Граната для капитана Пернонена. военная быль

                ГРАНАТА ДЛЯ КАПИТАНА ПЕРНОНЕНА.
               
 Мелкий моросящий дождь почти полностью скрывал гулкий рокот бронекатера, который шел на малых оборотах со стороны Пудожа , огибая с севера Кижские шхеры . Он был почти не различим в тумане. За бронекатером на пеньковом канате следовала, подлетая на волнах, деревянная лодка-кижанка . С кормы за ней наблюдали, трое в зеленых брезентовых плащ-палатках.    Старший лейтенант НКВД Орлов, теперь был войсковым  разведчиком.  Не первый раз его с товарищами забрасывали в тыл врага.  С палубы стали  различимы очертания  берега и судно застопорило ход.  Трое разведчиков спустились в лодку. Бронекатер, развернувшись, исчез в тумане, а лодка под вёслами, которыми бесшумно гребли двое,  ходко пошла в сторону берега. 
               
                Встреча.
Из старой бревенчатой баньки, что была на краю Заонежского посёлка с немудрящим карельским названием Ламбас-Ручей,  вовсю валил дым из-под крыши. Банька, что стояла вплотную к озерной воде,  топилась по-черному , а  нагреть ее нужно было,  как следует. Василий Грибанов дровишек и не жалел, подбрасывая их в топку и, с удовольствием покуривая самокрутку. В конце октября 1943 года не самое веселое время было в Карелии. Однако, когда тебе всего двадцать пять лет, то в жизни всегда находятся приятные моменты.  Всё в этот  вроде складывалось  удачно. С утра, правда, пришлось немного потрудиться. Наколол Вася дров для бани и в избу, картошки вытащил два мешка из погреба, куриц накормил, поросенку хряпы капустной навалил, да навоз вынес. Вспомнил, что комендант еще вчера велел рыбы на уху к нему доставить. Пришлось грести  на лодке  по озеру  с полверсты, да со стариком Оятевым, что был с ним, сетки пока нашли, потом похожали, а потом против ветра гребли уже к дом, часов больше трёх прошло. Застыли оба.  Улов оказался  невелик.  Щучка попала да два налима, а еще с два десятка окуней, которые в корзине били хвостами и ярко сверкали красными плавниками. Оятеву за помощь он отсыпал десяток окушков на уху, остальное оставил в тазу,  в холодном чулане родительского дома.  Застынув на Онеге,  самое время было баньку затопить, суббота всё-таки.  Вода в большом чугунном котле по краю уже начинала пузыриться, когда  Василий, с удовольствием потягивавший самокрутку с настоящим листовым табачком,  услышал легкий скрип и неспешные шаги по доскам, что вели к бане от дома.
-Кого это несет нелегкая?- промелькнуло в его голове. –Мать так не ходит. Да и с чего бы ей из дому допережь меня в байню  идти? Она, поди, из налимчика рыбник сейчас в печку ставит, да калитки картофельные.
Старик Оятев мог, конечно, притащиться, но вроде только ушел и при ходьбе его частый кашель за версту слышно. Солдаты финские и полицаи, те тоже так не ходят: сапогами топают, гремят, меж собой вслух разговаривают, а по одному не ходят. Не наш человек идёт.
Шаги приближались почти неслышно, хотя чуткое ухо Грибанова, привыкшего скрадывать дичь,  различало их не смотря на шуршание веток колыхавшихся на промозглом ветру и перебрёх собак на дальнем конце деревни. Затем заскрипели петли входной двери.
- Хорошо, что не смазал,- подумал Василий, тихо пододвигая к себе лежащий на полу топор.
- Не дури, топор оставь,- вдруг услышал он негромкий, но уверенный голос,- сиди,   как сидел. Шуметь не надо, убью сразу.
- Да, я сижу, -отозвался он осторожно поворачивая голову в сторону приоткрытой за его спиной двери. В ее проеме, на фоне ясного неба, которое уже начинало темнеть от надвигавшихся сумерек, стоял плотный мужчина в защитного цвета телогрейке и кирзовых сапогах. В руке у него поблескивал пистолет.
 Я, погреюсь тут с тобой немного. Ты не против?
-Да что Вы, Алексей Михайлович! Когда я был против?
-Кто такой Алексей Михайлович?- сурово спросил гость.- Дак, Вы и есть. Участковый наш, Орлов. Неужто, меня не помните? 
Парень не ошибся. Действительно это был бывший участковый уполномоченный, который знал эти места как свои пять пальцев. В его ведении были и Кижи, и Сенная губа , что были в нескольких километрах отсюда, а двадцатидвухглавый Кижский собор , хорошо был с берега виден,  особенно на закате, в ясную погоду.
- Вы же меня к себе вызывали, когда мы лошадей колхозных запрягли без спроса и на танцы в Липовицы ездили.  Грибанов я, Василий, вспомнили теперь?
-Помню, был такой. А что ж ты  не в армии? Годов уже тогда тебе больше всех было, ты же сбаламутил пацанов на танцы ехать.
-Видать не все вы помните. Я ведь с шестнадцати годов хромаю, как лемехом от плуга  ногу повредил. Не годен я. Не взяли.
-А эвакуироваться почему не стал?
-Так мать же у меня в годах уже, а тогда и бабка жива была. Куда им ехать? А тут дом хозяйство. Кто же за ними смотреть станет?  Без меня им  погибель. Опять же и не успели мы. Пароход только до Сенной Губы дошел, а нам пока сообщили, пока мы туда на лодке гребли, он уж и уехал. Да, слыхать, и разбомбили его по дороге в Вытегру. Может так он и к лучшему, что мы на него не попали.
- Так все трое и живете?
-Бабку прошлой весной схоронили.
-А финнов на постой к вам  не поставили?
-Не-е-е. Два офицера с денщиками по домам  живут. Солдаты в школе. Комендантом у нас капитан Ойво Пернанен. Он  в клубе обосновался. Там у него и спальня, и кабинет, а  в двух задних комнатах четверо полицаев живут. У них отдельный вход и дверь в кабинет капитана есть.
- Как ты всё подробно знаешь…
- Приходилось бывать.
- Постой-ка, Васька, ты тут не старостой, случайно?
-Нет, усмехнулся Грибанов, молод еще. Меня только бригадиром на полевых работах поставили.
-Ага!- потемнело от гнева лицо Орлова, -перед оккупантами прогибаешься!
Щелкнул взведенный курок «ТТ». Парень оценил этот звук правильно и вскочив, прижался спиной  к стене. Орлов, в полутьме увидел,  как побледнело его лицо.
-Что Вы! Товарищ, Орлов! Я что, сам себя, что ли  назначил?
 -Заслужил, значит, уважение финских властей?
-Нет! Я, можно сказать, от их властей потерпевший.   
Васька скинул телогрейку,  сдернул с себя рубаху и повернулся спиной к Орлову. Тот увидел, что вся спина у Грибанова была исполосована. Шрамы были уже давние, но хорошо заметны. Орлов опустил пистолет.
-За что же, тебя так?  –уже миролюбиво спросил он.
-Вот за это, -сквозь слёзы пробормотал парень,- не хотел в бригадиры идти. 
-Однако…- разведчик мягко спустил курок и вложил пистолет в кобуру.
Пар от его одежды уже перестал идти, видно подсохла. Да и сам он похоже согрелся.
- Не всем, значит, сладко под финнами живется? А некоторые еще советскую власть хаяли.
Грибанов задумался и у него в памяти как в кинематографе начали возникать картинки из прожитой недавно им жизни, которой прошло чуть более двух лет. 
                Новый порядок.
А было так.
Когда последняя баржа, забрав остатки представителей советской власти и жителей окрестных деревень, тех, что успели на нее сесть, ушла, влекомая старым буксирным пароходом, к Свири, еще не занятой наступающими войсками  врага, в Заонежье наступило необычное затишье. Казалось, даже собаки предпочитают лежать, под домом, а не облаивать таких же дворняг или гуляющих овец. Однако на утро кое-кто опомнился. Коли власти нет, значит всё можно. Оставшиеся в Ламбас-Ручье жители начали растаскивать по домам всё. Что еще вчера было общественным. Коров всех угнали для поставок мясозаготовок красной армии еще недели за две до эвакуации.  Расхватывали сельчане оставшихся  лошадей, упряжь, плуги, сенокосилки, подборщики  и всякий другой сельхозинвентарь.  Васька поздновато схватился. Досталась ему только почти новая тачка,   пара лопат и вилы, да из сельсовета пара табуреток. Красивая, шелковая, красная скатерть с вышитыми портретами вождей, которая ему так нравилась, досталась Марфе Патраковой.
На следующее утро,   к ним в деревню вошли финские войска. Точнее сказать,  это был батальон, который распределили по всему Заонежью,  создав укрепрайоны, как у них в посёлке а, где деревни были поменьше, оставили полевые заставы, с численностью солдат в десяток или немного больше.    Среди дня всех жителей созвали на площадь, где раньше проходили первомайские и ноябрьские демонстрации. С трибуны через переводчика всем представили коменданта гарнизона капитана Пернонена и назначили старосту. Им стал Петр Шпаликов, мужик в их деревне пришлый. Привезла его Богданова Марья перед финской войной , когда с курсов животноводов приехала  из Медвежьегорска. Оказалось, что познакомиться и расписаться с этим мужиком она успела за три месяца, пока на учебе была. Он был откуда-то из- под Твери. Осужденный в ходе коллективизации как подкулачник, он был через три года  освобожден за ударный труд на строительстве Беломорско-Балтийского канала, да так при канале в ремонтниках и остался. Объявили всем, сельчанам, что вольница кончилась. Все, что растащили из колхоза, жители должны были  вернуть финским властям, а так же  выйти на полевые работы к семи утра. Составили списки. От работы освободили только совсем старых, да еще безного инвалида Егорыча, что ковылял на костылях уже почти тридцать лет, покалеченный осколком немецкого снаряда в Первую мировую в Галиции.    На следующее утро половина из тех, что должны были идти на уборку овощей, в семь утра к сельсовету не пришли. Кто решил дома в постели поваляться, а кто свою скотину обиходил. Стоял редкостно теплый, погожий сентябрьский день.  Комендант, увидев, что работы не начались,  рассвирепел и отдал команду собрать на площади вновь всех сельчан.  Четверо полицаев и десяток солдат в течение часа всю деревню перевернули, а потом, подгоняя замешкавшихся прикладами винтовок и плетками, собрали  волнующуюся толпу на площади. По приказу коменданта тех, кто не явился,     отделили от остальных и всыпали плетей, разложив прямо посреди площади на скамейке- мужикам по десять, бабам по пять. Последних, только не заставляли заголять спину. Досталось десять горячих и Ваське, который не любил никакой порядок.  Вздумавшую, было, возмущенно кричать толпу,    комендант быстро успокоил длинной очередью в воздух из автомата  «Суоми» . После  чего, на площади воцарилась гнетущая тишина.
-Я не привык отдавать свои распоряжения по одному поводу два раза.- Объявил он через переводчика. - К тому, кто не понял сегодняшнего урока,  будут применены меры более жесткого воздействия. Вы утратили при Советах чувство ответственности, у вас нет  дисциплины  и совести. Придется снова учить. У нас нельзя отлынивать от работы, нельзя уклоняться от приказа, нельзя воровать. Завтра я вывешу список наказаний за ваши нарушения.  Сегодня до обеда предлагаю сдать всё, что вы похитили в колхозе, а так же все имеющееся у вас оружие и радиоприемники. К обеду у дверей сельсовета было выставлено несколько старых, помятых ведер, пяток старых лопат и одна телега, с кусками навоза, засохшего на осях, года три назад. Возле всего этого имущества стояла старая, гнедая с седой шерстью на спине, кобыла Карька, лениво отгонявшая хвостом зеленых мух.   
Комендант, выйдя на площадь, понял сразу, что его указание опять проигнорировали. На этот раз он решил действовать не в лоб, поскольку понимал, что хитрые крестьяне спрятали добро так, что можно год искать пока все не перевернёшь. Если начать их трясти, то  при этом все будут клясться, что имущество им по наследству от дедушки досталось. 
По домам пошли староста и два полицая с ним. Полицаи были не из местных. Капитан Пернонен, наслышан был, что такое в России круговая порука и кумовство. Полицаев он привез с собой.  Кто был из под Олонца, кто пряжинский, а один и вовсе из Юмы.   Все они говорили по-карельски и финский тоже хорошо понимали. Главное, что в этих краях ни друзей, ни родных у него не было.
Тактика представителей новой власти была весьма проста. Они заходили в избу и вели мирную беседу с хозяевами, говорили за жизнь, расспрашивали,  как им жилось при советской власти, что было хорошего, а что плохого. Больше расспрашивали о соседях: кто в активистах ходил, а кто в семье «врага народа»  оказался. У кого дети в Красной армии служат, кто из родни судимость имеет и за что. Всё это староста тщательно брал «на карандаш», делая записи  в толстой амбарной книге. Сейчас бы это назвали «подворный обход с разведопросом». Беседа всегда заканчивалось миролюбиво, на дружеской ноте.
- Я вижу, что вы люди добрые и против новой власти ничего не имеете.
 Еще в Святом писании сказано- «Всякая власть от Бога!» У вас сейчас эта? Вот и уважайте её, а она вас отблагодарит. Мы знаем, что вы честные крестьяне и ничего себе из колхозного имущества не взяли. Жаль, что не все в деревне у вас такие. Вот, к примеру,  Степану Окушкову конь достался, а Татьяне Ойнонен – плуг новый. А они говорят, что это вы награбленное на себе унести не могли, так на телеге увозили. Не припомните, кто действительно имущество себе забрал?
Частенько   после такого обращения какая-нибудь из крестьянок в сердцах выпаливала:
- Это мы- то на возу вывозили? Да у нас и телеги нет. Всей и прибыли-то вон корыто для свиней, да веревки моток. Совести нет совсем у  Татьяны. Она кроме плуга еще два мешка семенного ячменя утащила, да овцу. А мы люди честные.
Так, обойдя за три дня весь посёлок, староста получил полную картину у кого и что именно следует искать. Следующий  рейд по избам, проведенный комендантом с подачи старости, был уже более жестким. Он больше походил на облаву. Всем жителям посёлка в воскресенье было предписано оставаться в домах, ни в лес, ни в озеро не выезжать и не выходить.  После этого. Разбившись на четыре  команды, полицаи при поддержке финских солдат, на телегах запряженных лошадьми, со списками в руках, заезжали в каждый дом поселка и вывозили оттуда,  колхозный инвентарь, зерно, картошку и овец. Их почему-то в пользу Красной армии не реквизировали. Видно,  не было соответствующего приказа  и они голодным стадом болтались три дня по поселку, пока их не разобрали жители. Теперь настала пора этим овцам послужить провиантом для финской армии. Финны вернули не только всё колхозное, но и еще дополнительно изъяли и зерно, и картофель, прежде всего у тех, кто имел в родне красноармейцев и не успел эвакуироваться. Плачь и вой стояли по всему поселку, пока акция не закончилась. Того, кто пытался цепляться за имущество, приводили плетками в почтительное к властям состояние. Забрали они с собой и жену политрука Алексеева, вместе с малолетней дочерью. Дом заколотили досками, а их,  посадив на телегу отвезли в Кяппесельгу, где стоял финский гарнизон. Больше в посёлке их никто не видел. Потом прошел слух, что их определили в разные концентрационные лагеря.
               
                Предателями не рождаются.
              Начались полевые работы. Сентябрь был тёплым и овощи в полях стояли неубранные.  Успели только рожь,  ячмень, да горох скосить,  картошку  только начали копать, а морковь, свекла, турнепс,  и брюква так и остались в колхозных полях. Пернонен со старостой назначали звеньевых и установили норму вывоза овощей в закрома.  Пока норму не сделаешь, уходить домой было запрещено.   Для помощи в уборке полей из  бывшего  Медвежьегорска, переименованного финнами в Кархумяки  привезли два десятка молодых девушек.  Это староста Пернонену насоветовал.
-У коммунистов,-  доказывал он,- если колхозники урожай убирать не успевают, то привлекают студентов и школьников. Наверняка в Кархумяки много есть безработного населения, вот и помогли бы нам. А то с такой рабочей силой мы тут до «белых мух»   не управимся.
 Финскому капитану эта идея понравилась и  он позвонил своему начальству. Вскоре приехал большой финский грузовик, покрытый брезентом, а в нем полный кузов русских девушек.   Расселили их в трех домах. В том, что остался от Алексеевых и еще в двух, откуда все в эвакуацию выехали.   
Через неделю, капитан разрешил им в воскресенье устроить баню и даже танцы под патефон организовал, и пластинки дал с финскими песнями.  Пришел туда и Васька. Шюцкоровцы , разгоряченные самогоном, вовсю отплясывали с девчатами задорную финскую  польку.  С его хромотой, танцевать, как это делали  они у него не получалось, зато одна из девушек согласилась, чтобы он ее до дома проводил.
- Пойдем со мной, горячо шептала она, а то Матти пристал. Пока танцевали всю облапал, а на крыльцо вышли, так все щеки обслюнявил, самому лет пятьдесят, наверное, чесноком воняет
-Каунис нейти. Ракос тютти .- передразнила она его.
Когда, дошли до дома Алексеевых, где  жила Нина, то с разговорами как-то незаметно, у него вдруг возникло желание обладать ею.
-Может, в баньку пойдем,  посидим, холодно уже,- предложил он. –А то,  у вас в избе твои же подружки и поговорить нам не дадут.
           Дело молодое.  Вскоре они уже во всю целовались в неостывшей еще баньке. В этот же вечер Ваське посчастливилось и мужчиной стать. Домой он, крадучись, пришел только  под утро:  комендантский час все-таки. После сигнала отбоя, который подавали полицаи, звеня молотком по подвешеной рельсе, хождение в поселке было запрещено.    
     Утром мать едва растолкала его, чтоб на работу не опоздал. В течение дня распогодилось. Девушки убирали из-под плуга свеклу. Васька ездил на лошади и укладывал в телегу полные мешки, потом свозил их под навес. Разгрузив, очередную телегу,  ему вдруг так  захотелось передохнуть, что сил больше не было. Да и что могло случиться, если он минут пятнадцать посидит в холодке?
 Очнулся он от ожегшего его удара плетью и отборного мата старосты.
- Это ты так работаешь на благо Великой Финляндии? - орал тот,  охаживая Ваську плетью. Плеть у старосты была особенная, не как у полицаев или финнов. Сделана она была из стального тросика в пол пальца толщиной с шариком на конце.
-Запорю ублюдок, саботаж развёл! Не дай Бог, план не выполнишь…
Клочья рубахи на спине Васьки были все в крови, когда он потерял от боли сознание.
Очнулся он, от новой боли, которая возникала и постепенно стихала. Это Нина прикладывала  к его исполосованной спине, нарезанный ломтиками молодой картофель. Домой он ехал уже в сумерках, выполнив задание полностью. Возле дома его поджидал староста.
-Не вздумай завтра опоздать.
На следующий день староста опять верхом явился в поле, уже с утра. Он собрал крестьян и бригаду девушек из Медгоры  и объявил им,-
- С сегодняшнего дня звеньевым у вас будет Василий Грибанов. Передаю ему всю полноту власти, а если дневное задание по уборке не выполните, пороть его буду вместе с вами. 
- Так что, Васька, старайся, да кнутом вразумляй нерадивых почаще.
Он захохотал, очевидно довольный своим решением, а новоиспеченного звеньевого прошиб холодный пот. Вскоре Грибанов вошел в роль. Он вдруг ощутил, что от него реально зависит судьба людей. Когда ему кто-то начинал перечить, то получал от него дополнительные задания. Пацанов и девчат он мог уже огреть кнутом просто так, проходя мимо.  А старшую  из медвежьегорской группы, когда она назвала его держимордой,  отхлестал кнутом при всех. Встречи с Ниной прекратились. Она высказала ему презренье из-за его новой должности.
- Ну, и черт с тобой, -выругался в сердцах Васька, - и вечером пригласил зайти к нему в баньку разбитную девицу Валю, лет двадцати пяти, из их же группы,  с которой они время провели не без приятности.
Недели через две Грибанова уже назначили бригадиром, а эта должность уже оплачивалась. Получив в первый раз за месяц сто марок из рук коменданта, Василий долго разглядывал не знакомые на вид финские купюры, дивясь тому, что на одной из них были нарисованы голые люди.
 Когда уборочная была закончена, староста подал коменданту Пернонену новую мысль. Девушек не нужно возвращать в Медвежьегорск в их семьи. Финляндия сейчас нуждается в рабочей силе. Финские парни все воюют против Советов, вот пусть советские девушки заменят их на хуторах. Пернонен  позвонил начальству и вскоре большой грузовик увез девушек в сторону Йоэнсу .  В тот день Грибанова комендант вызвал к себе и вручил ему десять финских марок. Парень стоял, растерянно разглядывая синие бумажки, а, присутствовавший при этом староста, одобрительно заулыбался,-
-Бери, бери. Заслужил. Чем мне новая власть нравится, так это то, что ценят они  нужных людей. Это не при Советах.
Василий понял, что тот получил вознаграждение и вовсе немалое.      
      Вскоре наступила зима. Староста сколотил бригады по заготовке леса. Финны пригнали десяток лошадей и крепкие сани для вывозки бревен. Каждый день жители поселка  уходили на делянку  на валку леса и возвращались затемно. Из поселка отлучаться можно было только с личного разрешения коменданта. Вот как-то в воскресенье, по морозцу финский патруль наткнулся на след,  который уходил в лес и затем вернулся опять в поселок.  Более детальное обследование показало, что в трех километрах от Ламбас-Ручья кто-то охотился. Были найдены две гильзы и птичьи перья. След в поселке затерялся. Староста вызвал Грибанова и сказал.-
- Срок тебе два дня. Чтоб этот охотник был у нас в комендатуре.
- Да, где я его возьму?- взмолился Васька
- Плетки получишь! Не зли меня!
Ваську аж передернуло от воспоминаний об этом предмете.
Ему не нужно было дом за домом  обходить всю деревню. Он  всё прикинул сразу,-
-Охотников в поселке до войны всего было восемь. Двое в Красной армии. А семьи эвакуированы. В трёх домах одни бабы- эти не пойдут. Старик Игнатьев свое ружьё  сдал, когда полицаи по домам имущество колхозное искали. Две семьи остается: Никоновы,  да Гоккоевы.
 - Проявят себя,- думал он и кружил у этих домов, внимательно приглядываясь и принюхиваясь ко всему. Заходить не хотел, чтоб не спугнуть. Рано утром второго дня, заметил он, наконец, как лохматый пес Гоккоевых по кличке Тарас, грызет замерзшую глухариную голову,  очевидно,  кем-то зарытую и добытую им из-под снега. 
-Этот пёс на свою территорию других собак не пустит, да и они его тоже. Значит, свои отходы от птицы Гоккоевы и закопали. А ружье их пацан Степка вряд ли дома держит. Чтобы иметь возможность отбрехаться, -не знаю, мол, откуда что взялось,- в дровянике, небось,  прячет.
-Поспешать, однако, надо,- и Грибанов заторопился к старосте в дом.
-Вот это дело,- обрадовался тот, когда Васька изложил ему свои соображения. –На, вот, выпей, -он налил ему полстакана самогона и дал лепешкой закусить. Пошли в комендатуру. Комендант дал старосте в помощь  четырех полицаев. Грибанов упал на колени и упросил, чтобы ему при обыске не присутствовать. Комендант согласился и выплатил ему двадцать марок. Через час полицаи приволокли в комендатуру избитого до полусмерти Степку и изъятую старую берданку  с патронами. Подростка кинули связанного в сани и увезли в Кяппесельгу.   
   Бабку, Мехнину Агафью,  Василий сдал коменданту уже почти из любопытства: заплатят за это или нет. Та хранила за божницей, вырезанный из журнала «Огонек», портрет маршала Сталина, вождя всех трудящихся. Временами она молилась сразу обоим Николе Угоднику и Отцу народов, Свято веря, что молитва ее будет услышана и Красная армия одержит победу над супостатами, а, значит, ее внуки домой вернутся. Померла бабка через неделю после финских плетей, когда полицаи при обыске ненавистный им портрет нашли. Грибанову выдали всего пять марок за нее.  Потом он еще другие мелкие услуги оказывал. То старосте расскажет, кто плохо о финских властях отзывается, то поведает, что из молока, надоенного от коровы, которую финским солдатам привезли из Кяппесельги, доярка Марфа утаила пол-литра молока для детей. Финны и,  правда, платили за информацию исправно. Неплохое это было подспорье к его бригадирской зарплате. Можно было теперь и конфетами побаловаться и маслица сливочного заказать. Всё это ему полицаи исправно привозили ему из Великой Губы или из Медвежьегорска, где работали лавочки, открытые властями и продававшие товары за марки.   Наказание же для жителей поселка было неотвратимым, исходя из содеянного.
 А вот сегодня в баньку к нему должна была прийти вдова, двадцати семи лет,  Петрушова Марья. Он ее  застал с сумкой свеклы, взятой из финского хранилища, где она работала на переборке овощей. Правда, он пообещал финнам об этом не сообщать. 
И тут черт принес этого Орлова.
                Возмездие оккупантам.
 Все это промелькнуло у Васьки в голове почти мгновенно.
-Господи, да что за времена настали? Финны пришли: чуть-что, плети да концлагерь. Свои придут, пистолетом в нос тыкают,- со слезой в голосе начал он канючить.  Завершил свою жалобу он фразой, передразнивая персонажа из кинофильма  «Чапаев», который привозили к ним в поселок: «… и  куды же хрестьянину податься?»
-Да, ладно, себя-то жалеть. Другие кровь на фронте проливают, а не финские закрома набивают. Когда наши придут,  со всех спросится, что каждый  для победы сделал.
- Вы, я так понимаю, в партизанах нынче состоите?
- Вроде того…
-У нас остановитесь, или дальше свой путь держите?
-Меньше будешь знать, лучше будешь спать. Да и мне спокойней будет.
- Я ведь только к тому, что устали вы с дороги, может, переночуете? А завтра уж с новыми силами, куда вам там надо…
- Некогда отдых разводить. Кума своего, Мунакова Петю, хотел я в Великой Губе  навестить, да там может и отдохнуть, денька три-четыре. Ну, веди в избу.
Васька подкинул еще несколько полешек под котел и они пошли с незваным гостем в избу, что была на горушке. Когда они вошли в дом, две тени из-за кустов незаметно прошмыгнули в баньку.
Нагнув голову, чтобы не зацепить притолоку, Орлов шагнул вслед за Грибановым  в горницу и окунулся в тепло деревенского дома.  Маленькая, сгорбленная женщина в белом платке, хлопотала у русской печки, из которой доносился дух только что испеченного пирога. Орлов сглотнул голодную слюну.
- Здравствуйте,- сказал он ей, снимая шапку.
- И тебе, милок,  не хворать,- неласково буркнула старушка, и, не обращая внимания на гостя,  спросила у сына,-
- Это ты кого, Василий в дом привёл?
- Да, наш это, свой значит….- начал мямлить ее тот в ответ, - вот поужинаем и уйдет…
-Что-то я среди своих такого не припомню. Не боишься финской плётки из-за этого гостя?- пробурчала она, зыркнув глазами.
- Ну, проходи, коли пришел. Я на стол собирать буду.
Запалив керосиновую лампу, висящую над столом,  она поставила табуретку,  стукнув ее об пол, потом на всех окнах задернула занавески. Выставила на стол из печки картошку «в мундире» в небольшом, закопченном чугунке. Сын сбегал в кладовку и принес оттуда соленых грибов и капусты. Хлеб своей выпечки он нарезал крупными ломтями.
-Садись, отведай, чем Бог послал. 
- Орлов, сбросив, телогрейку, подсел к столу.
-Что, торопишься сильно?- взглянула ему в глаза, карелка.
- Да не так чтобы уж очень, - уклончиво ответил разведчик, - с чего Вы взяли?
- Сапоги не снял, а к столу сел. Или не уважаешь нас, или боишься, что некогда будет сапоги одевать. Ну, Бог тебе судья, - перекрестилась она, повернувшись к иконе с коричневым изображением Николы Угодника, возле которой теплилась лампадка.
- Что про Москву слыхать? –вдруг спросила она, когда Орлов наскоро перекусив запивал чаем кусок рыбного пирога.
 Он чуть не поперхнулся. Рука привычно потянулась к кобуре.
- Ты ведь, оттуда?- кивнула она головой на шумевшее за окнами штормовое Онежское озеро.
- Стоит Москва,- буркнул Орлов, натягивая телогрейку, - и стоять будет.
-Ну-ну, спаси ее Господь. Калиток  вон возьми на дорогу. Василий,  дай  тряпицу.
Сын ее поспешно достал с завалинки кусок чистой холстинки, а старушка ссыпала в нее все из тарелки, ловко завернув,  и протянула Алексею.
-Ступай мил человек. Не поминай лихом. Не нужно у нас оставаться, беда будет.
- Есть у меня, где ночевать, - отозвался тот, пряча в вещмешок угощенье.
-Василий,- проводи гостя. Старушка вслед его перекрестила и закрыла дверь. В сенях Орлов остановился.
-Вот что, хватит отсиживаться! Любовь к Родине доказывать нужно. Проводишь меня к коменданту.
- Ладно. Мне всё равно к нему идти. Он рыбы просил ему на ужин занести.
-А рыба-то есть?
-Я уже приготовил.
- Ну, пошли. Только чтоб поменьше народу нас видело.
- Темно уже, если и заметят, не поймут. Только торопиться надо. В девять вечера комендантский час начинается. Полицаи могут обход сделать.
Василий взял берестяную корзину с рыбой, и они пошли вдоль домов, в которых где горел свет керосиновой лампы, а где и теплилась лучина. За ними выскользнули две тени и последовали поодаль  в ту же сторону. К дому коменданта Орлов и его проводник подошли со стороны сарая. В доме, в каждом окне горел свет и освещал двор. Только за сараем была длинная тень. Орлов остановился.
-Хорошая позиция. Обе двери видно. Значит так. Заходишь к коменданту, отдашь ему рыбу, осмотрись как обстановка,  нет ли с ним полицаев и быстро обратно.  Не торчи там. 
-Ладно. Грибанов скрылся за дверью. Потянулись минуты томительного ожидания. Две темные тени вплотную приблизились к Орлову.
- Что там вокруг, хлопцы?
- Тихо все. Никого не встретили.
-Скоро Грибанов выйдет, тогда и определимся, что дальше делать.
Между тем Василий вошел в кабинет коменданта и протянул ему корзинку.
- Рыбы вот принёс, как Вы велели.
Ойво Пернанен сидел за двухтумбовым дубовым столом. Он пил кофе из большой чашки, наливая его из высокого никелированного кофейника, который стоял на специальной подставке со спиртовкой, чтобы кофе можно было подогревать, не убирая его со стола. Лицо его и лоб с глубокими залысинами раскраснелись. Видно было, что финский офицер только что пришел из бани. Он сидел в галифе на широких подтяжках, а форменный китель его висел на спинке стула.
-Тулэ тяннэ ,- подозвал его к себе капитан и заглянул в корзинку. -Ou! Kala! Huva, paljon kiitos. 
Он постучал ладонью по двери у себя за спиной.
Микко! Тулэ тянне! 
Вошел усатый полицай с нашивкой на рукаве. Комендант сунул ему в руки корзинку с рыбой. Тот заглянул в нее и, сказав,
- Уммерта, херра каппитани , -вышел из комнаты обратно, плотно закрыв дверь. Пернанен достал из бумажника пять финских марок и вручив, Грибанову сделал ему знак рукой, чтобы тот уходил.
-Пальён киитос, херра каппитани , - поблагодарил он его, кланяясь и вздохнув с облегчением вышел на крыльцо. Никого вокруг не было видно.
Грибанов зашел за сарай. Место он определил правильно. Орлов его дожидался там.
-Ну, что скажешь?
-А что сказать? Пернонен  только из байни пришел, чай пьет. Полицаев в его половине нету. Только вот черт принес его свояченицу. Она дочку к нему из Йоэнсу привезла. Мать, стало быть, жена его, погибла на прошлой неделе,  когда Советы город бомбили. А больше родни нету, вот она девчонку и привезла. Пять лет ей всего. Они в боковой комнате расположились. Свояченица, собиралась сегодня обратно в Кяппесельгу, боязно ей здесь оставаться.
-А за девчонку ей не боязно?
- Бог ее знает, она ведь дочь, всё же   с отцом оставляет, а сама обратно, к своей семье. Пернонен даже лошадь распрягать не велел.  Возчик сейчас  с полицаями ужинает.
-А вот это славно, - смекнул Орлов. Где они эту лошадь держат?
-Так, поди, в колхозной конюшне.
-Значит так. Колганов, пойдешь в конюшню. Если охраняет ее кто, сними  часового. Только без шума. Телегу или что там у них, в упряжи стоит, держи наготове. Других лошадей, что еще стоят в конюшне, сумей так стреножить, чтоб сразу отвязать не смогли.
Один из его провожатых исчез в темноте.
- Иволгин, ты с автоматом, займи позицию рядом с казармой, где  шюцкоры расположились. Когда заваруха начнется, с полицаями я сам управлюсь, а ты шугани их, когда они тревогу объявят, чтобы охоту отбить за нами гнаться.  Потом беги к конюшне. Я после акции тоже туда подтянусь. Попробуем вместе оторваться. Если они опомнятся, длительного боя нам не выдержать. Силы не те, да и задачи другие есть.
- А я что?- Спросил Грибанов.
-Домой иди. Мать, поди, заждалась.
- Прощайте, Алексей Михайлович…
Орлов вынул пистолет из кобуры, передернул затвор и сунул оружие  за пазуху.  Потом он достал из вещмешка большую противотанковую гранату и вставил в рукоятку детонатор. Теперь назад пути не было. Он поднялся на крыльцо  и решительно шагнул  в комнату коменданта. Увидев вошедшего, он изменился в лице и поднялся во весь рост. Крупное чисто выбритое его лицо побледнело и покрылось капельками пота. Вокруг шеи  нательная рубашка  начала темнеть.
- Кука синэ олэт? - прохрипел он. -Менэ пойс!
Орлов выхватил из отворота телогрейки пистолет и молча махнул стволом, показывая, чтобы он отошел от стола.
- Документы где?- Спросил он коменданта.
- Таккументы?  О, хювя… уммерта. Папирен? 
Он показал левой рукой на полку, что была прибита к стене. Рядком на ней стояли папки с разноцветными корешками. Одновременно правой рукой капитан Пернонен начал выдвигать верхний ящик стола. Разведчик искоса глянул на полку, внимательно наблюдая за финским офицером,  и  перехватил его взгляд, брошенный на черный кожаный портфель, стоявший у стола.  Вдруг дверь справа от Орлова, заскрипев,  приотворилась.  Оттуда в длинной ночной рубашке выглянула девочка лет пяти, щурясь от яркого света.
Они оба  обернулись на это явление.
Комендант, изменившись в лице,  закричал девочке
Эйла, юоксе! Партисанен! 
Одновременно он выдвинул ящик стола  и выхватил оттуда «Парабеллум». Орлов на долю секунды опередил его пулей из ТТ, которая навылет пробила шею коменданта. В комнате полицаев послышался топот сапог. Он метнул свою большую гранату, уже уставшей ее держать левой рукой, в начавшую, было, открываться  дверь, и упал ничком на пол возле стола. Противотанковая граната попал в косяк двери. Взрыв ее был ужасен. Стоявший   за сараем с автоматом наготове Иволгин, даже присел, когда от взрыва изо всех окон с левой стороны дома с пламенем и оглушительным грохотом  вылетели стекла, а потом оттуда повалил дым. Из распахнувшейся двери комендатуры выбежал, мотая головой, но с черным портфелем в одной руке и пистолетом в другой, командир их группы.    Почти добежал он до сарая, когда из двери с тыльной стороны дома на крыльцо в расстегнутом кителе выскочил полицейский с карабином в руке.
-Партизаны! – Истошно завопил он, вглядываясь в темноту. Иволгин вскинул ППШ и ударил очередью по  белому пятну исподней рубахи, хорошо различимой в прорехе черного кителя полицая.  Тот,  словно споткнувшись,  свалился боком с крыльца.
- Бежим к конюшне, - бросил  товарищу  на бегу Орлов.
Когда они пробегали мимо школы, которая была превращена в финскую казарму, оттуда уже начали выбегать солдаты с винтовками в руках. Как назло луна полностью вышла из-за облака и теперь освещала посёлок не хуже прожектора. Финны заметили движущиеся тени. Да еще собаки залаяли рядом с ними, будь они не ладны. Забухали винтовки. Несколько пуль выбили щепки из дома, за который они успели спрятаться.
- Я же тебе приказал,- упрекнул разведчика командир, чтобы ты казарму под прицелом держал.
- Так я за Вас боялся, от полицаев прикрывал.  Я их пыл сейчас остужу немного.   
Он сдернул у себя с пояса гранату Ф-1  и, на мгновение, высунувшись,  из-за дома,  швырнул ее в сторону преследовавшего их врага. Граната оглушительно лопнула в конце улицы, вспышкой осветив согнувшиеся фигуры с винтовками. Иволгин наугад полоснул в их сторону из автомата. Они с Орловым побежали огородами к конюшне, и уже не слышали, как кто-то из врагов вскрикнул, а кто-то громко стонал и ругался
-Са-атана, перкеле!
Возле конюшни, вот удача, на облучке тарантаса с рессорами, а не просто на телеге,  запряженной высоким жеребцом,  сидел их товарищ, вглядываясь в темноту и держа наготове автомат. Запрыгнув на телегу, Орлов скомандовал, - Давай, уходи по улице налево. Площадь финны перекрыли.
 Жеребец после удара кнутом рванул с места так, что комья земли полетели у него из-под копыт, а седокам пришлось вцепиться в     поручни.
Сквозь мелькавшие деревья разведчикам видно было, что кто-то из финнов бежит им наперерез по боковой улочке и не успевает. Повозка с грохотом пролетела в пяти шагах мимо финского солдата. Тот выскочил на дорогу, упал на одно колено и вслед беглецам бухнул выстрел из маузеровской винтовки, потом второй. Иволгин схватился за руку и простонал, -кажись, меня зацепило.
Километра через три Колганов перестал нахлестывать жеребца, и они поехали дальше размашистой рысью, удаляясь от посёлка в сторону Уницы.
Между тем финны и оставшиеся в живых два полицая, один из которых был легко ранен в голову, с фонарями начали обшаривать посёлок. Почти сразу они наткнулись на спрятавшегося рядом с комендатурой, трясущегося от страха Грибанова.
- А ну, иди сюда, недобиток партизанский.
Тот вышел с поднятыми руками.
- Да это же я Грибанов, я бригадиром у вас. Мимо вот проходил, а тут стрельба.
Увидев, что полицай достал наган из кобуры, он упал на колени и заплакал. – Клянусь вам. Я же верой и правдой за новую власть.
- Хватит врать. Ты  же рыбу коменданту только что заносил, не успел из дома выйти, как убивец этот подоспел. Ты его и навел. Это же дружок твой, а может сродственник? А ну, говори, падла! Пулю слопаешь, если врать будешь!
Усатый полицай сунул ствол нагана Грибанову в рот, выбив один зуб, и взвел курок. Тот затрясся от ужаса.
- Я всё скажу. Они меня заставили.
- Кто они? Орлов это и его дружки.
-Что за Орлов?
- До войны в милиции служил. Был тут участковым уполномоченным. Он у них за главного.
- Сколько их было? Кто еще с ним?
- Еще двое точно. Я их не знаю. Орлов говорил, что у него родня в Великой Губе. Петр Мунаков, они у него остановиться хотели.
-Ясно. Херра каппралли, тулэ тянне ,- подозвал усатый пожилого  финна с нашивками на рукаве. Он заговорил по-фински,  очевидно передавая ему полученную информацию. Тот согласно кивал головой, показывая, что понял, а потом побежал в комендатуру и начал звонить начальнику гарнизона.
- Они что, у тебя дома отсиживались? Продуктами, небось, партизан
 снабдил?
- Нет, что вы, они с озера пришли.
- Ладно,  иди домой и сиди тихо. Завтра следователь финский приедет, ему все и расскажешь.
Ночью преследовать советскую диверсионно-разведывательную группу финны не решились. Однако все посты и гарнизоны Заонежья были предупреждены  об опасности ее появления.  След  Орлова с товарищами затерялся в лесах Карелии.  Время от времени только, то там, то здесь взлетали на воздух мосты, кто-то перерубал телефонные линии, в деревнях загорались фуражные склады и расклеивались листовки. Сначала финны полагали, что это дело рук неуловимого Орлова с товарищами.  Вскоре оккупационные власти где-то  добыли его портрет. Во всех деревнях и посёлках он был развешен в видных местах  вместе с объявлением награды за его голову в десять тысяч марок.  Но иногда такие акты совершались в нескольких местах одновременно. Это уже начинало действовать организованное им подполье. В некоторых деревнях, таких, как скажем Мунозеро,  десятки людей знали, что Орлов пришел подкрепиться и в баньке помыться, но финнам об этом никто не сообщал. Не было на всю деревню ни одного предателя. Зато регулярно на связь выходила неуловимая радиостанция, которая посылала шифровки о дислокации противника в разведцентр.
                Возвращение.
Прошло больше месяца, когда Орлов получил приказ из центра возвратиться на советскую сторону. Когда группа пробиралась через  линию фронта, с неба уже начали сыпаться «белые мухи», как говорили карелы. 
Вот тогда-то их и засекли. Финны после первого же снега использовали тактику российской пограничной стражи. Некоторый опыт полученный ими, когда Великое княжество Финляндское входило в состав Российской империи, они использовали весьма успешно. Вокруг каждого населенного пункта они образовывали контрольно-следовую линию. Пока снег был неустоявшимся, это была дорожка следов дежурных нарядов. Когда снега выпадало побольше- это уже была лыжня.  Каждое ее пересечение фиксировалось и тщательно проверялось, что за нарушители режима появились в зоне их действий.     Поисковая группа финнов вцепилась в них бульдожьей хваткой.  Разведчики шли, минуя дороги, по болотам, уже вторые сутки. Хорошо еще, что у противника не было розыскных собак, но следопыты у них были  опытные, а  упорства им было не занимать. И те и другие не могли себе позволить отдыхать больше, чем пятнадцать минут. Они шли по компасу, выбрав примерное направление в сторону Пудожа, временами постреливая  с холмов по своим преследователям. Финны тоже шли без подкрепления.  Когда у Орлова,  от усталости поплыли зеленые круги перед глазами,  он сбросил с себя рацию в болото,  а Колгангов утопил комплект питания весом с полпуда. Оставался последний бросок через болото, за  которым полоса проволочных заграждений, а за ними  такая долгожданная советская земля, зарывшись в которую,  в окопах их ждали боевые друзья.  Проклятое болото было не только топким, но почти без растительности.  Редкие кустарниковые березки и чахлые сосенки, которые не доставали им до пояса, были неважным укрытием от чужих глаз. Финны же наоборот взобрались на лесистый бугор, уже  преодоленный разведчиками. Расстояние резко сократилось. Тут и ужалила сержанта Колганова в голень финская пуля. Охнув, он упал в болото и скрипел зубами от боли. Орлов ощупал его ногу и понял, что дело плохо. У разведчика была перебита кость голени. С такой ногой никуда не уйдешь. На месте в этом болоте стоять было нельзя. Моментально начинала выступать из-под моха вода,  и человек медленно тонул в торфяной жиже. Метрах в пятидесяти виднелось не большое каменистое возвышение метров,   похожее на затонувшую вверх дном лодку, с мшистым валуном посередине. Туда они с Иволгиным и оттащили товарища. Кривясь от боли, Колганов  взглянул им в глаза. Разведчики  поняли друг друга без слов.
-Гранаты оставьте…  Михалыч, я задержу их.
 Они сбросили возле него всё лишнее. Себе оставили  только автомат с тридцатью патронами у Иволгина и пистолет у Орлова, да еще захваченные у  врага документы. Три диска к автомату, да три гранаты, вот всё, чем  теперь измерялся срок жизни Степана Колганова.  Они обнялись с ним и пошли на восток, не оборачиваясь и  утопая в заснеженном болоте. Это была последняя их возможность оторваться от преследователей. Через полчаса со стороны болота донеслось стрекотание автомата и буханье винтовок. Потом раздались взрывы гранат. А затем наступила тишина.
В темноте разведчики преодолели заминированные заграждения и столкнулись с красноармейцами из боевого охранения.  Закончился очередной  рейд, который продлился больше месяца.  Когда утром Начальник войсковой разведки объявил Орлову и Иволгину благодарность командования фронтом,  они, привычно откозыряв,  отчеканили: «Служим трудовому народу!» 

                Эпилог.
С Алексеем Михайловичем Орловым мне довелось встретиться  9 мая в год 30- летия Победы.  Крепкий, пожилой мужчина, с множеством орденов и медалей на темно-синем пиджаке гражданского покроя привлекал внимание и ветеранов и молодежи. Меня представил ему наш ветеран войны, с которым они были давно знакомы. Орлов охотно отвечал на мои вопросы, но его постоянно прерывали, поскольку очень многим хотелось с ним поздороваться, вручить живую гвоздичку или просто  пожать руку. Узнать мне хотелось многое и подробно. Договорились мы с ним встретиться уже в день освобождения Петрозаводска в конце июня.  Официальные мероприятия в этот день закончились быстро и вскоре Орлов, как и обещал, пришел на Набережную. Заговорили о войне.  Вспомнили партизан. Товарищ мой спросил у Алексея Михайловича,-
- А Вы давно бывали в Ламбас- Ручье, Великой Губе, Кяппесельге, там где ходили тропами разведчика?
-В Кижах был в прошлом году, а в этих местах давно не доводилось, считай с войны.
- Если хотите,  можем прокатиться. Погода хорошая, да и  вспомните молодость.
- Так это же далеко.  На машине километров двести пятьдесят добираться. По плохой грунтовке весь день уйдет, а то  и два.
- Можно и быстрее. Думаю,  гораздо быстрее уложимся. Пойдемте к причалу.
Вскоре мы уже мчались на милицейском катере,  на  подводных крыльях в сторону Ламбас-Ручья. Высадились на теплоходной пристани. Орлов вспоминал, где,  как и что происходило. Сопровождал нас молодой председатель сельсовета, он и давал необходимые разъяснения.
-   Здесь конюшня была.
- Сгорела от молнии года три назад.
- В школе финская казарма была.
  - Отремонтировали. Занятия там идут. Сейчас, правда, каникулы, так закрыта.
- Вот тут комендант Пернонен жил, - глянул он красный флаг над домом.
- Сельсовет там сейчас, зайдемте.
Мы зашли  впятером. За нами уже потянулись любопытные ребятишки.
Орлов, огляделся в комнате.
- А стол- то, тот же самый,- сказал он, глянув на двухтумбовое дубовое сооружение, -на него тогда взрывная волна пришлась и двери досталось,- погладил он посеченное осколками, крепкое свежевыкрашенное дверное полотно.
- А ,где вы высадились, помните?
- Конечно, вон в конце деревни.
Мы подошли к старой баньке на берегу. Из-под крыши ее валил дым, банька топилась по-черному. Была  суббота и, похоже, хозяин дров не жалел.
Из баньки вышел сгорбленный старик и опираясь на палку. Прихрамывая,  пошел было к дровянику.
- Здоровы будете, Василий Степанович. Поздоровался с ним председатель.
- А, это ты Гришаня, ну здравствуй, - ответил ему тот, подслеповато вглядываясь в него и нашу группу.
-Вот тут товарищи интересуются партизанами. Как комендатуру разгромили, Вы же тогда здесь жили. Помните, наверное.
- Как же не помнить, -он сел на колоду и оперся двумя руками на свою суковатую палку. - Орлов тогда, участковый наш с товарищами это совершили. Вечная им память. А финны потом всю деревню перешерстили. Человек десять  как пособников  в лагерь отправили.
- А Вас не тронули?
- Плетей и мне досталось, шрамы до сих пор есть, но я молчал, никого не выдал.
-   Вот бы Вам с Орловым снова встретиться?
- Да, было бы что вспомнить. Это я ведь тогда его обогрел, еды на дорогу дал, на коменданта вывел.
- Так тебе, Грибанов, может орден надо было дать? –Несдержался Орлов, подойдя вплотную к старику. Тот вскочил, опираясь на палку и, широко открыв глаза,  всмотрелся в говорящего.
- Алексей Михайлович, живой значит?
- Живой как видишь, А вот Мунакова Петра в Великой Губе повесили, хотя он мне родственником не был, а наоборот, с финнами сотрудничал. Ошибочка у них вышла.   Значит, Родина не оценила твой подвиг?
 - Почему же? Восемь лет отсидел от звонка до  звонка.
- Мы на его реабилитацию документы послали, вмешался председатель, -вы же знаете сколько тогда невинных людей по чужим наветам во «враги народа» записали и по 58 статье в лагеря отправили. Сейчас многих уже реабилитировали.
Подошел в это время рослый белобрысый, синеглазый парень, лет двадцати пяти.  Поздоровался со всеми за руку.
-Видишь, Лёша, с отцом твоим про войну вспоминаем,- пояснил ему наш разговор председатель. А нам представил его,- Это Грибанов младший, Алексей Васильевич. Перспективный парень. Сельхозтехникум окончил, армию отслужил, бригадиром теперь на полевых работах.
- Бригадиром?- вскинул на  него пытливый взгляд Орлов, -ну, что ж, дело хорошее. 
- А вы разведчиком были?- парень восхищенно смотрел на ветерана и его награды. Глаза его не могли оторваться от знака «Почетный чекист», который сверкал на лацкане синего пиджака 
- Был.
- Вам повезло. Я бы тоже в разведчики пошел. А отец, вот здесь,  в оккупации был. Хлебнул он горя. Бывает, кричит во сне, а то проснется ночью и сидит возле бани курит. Я ему всегда говорил, что правда, она свою дорогу найдёт. А в прошлый год к нам финны приезжали. У нас ведь с ними дружба. В гости звали, хотят опытом делиться. Сельское хозяйство у них, ведь и, правда, на высоте. Через неделю наша районная делегация в Йоэнсу едет и меня включили.
- В Йоэнсу, говоришь? Да, меняются времена.
Наш катер, выйдя из залива, набрал обороты и поднялся на крыло. Под звон колоколов Кижского собора,   вздымая волны, понесся он к  Петрозаводску. С кормы в лучах заката хорошо была видна  сгорбленная фигурка старика, сидящего возле бани на колоде, вскоре она стала неразличимой и пропала из виду совсем.

                Февраль 2010 года.