Поминальные свечи

Гриша Пейсаходин приехал в Ленинград в 28-м году. Приехал из Суража, что под Витебском. В эти годы еврейская молодежь часто покидала местечки бывшей черты оседлости. Некоторые мечтали в большом городе хорошо заработать, а другие ; выучиться, «стать человеком».
Гриша устроился на швейную фабрику. Смышленый, любознательный, трудолюбивый, он быстро разо- брался в устройстве швейной машины, мог устранить любую неисправность. Жил в общежитии. Пристрастился к чтению. Вечера проводил в библиотеке.
Однажды товарищ по общежитию привел его в спортивный зал. Гриша был высок, широкоплеч, силен.  Как-то сразу он заиграл в волейбол. Заиграл хорошо. Слава о прекрасном волейболисте пошла по городу. Гриша участвовал во всех соревнованиях, часто ездил со своей командой в другие города.
Сбылась и его мечта: он стал учиться в институте физкультуры. Там и познакомился со своей Лизой. Лиза ; под стать Грише: такая же рослая, статная, сильная. Зимой в свободное время бегали на лыжах, катались на коньках, летом ходили под парусами по Финскому заливу.
В мае 31-го родилась у них дочь. И назвали ее Май ей. Получили большую комнату в коммунальной квартире на Обводном канале. А через два года родился сын ; Давид. Гриша работал тренером в спортивной школе. Лиза ; учительницей физкультуры.
В финскую войну Гриша провоевал в лыжном батальоне. Б-г миловал: ни одной царапины.
Младший сын Боренька появился на свет перед самой Отечественной ; в мае 41-го. Майя уже закончила третий класс, Давидка ; первый. Лиза не работала: кормила грудью Бореньку. Гриша в первые дни войны ушел на фронт. Лизе предложили эвакуироваться, но она категорически отказалась: Гриша недалеко, иногда бывает по служебным делам в городе, война долго не продлится. Пережили финскую ; переживем и эту. Да и куда уезжать из родного дома с тремя детьми?
А вражеское кольцо вокруг Ленинграда все сжималось. Первые бомбардировки, первые артобстрелы, первые жестокие морозы, первые жертвы… И голод… На всю семью пятьсот граммов хлеба… и больше ничего. Первое время они жили тем, что еще сохранилось в доме от довоенных времен, да кое-что привозил Гриша. Но Гриша перестал приезжать, и к концу ноября в доме не осталось ничего, кроме того кусочка хлеба, который выдавали по карточкам. Дети плакали, просили есть. Лиза пробовала разделить маленький черно-коричневый, Б-г знает из чего испеченный хлеб на три части, чтобы можно было съесть по мизерному кусочку утром, днем и вечером. Но, проглотив свою порцию и запив ее кипятком, Майя и Давидка сначала молча смотрели на мать голодными глазами, а потом просили, кричали, требовали: «Мы голодные, мы хотим еще. Дай нам доесть!» И мать сдавалась. Потом, не раздеваясь, дети забирались в постель и засыпали. Просыпались. Плакали. Скулили. Просили: «Хоть корочку». У матери разрывалось сердце, но дать было нечего. А чем кормить младшего? Грудь была пуста: молоко давно исчезло. Лиза пережевывала мякиш хлеба, сплевывала его в тряпочку, и эту «жвачку» малыш сосал с утра до вечера. Когда он плакал, она давала ему подслащенную воду. Немного сахарного песка у нее осталось, и она прятала его от старших детей.
Это случилось в двадцатых числах ноября. В комму- нальной  квартире, в соседней комнате, жила молодая женщина с маленькой дочкой. Работала она недалеко от дома в булочной. Иногда женщина просила Лизу присмотреть за ее девочкой. В благодарность, если перед закрытием булочной оставался хлеб, она «отовари- вала» Лизины карточки за завтрашний день. За хлебом обычно ходила Майя. В этот вечер ей повезло: в авоське она несла еще теплый хлебушек. Конец ноября, декабрь ; самое  темное время в Ленинграде. На окнах – маскировка. Только номера домов едва освещают тусклые синие лампочки, да иногда где-то мелькнет синий глазок фонаря: это идет военный патруль. Улица пустынна.
Майина рука невольно тянется к авоське, к хлебу: хоть крошечную корочку… Но она отдергивает руку: она большая, ей уже десять, а дома маленькие Давидка и Боренька, дома мама. Все голодные, все ждут ее, Майю, и хлеб, который она им несет.
И вдруг прямо перед ней ; мужчина. На нем ; военная форма.
; Девочка, как пройти на 7-ю Красноармейскую? Темно. Я заблудился. Я с фронта, к друзьям. Может быть, проводишь?
Майя спешит: дома ее ждут, да и комендантский час скоро наступит. Но разве можно отказать фронтовику, защитнику города? И она идет с мужчиной. Это недалеко. По дороге он расспрашивает Майю, сколько ей лет, с кем живет, откуда так поздно возвращается. Вот и нужная улица. Девочка улыбается:
; До свидания, дяденька. Скорее убейте всех фаши тов.
Но «дяденька» крепко берет ее за руку:
; Давай сюда свою авоську и… карточки. Да поживее, а то больше никогда не увидишь ни мамы, ни бра- тишек.
; Но, дяденька, ; пробует возразить Майя, ; мы же умрем без хлеба, без карточек.
Она плачет:
; Дяденька, пожалейте нас.
«Дяденька» злобно смеется:
; Вот и подыхайте.
И он исчезает в темноте, забрав и хлеб, и карточки. Майя осталась одна среди пустынной улицы. Она слышала как-то разговоры соседей, что в городе появились грабители, что часто они надевают на себя военную форму. Как же раньше она не подумала об этом? И что ей теперь делать? Как вернуться домой без хлеба, без карточек? Как рассказать обо всем маме? Она ходит по темным улицам, пока ее не окликает патруль. Военных трое. У них синие фонарики. Рыдая, она рассказывает им все. Один из военных, самый высокий, обнимает ее за плечи:
; Пойдем, дочка, мы отведем тебя домой и все расскажем твоей маме.
Лиза, заплаканная, стояла около дома. Высокий ей все рассказал и добавил:
; Не ругайте дочку. Хорошо, что жива осталась. Сейчас все может быть. И вот… возьмите от нас.
Он протянул Лизе небольшой кулек. Дома Лиза развернула  кулек. Там лежали два ломтика хлеба и соле- ный огурец.
До конца месяца, до получения новых карточек, осталось шесть дней. Как выжить? Лиза расколола на дрова письменный стол, достала из книжного шкафа самые толстые книги. Маленькая печурка топилась целый день: пусть хоть от холода дети не страдают. И вода в чайнике всегда горячая. Ей казалось, что горячая вода притупляет чувство голода. Дети уже не поднимались с постели. Даже плакать перестали, перестали просить хлеба. Лиза знала: это плохой признак. Время от времени она подходила к старшим, трогала их ссохшиеся личики: еще теплые. Потом, с трудом передвигая опухшие ноги, спускалась по скользким ступе- ням во двор, чтобы набрать ведерко снега. Теплая вода на день будет. Снова ложилась на диван, крепко прижимая к себе чуть теплое тельце младшего. Где-то загремели взрывы. Опять артобстрел. В который раз за день! Лиза ловит себя на грешной мысли: хорошо бы сразу, всем сразу погибнуть, во сне, чтобы не мучить- ся, чтобы ничего не почувствовать.
Они уже давно не спускаются в бомбоубежище: нет сил. А до нового месяца еще четыре дня. Целых четыре дня! Она снова встает, снова трогает детей. Сердце вдруг замирает: Давидка совсем холодный. Лиза беззвучно кричит, тормошит сына ; мальчик не реагирует. Дрожащими руками она берет стакан, наливает туда немного воды, высыпает остатки сахарного песка и, приоткрыв рот Давидки, вливает несколько ложек теплой жидкости. Тельце ребенка теплеет, но она не замечает этого. Лихорадочно Лиза заворачивает на диване в теплое одеяло самого младшего. Нет, она не в силах наблюдать, как умирают ее дети. Крепко прижимая к себе Бореньку, она бредет по улице. Слышны разрывы снарядов. Ее задерживают дежурные, пытаются силой увести в укрытие, но она, как безумная, вырывается и снова идет по улице среди высоких сугробов. Смеркается. Боковым зрением она замечает: по дороге на большой скорости мчится военный грузовик. Вдруг что-то тяжелое падает к ее ногам. В голове промелькнуло: все, это ; конец. Но… она жива. А это «что-то» ; белый мешок. Лиза нагибается, открывает мешок. На дне его ; мука. Да! Мука! Темная, мягкая… живая. Как Лиза дошла до дома? Откуда взялись силы? Всю дорогу ; одна мысль: только бы застать детей живыми. Произошло ЧУДО! Иногда оно случается в жизни. Вся семья дожила до Дня Победы.
… Гришу привезли домой в санитарной машине в конце 45-го. Больше года провалялся он в госпиталях Саратова. У него было тяжелое ранение в живот, отмо- рожены ноги. Из лап смерти его вытащили, а вот ноги спасти не удалось ; ампутировали, да так, что протезы сделать невозможно. Но жить как-то надо. Лиза ходит за советом, за помощью. Но ни совета, ни помощи. Правда, один высокопоставленный чиновник предложил:
; Для таких, как ваш муж, мы организовали интернат. Это на острове Валаам. Там о нем позаботятся. Вам зачем такая обуза?
Лиза задохнулась от гнева:
; За что же вы таких, как мой муж, ссылаете на пустынный остров? За то, что они, отстоявшие Родину, защитившие вас, отдали свое здоровье, стали «получеловеками»? Теперь они своим видом шокируют вас, «полноценных людей»?
Весь вечер Лиза проговорила с мужем. Решили: Грише надо найти работу. И снова Лиза ходит по инстанциям. Но теперь она не просит ; требует. Им дали небольшую квартирку на первом этаже. На углу улицы поставили будку. Здесь Гриша чистил желающим обувь, продавал шнурки, гуталин. Лиза на руках выно- сила мужа на улицу, сажала в коляску, отвозила к буд- ке. Потом нашлись добрые умельцы: приспособили к культям дощечку с колесиками, и стал Гриша сам добираться до работы.
Блокада, переживания, нечеловеческие нагрузки сказались на здоровье Лизы: тяжелое заболевание сердца. Ее положили в больницу. За хозяйку осталась Майя. Однажды, когда девочка пришла навестить мать, Лиза сказала:
; Доченька моя, на тебя ложится тяжесть заботы о твоих близких. Береги их.
Из больницы Лиза не вышла. А Майя не смогла вы- полнить наказ матери. Прошло только два месяца со дня смерти Лизы ; утонул в Малой Невке Давидка. Гриша осунулся, целыми днями молчал. Пережил он свою жену только на два года. Трагически сложилась жизнь и у младшего ; Бориса. Умный, талантливый, в двадцать шесть лет он уже имел свои труды, читал лекции по философии в университете. Он даже не ус- пел жениться. Заболевание почек. Медленная, мучи- тельная смерть…
Сейчас Майя со своей большой и дружной семьей живет в Кирьят-Яме. По приезде в Израиль она сходила к раввину. Взяла у него даты смерти всех своих родных по еврейскому календарю. В эти траурные дни она ставит поминальные свечи, вспоминает прошлое и рассказывает ушедшим в иной мир о своем житье-бытье. А когда наступает канун субботы и она зажигает субботние свечи, произнося выученное на иврите бла- гословение, то потом добавляет по-русски:
; Господи! Если жив тот, кто спас нас в дни блокады, дай ему спокойную старость. Если его нет в живых, пусть земля ему будет пухом.