Роковой отрок 6 глава

Инокиня Елена давно уже томилась в заточении в Шлиссельбургской крепости. Она уже привыкла к этому своему положению и не ждала от жизни никаких изменений. Целыми днями молилась, читая Евангелие, и свыклась с тем, что  это и будет ее главным занятием до скончания дней. Инокиня начала подзабывать, что когда-то была супругой Петра Великого Евдокией Лопухиной и родила ему сына Алексея, наследника престола.  Царь взирал на нее с  восхищением, когда она подала ему запеленатого младенца. Он осторожно взял его и прошептал с придыханием:
- Сы-ын!
А потом жизнь отвернулась от нее, когда муж пленился немкой Анной Монс. Он уже тяготился не только ласками жены, но даже одним ее присутствием рядом. Начал требовать, чтобы она постриглась в монахини. Но доселе робкая и послушная, всем своим естеством стала противиться этому. Это значит добровольно покинуть мужа и сына.  Да и не была она еще до такой степени богомольной, чтобы животом и духом отдаться Богу, забыв все земные радости. Ну, никак она не была готова к этому.
Мужа, не терпящего ни от кого никаких противодействий, злило ее упрямство. Только так он мог оценить ее нежелание  пострига. Уехав за границу, он бомбил саму Евдокию и окружающих письмами с требованием уйти по-хорошему. А она в ответ своему Лапушке рассказывала о первых шагах, о первых словах их сына...
А когда он наконец приехал из-за границы, то приступил к ней с грозным допросом:
- Как смела ты ослушаться, когда я приказывал неоднократными письмами отойти в монастырь?  Кто тебя научил противиться?
К этому времени он порвал с Анной Монс, но его прельстила другая немка, которую он вознамерился сделать императрицей. Евдокия Лопухина ему уже была не нужна и ее насильно отвезли в Суздаль  и постригли в монахини...
Порой к инокине Елене приходили воспоминания о молодости, но уже отрывочно и смутно. И не были они горьки, как раньше. Уж времени прошло достаточно. Из Суздаля ее уже давно перевели в Шлиссельбургскую крепость и  она ничего хорошего в этом не видела.
О политических изменениях в стране узнавала между прочим.  По смерти Петра 1 немного погрустила, но о том Петруше, которого знала в молодости. Ведь в их жизни было и хорошее.  А о том Петре, каким он стал, потом молилась усердно, ибо считала, что это бес овладел душой ее лапушки, заставил загубить их семейный покой, а затем умертвить их сына Алексея...
И вдруг ее тяжкой однообразной жизни в одной и той же камере вышло послабление. Инокиню Елену  перевели в другие помещения, выделили слуг, которые ловили каждое ее желание. Повара спрашивали, что она будет есть. И уж более всего  она была удивлена,   увидев у себя  в комнате всесильного, но почтительного Александра Даниловича Меньшикова, человека о котором она и думать забыла после смерти своего мужа.
Постаревший и почти неузнаваемый, он уважительно поклонился и произнес, что счастлив видеть перед собой в добрости
и здравие бабушку императора Петра Алексеевича. Сначала инокиня не поняла его и подумала, что Меньшиков с ума спятил. Ведь Петр Алексеевич бывший супруг ее. Причем тут бабушка? Но тот упорствовал, и она, наконец-то, поняла, что немка Екатерина умерла и на троне ее собственный внук, тоже Петр Алексеевич. В горле  от волнения сразу пересохло, и она ничего не могла произнести в ответ. Открылись еще одни кладези ее памяти. А ведь точно, у сына были дети: девочка и мальчик, которых она не видела вовсе и которые приходились ей внуками. После того, как Петр 1 умертвил сына, то со смертью его все, что с ним  связано, как-то тоже для инокини умерло и все, что было за стенами  тюрьмы стало для нее чужим. И вдруг такое...
Видеть перед собой Меньшикова не очень-то было ей приятно. Не вызывал он в ней радостных чувств. Когда она была царицей, а он почти никто, то почтительность его была сверх меры.
А  потом, по мере того, как Петруша остывал к ней, росли наглость и неуважения этого найденыша, которого муж возвысил до княжеского звания. Как же можно было относиться к нему, когда он с ехидной ухмылкой повторял вслед за царем:
- Пора, пора, матушка, очищать дворец!
Все это всколыхнулось в памяти и опять отозвалось горечью в сердце.
Меньшиков постарел, потучнел, его глаза выцвели, лицо обрюзгло. Она смотрела на него настороженно. Пришел каяться что ли, чтобы бабушка за него царю доброе слово молвила, расчувствовавшись от его посещения. Да не видно в лице просительности. Уверен в себе.
Смотрела она на Меньшикова выжидательно, не понимая, что ему надо от нее. А тот снова поклонился почтительно:
- А прошу я у вас матушка-царица благословение для моей дочери и вашего внука, кои намедни помолвлены были.
Инокиня не знала, что ответить, как принять эту новость. Она даже не помнила, в каких же летах ее внук, трудно было сориентироваться сразу. Только и вырвалось у нее:
- А с коих же пор цари обручаются с простолюдинками?
Меньшикова всего передернуло от этих слов, как будто соли сыпанула на его рану, напомнив о подлом происхождение князя. Видимо, хочет отомстить за обиды, которыми  судьба одарила ее, когда она, законная царица, сидит, как серая мышка в норке, а жизнью правят бывшие мужики вроде Меньшикова и поломойки, вроде Екатерины 1...
Но Александр Данилович сделал вид, будто бы не слышал этого оскорбления. Привык к тому, чтобы не брать в расчет того, что ему невыгодно:
- Новообрученные ждут вашего благословения!
Поняла царица, что маху дала, не простит ей Меньшиков этих слов. В фаворе он, раз внук хочет жениться на его дочери.
- Ну коль молодые в любви и согласии, мне ли препятствовать и отказывать в благословение.
- Ну и слава Господу, коли так.- примирительно проговорил Меньшиков - За Петра Алексеевича не ручаюсь, а моя Марьюшка придет приложиться к вашей ручке.
С этими словами Меньшиков удалился.
Странно, подумала инокиня Елена, как же благословлять одну невесту без жениха. Ну да ничего, увидет она и внука. Чай статью в дедушку пошел, такой же, верно, плечистый и большого росту, да и отец его не из мелких был. Сначала подсчитывала  инокиня внуковы  годы, да что-то выходила у нее нелепица. По всему, Петру должно быть лет одиннадцать-двенадцать. Какой же тут быть женитьбе?  Нет, видимо, устала она от сегодняшнего дня, разум за разум заезжает. Надо ложиться, помолясь, утро вечера мудренее.
Но и утром все подсчеты приводили к тому, что внуку не более 12 лет. Видимо разучилась она считать, сидючи в неволе.
После полудня  опять явился Меньшиков с полногрудой девицей лет 20 с настороженным и каким-то затравленным взглядом. Не было в нем радости, присущей невесте.  И решилась инокиня спросить ее, пытливо глядя в глаза:
- А скажи-ка мне девонька, в коих годах жених-то твой?
Мария Александровна от этого вопроса вспыхнула и еле слышно прошептала:
- Тринадцатый пошел.
Значит правильны были подсчеты. Тогда непонятны намерения Меньшикова. Она обратила лицо к нему, а он стоял с сердито поджатыми губами. Не нравился ему этот допрос.
- Вроде не по христиански как-то венчаться с дитем? - сердито обронила бабушка.
Но  Александр Данилович справился с собой:
- Несмотря на такие небольшие лета, Петр Алексеевич очень горазд телом и умом.
- Горазд-то може и горазд, но она-то нешто любит этого несмышленыша, нешто находит в нем какую-то сласть?
Мария Меньшикова густо покраснела  и  опустила голову.
А царица продолжала, смотря укоряюще на нее:
- Да я в грех большой войду, коль  благословлю сей союз богопротивный.  Вначале мне с Петрушей нужно молвить.
Сверкнул  Александр Данилович на инокиню недобрым  взглядом и сухо ответил:
- Занят Петр Алексеевич, зело занят государственными делами, некогда ему даже дыхнуть!
На прощание, уходя, он добавил:
- Жаль, что не нашли мы согласия. А ведь Петр Алексеевич-то и совсем забыл, что бабушка у него еще жива, не ведает он про нее.
Екнуло горестно сердце инокини Елены. Но даже не потому, что этими словами пригрозил ей Меньшиков, привыкла она к лишениям, хуже-то, чай, не будет. Почувствовала себя одинокой на белом свете. Коли послабления не от внука исходили, а от  Меньшикова который хотел сделать  ее союзницей в его делишках, то и впрямь забыта и заброшена она всем миром. Но, пораздумавшись, приободрилась. А ведь дела Меньшикова по всему видно не очень-то хороши, если ему нужна  её, затворницы, поддержка.. А коли так надо искать иные связи с внуком. Она решила написать письмецо и уговорить кого-нибудь из обслуги  передать его Петру. Долго сидела над бумагой и складывала письменные слова, чего давным-давно не делала:
 
"Любезнейший внук мой Петруша. Пишет тебе твоя родная бабка, коя долгие годы провела в Слисельбургской крепости инокиней Еленой. Так бы и померла я здесь не ведая, что Бог благословил тебя по справедливости на российский престол. Да вот узнала я про то и так хочется увидеть тебя и обнять! Ведь как радуется, верно, видя тебя, душа отца твоего и моего убиенного сыночка Алексия, что наконец-то на троне истинный царь. Болит только сердечушко мое, что непосилен груз царства для твоих юных лет, а более того женитьбы, коя еще непосильнее для твоего здравия..."
Когда написала инокиня  письмецо, то упросила горничную свою Феклушу, как-нибудь передать его в окружение Петрово. Подарила Феклуше колечушко простенькое, чтобы та постаралась в деле этом.
Ждать стала царственная бабушка хорошего ответа, но дождалась нового визита Меньшикова. Пришел он с новостью, что надобно инокине Елене в скором порядке отправляться в Москву, где в будущем состоится венчанье на престол государя Петра 2.
- А могу ли я до отъезда  повидать да обнять внучка? - спросила она с дрожью в голосе.
- Сие я не уполномочен сказать! - сухо ответил Меньшиков и, потом как бы что-то вспомнив, протянул инокине на ладони колечушко, которое она подарила Феклуше:
- Вот вы обронили, Ваше величество! - сказал он со значением в голосе.
После этого она поняла, что не дошло письмецо ее до внука и что сила у Меньшикова все еще большая.