Мелодии Полярной ночи

Эту историю можно начать как анекдот: встретились однажды русский, поляк, итальянец и чукча… Но расскажу я ее как  рождественскую сказку, тем более, что этот жанр почти вымер в наши дни.

Это было в те времена, когда «мобильниками» любовались только на обложках заграничных журналов, а Интернет был прерогативой одного Пентагона. Когда религия вновь потянулась к государству, но на работе и в институтах на политинформации ее по-прежнему называли «опиум для народа». Когда Берлинскую стену уже разрушили, но Россия по-прежнему считалась тюрьмой народов. Когда заграничные боевики стали частью нашей общей культуры, а анекдоты про глупых политиков как интеллектуальный допинг стали слабо действующим успокаивающим средством. Словом, это были дни постперестроечных перемен, которые историки будущего назовут через век-другой не иначе как Смутные времена. 
Волею судьбы в наши края попали два иностранца: поляк и итальянец. По культурному обмену. Им устроили пышный прием, презентацию, экскурсии по достопримечательностям и показали все, чем можно удивить людей, которые никогда не бывали на Севере. И иностранцы эти остались довольны, особенно итальянец, потому что больше всего ему запал в душу утренник в детском саду (или новогодний спектакль в Доме культуры), где русские детки пели итальянскую песню про веселых утят. А маленькие зайчики с длинными, болтающимися ушами просто растрогали сентиментального Джованни (так звали итальянского гостя). Они так уморительно скакали под роскошно убранной елкой, что вызвали восторг у самих воспитателей, родителей и гостей праздника. Еще Джованни понравился Чипполино - любимый его сказочный герой с детства и много-много всего такого, что кажется на первый взгляд простым и бесхитростным,  но запоминается почему-то на всю жизнь.

Поляк был более скуп в проявлении своих чувств и все время поездки или ворчал по пустякам, или пребывал в молчаливой задумчивости. Меланхолическая личность…
Парней хотели оставить на празднование Нового года, но те отказались: у них на родине есть более почитаемый праздник Рождество Христово, и он начинается раньше Нового года. Поэтому домой отбыть они должны были гораздо раньше. Это выяснилось как-то вдруг, нечаянно, и покупать билеты, а также устраивать проводы пришлось в спешке, на бегу.
Напоследок их отвезли к стелле у Полярного круга, распили бутылку шампанского, сказали на прощанье, что по прогнозу синоптиков ночью ожидается свечение верхних слоев атмосферы, северное сияние, другими словами, («возможно, вы его застанете в пути») и… по машинам! А машин нет, потому что водителей отпустили, поскольку гостям пообещали отправить их обратно, в город, на оленьей упряжке. Оленьей упряжки тоже нет. По какой-то причине ее не оказалось на месте…

Время поджимает, ситуация почти скандальная, а тут на горизонте показалась легковушка, из которой выскочила веселая компания и принялась позировать на фоне стеллы и щелкать затворами фотоаппаратов. «Все, едем с ними», - решил сопровождающий и побежал договариваться с водителем. А водитель оказался таксистом. И заломил бешеную цену. Однако ничего другого не оставалось делать; рукдел (руководитель делегации) обещал водиле расплатиться по-царски и буквально втолкнул в уже набитую народом машину двух ошеломленных иностранцев.
- В аэропорт их. И побыстрей! - крикнул он на ходу, захлопывая дверцу старенького обшарпанного «жигуленка».
- В аэропорт не могу, - ответил уже трогаясь с места водитель, - Пока не развезу народ по домам, этими, вашими, заниматься не буду.
На том и разошлись. Разъехались, вернее.
Дни были праздничные, настроение приподнятое (пузырьки шампанского так и резвились в голове), компания - что надо. Веселая такая, боевая. Иностранцы и поддались на эту провокацию. А когда местные весельчаки узнали, что едут с заграничными гостями, тут вообще веселуха пошла. Звали в гости, целовались, пели итальянские песни, что все время задевало поляка (как будто в Польше нет классных певцов и певиц), дарили подарки. В одном доме итальянцу подарили оленьи рога, в другом  чучело куропатки (это уже поляку), в третьем чуть не утащили на свадьбу подруги сестры  одного из попутчиков, в четвертом… Из четвертого еле выбрались, потому что парней из-за границы просили задержаться. Их хотели отвезти на буровую и показать там настоящий Север. С пылающими факелами, вышками, с диким зверьем, которое приручили заботливые руки газовиков, с Северным сиянием наконец.  Все это было, конечно, заманчиво, но дома ждали родные, близкие, друзья. «Все, все, ребята, прощайтесь», - тянул за собой иностранцев Саня. – «Северное сияние я вам по дороге покажу. По стопочке вот этого накатите и будет вам небо в звездах, Северное сияние, стада оленей и все остальное…»
По мере развоза пассажиров по адресам компания рассасывалась, и вот в машине остались трое: те самые иностранцы и предприимчивый водила.
Скучно как-то стало и пусто. Все трое говорили на разных языках, знали друг друга недолго, разговор не клеился, потому что самых заводных высадили. И тогда Саня на полную громкость врубил «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады» и первым ринулся в контакт:
- Меня Саней зовут. А вас?..
- Збышек…
- Джованни…- по очереди откликнулись иностранцы.
- Очень приятно…


Вот так они и ехали по заснеженной дороге с песнями и взаимной симпатией, пока поляк не обратил внимание, что едут они слишком долго. Уже далеко позади остались огни этого небольшого, но уютного и приветливого города, не слышно было людского гомона, какой слышен на улицах в предпраздничные дни, впереди была унылая серая дорога и бесконечная снежная пустыня, называемая тундрой.
- Да, - согласился Саня. - Нартово проехали, а аэропорта не видать… Стоп, почему Нартово? Нам же в другую сторону!.. Вот я чудила!..
Саня резко крутанул руль и начал разворачиваться.
- А что случилось? Почему мы едем обратно? – удивился иноземный народ.
- Ничего, все тип-топ, ситуация под контролем…
Саня  мельком взглянул  на часы. Если добавить газу, авось пронесет: успеем на регистрацию.
Машина завиляла по скользкой заснеженной дороге как щука по протоке, а снег все это время падал, падал… И заметал дорогу. Так хорошо замел, что ее стало трудно различать - сплошное белое покрывало. Полярная ночь тоже время не теряла - наступала, наступала, сгущая сумрак и ухудшая видимость. И такую невидимость нагнала, что Саня нечаянно заехал в сугроб. Н-да, история…
Иностранцы заволновались. «Сань, ты чего?.. Что-то не то?.. Мы к регистрации успеем?»
- Да конечно, господи!.. Какие дела! - а про себя подумал: «Нет, регистрация, похоже, пройдет уже без нас. Хотя…  к концу, может быть, еще успеем.. Вот только машину вытащить из снега…
Тащили! Толкали! Даже вынести попытались. Поднять вверх и перенести в другое место, туда - где снега поменьше да потверже грунт; да только не нашли такого места, которое было похоже на дорогу. Снег кругом!  И елки, которые как известно, средь дороги не растут!
- Смотри, заяц пробежал! Настоящий! – вскрикнул восторженный итальянец. - Как в песенке «…под елочкой скакал…»
 Всей серьезности  сложившейся ситуации он еще не осознавал, поэтому продолжал радоваться каждому новому проявлению северной экзотики.
- «Скакал, скакал…»  - еле слышно передразнил его Саня, устало вытирая запотевший лоб - Мы сейчас тоже поскачем…
- Галопом, как рысаки? – сыронизировал поляк.
- Короткими перебежками… Как зайцы. От кочки к кочке, - недобольно пробубнил Саня и полез в багажник за тросом.
А вот поляк понял, что ситуация неординарная. Все чаще поглядывая на часы, он стал подгонять Саню.
- Ну, Саня! Быстрей, бысрей! Еще разок! Э-эй, ухнем!
Ухнули! Так хорошо, что машина провалилась в снег по самые фары.
- О-оо, - огорченно протянул итальянец. Так мы можем на самолет опоздать…
«Дошло наконец», - с горечью подумал Саня.

Утопая по пояс в снегу, он побрел по сугробам наобум, за ним как заячий хвост – итальянец. Так они  вышли на дорогу.
На дороге машин не наблюдалось. Ну хоть бы одна сверкнула фарами. Зато сквозь серебряную пелену снежных колючек разглядел Саня одинокий силуэт нового попутчика. Он даже о деньгах сейчас не подумал. А подойдя поближе, вообще едва не онемел от неожиданности. Олений малахай, подвязанный кожаным самодельным ремнем, узкие черные глаза, сверкнувшие во мгле как два уголька, добродушная улыбка. Час от часа не легче, так мы к ненцам на стойбище заехали! Это же надо в такую глубь забраться!
- Красавец, ты из какого чума выскочил? – с досадой выдохнул Саня.
- Да мне тут…  Недалеко, подбросьте по пути.
Говорил он по-русски хорошо, но акцент чувствовался. И голос… Что-то в этом голосе показалось странным. Слишком высокий для парня, но вдаваться в подробности не было ни времени, ни охоты. И Саня буркнул недовольно:
- Куда я тебя возьму? К себе на хребтину? У меня машина в снегу застряла!
- Далеко?
- Да вон, за елками…
- Пошли! – услышал Саня решительные интонации в голосе незнакомца и покорно поплелся вслед за загадочной фигурой.

Вы представляете, вытащили! Этот, в балахоне… Маленький да удаленький! И смышленый к тому же. Как будто всю жизнь не на оленьей упряжке, а на машине ездил.
Показал как и куда тащить (где снега меньше, где грунт потверже), показал куда ехать. Молодец, словом! Жаль только сломался быстро. Как только машину выставили в географически правильном направлении, забрался на заднее сиденье и тут же уснул. Сверчок прям какой-то!
А иностранцы начинают ерзать, суетиться…
- Сколько времени потеряли, не успеваем же!
А как им, твердолобым, объяснить, что если правде в глаза смотреть, то рады-радешеньки должны быть, что вообще сухими из воды (из-под снега то бишь) выскочили. Могли бы вместе с машиной…туда… где снег помягче…
Чем-то надо было отвлечь этих неврастеников, и Саня стал заговаривать им зубы…
- Джованни, ты ведь хотел на местное население полюбоваться? Вот оно, - кивнул он в сторону заснувшего спасителя,- Вишь какое живописное. Главное, неподвижное. Как в музее. Можешь его разглядеть…Валенки видишь на нем? Унтами называются… А балахон называется…как его… забыл…
Джованни было не до музея, он мельком взглянул на чудо природы, и обиженно произнес: «Ехать пора!»
«Знаю! Что пора!» - мысленно огрызнулся в ответ Саня. Нажал сцепление, повернул ключ… А мотор-то и не заводится. Опа-на! 
Разбираться что к чему не было времени, и Саня в отчаянии стал мучить стартер. Ну! Тпру!.. Ну! Тпру!..
Ни фига! Ни тпру ни ну! Сдохла машина и все тут! Техника ласку любит, а с таким водилой… Вот это самое и происходит!

Странная какая-то тишина повисла  в салоне. Никто вроде бы ничего не изрекал, а чувствовалось: сейчас этот комок эмоций сгустится до концентрации шаровой молнии и… На эту тему даже думать не хотелось. Нехорошая тишина, ой, нехорошая, - тоскливым взглядом изучал темноту за ветровым стеклом Саня и потихоньку втягивал голову в плечи …Не знал он что делать!
Первым  занервничал итальянец.
- Регистрация кончается… завтра, ну в крайнем случае послезавтра, я должен быть в Риме. Просмотр моей коллекции назначен на канун Рождества…
- Ему слово «Рождество» ни о чем не говорит, - злобно прошипел  из своего угла Збышек. - Нехристи они, атеисты…
- Почему это нехристи?! - возмутился Саня, - меня в детстве бабушка крестила! Вы на меня напраслину не наводите, я, между прочим, верующий! Иногда…
- Когда?! – злорадно прорычал Збышек. – Когда петух жареный клюнет?
- В одно место… Так вы говорите в этих случаях? – послышался голос в поддержку поляка.
- Да! И в таких случаях тоже! Сейчас я твердо верю, что все обойдется, нас обязательно найдут и вы спокойно разъедетесь по своим католическим странам.
От возмущения гордый поляк приподнялся с места. Он был готов сжать санино горло своими огромными костлявыми руками, но благородство шляхтича не позволило ему опуститься до плебейского мордобоя. Вместо этого он снова плюхнулся на потрепанные чехлы и сказал одну-единственную фразу, в которой выразил все свое отношение и к этой поездке, и к этой варварской стране.
- Господи! Как же ж домой хочется!
- Я вас понимаю,- со вздохом ответил Саня,  которому в этот момент тоже захотелось куда-нибудь слинять. Но туда, где не было иностранцев. К аборигенам каким-нибудь. Папуасам, индейцам, хинди…

Он с удрученным видом покрутил ручку приемника, чтобы выбрать что-нибудь повеселей (нам песня строить и жить помогает), но выбора не было. Пропал хороший мьюзик из эфира! Где тот блистающий фейерверк жизнерадостных звуков, веселящий душу коктейль голосов, праздничное настроение в конце концов! На тебе, слушай классику и, главное, как карта неудачно легла: нет чтобы из «Щелкунчика» вальс какой праздничный там или па-дэ-дэ (это тоже можно выслушать почти что до конца). Нетушки! Эти, на радио врубили этот, как его…забыл…(в детстве Сане это часто доводилось слышать,)… Ну композитор его еще вдали от Родины написал, тосковал сильно Короче как его… полонез! вспомнил! Огинского!
И ведь надо же было этому Огинскому уродиться поляком!
Саня скосил глаз на попутчика, решил проверить реакцию. Реакция оказалась вполне предсказуемой: во взгляде поляка читалась тоска по Родине. Проникновенное произведение написал польский композитор, ничего не скажешь! Збышек сидел за спиной у Сани на заднем сиденье, прислонившись виском к холодному оконному стеклу, и сверлил своим черным угрюмым взглядом недра мглы. Что он там в ней увидел? Мощенные камнем улочки Кракова? Его величавые костелы, белозубые улыбки прекрасных полячек? 
- Ностальгия,- с понятием дела пояснил Джованни
- Да, - тихо отозвался Саня. - Не хухры-мухры. Дело благородное. Я вот тоже … ностальгирую.
- По кому?
- По чему, - пояснил водитель, доставая из-под сиденья пустую бутылку. - Сейчас бы всю ностальгию как рукой сняло… - Ему хотелось пошутить и разрядить тем самым обстановку, но не получилось. Джованни скривил презрительную мину и отвернулся. Глупая шутка… - подумал Саня.
Итальянец устало вздохнул, ненец в своем углу засопел во сне и перевернулся на другой бок, а поляк не выдержал и впервые взглянул на Саню с нескрываемой ненавистью.
- Меня ждут! Понимаете, ждут! Сразу в трех городах: Москве, Самборе и Кракове! А вы со своими шутками! Как… п-паяц!
Сане стало стыдно и он решил сделать приятное поляку - сыграть на его патриотических чувствах.
- Здесь недалеко сталинские лагеря… Вернее, то что от них осталось…Бараки, проволока колючая, вышка…
-  Что?! - взревел поляк. - При чем здесь лагеря?
- …братская могила… - продолжал строить из себя дурака Саня.
- Что вы предлагаете? Сходить туда на экскурсию? - испуганно произнес Джованни
- Там и поляки были. И вроде один итальянец. Дружба народов…Соотечественники ваши…- нес чушь несусветную Саня.
- Предлагаете помянуть души усопших? Нет, спасибо, я сам себя сейчас чувствую как в склепе.

И тут только Саня понял, что должны ощущать эти далекие от северных привычек люди. Это ему все нипочем, он и не в таких переделках побывал, но эти-то… им-то за что такие муки? Какой страх за себя и своих близких они должны сейчас испытывать. Ведь они могут здесь замерзнуть и остаться навсегда в виде небольшого придорожного памятника. А родственники? Близкие также и их  друзья? Они  так и не дождутся ни своего Збышека, ни Джованни. А в иностранных газетах местные писаки напишут подлую статью о том, что в заснеженных российских просторах снова пропали два иностранца, граждане стран Польши и Италии…Какой позор! Какой скандал! А виноват во всем этом Саня! Н-ну влип!..
Сказать в свое оправдание было нечего и Саня приутих. Зато странный попутчик №3 неожиданно ожил. Он нехотя приоткрыл щелочку своих узких глаз и томно (в смысле утомленный сном) пробормотал:
- А что, еще не приехали?
- Ага, прилетели! - желчно отрубил  Саня. – Лабытнанги. Трап у самолета. Самбург в десяти минутах езды. На оленьей упряжке доберешься…
Ненец отреагировал на редкость спокойно, только и ответил «шутник однако». Затем кивком головы накинул на глаза капюшон - и снова в сон. Сладко-сладко так засопел, ну точь-в-точь как сверчок за печкой. Его сопенье не понравилось поляку, а еще больше его возмутила простота обращенья этой музейной куклы: заснув, незнакомец прикорнул ему на плечо, что было последней каплей, переполнившей терпенье Збышека. Тот резко одернул плечо, оттолкнув нахала и грозно прорычал Сане в самое ухо:
- Вы что-нибудь собираетесь предпринимать? Мы что, ночевать здесь будем?
Тут уже Саню задело за живое. Стараешься, стараешься для них, а благодарности никакой!
- Я что вам, волшебник?! Взмахнул гаечным ключом - и машина поехала! Вы видите я сделал все что мог! А то, что рации с собою нет, чтобы вызвать подмогу за вашим шляхетским величеством – так извиняйте…
Он не договорил, потому что поляк его и не слушал.
- Я теперь понимаю, - злобно заскрипел он зубами, - почему ни одному народу не удалось вас завоевать. Скифы уводили врага вглубь приморских степей, Невский заманил тевтонцев на Ледовое озеро, подданные Сигизмунда III вымирали от голода в Москве, про Наполеона, я и не говорю – забрался в самое сердце России и оказался в ловушке. Это у вас от предков - заводить куда-нибудь в глушь на верную гибель?
- А вот предков моих попрошу не трогать, - вскипел Саня. - Я, между прочим, из Смоленска, родился недалеко от той самой деревушки , откуда родом Иван Сусанин, тот который…
Объяснить кто такой Сусанин Сане уже не удалось, потому что эту историю Збышек знал очень хорошо. Потому как в бытность свою студентом истфака писал курсовую по теме «Неудача политических замыслов короля Сигизмунда III в отношении российского престола».
- Сусанин, вот оно что…- зловеще прошипел Збышек, и как кобра завис над Санькиной головой. А тот, задрав голову, снизу ему, брызгая слюной:
- Да! И я прямой его потомок! Н-на тебе,  выкуси! - глазом не моргнув, соврал Саня и фигу в нос поляку…
И вот тут разорвалась та самая невидимая глазу шаровая молния, которая осторожно плавала между ними все это время, заряжая каждого нервным электричеством и терпеливо ожидая подходящего момента. Момент… НА-СТУ-ПИ-И-И-ИЛ!!!
- Иван Сусанин! Минин и Пожарский! – распалялся поляк. Да знаешь ты, что бы было сегодня, если б наши тогда вовремя не пристукнули этого вашего подлого предателя Сусанина! Цивилизация к вам пришла бы на целый век раньше. Не ходили бы вы сейчас по городу в этих… как их… в унтайках…
- Чего?! - оскорбился Саня.
- Ничего! Это Лжедмитрий (польский, между прочим, ставленник) приучил москвичан есть за столом с помощью вилки. Вы бы были процветающей страной, если б не тот дремучий фанатик Сусанин, который сам не понимал, что он делает. Ты бы ездил на дорогой машине, а не на этой развалине, говорил бы на нескольких европейских языках…
- На польском, например, – донеслось из правого дальнего угла. Это ненец проснулся. (сверчок, а туда же!) -… А в Москве вместо памятника Минину и Пожарскому, - продолжал он, -  стоял бы монумент Сигизмунду и Марине Мнишек! Смотри, Марина, - указывает рукой Сигизмунд на Лобное место, - этот город теперь твой. А вот Россию не отдам. Не для тебя старался, пани…
- Правильно, чукча! В унтайках, а умный!.. - обрадовался неожиданной моральной поддержке Саня. -  А вы говорите! – снова задрал он голову вверх. - Да у нас любой чукча ваших историков за пояс заткнет, а квантовую механику знают лучше всяких Эйнштейнов.
- А ракеты в космос у вас запускают прямо из чумов, – это у  итальянца прорезалось чувство юмора (и этот туда же!), - Центр управления полетом - под елкой. Стартовая площадка на соседней лужайке …
А с виду такой обаятельный. Иуда!

И так далее и тому подобное. Слово за слово, понеслась душа в рай…По ходу выяснилось, что девичья фамилия матери Збышека – Мнишек и предложение увековечить ее образ в виде памятника на Красной площади поляк принял как надругательство над фамильной честью. Итальянец тоже силился припомнить что-нибудь эдакое, в чем бы был исторический  упрек в адрес русичей, но ничего кроме падения фашистского режима Муссолини вспомнить не мог, а Россия к событиям полувековой давности в Италии имела лишь косвенное отношение.  «Так что сиди, Чипполино, жуй свой горький лук исторической правды – не унимался Саня, - и не дергайся, а то как включу нашу, русскую, на полную громкость!.. Узнаешь кто на каком языке говорить должен! Мы всех могли завоевать, а не сделали этого!» «Лук и стрел не хватило!» «А еще вы у нас украли идею. Этот ваш жигуленок - жалкая копия нашего «Фиата» и т.д. И все эти «тра-та-та»-автоматные очереди - под мощную несокрушимую поступь героических образов «Богатырской симфонии» Бородина.
Тот кто слышал хотя бы первые такты этого бессмертного творения всех времен и народов, сразу поймет, отчего вдруг поежился Джованни, и почему так мгновенно утих Збышек. «Умом Россию не понять…» - тихо процитировал он, а что при этом подумал – вслух так и не решился произнести. Джованни мысленно с ним согласился: «Действительно, непобедимый народ» - и тоже умолчал правду: имел ли он в виду музыкальный талант Бородина, былые победы доблестных российских полков или ослиное упрямство новоявленного Сусанина.

Победная музыка русского народа звучала во всю мощь радиоприемниковских легких. Иностранцы, съежившись и насупившись, сидели, как Наполеон в московском Кремле А снег-снежок тем временем заваливал, заваливал машину… Мягким пушистым саваном. Красиво так падал, живописно. Джованни это обязательно запомнит, да он уже пишет в уме свое очередное творение на тему северной зимы. А заодно и завещание родным А также послание потомкам: не суйтесь вы сюда, не суйтесь! Северная романтика вредна для здоровья и опасна для жизни!..

А тут еще вьюга за окном…В ее взвизгивающих и обдающих душу холодом подвываниях звучит неумолимая угроза. Кажется, поет она жуткую погребальную песнь всем тем, кого она заморозила когда-то, и заморозит еще. И нет ни-ка-кой надежды выбраться из этих постылых просторов, которые со времен польско-литовской интервенции вышли далеко за пределы московского царства, простершись глубоко на восток и чересчур высоко на север. Все, приехали! Finita la komedia… Здесь, в царстве вечных снегов  последнее наше пристанище. И вот уже там, в жуткой непроглядной тьме завьюженных окон померещились им души мучеников, которые томились в  лагерях, сосланные сюда великим душегубом Сталиным - историческим двойником Ивана Грозного. Средневековье, словом. Разгул мракобесия…


Да, вы не забыли что события развивались в канун Рождества? А каждый из нас с детства помнит «Вечера на хуторе близ Диканьки». Ведьмы, черти и прочая нежить. А вы думаете у иностранцев, пусть они и католики, нет своих народных поверий о нечистой силе, шабаше ведьм и тому подобных ночных безобразиях, противных богу? Есть, конечно. У народа любой страны очень богатое воображение…
- Нет, это чертовщина какая-то. Разгул вражьей силы. Дьяволиада! - брюзжал Збышек.
- Беда! – сокрушенно качал головою ему в такт итальянец…
Никому уже не хотелось спорить и выяснять отношения, наоборот, перед лицом такой грозной стихии надо было объединяться… А как? Рады бы, да опыта нет…по сплочению рядов против разыгравшихся сил природы. И ничего нашим путешественникам не осталось делать, как молиться богу, уповая на волю Всевышнего и мудрую силу Провидения…
Этим-то, католикам, проще, они молитвы знали. Матка боска, мама мия, - слышалось с разных сторон, а вот Саня таких чудодейственных слов не знал. Зря! Зря он не слушал старую свою бабку, которая долдонила ему в детстве: «выучи, горлик мой, молитву. Заучи наизусть, не поленись. Не побрезгуй, пригодится когда-нибудь…» Ни одного слова не вспомнил Саня сейчас, окромя «Отче наш, иже еси на небеси…»

Молились как могли. Что еще оставалось делать?
А умиротворенная музыка «Аve Maria» им помогала. Она очищала душу и заставляла думать о тщете бытия, готовила к последнему причастию… Когда же из недр старенького радиоприемника полились полные безысходной грусти звуки Лунной сонаты, Джованни, как ребенок, заплакал. Скупая слеза блеснула в зарослях его мохнатых ресниц и потухла, медленно скатываясь по шершавой щеке. Возможно, эту дивную музыку он слышит в последний раз, он может, и настоящей луны больше никогда не увидит, а последней картиной, которую он будет созерцать перед смертью будут…все те же ненавистные просторы русского севера, этот черный ненецкий снег, похожий на лаву Везувия, которую он часто видел при подъезде к Неаполю, и бескрайние, необъятные дали…
А Збышек почему-то вспомнил сказку Андерсена. Как маленькая отважная девочка отправилась в путь за дорогим ей человеком сквозь такую же метель. Острые ледяные опилки били ей по глазам, она падала и вставала , вставала и шла,  шла и наконец дошла до царства Ледяной королевы, осиянное Северным сиянием. Вырвала наконец ледяную занозу из сердца Кая и он заплакал от счастья…
«Кто «он», спросите вы? Кай или Збышек? Да оба! Оба они заплакали. Потому  что сердце - то живое, защемило вдруг и стало оно отогреваться, почувствовав не только холод, но и еще что-то другое…» Тут Збышек проснулся, встряхнул головой и произнес еле слышно: «приснится же такое…»

Саня же отмолился мгновенно. По уже известной вам причине. Общаться с богом он не умел, ностальгии по прошлому не испытывал, поэтому более приземленные мысли одолевали его практический ум: с какой это стати в предпраздничные дни народ травят одной классикой? В его памяти еще свежи были те времена, когда очередного генерального покойника отпевали именно такой музыкой. Не мессами, как во всех просвещенных странах, а симфониями всякими, кантатами и ораториями. Не к добру, ой, не к добру вся эта шопениана. Когда же голос диктора объявил Моцарта, Саню как током ударило: «Переворот! В стране переворот! Наши на баррикадах,  на подступах в Белому дому, а я тут…с иностранцами…» «Или путч…» - как будто прочитал его мысли Збышек. – «Демократии конец, у власти снова коммунисты, всех иностранцев в 24 часа из страны… А мы тут Моцарта слушаем. И не что-нибудь, а «Реквием». Самое гениальное отпевальное произведение, написанное за всю историю человечества. Да, пышные, пышные  похороны! Ни одна ритуальная фирма не устроит такое! Главное, братская могила рядом…


В недрах коллективного сознания назревала еще одна шаровуха. Как себя вести? Что ни произнеси сейчас – против тебя же потом и обернется, а молчать, набрав в рот воды – долго не протянешь, все равно придется о чем-то говорить…Вздремнуть немного? авось к утру все рассосется? Ан-нет его, сна!.. «Ни сна ни отдыха измученной душе» - надрывалось, как в насмешку, радио. И все притихли, затаившись. Как сверчки за печкой.


- Надо же, - первым отозвался Збышек. – Я в детстве музыку терпеть не мог. Из-за соседки… Худенькая такая, с косичками. Мечтала уехать к холодному морю и увидеть Северное сияние. Жила в квартире над нами, у меня над головою фортепианные этюды разучивала. Гаммы, арпеджио… Замучила вконец, казалось, дырку продолдонит в мозгах ( все не могла выучить какой-то ноктюрн)… Так я спер у нее ноты и спрятал в водосточной трубе. Ну не дурак?.. Сейчас бы полжизни отдал, чтоб снова его услышать…
Потом, постеснявшись собственной сентиментальности, по-деловому спросил:
- Кто-то северное сияние обещал. Хоть раз увидеть… перед смертью…За нас двоих…
- Какое сияние в метель? - огрызнулся Саня. – Я что тебе Снежная королева чудеса представлять. Это в кино включил пульт и любуйся спецэффектами. Тут тебе природа, ее своим желаниям не подчинишь. И потом, оно перед кем попало не распахивается. Там сверху видно все: настоящий ты или нет. Вы себя как повели? Ныли всю дорогу. С кулаками на меня бросались? Бросались. Не понравились вы Северу, не принял он вас.   
- Да боже упаси, - отозвался потомок Марины Мнишек.
- Шляхта поляцкая! – отреагировал Саня.


Снова слушали радио.
- А меня в детстве насильно пытались выучить игре на баяне, – пожаловался Саня. -  Нет, не пошло. Не мое это. Машины с детства люблю…
- Оно и видно…- рассмеялся Джованни.
- Эй, сверчок, а ты чего молчишь? – повернулся Саня в сторону последнего попутчика.- Расскажи чего-нибудь.
- Я думаю… - глубокомысленно ответил немногословный ненец, и снова ушел в себя.
- Медитирует, - сумничал Саня. - Духов вызывает. Ты часом не шаман?
- Шаман, - спокойно ответил тот.
- Все ясно. Вот только шаманов нам не хватало! - начал заводиться Саня. Он бессознательно наметил жертву, на которую можно перевести стрелки  и решил воспользоваться случаем. - Твои дела?! – зарычал он на ненца.
- Духовы, - тихо, но отчетливо ответил тот…
- Ах, духовы, говоришь… Ну-к вылезай из машины!
- Зачем? – удивился шаман
- Сейчас узнаешь! Что у тебя там в авоське, бубен? Вот забирай свои причиндалы, выходи на дорогу и колдуй нам хорошую погоду. Люди, понимаешь ли, из-за границы приехали,  полюбоваться на красоту наших мест, познакомиться с местными обычаями, а в результате? Домой по-человечески добраться не могут! Давай! Шементом! И без хорошей погоды не возвращайся! Не вылезешь сам – вытащу насильно!
Иностранцы оцепенели («Да ты чего, изверг, опомнись, неужели сможешь человека в такую непогоду выставишь за двери, где твое хваленое русское гостеприимство, северное братство? и т.д.), а Саню распирает от злости.

Пассажир в балахоне терпеливо выслушал взрыв очередной шаровой,  потом невозмутимо открыл дверь... В салон ворвалась лютая стужа. Порыв ветра взъерошил волосы Збышеку, просвистел по ушам Джованни, и резко, точно кулаком, саданул Сане в затылок, от чего тот  мгновенно пришел в себя.
- Да ладно, пошутил я, ты чего, и вправду поверил?
А Шаман как ни в чем не бывало вытащил из походной сумы свой бубен и начал выбираться из машины. Видно было, что делать ему это очень неудобно: разгребать перед собою снег, да еще пробираться «туда - неведомо куда»…
Втроем стали уговаривать чудака вернуться обратно и тут только заметили, что из-под балахона у него выглядывает подол цветастого платья. Сверчок-то женщиной оказался! Вот ведь конфуз!
- И куда ты, родимая, поковыляла? – крикнул ей вдогонку Саня. - Если у человека нету чувства юмора - своего ему не одолжишь…- оправдывался он перед иностранцами, а про себя подумал: «Теперь ее не остановишь… А  я , выходит, ирод окаянный, монстр, чудовище кровожадное, женщину в тундре заморозил»…
Саня попытался открыть дверь, но она не поддалась – слишком много снегу намело, тогда он перелез через Джованни и кубарем вывалился наружу. На ногах он не устоял, потому что шквал ветра сбил его с ног, и вот так,  лежа на одном боку около занесенных снегом колес, барахтался он в скрипучем снегу и стенал от горя:
- Вернись, глупая, я пошутил! Не ровен час замерзнешь, я же себе этого никогда не прощу! Иди ко мне, я тебе куртку свою теплую отдам. Хочешь, я тебе бусы подарю! У меня от бабушки остались! Пояс тебе бисером разошью-ю…
-…-зо-шью-ю- …-зошью-ю…-зошью-ю…- уносил ветер вдаль санины мольбы.
-…ю-ю-ю-ю-ю-ю…- возвращал тот же ветер остатки мольбы обратно.
  Иностранцы оторопело смотрели на душераздирающую сцену и не знали, как помочь этим несчастным. Вот это страсти!  Вот это характеры! Шекспир!
Они повыскакивали из машины и стали охотиться за упрямой шаманкой. Куда там! Поймаешь такую! Для нее сугробы как мат в спортивном зале – прыг, прыг между елками. «Зайчишка зайка серенький под елочкой скакал» - не переставал удивляться Джованни.
Наконец шаманка замерла, где стояла, подняла бубен кверху, застучала в него огромной колотушкой и запела страшную песню, от которой сердце убежало в пятки, а все нервные окончания в тканях свернулись клубочком, как котята в лукошке. Гортанным низким голосом, от которого мурашки побежали по коже, звучавшим в унисон вьюге, она даже не пела, а буквально выла как голодная волчица. Порывом ветра с ее головы снесло капюшон и копна длинных темных волос, разлетаясь в разные стороны, замела ей лицо. Вв-в-ааа-ааа!.. Кошмар-то какой! Ад кромешный! Это ж ведьма натуральная! И не из сказки про Солоху, а самая настоящая, из местных! Эта на метле летать и звезды с неба воровать не будет, эта сейчас такого намедитирует… в состоянии этого их транса, забыл как он называется…
-…  камлания, - подсказал эрудированный Збышек.
- Ну да, его самого, - ответил Саня. А Джованни испуганно произнес:
- Пора отсюда ноги делать!
- Пора! – отчаянно вскрикнув, согласился Саня. - Куда-а-а-а?!!!!

- Вы потревожили души умерших, - завывала между тем на своем непонятном наречии черная зловещая фигура. - Вы вторглись в святые места наших предков…Вы прогневили наших богов, а своих собственных забыли вовсе… Вы…Вы…Вы…- доносил ветер обрывки непонятных фраз вместе с поясом, который он сорвал с обезумевшей колдуньи.

- О чем это она? - прошептал итальянец
- Короче, - взял под локоть Джованни Саня, когда пришел в себя, -  мы столько нагрешили за эту ночь, что век с богами не расплатимся. Об этом она нас и извещает. Гореть нам всем в аду жирным синим пламенем. Пошли к машине, - и он потянул итальянца за собой. - Это единственное наше убежище в царстве вечного покоя, называемого ирием… или не ирием?.. опять забыл…
- Почему жирным? И синим?
- Потому что ты в краю бездонных запасов природного газа, а он, когда его поджигают, горит синим, вернее, голубым пламенем.
- А я здесь при чем? Не голубой я! Я женщин люблю! – не унимался Джованни
- Вот они-то, - указывая на распоясавшуюся колдунью, со вздохом ответил Саня, - тебя и погубили!


Наконец сеанс камлания окончилися, и вся троица с замиранием сердца стала ждать развязки загадочного действа. Ребята стояли по колено в снегу как вкопанные, слизывали с губ мокрые ошметки снежной ваты и были похожи на бедных трусливых зайчат, смиренно поднявших кверху лапки. И зубы от холода так и стучат, так и стучат…
- Ну что, испугались?! – донесся издалека жуткий глас народной защитницы. – Спектакль окончен, все к машине, хорошего понемногу…
Все еще не понимая что ж тут такое происходит, троица опрометью бросилась к машине, молнией разлетевшись по своим местам.


  Уже согревая окоченевшие конечности горячим своим дыханием, они завороженно слушали рассказ необыкновенной попутчицы.
- Да учительницей я работаю. В школе. Под праздники решили с детьми спектакль сыграть. Историю сами придумали на тему нашего ненецкого эпоса и рождественских сказок разных народов. Написали сценарий, декорации выстроили, костюмы пошили, а с малицами ничего не получается. Бархат – он мягкий, обвисает, непохоже на малицу. Я и пошла к своим родственникам, в стойбище. Мое детство прошло там, в тундре…Радио у них сломалось, про штормовое предупреждение ничего не знала, вот и попала в пургу…А так как холодно однако стало, - лукаво улыбнулась она, - надела на себя ту самую злополучную малицу.
- Малица…это…- любопытный Джованни хотел спросить, что это такое…
- Да вот она, родная, - показала женщина на свою одежду.- То, что вы все это время называли балахоном.
- Мамочка родная!
- Мама мия!
            - Матка боска!…- снова хором вскрикнули парни. – Так вы не спали все это время? И все слышали?
- Какое-то время спала, потом проснулась, в разговор вступать не стала, потому что не хотела усугублять конфликт. Но вообще меня так и подмывало спросить: в чем бы я сейчас ходила, если Россию Наполеон завовевал? В деревянных сабо?.. А питалась чем?
- Исключительно деликатесами, - нашелся что ответить Саня, - лягушачьими лапками…
- Хха-а-а…
- Смотрите, метель стихает… Ваша песня подействовала. Спойте еще, у вас так хорошо получается непогоду укрощать, - предложил кто-то.



Леда (так звали девушку; кстати, она оказалась гораздо моложе, чем показалась в начале) пела песню, которую слышала в детстве от своей матери. В ней говорилось о молодом олене, который, бегая по тундре, потерял свои рога и очень этому огорчился, но мудрая мать-олениха сказала своему непутевому сыну: ложись спать, сынок, ночью запылает северное сияние, и если ты вел себя все это время хорошо, к утру у тебя отрастут новые…

Итальянец истинктивно потрогал свою макушку, подумав про себя: а ну его, это Северное сияние, и так впечатлений бездна, а поляк мужественно, как партизан перед допросом, негромко произнес:
- Скажи, мы умрем?
Леда засмеялась.
- Да вы с ума сошли, чего вы так переполошились! Если нас не найдут, я вас до ближайшего селения доведу, здесь недалеко. Согреетесь, позавтракаете, отоспитесь… Не знаю, правда, как с вашими планами. На самолет вы теперь точно не попадете..
Никто об этом уже не жалел. Подумаешь… Не прилетим завтра, прилетим… Когда-нибудь же прилетим! А утром объявят поиск, не может быть, чтобы могли вот так спокойно дать пропасть без вести жителям другой  страны, да и своих в беде оставить не могут, не в первобытные же времена живем. Прилетит за нами вертолет, выгребут нас из из-под снега, привезут в город, а там уже репортеры с микрофонами дожидаются. Пресс-конференция…И станем мы героями светской хроники, (газетчики приврут немного, выдадут нас за полярных путешественников) О! Да о таком Рождестве только мечтать!.. Зачем домой? Рано нам домой, нам и тут хорошо. Мы и здесь еще не все увидели и испытали! Впечатлений, экстриму – на всю оставшуюся жизнь… Жаль северного сияния не увидели. Ну да ладно, не заслужили, сами виноваты. Додумались! Даму на мороз выгнали… - такие мысли блуждали у ребят в голове.

Они сидели и болтали кто о чем.  Синдром случайного попутчика. Незнакомому человеку довериться легче, а выговориться надо было каждому.
Никто не помнит, когда закончился концерт симфонической музыки, приемник опомнился и нес уже в эфир более знакомые ритмы. Ночные кошмары с их безумными бреднями, чудовищными экскурсами в прошлое и словесными перестрелками подходили к концу, жизнь постепенно входила в привычное, современное русло. Пел Аль Бано с Раминой. Солнечно пели. О любви, о счастье, о лучезарной улыбке ласкового моря…Словом, о добром, хорошем и вечном. О родине. И не было голосов лучше, чем эти. Так во всяком случае им показалось. И всем вдруг стало так тепло и уютно в этом старом неудобном «жигуленке», что вылезать из него уже не хотелось.
Аль Бано снова запел. И тут у Збышека - самого стойкого, самого благородного рыцаря чести и достоинства, нашего Железного Феликса, как прозвали его в шутку,  навернулась слеза. Он слышал тот самый этюд (или ноктюрн?), который не дослушал тогда, в детстве, потому что стащил у девочки треклятые ноты и спрятал их в мокрую водосточную трубу, чтобы страницы размокли и превратились в нечитабельную кашу.
И по какому-то странному наитию он почувствовал, что аккомпанирует певцу сейчас именно та девочка с косичками, наверняка ставшая известной пианисткой, потому что только она могла так вдохновенно играть Шопена, а в исполнении мордентов, форшлагов и синкоп ей не было равных уже тогда – лауреату каких-то там конкурсов для юных дарований…Ее стиль игры он запомнил на всю жизнь…
- Странно, - задумчиво произнес Джованни. – Этюд переложили на голос…
- Такую музыку нельзя не петь, - украдкой сдунув небольшую росинку с ресниц, тихо проговорил Саня.


Вьюга стихла. Тишина воцарилась вокруг. Снег уже не мельтешил перед глазами, испытывая вестибулярный аппарат, он лежал тихо, покойно, радостно посверкивая в лунном сиянии в ожидании утра.
- Что это? – спросил Збышек, указывая на небо.
Там, в плотной ночной синеве показались вытянутые туманные пятна, похожие на Млечный путь.
- Это Северное сияние, - тихо ответила шаманка.
- Такое бледное? – разочарованно произнес Джованни.
- Какое заслужили, - усмехнулся Збышек.
А сияние оживало. Меняя  на глазах очертания, оно заполняло все небо, набирало цвет, лучилось и искрилось, переливалось и играло… Волнами, одиночными всполохами, еле заметной дымкой, цвет которой определить невозможно, мягким обволакивающим туманом… Ошеломляющая красота!
Джованни и Збышек вышли из машины и сняли шапки. Завороженно смотрели они на это чудо и не верили своим глазам. Да, это оно. Такое, каким его описывыли, каким они его себе и представляли, только намного ярче, величественнее…
Из полуржавых недр «жигуленка» доносились звуки органа…


Саня сориентировался моментально.
- Ну вот, я же говорил! Что я вам говорил! Я говорил, что сегодня обязательно должно состояться Северное сияние. Загадывайте желание! Север вас принял!
- Помолчи, а? – негромко попросил его Джованни, и Саня стих…
Все они прекрасно понимали, что это бредни: принял, не принял… Не на ромашке гадали… Их принял сейчас не только Север со своими бесподобными чудесами и странными, но добрыми людьми, их приняла сейчас сама Земля с ее временными и климатическими поясами, с полюсами, языковыми барьерами, этническими особенностями, с ее древней историй наконец, - и все это крутилось миллионы лет вокруг жаркого ослепительного светила – Солнца, тепла которого нам не хватает всем, даже тем, кто живет на экваторе…


  Под утро они заснули. Сном праведников. И снились им самые радужные и самые светлые сны, потому что Оле Лукойе – известный всем нам с детства сказочный персонаж - раскрыл над ними зонт чудесных сказочных снов, какие снятся только добрым детям. И заметьте - под Рождество.


Через месяц в иностранной прессе появилась статья некоего З.Мнишек-Бреджисловского, который  посвятил ее своей последней заграничной поездке. «Я до сих пор не решил для себя вопроса веры, - писал автор, - но наверняка знаю,  что такое бессмертие души. Там, в заснеженной ямальской тундре меня осенил божественный лик Девы Марии, и я услышал душу Шуберта, который посвятил ей эту песнь, в ледяном мерцании северного сияния увидел я печальные лица безвинно загубленных в лагерях, а также тех, кто строил на голом месте в 50-градусные морозы города и дороги; слышал душу Шопена, и голоса итальянских певцов, который пели про счастье… Я верю, что души бессмерты! Их можно увидеть, услышать. Их надо помнить… Их надо уважать!..»

Ну вот, сказка подходит к концу. Пора заканчивать и тот анекдот, с которого и началась эта история. Знаете, что в ней самое смешное?  То, что никто никуда не опоздал. А знаете почему? Потому что погода была такая нелетная, что вылеты всех самолетов задержали, а те пилоты, которых непогода застала в пути, долго потом рассказывали байку о том, как видели в ночной полумгле неопознанный летаюший объект в виде бабы на метле. У Солохи висела сума через плечо, вышитая бисером и разноцветными каменьями, в которую она складывала ворованные с неба звезды. Ведьма наворовала их так много, что небо померкло…
Хотите верьте, хотите нет, но под Рождество и не такое случается…


Рецензии
Понравилась сказка, и концовка классная, а вот серединка, на мой взгляд, чуток затянута. Тем не менее - зелёная! И с наступающим Вас, Галина!

Владимир Эйснер   24.12.2011 08:56     Заявить о нарушении
Спасибо! Вам тоже всего новогоднего!

Галина Лоскутова 2   24.12.2011 20:19   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.