожгла все, к чему, по моему мнению, прикасались пришельцы. Даже пустые железные бочки я облила бензином и опалила со всех сторон. Кто знает, не осталось ли в них чего.
«Что мне делать теперь?», - спросила я своего невидимого собеседника.
«Они идут дальше, - ответил он. – Ты должна объединиться с другими охотниками и искать выродков. Найдя – уничтожать».
«Как я узнаю, кто передо мной?»
«Не волнуйся. Узнаешь…»

Врач нацарапал что-то на бумажке и, не глядя, сунул ее мне. Я аккуратно взяла рецепт, расстегнула сумочку и сунула туда руку. Доктор открыл журнал и начал вносить в него мои данные, старательно высунув язык. Не отрываясь от своего занятия, он протянул руку, налил в стакан воды из графина и залпом выпил. При этом его взгляд упал на меня. Недовольно поморщившись, врач снял очки и неприязненно осведомился:
-У вас что-то еще?
-Да, доктор, - усмехнулась я. –Вы знаете, меня кое-что удивляет.
-Что именно? –вскинул он тонкие брови.
-Ваше умение приспосабливаться. Ваши….сородичи были более предсказуемы, если не сказать, примитивны. Но вы учитесь. Теперь вас с первого взгляда не отличить от людей. Но ведь и мы не стояли на месте.
-Я вас не понимаю, - резко сказал доктор, но его тухлый взгляд говорил об обратном.
-Думаю, понимаете. Таким, как я теперь не требуется долго присматриваться, чтобы увидеть иного. Об этом говорят ваши глаза, жесты и нездоровая страсть к воде. Вы без нее не можете. Даже руки вы моете не так, как земляне. Вы испытываете… наслаждение.
-Вы сошли с ума! – вскрикнул доктор.
-Сошла, - кивнула я. – Давно, когда такие как вы убили мою семью. Не знаю, зачем вы явились сюда, но мы вам не рады. Что бы не происходило на вашей планете, здесь таким тварям нечего делать.
-Я позову охрану!
-Не трудитесь, - ответила я, достала из сумки пистолет и выстрелила ему в лицо.

Я до сих пор очень многого не знаю и не понимаю. Существо внутри меня скупо на объяснения. Почему инопланетные захватчики выбрали Землю? Каков ореол их распространения? Почему при вторжении кто-то получал внутрь споры выродка, а кто-то -  охотника?.. Почему выродки убивали своего носителя, а охотники мирно сосуществовали с ним какое то время, пока носитель это выдерживал? Боюсь, так никто и не ответит на эти вопросы.
Знаю одно: пока я жива. И хотя иногда я просыпаюсь по ночам от межреберной боли, а опухоль в груди жжет каленым железом, каждый раз, когда я убиваю одного из чудовищ, мне становится легче.