Кот

События нашего рассказа произошли с ночи на утро 19** года в портовом городке под названием Скюденесхавн. Этот маленький городок уютно расположился на побережье Северного моря, у входа в величественный Бокнафьорд и пролив Кармсундет, родину Харальда Фэрхэйра, первого короля Норвегии.

Накануне описываемых событий в Скюденесхавне закончился лодочный фестиваль, ежегодно разбавляющий тихую размеренную жизнь своих немногочисленных жителей. Участники фестиваля могли вдоволь утолить свою страсть к водным приключениям, наслаждаясь видом огромного количества судов, поражающих своим разнообразием: от старинных деревянных судов до современных моторных лодок и парусников. Для большего погружения в праздничную атмосферу гости фестиваля могли посетить масштабную ярмарку на главной площади, где можно было раздобыть на память сувениры, изготовленные заботливыми руками местных жителей, а также побывать на различных выставках, посвящённых судомоделированию.

Туристы, четверо суток наполнявшие улицы городка огромным потоком бурлящей энергии, неистовой и радостной, насытившись рыбацкой романтикой и впитав в себя дух моря, постепенно разъехались – кто куда. Так организм после адреналинового всплеска, израсходовав энергии больше положенного, медленно погружается в сон.
Вот и ночь, о которой идёт речь, казалась безмятежно сонной на контрасте с шумными праздничными днями. Всё в городке будто очутилось во власти сна: спали узкие улочки, убаюканные прохладными ветрами, спали и аккуратные белые домики с красными и оранжевыми черепичными крышами, тесно прижавшиеся друг к другу, как озябшие щенята. Каждый из них словно старался согреть своих деревянных соседей и их жильцов от начинающегося дождя, который вплетался своей мелкой барабанной дробью в колыбельную ночи, обещающую долгий покой.

В одном из таких домиков, ворочаясь в своей, казавшейся неимоверно жёсткой кровати, не мог уснуть Нильс Ларсен. Напоминали о себе былые раны, нанесённые в немалом количестве за всю его долгую, насыщенную событиями жизнь. Казалось, каждая косточка его износившего себя тела назойливо и безостановочно ныла, а в голове стоп-кадрами проносились эпизоды прожитых лет. Беззаботное детство, учёба, работа, участие в отражении вторгшихся на территорию родной страны немецких войск в сороковом, провал контратаки, в котором Нильс спасся лишь чудом, потеряв большинство своих близких товарищей. Годы вражеской оккупации, участие в антинацистской демонстрации в родном Бергене и в одном из многочисленных подрывов железной дороги, связывавшей южную с северной части страны, в сорок пятом. Переезд в спокойный маленький городишко. Здесь он встретил Анне – свою девочку с ледяными глазами. И что она разглядела в угрюмом мужчине на пороге сорокалетия? А чёрт его знает. Но именно с этой девушкой в выжженной пустыне его души проклюнулись зелёные ростки, и Нильс оттаял. Только с Анне он решился пустить корни, иных вариантов и быть не могло.
 
Жена покинула этот мир, не успев справить ровно два дня до своего семидесятипятилетия… И вместе с её смертью мир как будто потерял все краски, вымытые многочисленными дождями.

Смерть жены Нильс вспоминать не любил. Вот и сейчас пелена мгновенно застелила его и без того подслеповатые глаза, усиливая невыносимую тоску. Он всё силился понять ценность своей жизни: «Так ли я её прожил? Была ли в ней хоть капля смысла? Когда мы пытались выгнать немцев с нашей земли, казалось – вот он, куда уж больше? Свобода, правда – громкие слова. Мы доказывали всё делом. А потом война закончилась и этого смысла не стало. Спасибо небу за Анне, или кого там ещё можно поблагодарить?».

В Бога он не верил. Бог не допустил бы смерти его друзей и всей той гнуси, которую он видел в годы оккупации, и уж тем более не допустил бы, чтобы его дорогая Анне ушла из этого мира раньше него. Махнуть на себя и опустить руки до конца не давали дети и внуки.

Нильс вспомнил, как взял на руки первого сына – ну надо же, живой человек! Маленький такой, хрупкий, красненький, глазки блуждают в разные стороны, нос смешно морщит. Настоящий. Ну точно чудо. И каждый раз он удивлялся этой древней природной магии, под влиянием которой из крошечных клеточек за смехотворно короткий срок складывался целый человек. В такие моменты кажется, что ты наконец-то постиг тайны бытия. В этот момент ты всё-таки веришь в Бога, пока не вспоминаешь, как этих крох, когда они вырастают в сильных красивых юношей, перемалывает в жерновах войны и чужих амбиций. Трижды отец, ну надо же! И все дети здоровы, счастливы. У старшего уже свои чада подрастают. Нильс всё ещё помнил этот трепет от лёгкого тепла на пальцах, когда подхватываешь маленькое существо своими огромными лопатообразными ладонями – ощущаешь себя неловким и неповоротливым гигантом с хрупким сокровищем на руках.

Арне, его средний сын осел в Осло, заняв важную должность в большой корпорации, но всегда находил время, чтобы звонить отцу дважды в неделю, справляясь, как его здоровье. Эти короткие разговоры согревали душу Нильса с не меньшей силой, чем вечная шумная возня внуков. А Грете, его дочка, переехала с мужем жить в Америку. Нейрохирург с мировой известностью. Нильс гордился её достижениями, как своими. Звонила она реже – раз в полгода. Ну а старший, Олав, вернулся с семьёй в Скюденесхавн, чтобы не сдавать совсем ослабшего старика в дом престарелых. Нильс помнил, что его мальчик всегда был сильно привязан к родителям. Олав также всё ещё переживал потерю мамы. Как же Нильс не хотел быть обузой, отягощать жизнь своего любимого мальчика! Но силы с каждым днём будто утекали, не прибавляя воли к жизни. Он устал. Как же он устал…

«Что-то подзадержался я в этом мире. Всё, что можно, сделано. Пора на покой. Анне, как же я соскучился» – подумал Нильс. На сердце навалилась привычная тяжесть. Несмотря на свежее дыхание ветра, врывающееся в комнату сквозь распахнутое настежь окно, дышалось ему тяжело – воздух с трудом прокладывал себе дорогу в старые, насквозь прокуренные лёгкие, вызывая надсадный кашель. Нильс с явным трудом перевернулся в кровати и вдруг отчётливо услышал протяжное мяуканье и скрежет когтей – кошка? Но в доме нет никаких кошек.
Мяуканье слышалось всё сильнее, скрежет становился интенсивнее. И тут до Нильса дошло, что скребутся во входную дверь. Бродячее животное? Вот ведь настырная – не пускают, а всё равно просится… Ничего, помяукает и уйдёт. Да как её так слышно со второго этажа? Окно? Так оно же с противоположной стороны от входа. Странно.

Кошачье мяуканье переросло в утробный рёв, а по доносившимся до ушей звукам, складывалось впечатление, что дверь уже вся в бороздах от когтей. Неужели никто не слышит этого адского шума?!

Но и дети и внуки продолжали спокойно спать. Нильс, не выдержав адской какофонии, с трудом встал и еле передвигая свои больные ноги, подошёл к окну, чтобы закрыть. Рёв не прекратился и тише становиться тоже не собирался. Шум стоял такой, словно сотни тигров прямиком из ада окружили бумажное домишко. Вздохнув, Нильс, направился к двери, чтобы прогнать назойливую, нежданную гостью. От шарканья его шагов проснулись сын с женой.

— Что за шум?

— Да отцу опять не спиться. Ходит себе по дому, спи милая…

Подходя к двери, Нильс услышал, что яростный рёв стих, теперь из-за двери слышалось лишь еле слышное жалобное мяуканье. Он распахнул дверь и увидел на пороге чёрного кота с таким взглядом, словно тот видел жизнь с момента её зарождения, пережив динозавров и первых людей. Тело животного поражало своим невиданным изяществом и царственной осанкой.

«Что это ты тут безобразничаешь? Всю дверь попортил, паршивец!», – буркнул Нильс, раздражённо бросив взгляд на дверь и осёкся – обивка была совершенно целой. Вот так номер. Неужто выжил из ума окончательно?
Заглянув в глаза кота, безмолвно смотревшего на него, Нильс поразился мудрости его взгляда, в котором словно отражались все пласты времени – давно забытое прошлое, настоящее, и тень возможного будущего. Прочитав что-то сокровенное, доступное лишь одному ему в этом обращённом на него взгляде, он всё неожиданно понял.

«За мной, да? А я думал, что ты – прекрасная дева, или, на худой конец, старуха с косой, а оно вона как! Что- то ты припозднился!» – Кот коротко мяукнул и исчез.

На утро родные нашли Нильса мёртвым в своей постели. На лице его застыла блаженная улыбка. Жаль, что он так и не успел никому рассказать об удивительном ночном госте, словно тот и не существовал вовсе.

Но иногда, в такие же тихие ночи, люди слышат отчётливое мяуканье и скрежет когтей, видят нашего чёрного знакомого и понимают – пришла их пора.