Роковой отрок 7 глава

Иван Долгоруков был не намного старше Петра, лет на пять на

шесть, но в пору детства и юности такая разница кажется огромной.

Двенадцатилетний мальчик и юноша восемнадцати лет - это были разные

миры. Казалось бы, трудно найти что-то общее между ними. Но обстоятельства

сложились так, что Долгоруков должен быть закадычным другом юного царя.

Он был приговорен к нему, как галерный раб к своим веслам. Он был и

денщиком, и слугой, так же спутником во всех его развлечениях. Царь до того

привык к своему товарищу, что давно уже не чувствовал его возраста и иначе,

как Ванькой не называл. Но Долгоруков совсем не обижался. Его радовало то

обстоятельство, что он так близок к трону, наверное, ближе всех. Хотя, конечно,

к царю запанибрата не смел относиться, несмотря на его юные лета.

Долгоруков любил своего маленького повелителя, но даже не как младшего

брата. Взирал Иван на царя, как на существо высшего порядка. Всегда он

чувствовал его величие, хотя Петр был мальчишка, как мальчишка и порой

смотрел, как на старшего товарища по развлечениям, который знает больше

его и опытнее во многом, особенно в амурных делах.
- Ваньк, скажи, как подступаешь ты к  своей зазнобе, поведай? -

подкалывал Долгорукого царь, - Научи меня.
-  А чего вас, ваше величество учить, когда вы уже обручены, и не за

горами свадьба!
- Да ну ее, эту дуру Машку ! - вспыхивает Петр и недовольно морщит

лоб. -  Свадьба сия нужна Меньшикову, а не мне.
Пусть ходит и радуется. А я уж так и быть буду пока поддакивать, а то

пристанет со своими поучениями. Такой нудный стал... А ты мне девицу

какую-нибудь для утех найди.
- Постараюсь, ваше величество. - без особого пыла  обещал

Долгоруков. Конечно, Петр может выказывать сопротивление  Меньшикову,

боясь только ворчливости князя. А ему, Долгорукову пока не резон идти

супротив Александра Даниловича. Ведь, собственно говоря тот и поставил

Долгорукого рядом с царским троном, чтобы отвлекать юного царя от

государственных дел охотой да любовными приключениями. Но вот после того,

как Меньшиков сумел организовать это странное  обручение взрослой

девицы-дочери с юным царственным отроком, запретил он Долгорукову водить

к царю девушек. Мол, для юного организма это будет вредно. А раньше, будто

бы было не вредно? Опомнился Александр Данилович.
Вчера Меньшиков вызвал Ивана и все выпытывал, кто научил Петра

уединиться  в его же, меньшиковском дворце:
- Почему его величество запер свою половину и не желает видеть

меня?
- Так ведь не ведаю я, ваша светлость об этом. - растерянно пожал

плечами Иван.
Меньшиков нахмурился:
- А для чего же я ставил тебя приглядывать за царем.
- Так ведь намерения его величество мне не ведомы. Не во всем мне

царь Петр открывается.
- Вот затвердил, не ведомо, не ведомо! - раздраженно воскликнул

Александр Данилович.- Бдишь днем и ночью, а толку от твоего бдения

никакого. Смотри у меня!  Вспомню я прошлые твои грешки!
Долгорукову надоели эти выговоры. Он такого же княжеского

достоинства,   причем род его уходит в глубину веков, не чета выскочке

Меньшикову. Да и просто так отставить его от Петра никому не в силах. Вон,

как царь заставил отыскать садовника, а уж его, любимца Петрова, тем паче в

обиду не даст. Потому-то опустив глаза, ответил он твердо:
- На мое бдение Петр Алексеевич не в обиде.
Заходили желваки у Меньшикова, но не к чему придраться. В голове

его тоже сидел гвоздем случай  с садовником Никитой.
А Иван более утвердился в мысли, что надо уходить из-под власти

Меньшикова еще решительнее. А иначе тот, когда ему будет выгодно, сдаст

Долгорукого царю с потрохами. Мол, Долгоруков не друг его величеству, а

приставленный шпион и все делает по указке  Меньшикова. Дав понять, что

разгадал Долгоруков опасения Меньшикова о бессилии, он,  не спрашивая его

разрешения, повернулся спиной к Александру Даниловичу и  широкими

шагами вышел из кабинета. Конечно, Иван рисковал, но пора, пора

определяться.
Петр накинулся на Долгорукова с упреками, когда тот появился на

его половине:
- Ванька, ты где шатаешься. Егерь приходил с докладом. Загнали

кабанчика хорошего. Охота будет преотличнейшей. А ты как провалился.
- Да Меньшиков ко мне привязался. - с притворной досадой
ответил Иван.
- А чего ему надо? - сердито сдвинул брови Петр.
- Да выспрашивает все, где вы ходите да что делаете.
Петр вспыхнул:
- Да что он за мной, как шпион следит. Я все-таки император! Мне это

уже надоело.
- Да вот и я ему намекнул, а он меня все к вам не пускал. А я знаю,

что вы меня ждете, вот и ушел без спроса. Вот небось жаловаться придет! -

Долгоруков решил себя обезопасить.
- Пусть только пожалуется! - воскликнул царь.
А Долгоруков долее не стал распалять Петра и, будто бы ему тот

разговор не интересен, перешел на другую тему. Главное, чтобы он отпечатался

в памяти царя.
- А что за кабанчик такой?
- А вот сейчас и поедем. Мне уже не терпится! - в глазах Петра

заблистали радостные искорки.
Они ехали по лесу верхом совсем рядом, оторвавшись от других. Лес

дышал свежестью и тайной, присущей предохотничьему настроению:
- Ты знаешь, Ванька, я решил, что этого кабанчика мы на свадьбу

садовнику Никите презентом  отдадим.
- Да, да, конечно, ваше величество! - почтительно склонил  голову в

ответ Долгоруков, хотя ему безразлична судьба кабанчика, а тем более свадьба

какого-то там Никиты.
Всегда охота  с загнанным зверем была удовольствием придворных,

любящих и нелюбящих ее. Множество  их снималось из столицы со своими

экипажами, чтобы друг перед другом чем-то похвастаться, собирались на

что-то вроде лесного пикника. Вот и сейчас охотничий кортеж  тянулся в

полкилометра. Ехали вельможи, дамы, дети, повара, лакеи. Заметил

Долгоруков  прелестную девицу из числа прислуги князя Гагарина. Она и

должна скрасить эту охоту. Жаль, что Петр рядом.
Обычно всегда, готовясь к охоте на опасного зверя, егеря загоняют

его, вымучив по оврагам и лесным буреломам. Так и здесь охота началась еще

намного раньше их приезда. Царю и свите показали самое безопасное место. Но

суть этого места та, что впечатление такое, будто бы стоишь на пути зверя.

Такая обманная тропа. Егерь, проверяя ружье Петра, создавая атмосферу,

полушепотом  советовал царю, каким образом надлежит ему быть готовым к

встрече со зверем. Тот сначала  не очень внимательно слушал его, а потом с

мальчишеским нетерпением оборвал егеря:
- Да, что я впервой что ли!
Егерь почтительно склонил голову и дал  знак к началу охоты, то

есть  приготовлению к последнему царскому выстрелу. Задудели дудки,

залаяли собаки...
Люди из царской свиты уже привыкли к такого рода

представлениям. Главным для них в охоте было застолье после последних

выстрелов. На большой поляне уже готово было угощение. Под  навесами, на

случай дождя  тоже накрывались столы. Вот туда-то после охоты и спешили

вельможи, чтобы занять лучшее местечко.
Конечно же Петру нравилась сама охота и он не задумывался  над

тем, почему кабан бежал не от людей в укромное место, а прямо на них,

навстречу своей гибели. Царь был опьянен взволнованными выкриками:
- Кабан! Кабан!
Сердце замирало от восторга, и он посылал в измученного  зверя,

выскочившегося прямо на него, пулю. Конечно, одновременно  с  разных

сторон  в жертву проводилось несколько выстрелов, чтобы было   наверняка.

Но царь этого не замечал. Главное, он видел, что после его выстрела кабан

спотыкался и заваливался набок.
- Ванька, ты видел, как я метко  попал! - кричал восторженно Петр,

дергая Долгорукова за камзол.
- Ну дак! - улыбался  Долгоруков, а у самого одна мысль, с какого бы

бока подъехать к девчонке. Царь осматривал кабанью тушу и распоряжался,

чтоб ее, освежевав, отправили  сразу в дворцовую кухню и закоптили   для

свадьбы садовника. Этот самый Никита и появился кстати. Он тоже в числе

свиты оказался на охоте. И сейчас благодарил, целовал ручку у Петра и ходил

вокруг него кругами.
Вот тут-то и ускользнул Долгоруков к гагаринской палатке. Девушка

в это время несла господам что-то на подносе. Долгоруков неожиданно

появился из-за дерева и будто бы случайно задел поднос. Девушка охнула, а

поднос со всем содержимым упал в траву. Служанка бросилась на колени,

шаря в траве руками, будто бы все это можно собрать и ревела навзрыд:
Ой, что будет?!  Что будет?!
Долгоруков тоже плюхнулся в траву и  целовал ее
в раскрасневшиеся щеки, лоб , губы.
- Как тебя прозывают-то?
Та, не понимая ничего, не придя еще в себя, замерла, только повторяя

без конца:
- Что будет-то? Что будет?
- Не бойся голубушка, я скажу твоему барину, что я виноват, что

задел тебя нечаянно. - продолжая целовать ее, бормотал Долгоруков.
Девица дрожала от страха, но не вырывалась. Идти в палатку к

барину без подноса с едой, это все равно, что из огня да в полымя. А красавчик

хоть обещает заступиться.
- Ох, какие у тебя щеки, как персики! - шептал Долгоруков. -  А

губы-то, губы... А шея-то лебединая... - его уста  покрывали поцелуями шею

девицу.
А уж она и сомлела  в его руках. Волосы выбились из-под платка...

Какой настойчивый и ласковый барин, она уж и о беде своей забыла...
И тут совсем недалече раздался голос:
- Князь Долгоруко-ов!  Ау! Вас его величество требует!
Чертыхнулся неожиданный любовник и, нехотя, будто бы от его

иссохших от жажды губ, отняли полный ковш воды, поднялся из травы.
Девица испуганно схватила его за полу камзола:
- Барин, вы обещали заступиться за меня!
- Отстань! - выкрикнул он в досаде и в ответ услышала, как девица

зарыдала. В этом рыданье были и страх и обида.

- Где ты был, Ванька! - встретил его возмущенно царь. - ты даже не

видел моего кабанчика.
- Сейчас посмотрю, ваше величество. - виновато пробормотал он.
- Поздно, его уже увезли.
- Я же видел, каким удачным был выстрел! - воскликнул Долгоруков.

- Мне этого хватило.
Губы Петра растянулись в улыбке:
- Ладно уж, я не серчаю на тебя. Ты, знаешь, мы с Никитой назначили

день свадьбы. - указал он на сияющего садовника. - Теперь мешкать не

надобно.