Чёртова дюжина

13 февраля.  В этот день Анатолий поднялся чуть раньше обычного. Было еще довольно темно. Февральское утро встретило его холодным и тусклым блеском уличных фонарей, сиротливо мерцающих вдоль дороги. Лупоглазые автомобили осторожно журчали на поворотах, на ощупь пробираясь сквозь сумеречный снег, густо липнущий на лобовые стекла. Пробудившийся люд привычно семенил куда-то, равнодушно скользя взглядом по его лицу. Городок оживал.
Анатолий спешил устраиваться на работу.
В одной из муниципальных шарашек в очередной раз загулял рабочий по странной и безобидной фамилии – Кролик. Анатолия, уже полгода стоявшего на бирже труда, направили, вероятно, на его место.
…Вот уже четвертый год, после травмы ноги он жил на одно пособие, перебиваясь временными заработками, и если до него доходил слух, что где-то имеется подходящая работа, он всегда спешил одним из первых.
Так случилось и на этот раз.         
Поднявшись на второй этаж, в конце коридора, перед дверью с табличкой «Начальник Малышев В.М.» он остановился и прислушался. Внутри говорили. Вероятно, шла планерка. Чуть приоткрыв дверь, он сразу увидел того, к кому были обращены взоры всех присутствующих.  Наверняка, это и был начальник «Малышев».  Когда все вышли, он постучал:       
-  Можно? - и не дождавшись ответа, вошел.
На него в упор уставились широко расставленные, чуть навыкате, глаза. Услышав, что он насчет работы, они чуть прищурились и попросили трудовую книжку. Полистав, немного подумав, начальник вернул ее хозяину и чуть помедлив, произнес:
-  Есть одно  местечко, - и нажал кнопку.
Вошла женщина лет пятидесяти.
-  Этого, - указал он на Анатолия, - в «Учреждение» рабочим. Пусть пишет заявление.
Женщина кивнула и выходя, смерила Анатолия нехорошим, надменно-подозрительным взглядом.
«К чему бы это» - невольно подумалось ему.
Подписав заявление, он с настроением направился в отдел кадров. В конторе было всего четыре двери и все, кроме одной, без надписей.  Постучал в первую:
-  Здесь бухгалтерия! - послали его дальше.
Постучал в следующую. Там сидела та женщина с нехорошим взглядом.
-  Отдел кадров здесь?               
-  Ну, - грозно выдавила она. - Чего тебе?
-  Вот, - показал он ей заявление и положил на стол.
Она посмотрела на него, как на досадную помеху, и вдруг как рявкнет:
-  Выйди за дверь, не мешай!
-  Но я же на работу… - начал было он робко.
-  Ищи своего мастера! - свирепо бросила она и захлопнула дверь.
Анатолий стоял в недоумении, не зная, что делать, куда податься.
Во дворе нашел мастера, девчонку, объяснил, что к чему.
-  Ну и что? - невозмутимо ответила та.
- Но ведь надо сначала оформиться как положено, потом выходить. У меня же трудовая на руках, - стал он почти оправдываться.
- Вот еще, - фыркнула она. - Снег надо чистить, давай сейчас  выходи.               
-  А как же… - вновь попытался вякнуть он.
-  А это завтра, завтра, - махнула она, - тебе это зачтется, - села в машину и укатила.
Оставшись наедине, не зная, что предпринять в этой неразберихе, Анатолий молча моргал глазами. Выяснять отношения в первый рабочий день ему не хотелось и рассудив, что это, наверное, так надо, может, работа срочная, махнув рукой, с недобрыми предчувствиями, с трудовой книжкой в кармане, побрёл на свое рабочее место – в большое белое здание с государственным флагом на крыше, где рядом с центральным входом на стене красовалась надпись: «Учреждение».
Так начался его первый  трудовой день.

На площади перед «Учреждением» его встретил вождь всего мирового пролетариата с протянутой рукой. То ли приглашая войти, то ли посылая подальше.
На вахте сидела бодрая пенсионерка со строгим лицом.
-  Вам кого? - спросила она.
-  На работу я, завхоза надо.
Она удивлено вскинула брови.
-  Вместо Петьки Кролика?
-  Наверное, -  пожал плечами Анатолий.
Строгое лицо вахтерши стало еще строже и она отчеканила:
-  Он еще пожалеет, что уволил Кролика, - и взглянув исподлобья, кивнула на третий этаж. -  Там.
Завхозом оказался добрый с виду дядька, в костюмчике, при галстуке, отзывался на Петровича. Объяснил, что к чему, отвел в подсобку, указал на метлу с лопатой – и вперёд, убирать территорию.
-  Ильича подмети, - заметил он, - весь в снегу, не видишь, что ли?               
-  А ты, Петрович, случаем не коммунист? - как бы невзначай спросил Анатолий.
-  Да, коммунист, - помедлив, ответил тот. - А что? - буркнул недовольно.
-  Да ничего, - отвернулся Анатолий. - Ильича вон портрет увидел, в углу стоит, думаю, что ему в подвале делать?
- Пу-у-сть стоит, - удовлетворенно протянул Петрович. - Мы его ещё дождёмся, - и сверкнув глазом, вышел из подсобки.
Словом, завхоз оказался нормальным райкомовским функционером, темнивший потихоньку в постперестроечное время, ждавший возврата советской власти и пенсионного возраста.               
За все то короткое время работы в «Учреждении», Анатолий все же сумел уловить атмосферу и политический настрой, витавший в коридорах этого здания.
Он видел явных коммунистов, таких как завхоз, особенно в левом сельскохозяйственном крыле. Некоторых помнил еще со времён работы их парторгами в  колхозах и совхозах, когда ездил от предприятия помогать крестьянам  сеять и убирать урожай. Сейчас они перебрались сюда и тоже, вероятнее всего,  ждали своего часа, не проявляя особенной прыти в работе.
Не в их интересах проводить курс современной экономической политики, не их это власть, чужда она коммунистическому интернационалу.
 С одним таким, покуривая на крыльце, Анатолий решил завести разговор.
- Ну, когда жить-то хорошо будем? -  улыбаясь, спросил он.
- Да никогда, - затягиваясь сигаретой, вымолвил человек в очках из левого сельскохозяйственного  крыла. - С нашим народом никогда не будем.            
-  Но это вот местное самоуправление – дело, вроде бы неплохое, - осторожно нащупывал Анатолий. - Ведь у капиталистов оно уже давно и живут, вроде бы, неплохо.
-  С одной стороны и неплохо, - помедлив, равнодушно ответил человек в очках, - но у них народ другой. А с нашим народом ничего не получится, кругом одни воры, никто работать не хочет.
-  Но ведь народ живет по правилам, которые ему государство предлагает, - с умничал Анатолий, - и если их постоянно менять, то можно  любой народ от чего угодно отучить. Ведь в дореволюционной России эти реформы уже работали и набирали силу, зачем же надо было в 1917 году строй ломать, по которому века ми жили, чтобы сейчас вновь к нему вернуться? Может, здесь собака зарыта?
Далее разговор не получился и докурив, они разошлись.
Были и другие, более передовые, из демократов, но их было мало. Один даже избирался главой города, немного голосов не хватило.  Молодая демократическая поросль располагалась больше в правом крыле, основная же часть работников «Учреждения» была все же красной.
 Те же бывшие райкомовские дамы, уже не первую пятилетку сидевшие на своих пригретых местах, считавшие «Учреждение» своим вторым домом, смотревшие поверх голов посетителей, при желании и удобном случае съедавшие неугодных.
Молодые пока боялись всю эту «кумовскую» сов. номенклатуру, откровенничали с оглядкой. С ними Анатолий тоже иногда покуривал и чувствовал их опаску левого крыла.  Не обрели еще силу мужики, не освоились в коридорах «Учреждения».

Потихоньку приближался день Российской Армии – 23 февраля.  Ничего особенного не происходило, но с утра было некое оживление.               
Левое крыло ходило в предвкушении выпивки, было чисто выбрито, вычищено, их накрахмаленные воротнички сверкали под лощеными затылками. Но уже ближе к полудню, не дожидаясь «официоза» у «главного», лица многих функционеров приобрели багровый оттенок, они стали чаще выбегать курить, их разговоры становились оживленнее, жестикуляция резче.
В правом же крыле особого ажиотажа не наблюдалось, там шла «рутина», люди работали, лишь кое-кто иногда торопливо пробегал по коридору. Но и оттуда уже веяло веселым настроением, частые хлопки дверей и громкие голоса  явно указывали на скорое окончание короткого рабочего дня. Публика «Учреждения» все больше погружалась в предпраздничную суету.               
Анатолий тоже был в приподнятом настроении. Как-никак служил, после тридцати лет успел даже контрактником побыть. Всем было не до него, завхоз давно убежал с коробкой на третий этаж, и он решил податься к шоферам в гараж. Те уже успели получить премиальные
и готовились к выпивке. Анатолий купил бутылку водки и тоже присоединился к общему столу. Вошёл завхоз.
-  Ну как, Петрович, - спросили его шофера, -  гуляешь?
-  Да по сто пятьдесят сказали сброситься.-  А то давай с нами, и за сто нажрёшься, - заржали мужики.
Петровичу налили сто грамм. Он  выпил.
-  Ты смотри, много не пей, - закусывая, обратился он к Анатолию. - Тебе еще… - хотел он что-то сказать.
-  Да что тут пить, - весело перебил его тот, поднимая полстакана водки.
Приняв еще порцию, Петрович подался к своим, на третий этаж.
-  Ты его сильно не слушай, - махнули на него рукой шофера, - болтун, он сюда еще зайдет.
И точно. Прошло не так много времени, как Петрович вновь ввалился, уже в одной рубашке, но при галстуке.
Они со товарищами отмечали у «главного», и видимо, от близкого общения с «самим» (как же! вместе пьют), на него  нахлынула хмельная волна мании величия, он вдруг  почувствовал себя большим человеком, который многое может, а так как он всего лишь завхоз, то укрепить это блаженное состояние собственной значимости он мог только среди простых  работяг. Поняв, что здесь ему больше не нальют, он стал придираться к мужикам, особенно к одному, тоже в рубашке и при галстуке.       
Он тыкал в него своим пальчиком, приговаривая, что сегодня тот работает последний день. Все уже были в порядочном подпитии и с интересом наблюдали за перебранкой.            Шофера, в отличии от Анатолия, вместе работали не один год, друг друга знали хорошо и когда это представление немного затянулось, дружно рявкнули, послав завхоза по матушке. Тот сразу подобрел, осунулся и словно  побитый пёс, которого окатили помоями, стал отступать к двери, огрызаясь. Анатолию стало его немного жаль.      «Все-таки пожилой человек, - думал он, - в неудобное положение попал, хотя нарвался сам».
Решив немного реабилитировать его перед собой, сгладить некую неловкость, в которой очутился завхоз, он встал и полушутливым тоном произнес:
-  Вы что шефа моего обижаете, да я за него любому глотку перегрызу, - и со словами: - Не обращай, Петрович, внимания на пьяных людей, - взял его за плечи, развернул и легонько подтолкнул к выходу.
Тот словно этого и ждал. И с готовностью исчез. 
После этого, уже изрядно захмелев, Анатолия потянуло на песню и он затянул: «Казак ляхой, орел стяпной». Кто-то подхватил, но видя, что певца уже не унять, потихоньку потянулись к выходу.

Простояв в одиночестве все праздничные дни, монументальный Ильич вновь приветствовал сотрудников «Учреждения» высокоподнятой рукой. Завсегдатаи этого дома со вздернутыми, неприступными задами торопливо взбирались  по ступенькам, не обращая никакого  внимания на его дружественный жест.             
Бывшие сов. служащие спешили скорей по своим кабинетам, скинуть шубки в аккуратные шкафчики и поудобнее усесться в свои, забронированные до следующих выборов места, все же надеясь продержаться как можно дольше и при новом хозяине. На вахте сидела все та же строгая пенсионерка.  Анатолий поздоровался. Она, не глядя на него, неприязненно ответила. Еще в первый день он заметил ее негативное отношение к себе и каждый раз, проходя мимо, чувствовал, как она напрягалась, выражение ее лица становилось каменным.               
Пытаясь понять, в чем тут дело, он несколько раз старался разговорить ее, пошутить. Один раз она даже пыталась улыбнуться ему, но вышло это как-то натянуто, деланно.  При этом глаза  её смотрели на него  всегда одинаково – неприязненно и враждебно.  Не понимая и не принимая такого отношения к себе, Анатолий вначале испытывал некую нервозность, неуверенность и, находясь даже на расстоянии, всей кожей ощущал злые вибрации, которые исходили от нее, как от раскаленной печи.
Но в конце концов, не чувствуя за собой никакой вины, на смену неуверенности  пришло некое ожесточение, которое сразу сняло с его души какой-то груз, сразу задышалось легче и сделалось вольготнее.  Наступило хрупкое равновесие сил, нулевая точка, ни к худу, ни к добру.
Подошел завхоз, здороваясь за руку с Анатолием, сказал:
- Иди  в отдел кадров, ты же еще нигде не числишься.
Откуда ни возьмись, появилась девчонка – мастерица:
-  Идите возьмите направление, вам же надо медкомиссию пройти               
-  А за эти дни мне заплатят? - хмуро спросил Анатолий.
-  Не знаю, там вам скажут, - конфузливо пролепетала она и испарилась.
В надежде на то, что наконец-то все  устроится и он обретёт  долгожданный статус рабочего с положенным ему окладом, он направился в отдел кадров.               
-  Здравствуйте, - поздоровался он, заходя в кабинет, и сразу увидел лютую кадровичку. Она подняла голову и уставилась, словно хотела сожрать его с потрохами. Помолчав, набрав в рот побольше воздуха, её прорвало:
-  Ты зачем сразу пошел на работу, когда еще документов нет! Надо сначала это, это и это пройти!  Я же тебе говорила!
-  Вы выставили меня за дверь и сказали мастера искать, она меня и отправила, - глупо стал оправдываться Анатолий. Хотя  сказать больше нечего, все так и было.
-  Не ври! - закричала она. - Я такого не могла сказать!
-  Именно это вы мне и сказали, когда я обратился к вам с заявлением! - в груди у него уже стало закипать, он наливался злостью. Да сколько же можно быть везде виноватым!
В дальнейшем разговор происходил на повышенных тонах: по мере того, как свирепел Анатолий, любезнее становилась кадровичка. Глядя на него, у неё округлялись глаза и вскоре она уже тихо и сдавленно произнесла:               
-  Вы на меня не орите, я вам не какая-нибудь там!
- Вы сначала с людьми научитесь разговаривать, потом претензии предъявляйте! – рычал он.
Женщина, сидевшая за соседним столиком, понимающе усмехалась, глядя на него. Наконец накал страстей стал спадать, кадровичка уже виновато похлопывала ресницами и, протягивая ему список, срывающимся голосом сказала:
-  Вот это всё пройдете – и ко мне.
-  А если вас не будет, ждать?
-  Нет-нет, - вскрикнула она. - Положите на стол и уходите, я сама все сделаю.
Анатолий взял бумагу и молча вышел. В  голове его был полный сумбур; разгорячённые, разнузданные мысли вышли из повиновения и гуляли сами по себе, не подчиняясь воле.               
«Довела-таки, стерва!» - шумно выдохнул напоследок.
Но постепенно буйная кровь улеглась, мысли пришли в порядок и он уже шагал исполнять предписанное.

Наконец, все было сделано, приказ подписан и он стал  полноправным работником с денежным окладом. И сразу, на подходе к «Учреждению»,  его встретил завхоз:
-  Дуй на второй этаж, в архив, тебе скажут, что делать.
В это время, после разделения властей на районную и городскую, происходила некая пертурбация: сотрудники меняли кабинеты, производили перестановки, стелили новый линолеум, словом, наводили полный порядок, начисто выметая следы пребывания бывших хозяев.
Дел было много, он поднялся на второй этаж и тут же к нему подскочили две шустрые женщины:  одна смазливая, в брюках,  другая в прозрачной кофточке. Они во все глаза смотрели на него, словно прикидывая, что ему поручить и сколько за это можно содрать.  Но, видимо, не придя к единому мнению, дали задание носить в подвал пачки журналов под названием «подзаконные акты».  Проработав до конца рабочего дня, он ушел домой.
На другой день, протаскав до обеда кипы с бумагами, во время обеденного перерыва они  к нему подошли опять:
-  Вам не сказали, что в выходные будете работать?
-  Нет, - удивился Анатолий. - А почему в выходные?
-  А у нас работа такая, разве вы не знаете?
-  Не знаю. За бесплатно, что ли?
- Конечно, - хором ответили они. - Ведь это же «Учреждение».
«Вот так озадачили, - подумал он, - что же делать?»
Прикинув, что работать за бесплатно его заставить не могут, да еще в выходные, а выгонять вроде бы не за что, он уверенно произнес:               
-  Пишите наряд, а там подумаем.
Ничего не ответив, резанув взглядом, они ушли.
После обеда, на сытый желудок он вновь поднялся к ним и уже на подходе к кабинету в упор столкнулся с обеими. В руках у них были какие-то бумаги и та, что пошустрее и посмазливее, с большими глазами и трагическим лицом, встретившись с ним взглядом, вдруг оступилась и грохнулась на пол.
- Ой-ё-ёй… - протянул Анатолий, наблюдая за её падением, - осторожней же надо, - и принялся  собирать разлетевшиеся бумаги.
 Однако, он заметил, что даже во время падения  она не сводила с него своих несчастных глаз, где сквозь досаду можно было прочесть, что виновником её падения напрямую является он.
«Странно», -  подумал он, чувствуя то же самое.
Женщина в прозрачной кофточке стояла столбом и смотрела на него, как на привидение. Сверкнув белой полоской трусов, смазливая, как ни в чем не бывало, поднялась и, приняв из рук Анатолия собранные им бумаги,  они молча  удалились, выразив спинами полное презрение.
Он стоял и удивленно смотрел им  во след:  «Ну и дела!»
               
Подходила к концу третья неделя работы его в «Учреждении».
Придя утром, он увидел стоявшего на крыльце знакомого парня. Тот жил неподалеку от него и они часто виделись. Поздоровались. Закурили.
-  Ты чего тут? – спросил Анатолий.
-  Да вот, вызвали, - глупо усмехнулся тот, -  я тут раньше работал.
-  Так это ты – Петька Кролик? – удивленно вскинул брови Анатолий.
-  Я.               
-  А чего  ушел?
-  Загулял, - хитро щелкнул себя пальцем Петька.
Тут подошли смазливая с подругой и не глядя на Анатолия, смазливая обнажила зубки:
-  Пойдем, Петенька, - взяла его за руку и они скрылись за дверью.
Постояв, немного подумав, Анатолий вошел следом  и сразу заметил в лице вахтёрши резкую перемену.
В глазах ее уже не было привычной неприязни, они горели  злорадством и торжеством:
-  Я же говорила, что Петьку снова возьмут, так оно и вышло. Женщины за него хлопотали, -  бросила она, смерив его взглядом.
«Тьфу» - плюнул он.
Просидев весь рабочий день, его так никто и не побеспокоил, работу не предлагали, завхоз о нём  словно забыл, хотя  несколько раз пробегал мимо. Только  Петька усердно трудился, отрабатывая грехи, за которые его и выперли.  Анатолий понял, что его решили отсюда убрать и, поймав завхоза, спросил:
-  Петрович,  ты узнай, куда меня… - «ведь уволить не должны, не за что, - думал он – наверное, переведут в другое место».
-  В понедельник сразу к  начальству и всё, - развёл тот руками и неловко  взглянув, ушел.
В полном недоумении, но в душе смирившись с происшедшим, Анатолий дождался конца рабочего дня и поспешил домой.               
Прошёл день
 На крутых  «джипах» к «Учреждению» один за другим  подкатывали бывшие председатели колхозов и совхозов, ныне директора различных «ЗАО» и «ОАО».
«Опять совещание» - подумал Анатолий, выходя на крыльцо.
Вождь всего мирового пролетариата, протянув на прощанье руку, торжественно указал путь. Проницательно угадав застывшую в его монументальном лице язвительную ухмылку: «вы пролетаете», -  он направился в свою контору.
  Поднявшись на второй этаж, перед дверью с надписью «Начальник Малышев В.М.»  он остановился. Голосов не было и, постучавшись, он вошел.  Тот окинул его взглядом.
-  Звонили женщины из архива, не пришелся ты там.
-  По какой причине?
-  Не знаю, - пожал плечами В.М. - Они к заму обратились, тот мне позвонил. Так что сделать я ничего не могу, - развел он руками.
-  Понятно, -  качнул головой Анатолий. - И куда меня?
-  Куда? - удивленно вскинул глаза начальник, и чуть помедлив, произнес, - мест у меня нет, могу предложить только по собственному желанию.
Предчувствуя такой исход событий, Анатолий все же  немного растерялся.
Уходить по собственному он не собирался и прикидывая, какая статья ему лучше подойдет, отрешённо махнув рукой, предложил:
-  Пишите, временно принятый.               
Тот согласно кивнул головой. 
Проходив неделю за расчётом (то подписать забыла, то ещё что-нибудь), он  направился становиться на биржу труда.               
Так, только начавшись, триумфально закончилась его  трудовая деятельность в качестве рабочего по благоустройству в одном известном доме, с государственным флагом на крыше, где на стене, рядом с центральным входом, под стеклом красуется надпись: «Учреждение», оставив его в полном неведении об истинных причинах увольнения.
13 февраля устроился, 13 марта получил расчет.
День в день, понедельник в понедельник.  Какая-то бесовщина.
Одним словом – чёртова дюжина.

г. Ужур
Март 2006 года.



 
               


Рецензии