Отражение

          Поездка в Листвянск оказалась неудачной. Не хотелось бы выглядеть провидцем постфактум, однако я с самого начала был уверен, что встретиться с ветераном войны Михайлюком С. А. по заданию редакции нашей газеты у меня не получится. Трудно сказать на чём основывалось это убеждение и внутреннее нежелание посещать провинциальный Листвянск, тем не менее, факт остаётся фактом — сделав над собой усилие и всё-таки согласившись отправиться в командировку, я в итоге остался ни с чем. Оказывается, буквально за день до моего приезда, Сергей Аркадьевич попал в больницу, и ни о какой встрече с ним, естественно, речи уже не шло, хотя я даже попытался по-журналистски нахально проникнуть в палату к больному под благовидным предлогом взять интервью накануне грядущего праздника 9 мая. Увы, состояние старика на данный момент, как мне доходчиво объяснили, не допускало никаких, даже малейших волнений, а разговор на тему войны конечно же не оставил бы его равнодушным! 
          В итоге, день, который мог принести пользу, оказался совершенно никчёмным, и я теперь лишь досадливо недоумевал, почему никто из ответственных лиц не догадался позвонить в редакцию и предупредить о приключившемся форс-мажоре. А, впрочем, провинция она и есть провинция.
          Прямо из больницы, в надежде больше не терять времени даром, я поспешил к железнодорожной станции. Но, разумеется, ближайшую электричку упустил, опоздав на какие-то несчастные пять минут. И это было совсем неудивительно, а вполне ожидаемо — невезение, оно прилипчиво. А чтобы я уже окончательно всё понял, с неба вдобавок посыпалась омерзительная дождевая морось, и пришлось срочно забежать в расположенный неподалёку кафетерий. Подойдя к прилавку и обозрев имеющиеся в наличии товары, я обречённо купил пакет пряников и стакан чая, после чего устроился за столик и с тоской принялся поглощать съестное, поглядывая сквозь стекло витрины на печальный пейзаж. Куда деваться — надо было коротать едва ли не целый час до прихода следующей электрички.
          У меня довольно неплохо развито ощущение "ментального дискомфорта", поэтому почти сразу я почувствовал на своём затылке чей-то упорный взгляд. Оглянувшись, убедился — точно, некий пожилой мужчина, не совсем презентабельного вида, расположившийся за дальним столиком, внимательно изучал мою персону, ничуть не смутившись тем, что я его за этим занятием поймал. Ну, что же, и ладно, и бог с ним. Возможно, он меня с кем-то перепутал. Бывает. 
          Я отвернулся и снова углубился в собственные невесёлые мысли.
          — Прошу прощения. — раздалось вдруг за спиной.
          Так и есть. Неизвестный персонаж, сверливший глазами дыру в моём затылке, был уже тут как тут. Скорее всего, ему элементарно не хватало деньжат на выпивку. Нет проблем, я не жадный, поделюсь. На мой вопросительный взгляд незнакомец улыбнулся и неожиданно сказал:
          — Если не ошибаюсь, ваша фамилия — Кузенков? Вы ведь журналист?
          Удивление моё возникло и прошло почти мгновенно. Чего там, как давно и достаточно часто публикующийся автор, я наверняка известен очень многим людям. Опять же и фотоснимки моей физиономии неоднократно появлялись в прессе. Так что даже в провинциальном городке корреспондента Кузенкова Эдуарда Андреевича вполне мог узнать при желании и необходимости кто угодно.
          — Позволите к вам присесть? — поинтересовался незнакомец. Я кивнул. Опустившись за мой столик, он представился: — Марченко Семён Петрович, здешний житель. Работаю тут, на станции. Ничего, если я закурю?
          — Пожалуйста. — пожал я плечами. Не устанавливать же в чужом монастыре свои правила.
          Семён Петрович достал из внутреннего кармана плаща пачку сигарет и вскоре уже дымил вовсю, стараясь, впрочем, пускать дым в сторонку.
          — А знаете, я ведь хорошо помню вашу газету "Городские огни". — взглянув на меня лукаво улыбнулся Марченко. — Всегда покупал и читал очередной выпуск с большим интересом. Сатирик вы, надо признаться, были весьма лихой и бесстрашный. А главное — как вас на всё хватало! Прямо удивительное дело. Жалко, что теперь это осталось только в воспоминаниях...
          "Осталось!" Хорошенькое дело. Если бы всё было так просто. Моё любимое детище, газета "Городские огни" в определённый момент своего существования оказалась настолько неугодна кое-кому из власть предержащих, что нас "прессанули" по полной программе, и я поныне удивляюсь — почему до сих пор жив? Однако, положим, я-то жив. А вот газета скончалась. Это моя незаживающая душевная рана. Впрочем, кому какая разница!
          — Да уж, — неопределённо пробормотал я, — хорошие были времена.
          — Времена-то как раз были отвратительными. — усмехнувшись возразил Семён Петрович. — Именно в те времена один из обнаглевших чиновников и брякнул моему сослуживцу-афганцу: "мы вас туда не посылали". А до этого подобные "истины" из их уст почему-то не звучали. Вот ведь чудеса.
          — Так вы служили в горячей точке? — тут же уточнил я.
          — Было дело. — ответил Марченко, нахмурился и посмотрел на меня как-то странно. — Собственно, я вас и побеспокоил, чтобы... чтобы... — он замялся и смолк, не сумев сразу подобрать нужное определение.
          "Ага. Судя по всему, хочет обратиться к известному журналисту с просьбой именно как ветеран-афганец. Наверно, житейские проблемы совсем замучили." — понял я, вслух, однако, ничего не произнёс, предпочитая, чтобы человек сам собрался с мыслями и высказался, как ему удобнее.
          — Я и вправду с удовольствием читал вашу газету. Не из вежливости говорю, не подумайте. — снова посмотрел на меня Марченко и улыбнулся как-то виновато-печально. — Вполне разделял тогдашние ваши взгляды и симпатизировал занятой позиции. Именно с тех пор являетесь вы для меня человеком интересным и достойным уважения. Поэтому я и должен... должен вам кое-что... объяснить.
          Опять возникла пауза. Опять в глазах Семёна Петровича я заметил нечто непонятное. Помимо желания в душе моей зазвучали тревожные нотки. Этого ещё не хватало! К чему он клонит, в конце концов? Ерунда какая-то. Через сорок пять минут отъезжает моя электричка, только меня здесь и видели! Всё, что может поведать сейчас Марченко, вряд ли будет иметь отношение к дальнейшему моему существованию. Говорил бы уж скорее, без этих таинственных экивоков.
          Словно прочитав мои мысли, Семён Петрович грустно усмехнулся и произнёс:
          — Сейчас я вам расскажу одну необычную историю. Тогда вы, скорее всего, сами догадаетесь о причине моей назойливости. — он придвинулся ближе к столу, поставил на него локти, и время от времени поглядывая мне в глаза негромко повёл речь. — Началось это в Афгане. Как-то раз попали мы в одном местечке под обстрел. Ничего особенного, нередкое явление, просто мне не повезло — душманская пуля срикошетила, видать, от камня, и скользом чиркнула по голове. Скользом-то скользом, но ощущение было такое, словно металлическим прутком по черепу саданули. Когда очнулся, оказалось, что заварушка уже закончилась, а парни деловито обсуждают, как ловчее меня донести до базы. Пришлось, однако, им эту затею оставить, поскольку я вполне пришёл в себя, и довольно бодро двинулся вслед за ними своим ходом.
          Доктор в санчасти посмотрел на мою травму, ткнул туда пару раз марлевым тампончиком с йодом и добродушно резюмировал:
          — Налицо имеются характерные повреждения. Однако, жизненно важные органы, по всей видимости, не задеты. Для госпитализации оснований пока что не наблюдается. Пациент будет жить.
          И айболит, конечно, оказался прав, пациент продолжал жить. Хотя, примерно недельки с две ощутимо болела голова. К тому же стали сниться какие-то совершенно дурацкие сны. Однако, чего ещё я мог бы ожидать после удара ломом по черепу, мультфильмов про Чебурашку, что ли?
          Ну, короче, организм молодой, крепкий, шишка постепенно рассосалась, ранка, соответственно, затянулась, служба, разумеется, продолжалась... В этом месте рассказа самое время воскликнуть — и ВДРУ-УГ! Но на самом деле до "вдруга" прошло ещё целых два месяца. То-есть, честно говоря, связать одно событие с другим напрямую довольно затруднительно. Я могу только предполагать, что случившееся в дальнейшем является последствием именно этой, вроде бы незначительной, травмы головы. Видимо, удар пули сдвинул что-то там, в моём мозгу, в сторону, противоположную изначальной. Хотя, не исключено, что причина кроется совсем в другом. Но, как бы там ни было, а через два месяца проявился результат, да ещё какой! И ведь абсолютно ничто не предвещало подобной перемены в моей жизни, когда тем злосчастным вечером я вошёл в бытовую комнату, где несколько моих однополчан приводили свой внешний вид в порядок. Перед зеркалом как раз тщательно расчёсывал белокурые волосы и без того красивый ефрейтор Вадим Ярушев.
          — Ты прямо будто на свидание собираешься, Вадя. — с усмешкой заметил я, проходя мимо него вглубь комнаты. — Жаль, только, здесь совершенно не с кем встречаться, все приличные барышни давно разобраны по кубрикам и разложены по полочкам.
          — Как знать, как знать! — моментально среагировал Вадим, не переставая манипулировать расчёской. — Жизнь, понимаешь ли, полна сюрпризов.
          Насчёт сюрпризов он оказался абсолютно прав, потому что один из них я получил тут же, не сходя с места, просто-напросто взглянувши на его самодовольную мордаху. С самой мордахой, впрочем, всё было в порядке, как и обычно. Беда заключалась в другом — Ярушев не отражался в зеркале, перед которым прихорашивался! Когда до меня дошёл этот нюанс, я буквально остолбенел. Стоял и тупо пялил зенки, пытаясь сообразить, что происходит. Потом подошёл поближе и ещё внимательней всмотрелся в чёртово стекло. Факт оставался фактом — в зеркале отражалась комната, другие солдаты, в конце концов я сам, но Вадима Ярушева там не было!
          На роже моей, похоже, проступило что-то идиотское, потому что и Вадя, и остальные принялись хохотать, глядя на меня. А я, скажу честно, натуральным образом испугался. Понимая нелепость позиции, в которой вдруг оказался, я кое-как выдавил из себя глупый смешок, и по-быстренькому ретировался в угол, где принялся сосредоточенно пришивать подворотничок на куртку.
          Это сейчас у нас почти любому известно, что человек, не отражающийся в зеркале, скорее всего является вампиром, а в 80-х годах прошлого века я, например, понятия о таком не имел. Да даже если бы и знал, всё равно чёрта с два рискнул бы отождествить Вадю с каким-то там мистическим существом. Ерунда это. Я сумел просечь тогда только одно — на моих глазах произошло аномальное явление, оптический обман. Но вот почему это случилось, осталось неясным.
          Правда, неясным положение оставалось недолго. Уже на следующее утро Вадим Ярушев был мёртв. Ночью нашу роту подняли по тревоге и мы рысцой рассыпались в темноту, прошиваемую трассерами. Оказалось, душманы предприняли попытку проникнуть в расположение части, и часа три нам пришлось уговаривать их вернуться обратно в родные кишлаки. В итоге, трое ребят у нас оказались легко ранеными, а вот Вадиму пуля угодила в шею...
          Семён Петрович замолчал и откинулся на спинку стула. Некоторое время он смотрел прямо перед собой, затем спросил:
          — Догадываетесь, какой вывод я сделал тогда из всего произошедшего?
          Я пожал плечами. На мой взгляд, связь двух событий была очевидной.
          — Вот именно. — согласно кивнул головой Марченко. — Вот именно. Так я и подумал в тот раз. Отсутствие отражения человека в зеркале означало скорую для него смерть. И я почему-то мог предвидеть это.
          Разумеется, афишировать свою печальную особенность я не стал. Жизнь и без того повернулась муторной стороной. Мне ведь и самому с той поры жутко было смотреть в зеркало — что если, заглянув туда в очередной раз, я не увижу собственного отражения! Поэтому всеми правдами и неправдами отныне я старался избегать тех мест и ситуаций, где мог получить следующий "сюрприз". Смею вас уверить, это было не так-то просто сделать.
          Но, разумеется, скрыться от судьбы  — задача слишком уж мудрёная. В тот самый вечер, когда я первый раз столкнулся с проявлением своей мистической способности, в бытовой комнате помимо прочих присутствовал один славный парнишка, сержант Ивченко Костя. Не знаю, что именно заметил он тогда в моём поведении, какими рассуждениями шёл к догадке, но Костя оказался единственным, кто сумел проникнуть в мою тайну.
          И вот, как-то раз, уже по осени, командование решило отправить на разведку в предгорье несколько солдат нашей роты. И Костя попал в состав группы. Накануне, вечером, он подошёл ко мне, взглянул в глаза и... ошарашил своей просьбой:
          — Сеня... ты это... посмотри, пожалуйста, как там у меня с отражением. Что-то тоскливо мне нынче. Никогда раньше так не было.
          Я чуть не поперхнулся от неожиданности, начал что-то бормотать, отнекиваться, увиливать, но Ивченко проявил настойчивость. Что мне оставалось делать? Подошли мы с ним к висевшему в простенке зеркалу, глянул я туда... И даже ещё попытался развесёлым голосом наплести Косте кучу небылиц. А он всё моментально понял. Побледнел, пожал мне руку и побрёл куда-то прочь...
          Семён Петрович похлопал себя по груди ладонью, полез во внутренний карман плаща, доставая сигареты. Я же, откровенно говоря, чувствовал некий дискомфорт. История, конечно, была очень хороша... но годилась только для литературного отдела фантастики. Не мог ведь я на полном серьёзе уверовать, что вот этот пожилой, не слишком опрятно выглядевший, мужчина и впрямь обладает каким-то мистическим даром! Отсюда неизбежно возникал вопрос — чего же он, в конце концов, добивается? Отрабатывает таким вот своеобразным способом сумму денег, которую я буду всё-таки вынужден презентовать ему для покупки поллитры?
          Я посмотрел на часы, висевшие в простенке. До прибытия электрички оставалось пятнадцать минут. Не так уж много.
          — Собственно, я хотел бы добавить ещё только пару эпизодов. — сказал в этот момент Марченко. — Но вижу, что уже успел вам надоесть... Поэтому ограничусь единственным случаем. Вкратце. — он кашлянул в кулак и опять одарил меня своим грустным взглядом. — Как вы наверняка поняли, Костю Ивченко тоже постигла печальная участь. Впрочем, как и всю их разведгруппу. Парням тогда крепко досталось. А у меня в результате появилось чувство вины за всё произошедшее. Словно бы это я "накаркал" им скорую смерть. Дурацкая, конечно, мысль, но от того не легче! Как я до конца службы дотянул и не свихнулся, даже не знаю. Дотерпел. Домой летел на крыльях. Однако, тут, на гражданке, моё положение ничуть не изменилось. Вскоре я получил возможность в этом убедиться. Однажды летом возвращался я с работы домой. Двигался по здешней центральной улице, мимо универмага. А навстречу мне шагала молоденькая, симпатичная женщина с крошечным ребёнком на руках. Светило вечернее солнце, на душе царил покой. Смотрел я на эту милую мамочку и тихо радовался жизни... до того момента, как перевёл взгляд на витрину магазина. И тут радость моя ухнула в чёрную пропасть отчаяния, потому что в стекле я увидел только отражение ребёнка, словно бы висевшего в воздухе. Девушка отсутствовала... И, значит, была обречена на скорую гибель. Стало быть, не единственно посредством зеркала мог провидеть я чью-то смерть, но и вообще через любую отражающую поверхность. Сами понимаете, оптимизма подобное открытие отнюдь не добавило...
          Тут Марченко, заметив, что я с нетерпением поглядываю на часы, кашлянул, замолк и медленно поднялся со стула.
          — Однако, пора уже мне откланяться. Спасибо, Эдуард Андреевич, за компанию. Рад был с вами воочию познакомиться, жаль только, получилось так нелепо... Да что уж теперь поделаешь.
          Он махнул рукой, стиснул мою ладонь, отвернулся и быстро зашагал прочь. Провожая неловкую фигуру взглядом, признаться, я был несколько удивлён таким его поступком. Похоже, Марченко ничего лично от меня не ждал. Скорее всего, пользуясь случаем, он просто познакомился со свежим человеком для того, чтобы всласть выговориться, и это вполне понятно — задыхается, поди, мужик в здешней атмосфере от скуки. А товарищ он, судя по всему, талантливый, историю ведь какую увлекательную выдумал, в пику окружающему однообразию! Если бы не торопился я на электричку, так и слушал бы, и слушал, раскрывши рот от удивления... Н-да, чудны дела твои, Господи…
          Уже сидя в вагоне и глядя в окно, где помаленьку ускорялись проплывавшие мимо пейзажи, я внезапно почувствовал, как маленькая когтистая лапка вцепилась мне в сердце. Так-так-так. Знакомый симптом. Ах, зараза!.. Это уже не первый случай за последнее время. Говорил ведь себе, что обязательно надо посоветоваться с врачом! Так нет, всё откладываю. Всё надеюсь на лучшее. Жду у моря погоды. А вдруг — прямо сейчас? Возьмёт и прихватит? Вот здесь, в электричке? Что тогда? Смотри, Кузенков, доиграешься!
          И тут я вдруг замер и мгновенно похолодел с головы до ног, как-то словно бы невзначай сопоставив то, что рассказал мне Семён Петрович, с тем, что сейчас неприятно и многообещающе царапалось в моём сердце. Но... позвольте...
          Позвольте, но ведь в кафетерии рядом со мной не было никакого зеркала! Так что... откуда бы он взял? Впрочем... Чёрт побери! Я же сидел за столиком у самой витрины... Неужели Марченко не нашёл в ней моего отражения? Нет... это какая-то мистика... ерунда... Не может быть! Этого не может быть!