Дорогой ночных Ахиллесов

Когда заканчивается трудовой день и над просторами родимой земли россыпями лупатых звёзд зажигается небо, на северные тюменские дали опускается белая ночь. Палитрой чистых и ярких красок неповторимо расцвечивается горизонт. Вокруг царствует тишина, а в почти недвижимой зеркальной воде реки Надым отражаются натруженные баржи, буксиры, портовые краны, колёсные и гусеничные машины, а также зубчатая полоса отступающей тайги.

Спит палаточный лагерь строительного отряда «Товарищ» Харьковского государственного университета. Из тщательно застёгнутых спальных мешков выглядывают, как птенцы из скорлупы, умиротворённые лица студентов-филологов. На гвоздиках, вбитых в лёгкие деревянные конструкции, отдыхает их одежда, почивают накомарники, защитные сетки Вишневского. Но в палатке «Ночные Ахиллесы» спальные места не заняты – все ребята ушли трудиться в ночную смену.

А это что за лунатик маячит в тусклых и призрачных сумерках? То он вразвалочку бродит по спящему городку, то низко склоняется и, словно колдуя, манипулирует руками над столешницей из длинных не струганных досок. Присмотритесь. Это же третьекурсник Витя Стадник чинит-ладит видавший виды лодочный мотор. Замечательное у молодого покорителя Севера плавательное средство. Чудесным воспоминанием этот быстроходный мини-катерок останется в памяти бойцов строительного отряда.

Руководство здешнего строительно-монтажного управления предоставило его на лето отряду, чтобы в любое время суток можно было смотаться на другой берег реки, где работает часть наших ребят. Витя, с учётом достуденческого опыта практической работы, стал доверенным владельцем и «капитаном» этого маневренного речного быстрохода.

Как-то он, прихватив с собой комиссара, поехал на противоположный берег Надыма за нашим же линейным командиром, которого вызывали в зональный штаб стройотрядов. Когда они, уже втроём, возвращались назад, к их большому огорчению, заглох мотор. А предстояло им не просто пересекать русло, но двигаться по нему немало километров – потом уже прибиваться к своему причалу.

Два утомлённых пассажира Саша Скороплёт и Саша Куприянов только перед восходом солнца (а здесь оно поднимается уже часа в три ночи) пришли в лагерь. Когда же отправлялась на работу утренняя смена – около восьми часов – на горизонте показался и сам «величественный бриг». Налегая гудящими руками на вёсла и предвкушая сладость палаточного сна, на его борту мужественно боролся со встречным течением новоиспечённый лихой капитан Витя Стадник.

Каждую ночь за длинным шершавым столом, почти у самой кромки реки колдует над промасленными деталями согбенная фигура нашего отрядного побратима – Виктор готовит капризную посудину в новое плавание.

Также еженощно, воруя драгоценное время у сна, переправляется на песчаную косу Саша Скороплёт, чтобы поставить донки. Уже полъящика засолил он рыбы собственного улова. Кроме того, какая-то часть её сушится под небом Крайнего Севера на высоко натянутой проволоке.

 - Самую большую рыбину сберегу для будущего тестя,  - то ли в шутку, то ли всерьёз заявляет с улыбкой «Скорый».

Не спит в эту пору ещё и забавный отрядный щенок Панг. Он ворует у студентов носки, кеды, другую обувку и лихо таскает их по двору или уносит в соседние палатки. В наказание за дерзкие проказы ребята одели «брата меньшего» в детские плавки и весело потешаются над ним. Шалунишка же, почувствовав себя не в своей тарелке, забился в девчоночью палатку «Спящие красавицы» и обдумывает, как насолить «братьям старшим» за нанесённые обиды.

Рядом со студенческим лагерем на намывных песках огромными серебристыми ёмкостями раскинулась база горюче-смазочных материалов. Когда затрещат в этом суровом краю морозы и остановятся во льдах танкеры, горючее для вертолётов и всех машин ударной стройки будет давать именно это мощное хранилище нефтепродуктов. Сроки сдачи его в эксплуатацию во многом зависят от стараний студентов из отрядов «Товарищ», представляющего госуниверситет, и «Норд»   Украинский заочный политехнический институт.

Студенты филфака работают в две смены – с восьми вечера до восьми утра. Это Коля Жовтобрюх, Саша Баратов, Серёжа Кисиленко, Саша Лесовой, Славик Паращиц… Их в шутку называют здесь то ночными Ахиллесами, то плотогонами. А они, знай своё дело, кладут бетонную дорогу сквозь глубокие пески, где проехать можно только на тракторе да трёхосном автомобиле. Поэтому и значение их труда – для таёжного запесоченного и заболоченного края – переоценить невозможно.

Наблюдаю усилия товарищей в здешних необычных условиях – в ежедневной многочасовой упорной работе, в борьбе с суровой погодой дикого и пока ещё не обузданного Севера. Тёплые погожие дни и тихие величавые ночи здесь можно пересчитать по пальцам. Зато целыми неделями заливают дожди, дуют пронизывающие ветры, на водоёмах и водных артериях вздымаются и разбрасывают пену бурные волны.

Вспомни, как тебя раздражает пара-тройка комаров, проникшая в твою харьковскую квартиру. Охотишься за ними со свёрнутой газетой или мухобойкой, чтоб скорее избавиться от их агрессивного и зловредного соседства. А что делать с  таковыми в Надыме?! Только в сильный ветер им трудно взлететь на промысел за твоей кровью, только в редкую жару, в собачью холодину отдохнёшь от них телом и душой. Но при умеренных показателях температуры и скорости ветра покоя тебе не будет ни на минуту.

На всю жизнь запомнился наш первый поход в тайгу за дровами. Зная, что гнус там кишмя кишит, оделись поплотнее, всё застегнули, всё завязали, обнажённые участки тела намазали дэтой, рукавицы надели. Только вступили в лес – сразу же бешеная атака мошкары: налетают тучей, противно пищат, мелькают перед глазами, отпугиваемые защитным средством.
Сушняка насобирали, погрузили в кузов машины, привезли на кухню. Всё, вроде бы, обошлось благополучно, гнус никого не загрыз – можно отдыхать. А утром я решил побриться, взял зеркало, гляжу – в самом углу глаза, у переносицы… кровоподтёк. Недоумеваю: откуда он взялся?!

 - А ты вчера в тайгу ходил? – спрашивает кто-то из ребят.
 - Ходил! – отвечаю.
 - Так вот, надо было получше дэтой натереться,… и веки намазать.

Что ж, это и есть надымское лето – комариное, фуфаечное и сапожное – с обязательными накомарниками, сетками Вишневского, защитными спиртовыми растворами и мазями. И выбрали его ребята сознательно, добровольно. Не поехали в село на фольклорную практику – записывать народные песни и сказки, пословицы и поговорки, прибаутки и особенности речи крестьян, пить парное молоко, лакомиться спелыми вишнями. Не отправились и на музейную практику в Ленинград – на «Аврору» и Чёрную речку, в Эрмитаж и к фонтанам Петродворца, в Михайловское и Тригорское…

Приехали сюда – к Полярному Кругу, в край вечной мерзлоты и испытаний на человеческую выдержку. Отказались от южного солнца и радостей лета, пренебрегли какой-либо оперативной информацией с большой Земли. И только письма, пролетающие тысячи километров, приносят желанные весточки о родных и близких да случайные запоздавшие газеты рассказывают о больших делах и громких событиях на обетованной планете.

Покинули обжитое и комфортное ради освоения дремотного и дикого, ради расширения жизненного пространства и продвижения сюда всего, чем привлекательно бытие в родных широтах.

Ах, какие умницы, какие патриоты! А личный мотив не звучал, когда вы сдавали летнюю сессию и задумывались, на какие шиши жить будете дальше. На вузовскую стипендию, которой хватает лишь на скромное пропитание? На материальную поддержку родителей, если они ещё живы и способны оказывать таковую? А может, на собственный потенциал, заложенный в работящих руках, разумной и созидательной голове?!

Да, именно последнее стало определяющим для большинства вступивших на болотисто-песчаную землю северного таёжного края. А ещё стремление проверить силу своих мускулов и прочность формирующегося характера, отделить, отсеять от него пустую породу, открыть истинные его ценности.

Бетонная дорога, прокладываемая хлопцами через тайгу,   тоже проверка – отношения к непривлекательному, но чрезвычайно нужному физическому труду, к самой разноликой жизни. И её с честью прошли все ребята – и те, кто до студенческих лет вынужден был и умел содержать себя самостоятельно, и те, кто жил с родителями, особо ни в чём не нуждаясь – в частности, Лесовой Саша, Зубков Володя, Костя Гулый, Саша Ращупкин…

Коле Жовтобрюху для самоутверждения отряд не имел принципиального значения. Его он успешно прошёл, ещё работая слесарем на заводе, а также охраняя в качестве младшего командира далёкую границу страны. Неустанно работая на бетонке, он не рассуждает: сделаю, мол, как-нибудь, авось пройдёт. Не стрелять же из неё. Не скоростная трасса, а рабочие проезды между ёмкостями…. И Коля весь в динамике. Командует трубоукладчиком, чтобы плиты ложились не выше и не ниже соседней, а вровень   с допусками, как по нивелиру. Если что не так, поправляет ломом, только бы выходило поточнее. И это у него всё идёт от воспитания в семье.

 - Отец требовал, -  говорит Николай, -  честности и трудолюбия. Ну и отряд для меня – лучшие дни жизни. В прошлом году чуть ни загрызли комары – ходил весь пухлый от укусов. Но плохое ведь забывается, а остаётся хорошее. Именно оно и привело меня сюда снова.

Саша Баратов до учёбы в университете был командиром танка. А здесь, на ударной стройке, ему доверили трактор-тягач «Т-100М». С дальнего речного причала подтаскивает он к дороге бетонные плиты. А я у него – стропальщиком.

 - Как дела, заряжающий? – обращается он в шутку ко мне и плиты подтаскивает тоже старательно, чтобы потом удобно было работать трубоукладчику и меньше хлопот оставалось ребятам, тому же Коле Жовтобрюху.

 - Лежат, как домино, -  говорит Саша.
 - Нет, словно клавиши, -  поправляю товарища.
 - Кому что ближе,  - заключает он.

Как видим, стараются ребята всё же не ради денег, а по велению совести, вследствие всего хорошего, что с малых лет заложено в их сознание. А посему и далее останутся ответственными людьми и настоящими интеллигентами. Ведь не берут пример с некоторых здешних руководителей – безалаберных и бесхозяйственных, которые сегодня строят, получают за созданное немалые деньги, а завтра выдают тем же строителям отбойные молотки и велят недавно возведенное до основания разрушать…

Глубокой ночью Сашу Лесового отправляем топить печку и разогревать пищу, а сами продолжаем класть плиты, гоним к терминалам дорогу. Минут через сорок, когда в палатках сладко спят другие ночные Ахиллесы, в полутьме отрядной кухни под названием «Чёртова мельница» лакомимся кашей и горячим чаем.

В это время заканчивает ремонтировать свой развалюшный лодочный мотор Витя Стадник. Надо ему уже и поспать, чтоб потом не кунять на основной работе. Ахиллесы же, подкрепившись нехитрыми яствами, спешат на свой объект, чтобы вовремя закончить прокладку дороги. Ведь кроме нас, приехавших сюда на два летних месяца, построить её будет некому.

В восемь часов утра солнце уже высоко на небосводе. Гудят в воздухе вертолёты, на причалах работают портовые краны, мощные тракторы и грузовики. Речные танкеры вскоре не смогут подвозить для них энергоносители, потому что на долгие месяцы, как вы уже знаете, застынут во льдах. Но горючее на базе будет   в гигантских ёмкостях. И машины пойдут к ним на заправку по дороге жизни, проложенной старательными руками харьковских студентов.

                1973 г.