Перестаньте рыдать, милочка!

               
            
         ... В те счастливые времена  я учился в средних классах,  жизнь казалась прекрасной, но ее сильно омрачало сопение сидевшего сзади  верзилы-переростка, матерого второгодника. Он развлекался обычно стрельбой из резинки, вытянутой из трусов. Стрелял пульками из жеваной промокательной бумаги, которую вкладывали в те времена в ученические тетради. В свободное от стрельбы время он нередко и увлеченно мастурбировал, проделав для этого дыру в кармане ветхих и коротких ему штанов.
             ...В то солнечное благостное утро ничто не предвещало катаклизмов. На втором уроке наша молоденькая учительница писала мелом на доске арифметические задачи. Сидевший сзади меня недоросль обстреливал  герань на подоконнике, возле учительского стола, стараясь попасть в лепестки цветов.  Одна из пулек попала в девочку на передней парте, она испуганно взвизгнула и встала во весь рост, размазывая слезы по лицу.  Учительница гневно обернулась и у недоросля, готвившегося к новому выстрелу, дрогнули руки – пулька, звонко щелкнув, прилипла к застекленному портрету дедушки Ленина, висевшему над классной доской. Выстрел был, по-своему, уникальной меткости – у вождя мирового пролетариата вдруг возникли под носом синие усики из жеваной промокашки.
                Наша бедная учительница тихо ойкнула, побледнела и без сил присела за стол. Плеснула в стакан воды из графина, накапала валерьянки и, роняя туда же слезы, выпила. Дело тянуло на «политику», а виновата будет, конечно, она. Что можно взять с этого обормота...
              Она  быстро вышла из класса и вскоре вернулась с завучем.  Худощавая брюнетка с дымчато-фиолетовым взглядом сквозь очки зябко кутала плечи в пуховый платок. Обе женщины подошли к стрелку, который сидел со скромным видом, смирно сложив руки на парту.
             -Отдай резинку! – Потребовала учительница.
             -Нету у меня резинки! – Ответил стрелок, показав нечистые ладони. – Только в трусах...
            -А это что?! – Учительница сунула руку в карман его штанов,  гневно ухватила что-то теплое и упругое и рывком попыталась вытащить.
            -Ой, больно же! – Заорал стрелок. – Я сейчас в милицию пойду, ей-богу! Чуть не оторвали с яйцами...
             Учительница, красная от гнева и стыда, что-то торопливо прошептала завучу на ухо. Та понимающе покачала головой.
             -Мерзавец! – Громко и сильно нажимая на «р», сказала она хрипловато-прокуренным голосом, сжимая в кулачках концы пухового платка. –Шантрапа! Перестаньте рыдать, милочка! – Она повернулась к учительнице и уже тише добавила, направляясь к выходу. – Я все-таки напишу в гороно, добьюсь, чтобы убрали этого придурка из школы. В конце концов, кругом же дети!
           Вскоре в классе появился с лестницей-стремянкой старенький школьный завхоз в галифе и ватной безрукавке. Он поднялся по лесенке и убрал из-под носа вождя нескромные синие усики. Покачал головой и, не глядя на нас, тихо ушел из класса...