Подмостки судеб

- Наши годы. Герои актуального времени в пространстве мелкого масштаба. Как  закрутило линию сюжета.
Как много внесено трудов.
И кладезь правды мною спета.
И я один средь дураков!
Редактор напрягся.
- «Средь дураков» это метафора. Как всё в нашей жизни метафорично. Метафорично. Посмотрите же вдаль, на горизонт «правды», «фронтовая» линия судеб. И мы в борьбе. И мы -  борьба. В единстве разногласий голоса, звучат покуда есть она! Не женщина – БОРЬБА! Вам нравится, Семён Васильевич?
Редактор поправил галстук и снова посмотрел в текст.
- Собственно, остаётся выяснить одно: за что ваша борьба? Или как у вас тут написано – «наша». Виктор, в газету я не возьму вашу писанину. Меня же уволят. У нас тут не кружок начинающих дарований, у нас репутация со стажем, солидная репутация. Нет, однозначно. Идите и предъявляйте свою борьбу соплячкам из «Церберы Свободы». Подтекст понятен? До свидания!
- Но это не аргумент. Предоставьте мне аргумент отказа.
- И аргументов не надо! Редакция «Аргументов»…Впрочем, могу из уважения дать координаты их редакции.
Виктор вышел на улицу с гордо поднятой головой. Аккуратно сложив бумаги, засунул их в левый карман пиджака. Поправил упавшую на глаза прядь волос. Накинул конец шарфа на левое плечо, вздохнул. Тонкими бледными дрожащими пальцами достал сигарету, спички, поджёг и закурил. Посмотрев по сторонам, остановился на выборе дороге идущей по левую сторону. Побрёл неспеша. Будто в двадцать восемь лет жизнь только начинается, будто и не было ничего. Будто только родился, опять ни с чем. Будто всё нужно было начинать заново.
На улице было довольно прохладно, жёлтая листва уныло ложилась под ноги Виктору. А вокруг мальчики и девочки без забот и без хлопот, женщины и мужчины, отягощённые работой и семейным бытом, старики и старухи дряхлые, вечно ругающие свою необустроенную старость. Где же среди них найти борьбу? Хотят ли они бороться? За что? И могут ли? Могут?
Витя достал из кармана бумаги.
Едва оттянутый срок смерти
Мне приукрасит ожиданья час
Когда кричал я всем: Поверьте!!!
В борьбе мы грянем апогеем смерти
И мыслею тяжёлою развейте
И встанет Родина с колен!
В борьбе за наше и за нас
Расстрелян я предательством измен
И чуждо мне сквозное пониманье
К вам явится Иуда в оправданье
За месяц до военных веретен
Последним листом оказалась чёрно-белая и довольно затёртая распечатка фотографии Веры Холодной. Её печальное бледное лицо, завитки тёмных волос грели душу Виктору. Ему хотелось борьбы, но поле для неё так и не вызрело в его голове.

Мария сидела перед зеркалом. Молча всматривалась в свое отражение.
Люди, словно пластилин, материал из которого можно сделать что угодно. Можно возвести конструкцию, можно сломать, можно придать необычайные формы. Они способны перетекать из одного состояния в другое и на общем фоне всё становится ничем. На общем фоне можно просто прожить не задумываясь, не стремясь, не оглядываясь, не смотря на других. Точно в игре, на земле появляются люди, которые возделывают, строят, производят, конкурируют, вырываются в лидеры, властвуют, управляют над себе же подобными. Насколько же природа совершенна, как хитра и щедра. Люди бедствуют, выживают, совершают преступления, заканчивают жизнь самоубийством. На общем фоне всё кажется глупым и довольно нечётким. А я хочу просто жить.
Из левого ящика трюмо Мария достала огромные ножницы. Ещё раз внимательно всмотрелась в своё отражение. Закрыла глаза и услышала лишь чиканье ножниц. К её ногам летели длинные пряди каштановых волос.
Обжигая руки щипцами она завивала жалкие остатки. Припудрив ноздри кокаином, надела маленькую чёрную шляпку сдвинув сеточку на левый глаз, накрасила рот красной губной помадой, положила в сумочку проездной и направилась к двери.
- «Ужасно!!!» - подумала Маша. Потому что любимые длинные сигареты закончились.
На часах была полночь. Пришлось идти на угол соседнего дома к маленькому ларьку с полупьяной продавщицей.
- Пачку «Вирджинии» пожалуйста, только тонкие.
Из окошка ларька тянуло перегаром. Продавщица ойкнула. Мария догадалась, что в окошке были видны  только её красные губы, которые собственно и напугали «богиню» торговли.
- Девушка, «Вирджинии» нет. Есть «Glamour» или  «Kiss».
- Какой парашей вы торгуете – подумала Маша. И согласилась на пачку «Glamour». Оплатила.
- Смотри не задохнись, пьяная мразь – добавила Маня.
- А ты шлюха подзаборная – послышалось из окошка. Ишь губища накрасила и духами за километр прёт.
Мария огляделась по сторонам, повернулась к окошку задом и задрала платье. Продавщица ахнула.
Поправив чулок, Машенька отправилась вдоль по улице. Выбор стороны по левую руку её очень прельщал. Уверенными хрупкими пальцами Маша достала из сумочки сигарету, спички. Подкурила. Мимо проходящие парни настойчиво свистели вслед. Она улыбнулась. Парни с их озабоченностью, пьяные девицы, готовые лечь под кого угодно, алкоголики. Могут ли они вступить в борьбу? Хотят?
Марии хотелось борьбы, но подходящих кандидатур не находилось.

Виктор пришел домой. Первое что бросилось ему в глаза это опостылевшая гражданская жена Кира, одетая в грязный вытянутый домашний халат. На плите в шипящем масле жарились пирожки. Кира улыбнулась мужу и прикоснулась рукой к животу.
-Хандрит сегодня. Ну, ничего ещё пару месяцев.
- Да, увидит и услышит. И может, поймет, что я не хотел прожить жизнь даром. Иную жизнь хотел прожить. Жить, на протяжении времен глагол. Укором за укор, хотел внести позором за нелепость душ. И глушит молодость, в моих словах непониманье слов за чередою безглагольственных оков.
Виктор тихо прошел в темную комнату, сел на ветхий диван, скрестил руки.