Между двух огней

               

                I. НЕУДАЧНЫЙ ПОБЕГ

     Город, два столетия назад именуемый колыбелью металлургии Урала, четвертый год подряд являлся местом службы майора юстиции Седова. В военной прокуратуре гарнизона выпускник юридического факультета военной академии  занимал должность помощника прокурора. Коллектив прокуратуры состоял из  двух десятков офицеров и служащих. Обслуживать же им приходилось больше сотни поднадзорных военных объектов, расположенных на территории Среднего и Северного Урала. Чтобы мало-мальски обеспечить законность, стражи порядка работали избирательно, соблюдая принцип, - где тонко, там и рвется. Им позарез не хватало времени и сил, чтобы раз и навсегда покончить с бюрократизмом и взяточничеством в военкоматах, с пьянством в военно-строительных отрядах, с  браком на оборонных предприятиях. Почти все драгоценное время и ничтожные  силы  прокуроры тратили  на борьбу с преступностью, растущей не по дням, а по часам. И если на отдельные правонарушения они порою закрывали глаза, то мимо происшествий, связанных с гибелью людей, мимо не проходили.
     Первый ноябрьский выходной день Михаил Петрович Седов планировал посвятить семье. Погулять с дочкой - первоклашкой, помочь жене по хозяйству, почитать на сон грядущий увлекательную книгу. Нежданный телефонный звонок  не оставил и следа от благого намерения. Ровно в полдень помощник прокурора выехал в исправительно-трудовую колонию, находящуюся на городской окраине. Из поступившего телефонного сообщения Михаилу Петровичу стало известно, что военнослужащий внутренних войск применил оружие в отношении заключенного, покушавшегося на побег из ИТК усиленного режима.
     К моменту прибытия Седова на место происшествия  заключенный отдал Богу душу.  Караульный же, сразивший беглеца наповал, был выставлен напоказ  на плацу конвойного батальона и пожинал лавры. От замерших в строю солдат комбат Нечаев не скрывал чувства удовлетворения - личный состав умело пресек побег заключенного из-под стражи. Отличившегося караульного, а им являлся рядовой Курников, подполковник обещал незамедлительно отпустить в отпуск. Седов, наблюдавший за построением, обратил внимание, что виновник торжества имел растерянный вид. То ли Курников не верил в реальность свалившегося на его голову счастья, то ли жалел впервые загубленную чужую душу. Переминаясь с ноги на ногу и подергивая веками маловыразительных глаз, он с нетерпением ожидал конца затянувшейся церемонии.
     - Наверное, из коми-пермяков, — изучая лицо солдата, предположил Седов. Помощник прокурора, исколесивший Север, легко узнавал его обитателей. Северяне, выросшие в строгости, привыкшие к испытаниям, в армии отличались беззаветной преданностью и исполнительностью. Наружностью же, несмотря на военную экипировку, все же больше напоминали таежных охотников, чем воинов.
     Подведя итоги боевой службы, командир батальона распустил солдат и  направился к представителю военной прокуратуры.
     - Приветствую вас,  дорогой Михаил Петрович! - командирским голосом отрывисто и громко произнес молодцеватый комбат. Крепко пожав руку, после короткой паузы добавил:  -  Вот и вам по выходным приходится работать, но это не тот случай. Дело ясней ясного. Военный дознаватель прибудет с минуту на минуту, оформит все материалы, как надо. Хватанув ртом воздух, подполковник продолжил.
     - Видели Курникова? Молодец, глаз - алмаз. На гражданке в Коми АССР работал в бригаде охотников-промысловиков. Хороших ребят подбирают военкоматы для наших войск. Служаки!
     - А кто убитый? — не разделяя оптимизма Нечаева, спросил Седов.
     - Как кто? — искренне удивился офицер внутренних войск,     - зэк, разве не понятно! Был осужден за злостное хулиганство к трем годам лишения свободы, отбыл почти весь срок - от звонка до звонка.
     - А какова же причина побега? — в свою очередь удивился помощник прокурора.
     - Черт его знает, —  простодушно ответил комбат на вопрос, мало его интересовавший.
     Не откладывая дела в долгий ящик, майор Седов приступил к активным действиям. Осмотр места происшествия провели до его появления оперативники ИТК, и Седову оставалось лишь воочию убедиться в достоверности изложенных в  протоколе обстоятельств. Из расположения батальона помощник прокурора и прибывший дознаватель через охранный шлюз попали внутрь колонии, а затем по тропе нарядов добрались до поста №2. 
     Территорию колонии опоясывали ограждения. За каменным забором шли ряды из колючей проволоки с электронными ловушками, а за ними деревянный забор, непосредственно соприкасающийся с жилой и производственной зонами. Этот забор с предупредительными знаками представлял собой основную линию охраны.  По периметру внешнего ограждения - каменного забора - громоздились наблюдательные вышки. Как новогоднюю елку, все охранные линии украшали гирлянды прожекторов, причудливые заградительные сети, приспособления для задержания и причинения увечий беглецам.
     -  Отсюда не выбраться, —  пришел к убеждению Седов. - На что же собственно  рассчитывал бедолага? Недоумевал сыщик.
     Осмотрев пулевые пробоины в деревянном ограждении и следы, похожие на кровь, на земле с внешней стороны так называемой основной линии охраны, майор юстиции проследовал в  жилую зону.
     В колонии было не спокойно: зэки бузили в связи с убийством собрата. Выкрики  убийцы, палачи  доносились со стороны производственной зоны, где в дневное время пребывала основная часть заключенных. Нередко оттуда со свистом вылетали и ударялись о деревянное ограждение остро заточенные электроды от сварочных агрегатов.
     В санчасти тело заключенного двадцатитрехлетнего Борисова  покоилось в железном поддоне, наполовину заполненном темной кровью. На трупе имелась лагерная одежда: черная хлопчатобумажная роба и сапоги. При жизни Борисов был высокого роста, отличался спортивным телосложением и имел правильные черты лица. Седов с врачом - патологоанатомом тщательно осмотрели сквозное пулевое ранение левой половины груди и повреждения на одежде. Количество повреждений на теле и одежде заключенного совпадало. Их взаиморасположение подтверждало первичное объяснение Курникова, что беглец в момент выстрела  передвигался в направлении наблюдательной вышки. Следы близкого выстрела визуально не наблюдались, что свидетельствовало о производстве  выстрела из автомата со значительного расстояния. Предварительные выводы требовали проверки в ходе проведения судебных  экспертиз.
     При осмотре  патологоанатом обратил внимание помощника прокурора на следы прижизненных повреждений на теле Борисова. По его мнению, это были следы от "мастырок". Именно так  на  лагерном жаргоне назывались  приспособления для провокации симптомов, как правило, серьезных заболеваний. Седов знал, что для уклонения от работ заключенные часто вводят  в мышцы ног новокаин с жиром, вызывая отек конечностей. Ложные же признаки туберкулеза провоцируют путем интенсивного вдыхания табака с сахарной пудрой. Какие же "мастырки" и для чего использовал Борисов, было ли об этом известно врачам ИТК, именуемым зэками "лепилами"? Во всем этом предстояло разобраться.
    До производства допроса часового, применившего оружие, Седов произвел выемку, закрепленного за Курниковым  АКМа, не спеша, осмотрел боеприпасы и  изъятые с места происшествия пули и гильзы. Дознавателю помощник прокурора поручил истребовать копию постовой ведомости,  табеля постам, осмотреть книгу приема и выдачи оружия и боеприпасов.
    Вернувшись в расположение конвойного подразделения, Седов вызвал на допрос Курникова. Характеризующие солдата документы, оформленные заранее Нечаевым, находились в батальонной  канцелярии. Служебная характеристика на Курникова была положительной, а в служебной карточке записи о взысканиях  отсутствовали.
    Ничего принципиально нового для майора Седова на допросе Курников не показал.  Из его показаний усматривалось, что на пост №2 он заступил в 10 часов.   Находясь на наблюдательной вышке, имел сектор обзора протяженностью 300 метров. В 10 часов 15 минут основное ограждение в районе жилой зоны ИТК преодолел заключенный и стал передвигаться в направлении наблюдательной вышки.  Предупредительный окрик и выстрел вверх на беглеца воздействия не возымели, после чего с расстояния около 100 метров и был произведен одиночный выстрел на поражение.
     Слушая допрашиваемого солдата, Седов  по привычке смотрел ему прямо в глаза. Не выдержав взгляда,  Курников смолк  и взволнованно произнес:
    "Я что-то сделал не так... а ведь мне обещали отпуск?"
    На вопрос Седов ответил вопросом: " А вот, если бы ты не применил оружие, сумел бы Борисов реально покинуть территорию колонии?" При этом Михаил Петрович вновь отчетливо представил себе деревянный забор, который миновал беглец, ряды "колючек" под электрической защитой, высотное каменное ограждение, которые заключенному еще надлежало преодолеть.
    - Не знаю, но ведь я же действовал по Уставу, — теряя самообладание, пролепетал Курников.
    - По Уставу, по Уставу, — уже мирным тоном заверил майор юстиции. - И все же с отпуском придется повременить... 


                II. НАШЛА КОСА НА КАМЕНЬ


      Понедельник - день тяжелый, но все правила имеют исключения. Вот и наступивший понедельник для Седова обещал быть благоприятным.  Совещание, именуемое "головомойкой" и проводимое в первый день недели, не состоялось. Подполковник юстиции Антоненко, недавно назначенный военным прокурором гарнизона, находился на сборах в прокуратуре округа. Его заместитель  застрял в командировке, и бразды правления  Михаил Петрович держал в своих руках. 
     Бывшего военного прокурора гарнизона полковника юстиции Панова полгода как отправили в отставку. Этого небольшого роста толстяка, с огромной лысиной и лукавыми глазами, майор вспоминал с теплотой. Многому его научил сыщик старой закалки. Теперь даже ворчливость и требовательность  прежнего начальника казались Седову чем-то вроде неоцененных достоинств. Перед уходом на пенсию Панов дал совет помощнику глубже вникать в следственную работу и  настойчиво отстаивать принятые решения. Седов так и старался поступать, но постоянно наталкивался на непреодолимые преграды, возводимые Антоненко.
Отношения Седова с новым начальником с каждым днем накалялись. В недавнем прошлом кадровый работник Антоненко не без помощи "мохнатой руки"  занял теплое кресло и ожидал получения "папахи". Растеряв знания юриста и никогда не имея навыков сыщика, он преуспел в управленческом искусстве. В глазах Седова и его товарищей новоявленный прокурор был никем иным, как карьеристом, очковтирателем и бюрократом.
     В десять часов Михаил Петрович ожидал прихода дознавателя и, не теряя времени, вновь перечитывал материалы по делу Курникова. Затем он позвонил в канцелярию и попросил у делопроизводителя Устав боевой службы внутренних войск. Галочка не заставила себя долго ждать. Вручая Устав, будто бы невзначай, напомнила, что прокурор гарнизона и заместитель  отсутствуют.
     - Что из того? — спросил Михаил Петрович. - А то, что вы сегодня за главного и могли бы домой отпустить пораньше. Ведь неделями перерабатываем.
     - Хорошо, только почту отправьте вовремя, — сочувственно ответил и.о. прокурора, будучи доволен, что хоть на день даст служащим передышку. Сам же Седов приступил к изучению секретного устава. Из его содержания он уяснил, что побег из-под стражи - это преодоление заключенным основного ограждения. Если побег происходит днем, то часовой применяет оружие после предупредительного окрика и выстрела вверх. Самое же главное, что лишить жизни заключенного он  правомочен  лишь в том случае, когда другими мерами побег пресечь невозможно.
    - Что, получается? - размышлял майор юстиции. - Сообщи Курников начальнику караула о преодолении беглецом деревянного забора, и буквально через две-три минуты Борисова бы задержали. От караульного помещения до места происшествия рукой подать. Среди бела дня, в короткий срок беглецу никак бы не удалось взять штурмом ряды из колючей проволоки и трехметровый каменный забор. Получается, что пресечь побег, максимальный срок наказания за который три года лишения свободы, было возможно и без применения оружия часовым.
     - Так значит Курников не только нарушитель уставных правил конвойной службы, но и убийца!  - ужаснулся выводу Седов. Из оцепенения майора юстиции вывел стук в дверь кабинета, настольные часы показывали ровно десять.
     Дознаватель оказался понимающим и исполнительным человеком. Из-за  непродолжительного срока службы во внутренних войсках молодой лейтенант не обнаруживал признаков профессиональной деградации. Им был беспристрастно допрошен личный состав караула, истребованы все необходимые  документы по организации и несению боевой службы. Собранные доказательства подтверждали версию майора юстиции о неправомерном применении оружия к заключенному.
     Особый интерес Седов проявил к личному делу заключенного Борисова и приговору. Как выяснилось, беглец-неудачник продолжительное время находился в режимных медицинских учреждениях для исключения диагноза - туберкулез. В конце концов, болезнь не обнаружили и  злостного симулянта этапировали в ИТК. За минувшие полгода конфликтного заключенного неоднократно водворяли  в штрафной изолятор, и последний раз Борисов его покинул за день до побега.
     - Видимо, крайне неуютно чувствовал себя беглец в этой колонии, - вслух заметил Михаил Петрович. 
     - Это точно,  — согласился вошедший в азарт расследования дознаватель. — Администрация ИТК что-то утаивает. Но это еще не все, взгляните-ка на анкету Борисова, —  загадочно продолжил он.
     Оказалось, что до осуждения Борисов учился на факультете физического воспитания педагогического института и являлся кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике.  Характеризовался  он положительно и имел крепкое здоровье. Проживал с матерью —  учителем начальных классов. 
     - Да, интересная личность. Как же он в места отдаленные-то угодил? —  изумился Седов и приступил к чтению приговора.  Краткий казенный документ его любопытства не удовлетворил.  Фабула дела оказалась простой, но появились  вопросы. Борисов был осужден за злостное хулиганство, причинение ранее незнакомому гражданину Харитонову легких телесных повреждений. Последнее обстоятельство народный суд расценил, как особую дерзость, и вменил Борисову в вину тяжкое преступление.
Еще не зная тонкостей  дела,
    Седов  понял, что парня погубили зря. Профессиональное чутье его обманывало редко.
Во вторник в прокуратуре гарнизона власть переменилась. В восемь часов прокурор Антоненко на рабочем месте устроил очередную "головомойку". Набравшись ума на совещании  в округе, он всерьез заговорил о нововведениях, призванных улучшить качество работы. Прежде всего, это касалось сокращения сроков предварительного следствия. Для прокурора главным всегда являлись показатели, имеющие ценность в мире фальшивой отчетности и должностного дележа. Для Седова же главным была объективность в работе. Вовлеченный в поиск абсолютной, а не относительной истины, майор не признавал временных барьеров.
Заканчивая оперативное совещание, подполковник юстиции с чувством исполненного долга облегченно вздохнул.
    -   Есть документы на подпись? —  спросил он у Седова, исполняющего в его отсутствие обязанности прокурора гарнизона. 
    -  Так точно. Донесение Главному и окружному военным прокурорам о возбуждении уголовного дела в отношении рядового Курникова,  — деловым тоном начал Михаил Петрович.
- Вы, что же товарищ майор, опять за старые фокусы, — оборвал  на полуслове Антоненко, вникнув  в  содержание документа. - Я не единожды указывал вам возбуждать подобные дела по факту происшедшего, а не по статьям уголовного кодекса, и донесение направлять только в округ, —  сердито поучал взбешенный начальник.
    -  Мало того, что часовой, пресекающий побег заключенного, по вашему  мнению, нарушитель устава и убийца, об этом еще должны знать и в Москве!
 Антоненко встал из-за стола и, что-то обдумывая, взад  - вперед нервно заходил по кабинету. Этот высокий, худощавый сорокапятилетний человек  внешне напомнил Седову героя известного романа писателя Сервантеса  Дон Кихота. Поборов улыбку, Михаил Петрович с сожалением подумал: "Почему Бог не наградил прокурора благородными качествами неисправимого мечтателя?"
     - Все материалы дела представьте для изучения, а после обеда пожалуйте сами, —  наконец, пробурчал Антоненко, придя к убеждению, что с твердолобым Седовым ему  не договориться.
     Во второй половине дня небо над городом затянуло тучами и пошел мелкий дождь. Приближалась гроза, и Михаил Петрович это чувствовал.  Возвращаясь в прокуратуру с обеда,  у входа он столкнулся  с комбатом  Нечаевым. Подполковник внутренних войск, как и прежде, являл собой пример бодрости и оптимизма.
    - Вы туда, а я оттуда, — озорно, произнес Нечаев. О причине появления в прокуратуре он умолчал, лишь сообщил, что на похороны заключенного Борисова приехала его мать.
    - Как она?  — сочувственно спросил Седов. Но молодцеватый комбат понял вопрос по-своему. — Воет волчица, — цинично изрек он.
     Несколько минут спустя помощник прокурора был на ковре начальника. Наступление Антоненко начал притворно ласковым, снисходительным тоном. 
     - Что же вы, голубчик, не удосужились лично произвести осмотр места происшествия?  Самое основное - то и не нашли. А вот комбат Нечаев оказался на высоте. —  Что вы имеете в виду? — спросил обескураженный Седов, не понимая к чему  клонит начальник.
     - Шест! Самодельный легкоатлетический шест, с помощью которого Борисов с легкостью преодолел бы все линии охраны в считанные минуты. Он ведь профессиональный спортсмен, не так ли? Торжествовал Антоненко.
     - Так - то оно так, — тянул время Седов, пытаясь разгадать замысел коварного начальника. —  В деле еще много неясного, да и внутренний мир Борисова достаточно не изучен, —  витиевато, совсем не по-штабному, выдавливал из себя помощник прокурора. Антоненко не дал ему закончить. Сочувственно покачав головой, он  почти по слогам произнес: "Не внутренний мир, голубчик, а нутро. Темное нутро зэка!"   

                Ш. "НУТРО" ЗЭКА БОРИСОВА


     Среду Михаил Петрович считал плодотворным днем недели. Однажды  знакомый экстрасенс, заглянув в тайны его бытия, дал необходимые советы и с тех пор Седов неукоснительно их придерживался. Утром помощник прокурора посетил судебно-медицинского эксперта, вскрывавшего труп Борисова. Причина смерти беглеца -  неудачника от огнестрельного ранения была вполне очевидна.  По мнению эксперта, при жизни Борисов самодельным шприцом вводил себе в область легких раствор марганца, вызывая симптомы туберкулеза.
    - Изобретательный и отчаянный народ эти заключенные, - говорил судебный медик.  — Шприцы  изготовляют из стержней от шариковых авторучек и этими "мастырками" вводят в организм всякую всячину. Богатырское здоровье надо иметь, чтобы это выдержать.  А что, и ваш Борисов сачковать от работы таким способом рассчитывал? - обратился он к Седову.
    - Тут, пожалуй, что-то другое, —  задумчиво ответил помощник прокурора и стал прощаться. Через час в ИТК его ожидал комбат Нечаев с орудием побега,  а затем предстояли допросы бывших товарищей Борисова по несчастью.
    В конвойном батальоне жизнь продолжалась своим чередом: шли смотры и инструктажи, заступали и сменялись караулы. Направляясь к штабу, Седов пристально всматривался в проходящих мимо солдат, почему-то рассчитывая встретить Курникова. Однако этой встрече не суждено было состояться.  С личного разрешения прокурора гарнизона Антоненко еще утром бывший охотник-промысловик убыл в отпуск. В поощрительный отпуск за ликвидацию покушавшегося на побег заключенного.
    - Жду, не дождусь, — встретив Седова, как ворона отрывисто и громко, прокаркал Нечаев. —  Дел, знаете ли, у самого невпроворот, а тут возись с этим орудием побега, — добавил он и торопливо куда-то исчез. Через несколько минут молодцеватый комбат приволок довольно увесистую двух с половиной метровую круглую жердь, напоминающую отслужившую свой век оглоблю. - Вот она родимая, в жилой зоне у ограждения в понедельник обнаружил. Не заметили ее оперативники при осмотре места происшествия, а ведь это важная улика! Не так ли?
    - Против кощунства спорить бесполезно, - подумал майор юстиции, вспомнив крылатую фразу из романа "Братья Карамазовы". Седову ли было не понять, что эта оглобля - не орудие побега, а примитивно сфальсифицированное доказательство. Однако по собственному опыту военный сыщик знал, что чем грубее фальшивка, исходящая от наделенных властью чинуш, тем легче в нее верят люди. Зацепка для прекращения уголовного дела Курникова у прокурора гарнизона и его подручного Нечаева, без сомнения, имелась.
    -  Что же вы молчите? — прервал  размышления Седова комбат.
    - Да вот, хочу предложить вам в процессе следственного эксперимента продемонстрировать преодоление ограждений с помощью этой "улики", —  съязвил помощник прокурора. Нечаев, не почувствовав колкости, замахал руками: " Нет уж, увольте, Михаил Петрович, это ваши проблемы. Я и так сделал все,  что мог".
    - И даже больше,  — вернулся к своим мыслям Седов и, не попрощавшись, направился в здание, где размещалась администрация ИТК усиленного режима.
По колонии мгновенно распространилась весть о появлении помощника военного прокурора, занимающегося делом о ликвидации Борисова. Из камеры в камеру передавались "малявы", без устали работал тюремный телеграф.
    В комнате для допросов до появления первого заключенного Михаил Петрович продумывал тактику своего поведения. Он понимал, что о делах внутри зоны допрашиваемые наверняка будут говорить неохотно, но по уши завалят   жалобами на администрацию ИТК и конвойную охрану. Особую надежду сыщик возлагал на встречу с доверенным лицом.  "Капитана", как его окрестил Седов, два года назад осудил военный трибунал за хозяйственное преступление. Только благодаря Михаилу Петровичу, поддерживающему государственное обвинение, на бывшего начальника продовольственной службы  не навешали лишнего, за что он  был благодарен.
     Первым на допрос привели здоровенного детину - сокамерника Борисова по штрафному изолятору за день до происшествия.
    - За что попали в ШИЗО? — начал допрос Седов.
    - "Абшабился", вот и влетел, -  угрюмо ответил заключенный. Немного помолчав, он с вызовом произнес: "Хватит начальник темнить, тебе же  Борисов нужен, а не моя гнилая личность или ошибаюсь?”
    - Правильно, попал в самую точку, — усмехнулся помощник прокурора, вступая с наркоманом в психологический контакт. - По-твоему,  Борисов гнилым не был , — прицепившись к слову, спросил сыщик?
    - Разбирайся начальник сам, — агрессивно ответил детина, но тут же смягчившись, начал излагать суть, не относящейся к делу жалобы...
Лишь четвертым по счету на допрос доставили "капитана". По привычке он попытался отдать честь, но, опомнившись, досадливо махнул рукой и грузно плюхнулся на прибитый к полу табурет.
    Поговаривают Михаил Петрович, что вы всерьез взялись за солдатика, завалившего Борисова на "баркасе". Неужто, правда, думаете отдать воина под трибунал? — вполголоса спросил "капитан".
    - Трудно ответить определенно, следствие только начато. Сейчас меня интересует причина побега,  — уклончиво ответил Седов.
    -  Чем могу, тем помогу. Только зачем вам это надо,  никак не пойму?
Причину побега должны выяснять "кумовья" - оперативники.  Ваша же задача разобраться в правомерности применения оружия  и только, — заявил бывший тыловик. Седов хранил молчание, вынуждая смышленого "капитана" начать откровенный разговор.
    - Хорошо, только не для протокола, - предупредил доносчик.
    - На зоне, Михаил Петрович, наш брат зэк  "семьями" живет и в каждой свои законы, свой бугор. Без семьи "серому" - "хана". Андрюха же Борисов норовил в одиночку выжить, да не получалось, обламывали его каждый раз. Вот и прятался он: то "мастырки" ставил, чтобы "сесть на крест", то в ШИЗО сам напрашивался…
    - Слушая тертого "капитана", Седов с ужасом представил себе жалкое существование бывшего студента и спортсмена, по сути, в  неуправляемой среде с волчьими законами. Здесь Борисов оставался чужим как для заключенных, так и представителей МВД. Приближение окончания срока наказания Андрея совсем не радовало. Местные авторитеты глумились еще изощреннее, грозя расправой в день освобождения.  Не побег намеревался совершить Борисов, а самоубийство, пребывая между двух огней - людской ненавистью и безразличием.
Из колонии Седов направился в гостиницу, расположенную в центре города. Ему было известно, что там остановилась мать покойного заключенного. Михаил Петрович понимал, что к его визиту вряд ли радушно отнесется и без того убитая горем женщина, но выбирать не приходилось.
    "Волчица", как заочно представил мать заключенного подполковник Нечаев, оказалась худенькой, скромной женщиной средних лет. Во время беседы она держалась стойко и волю слезам не давала.
    - Прощался со мною Андрюша. По письмам чувствовала, прощался, —  говорила учительница, вздыхая. — Все на болезни жаловался, а ведь до тюрьмы богатырем был, в большой спорт попасть стремился. Сам за колючую проволоку пошел, можно сказать,  добровольно. Жаль, узнала я об этом после суда, ведь сын  скрытным человеком был.
    - Как добровольно? — прервав рассказ женщины, удивленно спросил Михаил Петрович.
    - Девушка у сына была, — грустно продолжала мать Борисова.  - Видимо, Андрюша серьезные виды на нее имел, а тут, откуда ни возьмись, старый кавалер  объявился - Харитонов. Ну и отбил невесту у сына. Андрюша долго не находил себе места, а потом и наломал дров.  На суде сказал, что Харитонова раньше не знал, поколотил по пьяной лавочке, а о зазнобе ни полслова. Вот так и осудили Андрюшу за злостное хулиганство, - закончила невеселый рассказ, обреченная на одиночество мать...
    До военной прокуратуры Седов шел не спеша.  Под ногами шелестели опавшие листья. Их жизнь, без остатка отданная природе, была короткой, но яркой и содержательной. - Почему же жизнь Андрюши Борисова, так не разумно отнятая людьми, оказалась серой и бесцельной? — размышлял Михаил Петрович. - Сколько таких, как Борисов гибнут в неволе, в обход приговора власти судебной, по воли власти административной и криминального беспредела. Смешанные чувства испытывал помощник прокурора.  Жалость к  себе,  сострадание к матери заключенного, ненависть к жестоким законам и презрение к их бездушным исполнителям. Майор юстиции вспоминал  служаку Курникова,  циника Нечаева, карьериста Антоненко, доносчика капитана. Михаил Петрович теперь не знал, кто из  них виноват в смерти подающего надежды спортсмена. Больше всех винил себя за бессилие перед порочной практикой государства, частицей которого являлся сам.


Необходимые пояснения:

«Абшабился» - накурился анаши;
"Баркас" - забор колонии;
«Малява» - записка
"Серый" - преступник – новичок;
«Сесть на крест» - попасть в больницу
«Хана" - конец.



РАССКАЗ МНОЮ НАПЕЧАТАН В КНИГЕ «ОКОЛЬЦОВАННАЯ ПТИЦА» 2003 ГОД, ИЗДАТЕЛЬСТВО АМБ, ЕКАТЕРИНБУРГ.


Рецензии