Пустота

Тиму Собакину
Петухов никогда не был бегемотом. Он был человеком. Человеком, который не умел радоваться жизни. Весь он состоял из воспоминаний о прошлом, думами о будущем и пустотой в настоящем. Пустоты было много. Она была везде. Она была всем и во всем: в желудке, в голове, в душе.

- Я хочу быть бегемотом. Питаться северо-восточным ветром и радоваться жизни.
Петухов шел с работы до дома кривыми дорогами, как он сам их называл. Эти бесцельные брожения по шумным одиноким улицам города не приносили ему отдыха, наоборот, выматывали и опустошали. У Петухова не было дома. Было место, где он спит, ест, встречается с приятелями попить пива и посмотреть телевизор, но дома не было. Женщины Петухова не смогли создать тот уют, который был у Петухова в прошлом, и тот, какой он намечал себе в будущем. С настоящим Петухова ни одна женщина не справилась.

- Я хочу быть бегемотом. Питаться юго-западным ветром и радоваться жизни.

На работе Петухова и его коллег кормили «пластиковыми» обедами. Запах был отвратительный. Пластиковые тарелки плавились от горячего безвкусного супа с крупно нарезанными овощами. Пластиковые ложки с неровно отрезанными краями карябали губы и издавали неприятный звук при попадании на зубы. Зубцы пластиковых вилок не могли проткнуть котлету. Только пластиковый нож иногда пилил хорошо, но его работа шла насмарку из-за пластиковой тарелки, которая двигалась ему в такт. Петухов прилеплял тарелку на жвачку или на пластилин, тогда дело шло лучше. Но животу было плохо. И не только в еде было дело: шум, говор, смех коллег сбивал Петухова, раздражал, он не различал вкуса еды, только вкус, запах и шуршанье пластиковой посуды.

- Я хочу быть бегемотом… и радоваться жизни.

В кривых дорогах было и успокоение. Выветривался запах обеда, переставали болеть глаза, смолкал гомон коллег, шуршанье бумаг, шум компьютеров и принтеров. Если был ветер, Петухов расстегивал плащ и шел ему навстречу. Он открывал рот и шел с открытым ртом, пока холод не доходил до пяток. Тогда он запахивался и продолжал идти уже в своей любимой позе – головой вперед. А ветер, который наполнил его существо, уже не рвался наружу, но заполнял пустоту. В желудке ветер, в голове ветер, в душе ветер. 
 
- Я хочу быть бегемотом…я хочу быть ветермотом… ветромотом, бегромотом, мотом-жмотом…
ветер, ветер, ты могуч
ты гоняешь стаи туч
бегемотов стаи туч
вот насколько ты могуч

Ветер все не утихал. Петухов надувался и надувался. Он принимал форму бегемота, слона, мухи, крокозябры ушастой, коня в пальто, зайки серого и лисы хитрой, медведя, лося, шимпанзе, колобка, чудо-печки, Ивана Сусанина, жеребенка в поле…Петухов был счастлив. Пой, ветер!

Наутро он стал человеком, заболел и не вышел на роботу.
Впрочем, он не вышел на работу уже никогда. Он повис на форточке шариком и проходящие мимо дети кричали: «Мама, мама, смотри какой бегемот красивый висит!». Но мамы не видели, дергали детей за руки: «Опаздываем! Скорей! Смотри под ноги! Не пачкай одежду!». А Петухов-бегемот-шарик кивал всем и радовался жизни.
Пустота исчезла.