Молния

     Плотное летнее марево висело над степью. В ушах стоял  легкий звон , а тело казалось невесомым. Казалось, что ты не идешь а плывешь  в сухом аромате степной пыли и выжженной солнцем травы .Даже в глухих оврагах и балках, сбегающих к реке, в их порой глухих зарослях не было спасения от изнуряющего полуденного летнего зноя.
     Двое пареньков пасли в степи лошадей. Решили на школьных каникулах подзаработать, для своих любимых девчат старались, которые впрочем до сих пор еще не знали, что они – любимые. Стеснялись пареньки в своих чувствах , а тут решили подзаработать, купить подарки на заработанное и открыться! 
     Паренькам этим было в ту пору по четырнадцати годков и дружили они с первого класса, почитай половину их молодой жизни! Родились и жили оба в шахтерском поселке, а потом один из них – Гоша, переехал к пятому классу в райцентр и видеться друзья стали реже , но дружба их от этого только больше укрепилась на расстоянии. К тому же Гошина бабушка жила по соседству с Саней (так звали второго друга) и было куда приезжать и где остановиться.
     Дружили ребята крепко, хотя и разными были по натуре своей:  Гоша – мечтатель, большой любитель чтения и музыки, правда занимался спортом и был довольно крепким парнем; Саня – тот попроще был в своих интересах, ближе к жизни, но добрый и открытый , надежный какой-то , в общем друзья дополняли друг друга , поэтому и интересно им было дружить.  А тут – летние каникулы! И Саня  сказал, что отец их устроит  коней пасти в соседнем колхозе: жилье, питание там, да еще и денег заплатят. А кони! Вот что и заманило больше всего – кони! Так и порешили и быстро все устроилось!
     Отец Сани отвез их на стареньком  еще послевоенном «Москвичке» в соседнюю деревню, где их определили на жительство ,на постой к одинокой старушке, там же и столовались. Поначалу как-то тоскливо, скушновато что-ли было – деревенька, а вернее – хутор маловат, молодежи почитай никого!  Но ничего, вдвоем – не один!  Быстро обследовали в тот же вечер ближайшие окрестности: хорошая уютная местность – балочки, поросшие густым кустарником а то и перелеском, с родничками, есть где присесть, жажду утолить и костерок развести, в душевной беседе посидеть.
      А утром погнали лошадей в степь – пастись. Один на лошади под седлом, а второй  в пешем порядке с хворостиной:  да лошади, если не испугать их , спокойно себя ведут, мирно травку щиплют и также мирно передвигаются по степи в поисках корма послаще. Только молодняк иногда взбрыкивает: кровь играет! Старые смотрят  с укоризной :
       ”Мол, ну што вы, ребята , тут и так жарко, а вы еще скачете…» Старые, те только хвостом резко взмахнут или гривой передернут, когда слепень их грызанет с налета . 
      А так – тишина, благодать, даже скучать наши друзья стали: поскакать на лошади и то не получается  и конь староват и жарко, да и не расскачешься особо: балками все изрезано вокруг, да косогорье с перелесками.  Но ништо, все равно – хорошо!  Друзья наши время за разговорами проводят ,  в мечтах о будущем заработке и девчатах своих, для которых стараются.
     Так два дня, а то поди три прошло. Вот и в этот день, как всегда выгнали лошадей засветло. Пока в степь на пастбища вышли уже и рассвело.  День с самого утра был жаркий и душный и веяло в воздухе, в этом знойном мареве что-то тревожное и тоскливо-ноющее.
     Саня этого не замечал, а Гоша был в подавленном состоянии , пошел было прогуляться после обеда в балочку к роднику, да наткнулся на обглоданный остов лошади, в котором казалось заунывно подвывал легкий степной ветерок, тут уж такой тоской повеяло – хоть самому вой! 
     А небо тем временем с одного конца степи стало темнеть:  сначала легкие облака появились на выгоревшей синеве, потом рваные тучки а тут ,глядь и засинело темно сбок степи и по над рекой.  А тихо еще, даже еще тише стало , замерло все, ни кузнечик не стрекочет, ни муха не жужжит ,понятное дело – гроза заходит.  А дождя давно уже не было и по всему видать заходила гроза нешутошная. 
     Еще тревожней и тоскливей на душе у Гоши стало. 
     «Саня,- говорит- давай лошадей в хутор погоним, вишь гроза какая заходит ! Не к добру!».  «Не к добру!»- это он не сказал, а подумал про себя только , а сердце ворохнулось, ох ворохнулось недобро! 
     Саня посмеялся в ответ:” Што ты , грозы испугался што ли, сколько раз ее в степу пережидали!”.   
     Гоша было пытался на своем настоять, но куда там! Саня только отмахивался в ответ, да посмеивался над Гошиными страхами.  Куда деваться – остались!
    А  гроза меж тем быстро заходила: вот вдали сначала еле слышно, затем все ближе зазвучали раскаты грома, молний еще было не видать.  Но вот первая черканула вдоль заходящей тучи, резко и совсем близко ударил гром, в воздухе запахло дождем и подул первый ветерок.
     Ребята накинули старенькие родительские плащи от дождя и поглубже натянули фуражки, у Гоши так вообще соломенная была – городская!  Лошади сбились вокруг своих пастухов на косогоре, тревожно фыркали и прядали ушами. Ветер все крепчал, туча из темно-синей превратилась в серую и затянула почти все небо.
     И вот огромная молния прочертила рваную линию где-то совсем рядом над головой, наступила томительная пауза и сразу же резко, как залп орудий , но еще с большей мощью ударил гром.  Лошади присели и некоторые испуганно заржали и тут, нарастая пошел дождь, а затем хлынул косой с ветром ливень. 
     Молнии хлестали по степи почти беспрерывно и от грохота грома закладывало уши, ливень стоял сплошной стеной и скоро вода пошла  потоком по косогору, чуть ли не по колено, заливая наших пастухов и вдобавок сыпанул град. Казалось, что этому светопредставлению не будет конца. Лошади видно уже устали бояться и понуро стояли под потоками воды.
      Пастухи, промокшие насквозь сжались под своими плащиками и думали об одном, скорей бы все закончилось! Но гроза не знала устали: порывы ветра чередовались один хлеще другого, потокам воды, падающим с неба и шумящим по земле не было конца, и молнии били в упор и гром уже не гремел, а взрывался залпами один за другим, а то и одновременно.
    
     Но все закончилось почти так же резко, как и началось. Ливень вдруг кончился, как будто кто-то наверху завернул кран, так еще чуть-чуть покапало и все. Ветер почти стих и небо начало светлеть , не то, чтобы солнце проглянуло , нет, просто серое небо стало светло-серым и серость эта как бы ушла вверх и уже не нависала над головой, не гнула.
     Сверкание молний и непрерывная громовая пальба тоже прекратились, лишь в отдалении, куда видно и пошла гроза, еще ворчало и погромыхивало. Вода, которая до этого шла по косогору рекой спала,  будто ее и не было, только градины валялись повсюду, почему-то не смытые водой. 
     Саня, который стоял чуть выше по косогору, шагах в пяти от Гоши, снял свой отяжелевший  плащ и начал его выкручивать, выжимать от воды. Но нелегкое это было дело и он позвал на помощь друга.
     «Гоша, иди помоги!»- крикнул он, еще  оглушенный  грозой. 
       Гоша стоял лицом вполоборота от Сани , тоже промокший до нитки , но уже успокоившийся после грозы. Он слегка замешкался на Санин зов, задумавшись о чем-то своем, глядя на реку перед ним.
      В этот момент все и произошло.  Гоша просто провалился, как ему почудилось, в какую-то темную , глухую вату, тихо и безболезненно.
     Когда он очнулся, прямо перед его глазами уже была не река, которой он невольно залюбовался до этого, а серое небо с рваными тучками.
     Гоша бездумно сел, голова и волосы горели огнем.
      Первая слабая мысль, которая пришла в голову:” Молния, в меня ударила молния…” 
     Но мысль была какой-то вялой, как бы потусторонней , как будто кто-то со стороны наблюдал и думал за него.
     Вторая , более отчетливая была :”Мои волосы! У меня сгорели волосы!”. 
      Голова продолжала гореть огнем: Гоша рывком сел и со страхом поднес к ней руку, ожидая нащупать горстку пепла вместо волос и соломенной  фуражки. Однако и фуражка и волосы были на месте. 
     “И это все?! – пронеслось в голове у Гоши и стало даже как-то смешно
     – Вот тебе и молния, делов то!” 
      Но тут страшная догадка заставила его вскочить и рвануться в сторону Сани...
    
     Саня лежал навзничь, раскинув руки.  Его широко открытые глаза смотрели в пустое серое небо, вся одежда спереди сгорела дотла а на груди страшно чернела ветвь прошившей его  молнии.  В аккурат у левого виска краснело входное отверстие, как от пули… 
     Гоша безумно пытался делать искусственное дыхание , дышал рот в рот и дико кричал:
      ” Саня! Саня!!!” 
       Но все это уже было бесполезно: жизнь ушла из ловкого Саниного тела и ничто не могло вернуть ее назад. 
     Наконец осознав это, Гоша растерянно осмотрелся: лошади разбежались так, что ни одной не было видно и в помине, лишь река равнодушно несла свои воды и солнце начало робко пробиваться сквозь серую пелену где-то на далеком горизонте .
     Гоша кинулся бежать в сторону хутора, за людьми , Саню забрать. Бежал он напрямки , не так как гоняли лошадей, а потому скоро попал в глубокий овраг с отвесными краями, который никак нельзя было обойти .  Спуститься то он в овраг спустился, вернее скатился вниз , а вот подняться на противоположный край никак не удавалось .  Глинистые скользкие бока оврага лишь слегка поросли травой , которая  выдиралась с корнем под весом Гошиного тела , когда тот, царапая землю и хватаясь за траву, который раз пытался выбраться из случайной западни. 
     Наконец, в отчаянии он догадался сбросить мешающий плащ , собрался с силами и духом и предпринял решающую, почти трагичную в своей безнадежности попытку выбраться из оврага...
    Скользя и сползая назад Гоша с остервенением двигался к верхней кромке оврага; это был его короткий бой, бой за Саню, который уже погиб , но не был достойно убран с поля боя и надо было торопиться, успеть до захода солнца! 
     Срывая ногти и хватаясь зубами за остатки травы и мелких кустиков, Гоша упорно лез вверх, он чувствовал, что другой попытки не будет и другого выхода нет, как взять штурмом этот проклятый овраг! 
     И вот, подтягиваясь закостеневшими руками, отталкиваясь ставшими свинцовыми ногами с кусками налипшей на них  глины, со ртом полным травы, грязи и крови  Гоша омертвело перевалился через край оврага. 
     Дальше все было как в полусне: Гоша бежал через степь, какие-то мелкие балки, падал, вставал и снова бежал и бежал, не чувствуя ничего кроме желания добежать до людей. 
     Так он добежал, а вернее достиг первого с краю степи двора, там были люди, которые заметили его и по его виду сразу поняли: что-то неладное случилось.  Потом Гоша отупело сидел, кажется в правлении колхоза и ждал, когда привезут Саню . 
     Саню привезли лежащим на матрасе в грузовом прицепе, на буксире у колесного трактора. Он уже был чем-то накрыт, кроме лица и как будто спал…  Гошу посадили в кабину к трактористу и они повезли Саню – домой!  Да какой там домой! В морг Саню везли, везли мимо родного дома, другой дороги не было. 
     А на лавочке возле дома сидела Санина мать и смотрела на дорогу, как будто кого-то ждала!  На других, соседских лавочках, мокрых после дождя никого не было, а на этой – единственной ,сидела Санина мать и ждала ! Гоша хорошо видел, как она сидит  и смотрит на дорогу  и боялся смотреть в ее сторону и страшился, что мать догадается, почувствует кого везут в прицепе мимо родного дома.
     А дальше опять всё смазано, бесчувственно: в морге Саню выгрузили из прицепа , Гошу о чем-то спрашивали, он что-то отвечал. Затем, не помня как, Гоша очутился в отделении милиции , кажется его привез участковый на мотоцикле, забрав из морга. Гоше пришлось рассказывать обстоятельства гибели Сани теперь уже милиционерам. 
     Наконец он был отпущен со словами:
    ”Ну что его матери сам расскажешь?” 
       Этого Гоша сделать никак не мог, он чувствовал необъяснимую вину за гибель друга, не мог посмотреть его матери в глаза и объяснить, почему погиб ее сын, а не он – Гоша.  Нет, сейчас он этого никак не мог сделать, просто не хватало духа.
     Гоша вышел из отделения и побрел домой, вернее домой к своей бабушке. Участковый ушел вперед, известить о Саниной смерти. Впервые в жизни Гоша шел  знакомой и родной дорогой с огромной тяжестью в груди и такой неохотой.  Ноги упрямо вели в нужном направлении, а душа рвалась неизвестно куда.  Бабушки дома не было, она уже убежала с Саниной мамой в морг, услышав принесенное участковым страшное известие.
     А потом были похороны и много народу: одноклассников Сани, его друзей, родственников – Саню любили.  Гоша чувствовал себя потерянным, чужим и виноватым.  После похорон он не пошел на поминки , а со своим давним поселковым товарищем выбрался далеко от поселка на обрывистый берег реки и пил не пьянея и рассказывал и рассказывал про Саню и про себя, как они крепко дружили и как нелепо Саня погиб по его, Гошиной вине.  Потому что он, Гоша чувствовал беду, но не смог отвести ее от своего друга, не сумел, не хватило решимости.
     У Гоши еще долго , месяца два болела голова, врачи правда сказали, что обошлось, могло быть хуже.
      Много лет после этого Гоша панически, животно боялся грозы.  При первых ее признаках хотелось зашторить все окна и забраться подальше под кровать и заткнуть уши, чтобы ничего не видеть и не слышать. 
     Правда по прошествии большого времени страх поутих – Гоша сумел побороть его. 
      Но вот боль первой утраты, утраты близкого человека навсегда поселилась в его душе.
     Из Саниных вещей Гоше достался на память простенький медальончик, в который он вставил Санину фотографию и потом долго носил его на груди, пока боль не начала стихать. 
     Но каждый раз, когда заходит гроза, она возвращается и напоминает о себе снова и снова…


29.10.2009